Четырёхглазый

Настоящие вещи всегда так некстати

И так постоянны — не раз и не два...

Fleur — Голос

***

Fleur — Голос

Стоит прийти новенькому — бессонница шагает следом и садится у изголовья футона, треплет по волосам, как старого друга, и заставляет напряжённо вслушиваться в наступившую тишину среди ночи. Сколько раз уже так случалось: на службе с зелёными юнцами, с кучей нервных клиентов, с Эдогавой, вскидывавшимся на его же утренней медитации при задержках дыхания, с Йосано, каждую ночь смотревшую в лица тех, кого она решила не спасать, потому что дальше точно будет хуже, с Катаем, вздрагивавшим от хохота в переулках. Доппо — долгожданная пауза и одновременно роковая оплошность, впрочем, все выжили и ладно. Пропал месяц тренировок: страшно было, что раны на рёбрах у мальчишки разойдутся или загноятся. Акико заглянула тогда на огонёк, оставила совсем новенькие — на них двенадцать страз и три бусины на ремешке, чтобы щиколотка казалась ещё тоньше и изящнее — туфли, подтянула подушку, шлёпнула на бедро, сверху умостила голову, чтобы не совсем фамильярно, и растеклась по-кошачьи рядом, как делала всегда, когда не хотела сидеть одна с очередным тяжёлым знанием об этом мире, с трудом объяснимом в медицинских терминах. — Вы ведь слышали, кто ко мне приходил ночью, да, Фукудзава-сан? — заурчала, зашелестела, запела старым сямисэном Йосано. Она — гремучая смесь острых лезвий, звенящих струн души и какой-то жутковатой надежды на лучшее. Примем к сведению и оставим так, как есть. Эта одарённая не выправится до конца, но и не надо: именно отверстия в корпусах музыкальных инструментов и выемки нужной формы помогают им обрести голоса. — И Вы-то уж наверняка понимаете, что мне пришлось сделать. Нам повезло, что Куникида-кун предельно прагматичен и достаточно адекватен, чтобы не отдавать свою жизнь просто так. Повезло вдвойне, что Мори-сан не узнал о нём раньше нас: блокнот бы позволил создавать бесконечно много оружия из бумаги или обносить ювелирные, копируя драгоценности. При желании и должной практике из одной страницы можно материализовать целую стопку таких же, не превышающих её по размеру. — Будь я уверен, что произойдёт нечто иное, вмешался бы, — Юкичи прикрыл глаза, осторожно снял заколку с волос, закрепил на воротник девушки и заскользил пальцами по голове, растрепал гладко уложенные пряди. Волосы — лёгкие, нежные, воздушные — контрастировали с его местами потёртыми и смозоленными кистями. Каждый раз приходилось осторожничать, чтобы не запутаться и не дёрнуть ненароком, хоть госпожа доктор давно не та изломанная девчушка. — И всё же Вы расстроены, — врач прищурилась, посмотрела снизу вверх, поменяла положение: скатилась и подушкой, и головой в ложбинку между сжатыми бёдрами. Так обычно устраивался Рампо, снимал очки и выжидал ласку, потому что голова того и гляди треснет от собранных сведений, надо как-то успокоиться и всё рассортировать. «Пробковая доска во всю стену с несколькими картами, размеченными разноцветными булавками и яркой пряжей, не спасала его в последние дни. Гений, как одержимый, перерывал архивы и сводил с ума окрестных газетчиков, пытаясь уловить звон. Танеда-сан посмеивался, а потом хмурил брови, понимая: однажды дойдёт. Правда, чего ради и до какой конкретно точки? Ни одного нового дела, достаточно интересного, чтобы развлечь Эдогаву, не приносили, а сам он не делился ничем. Непорядок». — Скорее раздосадован. Если это станет... Хобби, — воин постарался подобрать более мягкую формулировку, — проблем не оберёшься. Один из моих сослуживцев, известный лет десять назад синхронный переводчик, так буквально уничтожил себя: понял, что легче становится, когда добавляешь, и не смог остановиться. Не спасли. Инфекция и кровопотеря. — Никогда не захочет больше, я сделала всё в лучшем виде, — Акико улыбнулась ни разу не счастливо и не довольно, — и теперь не против забыться. С моего стола не встали четырнадцать человек, я сама довела их до этого, не применив способность в нужный момент. Я не собираюсь пополнять этот список, но, если кохай обезумеет, простите меня, Фукудзава-сан: я собираюсь спасать только тех, у кого есть, что спасать, в голове. Без этого я бессильна что-либо исправить, особенно — одарённого с впечатляющим запасом ножей, пистолетов и гранат, не только световых и шумовых, которые могут быть направлены против моих коллег.

***

С тех пор немногое изменилось: доктор вытянулась, похорошела, стала чаще смотреть на красивые вещи, если отправлялась за покупками, но всё так же приходила к нему, ложилась на циновку и опускала голову на колени, чтобы обрести потерянное равновесие. — Когда Вы пойдёте к Дазаю? — посмотрела снизу вверх, точно выстрелила. Врачи иначе воспринимают боль, это правда. Пройдя огонь, воду и медные трубы, Йосано вела за собой эту леди, ежедневно напитывала её силой, проговаривая на сон грядущий четырнадцать имён, и стабильно заносила тесак над пациентами без лишних сантиментов: им действительно потом станет легче. Себя она тоже включала в этот список, но обычно не доводила до такого состояния. — Сегодня. Судя по тому, что он едва не падает, но не говорит ни о чём, а Танеда-сан, если верить Рампо, часто заказывал сильно действующие успокоительные, выбора нет. Хотелось бы обойтись без грубой силы, но не получится. Четыре месяца на адаптацию — довольно долгий срок, но прогресса нет, я бы сказал, практически никакого. При полном отсутствии действительно агрессивных факторов внутри Агентства, с учётом того отравления... Работа на Правительство в течение двух лет была более напряжённой, чем здесь, но Дазай не справляется. Если я продолжу сохранять нейтралитет, готовься ловить его. — Уже. Давненько наш лазарет не был настолько оснащён. Я, конечно, убедила всех убрать режущие и колющие предметы со столов в ящики, закрывающиеся на ключ, но... Готова спорить на все свои туфли разом, что Танеда-сан послал к нам бывшего убийцу из Порта, рангом не ниже санро-кай*, если не оябун*. Я в разговоре, в шутку, предположила, что он из стоматологов, а Дазай так усмехнулся... Он точно из элиты, наверняка занимался пытками, да и бинты наводят на размышления, не правда ли? — Думаешь, в татуировках весь? — мечник ласково заскользил подушечками пальцев по лбу устроившейся на коленях Йосано. — Никогда не была ни в чём уверена больше. Кровь позволил набирать только из вены на стопе, на ладони было бы проще, но он явно не хотел, — дочь Акико зажмурилась, улыбнулась как-то менее остро. — Бинты опускаются до щиколоток, а двигается наш новичок быстро-быстро, явно без проблем. Люди с ожогами или серьёзными травмами в прошлом не ведут себя так. А что Вы заметили? — Привычку смотреть. Я имел дело с Мафией по воле судьбы. Безмятежное спокойствие на лице в сочетании с лихорадочно горящими глазами для меня — подпись. — У Вас глаза горят тоже. Не только это, верно? Ещё что-нибудь? Мы оба никогда не обгоним Рампо в этом смысле, но не верю, что выдал лишь взгляд. — Досье, протекция Танеды-сана, отсутствие послужного списка в открытых источниках, пустота на месте учёбы или работы, вычеркнутое личное в неформальном общении... Пожалуй, пара других примет. — Фукудзава-сан, мне с ним справляться, если что, причём, желательно, без способности. Я обязана знать, что могу, а что — нет. Не смотрите так. Ладно, мне любопытно, я одна заметила его отношение к чужим касаниям? — В смысле? — Юкичи прищурился, пальцы его массировали виски расслабленной женщины. — Дазай не любит, чтобы его трогали. Сам стабильно задевает других, но даже своим... Кхм... Потенциальным партнёршам по суициду не даёт себя обнять, погладить, про поцелуи — молчу. Страна у нас, конечно, консервативная, но член мафиозного клана... Они более раскованные, свободные, плевали на правила красивых ухаживаний, правда, не этот. Единственное исключение — напарник, но тот его обычно ловит за прикрытые одеждой или бинтами участки, потому проверить, всегда ли так, не могу: голой кожи мало, прикосновения к ней должны происходить редко и в довольно деликатных ситуациях, — врач зажмурилась. — Верно. Внимание предпочитает получать в словесной форме, причём... Через некоторые промежутки времени. Чем хуже высыпается, тем больше раздражает напарника. Частота их ругани и примирений возрастает с сокращением продолжительности сна. Интересно, не задумывался об этом, — воин мысленно что-то прикинул. — Именно. И... Скажите, Вы завели того рыжего мурлыку, жившего через улицу, в офисе? — Нет, я пристроил его в хорошие руки. Забрали родители какой-то девочки на третьи сутки после подачи объявления. Ветеринары хвалили кота, ведь им толком не досталось, а вот моя накидка пострадала от когтей, но это мелочи. Его назвали, на американский манер, Гарфилдом. Удачнее было бы взять кличку «Кин»* или «Джун»*. — Уже пятый хвостатый с Нового года обрёл семью. Я была уверена, что Вы его прячете в кабинете, иначе зачем экс-мафиози бродить за Вами? — Кажется, не понимает, как именно действует сила. Она довольно невзрачная. — Значит, он — как Вы. Из контролирующих других одарённых или воздействующих на эсперов. Жаль, я надеялась, к нам прибыла «Белая Тень» Огая Мори собственной персоной. Крепкий боевик не помешал бы Агентству: стычек всегда хватает, а Куникиду порой деморализуют обстоятельства. — Она никогда не придёт. Мертва года два как, — мечник, видевший главную городскую легенду в действии, старался вытравить из головы образ непримечательного рыжего мужчины на фотографии, предоставленной Танедой, и это почти получилось. Незнакомец пугал: профи ни мешок на лице, ни связанные руки не остановили, когда пришлось убить нанимателя, да ещё и бегал тот киллер будь здоров. — Откуда такая уверенность? И потом... Странное прозвище для убийцы. Уроженец Хиросимы или Нагасаки? — Йосано повернулась на бок, давая пальцам взъерошить затылок. — Выходец из хибакуся* на службе у Порта? — Нет, но отсылка верная. Просто там, где всё когда-то вспыхнуло от взрывов, от объектов, стоявших на пути излучения, оставались невыжженные силуэты. Всё, что описывали немногие свидетели — его пиджак и оружие, и то с трудом. От внешности ничего не запоминалось, точно выгорало. Во всех рапортах ориентировка такая: высокий, в светлой верхней одежде, вооружен двумя пистолетами. И ничего. Ни марки оружия, ни особых примет, ни лица. Кроме того, он будто знал, что случится дальше, потому потрясающе вовремя уносил ноги и не появлялся толком нигде, камеры расстреливал сразу из утраченных полицией пистолетов, если они были. Отсюда и прозвище. — Добавить возможность двигаться сквозь стены — и получится привидение какое-то, — одарённая усмехнулась. — Вы так и не уточнили подробности его гибели. Если допустить, что это был эспер, разве не мог схорониться где-нибудь? — Не мог. Я позвал тогда в бар одного старого знакомого, а тот не пришёл. И так продолжалось неделю, — мечник вспомнил совершенно трезвого Мори, явившегося выпить в восемь утра в следующий понедельник после назначенного и уснувшего на барной стойке ещё до появления заказа. Бармен тогда странно таращился на них, а ему самому, ругнувшись, пришлось унести тощего соперника подальше, только вместо койки в лазарете уложить на диванчик за ширмой, вместо больничной простыни задействовать накидку с собственных плеч. Резкость медикаментов сменил лёгкий горьковатый флёр краски, ацетона и пыли, исходивший от чёрных гладких волос. Огай оставался зол из-за Йосано, но идти ему было больше не к кому: шумиха поднялась в главном офисе, где, по слухам, случилась резня. Погибли, как понял Юкичи, трое шестёрок, кого-то увезли в больницу. Семь дней пришлось урезонивать вставшие на дыбы окрестные группировки и выводить своих из-под удара. Окупились ли старания, Серебряный Волк не знал до тех пор, пока Куникида не завалился в офис со сквозной раной. Телефон на полке звякнул: пришло СМС. На его коленях девушка сразу подобралась, стекла с подушкой ниже, на пол. — Кажется, я лезу не в своё дело. Танеда-сан предпочитает личные встречи и звонки, наши ждут начала рабочего дня, мы с Рампо заходим. Даже не буду спорить: Вам точно написал этот самый «друг». Догадываюсь, кто это, но, поскольку не остановлю Вас и не исправлю, советую быть настороже. Умеет быть непредсказуемым, поверьте, — Йосано глянула серьёзнее. — Дайте мне ещё минуту, и я пойду. Если всё будет плохо, у меня есть пара ампул жёсткого успокоительного для нашего врага Вашего друга. — Прибереги их пока. Мне понадобится твоя неформальная помощь, Акико. — Какого рода? — доктор села на циновку, выскользнула из-под ладоней, чтобы не пропустить мимо ушей ничего. Президент практически никогда не просил о подобном. — Навести знакомых, оставшихся с учёбы, и пару следователей. Мне нужно, чтобы ты взяла «Полное руководство по самоубийству»*, стоящее вон там, на нижней полке, прочитала его и дала каждому из способов оценку по уровню болезненности в красках, а также привела описание травм выживших. Будут фотографии — идеально. Вырежи и вклей после каждой главы. Словом, отредактируй книгу, как тот, кто намного лучше её автора смыслит в медицине. Если что-то выдерешь и припишешь своё, выйдет прекрасно, особенно про тех, у кого не получилось и чем это кончилось. Там есть такие разделы, но, судя по вышедшим опровержениям, они не работают в качестве тормозов. — Снова доказываете от противного? Доппо не скоро ещё забудет шоковую терапию. Ни разу не видела, чтобы он сбегал раньше Дазая, не заполнив отчёты. Сколько у меня времени? — Йосано собралась окончательно. — Иногда забывать о делах полезно, — старший прикрыл глаза. — Оптимально — неделя, но здорово, если ты справишься быстрее. Скажу по секрету: исторически наш гость пережил сеанс до него. Парадоксально, но пациент скорее хочет жить, чем нет, правда, пока не понял, как именно и зачем. Поскольку твой принцип — спасать тех, у кого ещё осталось хотя бы немного адекватности, Дазай попадает в категорию излечимых. — Тесаком на него, конечно, не помашешь, но я бы хотела рассечь бинты на спине при случае. Предпочитаю известных соперников, как и Вы, без эмоционального покера, — Акико кивнула, благодаря, пригладила пряди и вернула заколку на место. — Думаю, к завтрашнему вечеру разберусь с этой... Гадостью в безвкусной красной обложке с распахнутым гробом. Я уже кое-кого отговаривала пару лет назад из младшего персонала, так что материалы есть. Вот и займусь. — Чудесно, хоть и при таких печальных обстоятельствах. Спасибо, — воин с гордостью посмотрел на неё. «Выросла девчонка». — Бинты не трогать. Захочет — покажет сам. Весь смысл в этом. — Выбираете путь ненасилия, Фукудзава-сан? Буддизм и всё в этом духе? Это не про Мафию. — Скорее убираю излишек силы там, где он не нужен. Дазаю пора понять, как именно работает Агентство, даже если это чуждая для него система, и хотя бы попытаться взаимодействовать с другими иначе. — Вы в курсе, что наш гений оплатил долги части сотрудников в кафе? — Да. Он также внёс задаток на ближайшие три месяца, чтобы новичка время от времени кормили, но ничего сладкого или содержащего кофе: либо чашка супа, либо второе блюдо. — Почти как меня когда-то. Кто тогда готовил, я так и не спросила? Вы оба спали через раз и работали, как проклятые, но не жаловались, кроме дня, когда Эдогава свалился на месте преступления, а Вы порвали соседние отделения полиции. И то наш сыщик улыбался, прямо в больнице, с койки. Я его чуть не прибила, ревела в итоге и сама заваривала чай. Отвратительный горький чай, который Вы пили, ничего не замечая. — Оба посменно, но Рампо — чаще, я больше дежурил по ночам. Если хочет, он может быть потрясающе самостоятельным и взрослым в определенных пределах, но стоит мне попытаться похвалить его за это прилюдно, никто не верит, — улыбнулся мечник. — Я верю. Пожалуй, принесу ему что-нибудь вкусное. Давно так не делала, — врач улыбнулась в ответ немного неловко и колко. — Акико? — окликнул Юкичи уже подошедшую к порогу девушку. — Да? — дочь эспер повернулась, обратилась в слух. — Заваришь что-нибудь для меня ещё раз? Ничего не пил вкуснее, — мужчина прищурился. Акико прыснула и скрылась за дверью, там — утёрла глаза. Время проходит, прошлое выгорает, но пока те, кто её любит, здесь, надо продолжать, сколько бы теней ни стояло за спиной.

***

Three Days Grace — I Am Machine

Фукудзава Юкичи получил своё прозвище неспроста. Он был довольно крепок, как для японца, с самого начала карьеры отличался отменной реакцией среди равных по силе и выигрывал, потому что быстро соображал и оставался удивительно стабилен нервами. Как большинство альф, он защищал вверенных ему в подчинение людей и клиентов — слабую часть стаи — нередко спасал их из практически безвыходных положений даже за счёт своей шкуры. Его уважали за это и слегка побаивались. Именно на работе способность дала о себе знать. Мечник просто однажды ощутил в себе нечто сродни искрам и направил их на задурившего сослуживца, вовсю размахивавшего катаной и выпускавшего силу не по делу. Свечение охватило буяна и мгновенно погасило зарево кругом. Так позднее случалось не раз: воин смог предчувствовать чужие взрывы и аккуратно балансировать их в ту секунду, когда всё выходило из-под контроля, или за пару мгновений до неё. Как оказалось, была и обратная возможность: повышать эффективность сильных атак подчинённых благодаря стабилизации. Он, долгое время осваивавший меч, немало провёл в поисках внутренней тишины и, когда энергия внутри вскипела, взялся за решение трёх задач: первая — определение пределов балансировки, вторая — придание способности подходящей формы, третья, самая сложная, заключалась в сочетании первой и второй. Проблемы начались сразу, потому что пределы определялись формой. Парашют с запозданием загасил того же нервного эспера на месяц так хорошо, что одарённого вызвали на ковёр к начальству. Шарф едва не придушил другого коллегу, а способность его не остановил, шпоры не помогли затормозить одного агрессивного рядового, (пришлось заняться прикладной педагогикой: за руку — и об пол). Шибари затянуло намертво какого-то грубияна: пока в другой отряд не перевели, не отпускало, как бы он ни старался вырваться и как бы Юкичи ни пытался успокоиться. Ладно, до Танеды-сана дошло, в чём дело, все посмеялись и забыли, а так бы уволили. Не всегда применение силы заканчивалось плохо: однажды в поединке ему удалось стабилизировать пламя какого-то китайца настолько удачно, что образовавшийся взрыв практически не задел гражданских. Искры воссоздали стандартное длинное пальто, никто серьёзно не пострадал, соседнее консульство стало предлагать визу на континент, и всё же... Что-то ощущалось неправильным. Слишком грубо шёл процесс, не хватало гармоничности. Огонь прорывался, хоть и затухал в воздухе: тот эспер спалил подчистую его отращенную с трудом косичку — остатки пришлось безжалостно срезать ножницами у самой кожи на затылке. В поисках решения Фукудзава, тогда и тридцати не достигший, ушёл в музей разгрузить голову и там увидел её. На выставке была представлена головокружительно красивая куртка в запрещённых* для простых людей цветах: сумаховая, с бледно-зелёной цветочной вышивкой по краю и крупными красными тюльпанами на груди. Безделушку даже не донесли до Императора: цветастой была, скорее всего, даже безвкусной, так и оказалась под стеклом витрины. Удивительно, но традиционная одежда до этого не приходила на ум. Спустя неделю медитации и два строгих выговора от высокого начальства за избыток работы со своими же подчинёнными и разгромленную парковую скамейку, картина наконец-то сложилась: способность опускалась на плечи любого из его людей хаори с длинными жгутами, начинавшимися на уровне груди и заканчивавшимися у коленей пушистыми кистями. Мягкая тёплая подкладка аккумулировала энергию, нити сквозной прошивки перенаправляли импульсы, верхний слой, холодный и прочный, либо рассеивал накопленное, либо распределял так, чтобы дальнейший удар был более ровным и точным. Армированные гибкие шнуры работали в качестве противоположно заряженного предохранителя: в случае избыточного воздействия они сковывали источник и компенсировали внутренний слой до нуля. Ни боли, ни ран: вывод осуществлялся по нитям на плащовку, не задевая человека. Если требовалось, достаточно было расширить одежду до кимоно и так остудить пыл даже самого неуравновешенного. Как-то так неожиданно вокруг Фукудзавы все люди оказались равны за счёт аккуратно воссозданного из искр гибрида смирительной рубашки и батарейки. Сделало ли открытие счастливым владельца? Нет. Жизнь мечника превратилась в проходной двор: кадровый состав группы меняли, стоило сколотить команду и обучить кохаев пользоваться своими талантами так, чтобы не приходилось лишний раз трогать шнуры и переключать полярность. Армия обзавелась примерно пятьюдесятью новыми солдатами со сверхспособностями ценой его нервов и местами покрывшейся шрамами кожи. Позднее пришлось уйти на вольные хлеба по собственному желанию: чиновникам не нравился тот, кто мог помешать осуществлению их замыслов несвоевременной блокировкой даров, и они стали набивать его расписание до предела. Юкичи невольно женился — бессонница пришла и отказалась отпускать его, вот и всё. Незадолго до этого воин решил опробовать изобретение на себе и, примерив накидку под свою родную, вдруг начал слышать и видеть чужие силы, как есть. Первое время было крайне дискомфортно: резкие звуки отвлекали от работы, неуместные картинки осложняли общение с эсперами. Способности очень точно соответствовали не только характеру, но и эмоциональному состоянию носителей: бесновались от гнева, завывали от боли, сжимались от страха, оплетали их любимых и светились от счастья. Невозможно было ни скрыть, ни удержать таланты, и другие люди становились прозрачными, как стекло, но не он сам. Любопытство победило однажды. Страшнее всего оказалось ночью посмотреть в зеркало и увидеть в отражении свет закольцованной в выгоревшей радужке молнии, сероватую туманную синь накидки и услышать тихий треск серебристых искр в волосах, когда нечто внутри ощутило присутствие своего же солдата в коридоре. Тянувшиеся от запястий звенящие провода моментально вздрогнули и заставили кисточки вдалеке вспыхнуть, указывая направление. Верить, что ты буквально машина, коей его, несомненно, воображали бюрократы, одно дело, а вот действительно найти в себе её — другое. Он отшатнулся тогда от стекла и отвёл очередного мальчишку спать, а сам просидел до рассвета, бестолково стараясь не думать об обмотанных кабелями руках. Если там, под рёбрами, вольтовой дугой полыхало электричество, то он сам мог сгореть, и с таким безумным графиком это должно было произойти очень быстро. «Похоже, кто-то более одарённый догадался о природе силы внутри и сделал многое, чтобы я не мог использовать все грани способности вольно — запер меня в колесе тренировочных полигонов и заставил крутить до падения без чувств», — эта роковая мысль положила конец карьере при Правительстве. Воин сначала выбил допуск на работу в одиночку, совершил немало миссий, а потом ушёл совсем, чувствуя всеобщее раздражение: бюрократическая машина лязгала челюстями и не могла дотянуться до него больше. Танеда-сан, наверное, единственный улыбнулся и помог убраться подальше от армии. Его начали за глаза называть «Серебряным Волком» в то неспокойное время. Уважительно — вчерашние птенцы, зло — чиновники. Кличка села, как влитая.

***

Three Days Grace — Expectations

Фукудзаве было немножко за тридцать, всё вроде бы устроилось лучшим образом. Он продолжал ходить в наёмниках, но... Существовала одна неловкая деталь. Его коллеги и клиенты обычно возвращались куда-то к кому-то. После работы шли домой, в курилках делились сплетнями, показывали умильные фото ребятишек, жён и питомцев, ставили его в неудобное положение вопросом о том, как там на личном. Что им можно было сказать, если Юкичи оставался женат на бессоннице, частично порезан, одарён небоевой способностью и не замечен в скандалах вопреки постепенному отдалению от Правительства? Он периодически кормил окрестных котов, пристраивал их в хорошие руки, много читал, оттачивал искусство боя и был беспросветно одинок. Напряжённый график пожрал его юность, искусство владения мечом и не только им охладило ум, долгая работа с неуравновешенными эсперами вынудила сдерживать эмоции. Женщины смотрели на него с интересом очень редко и, едва почувствовав ответный взгляд, отворачивались: пугали как выражение лица, так и некоторая потрёпанность, похоже, несмотря на хорошее воспитание и наличие чувства такта. «Простите, Вы, наверное, чудесный человек, но у Вас такая работа, где Вас могут убить. Как создавать семью с мужем, которого в любой момент не станет?» — сказала практичная разведённая японка лет тридцати, работавшая в штабе Танеды-сана секретарём. Медитация в парке возле прежнего рабочего места в обеденное время — невиданная ранее роскошь — многое объяснила. Дамы, вышедшие перекусить с подругами, перемывали кости окрестным мужчинам, ему — в том числе. Особенно запомнился следующий диалог. — Ты видела этого Фукудзаву? Корчит из себя Ками весть что, морда — кирпичом, глаза стылые, что у покойника. — Видела. Грёбаный вампир из «Другого мира»: быстрый, бесшумный, эффективный. — А ведь точно! Робот-пылесос на службе у государства, ей-Богу. — Ладно хоть не... Ну, ты понимаешь. Уверена, там у него... До колена. — Наверняка что-то с генами. Даже сорока нет, а уже седой, как лунь. Помрёт от сердца, зуб даю. — Может, из... Этих? Кровь Хиросимы? Урод? — Вроде нет, но родни в личном деле нет — умерли по естественным причинам. Живёт на работе. Кому угодно ждать надоест его оттуда, девочки. — А может, как хирург, потому и один? Ну, в смысле, всё время же с мечом, а тут дом, дети... Не повезёт его женушке: прирежет на нервах и всё. У Кимико-чан муж частенько психует, если операций не ставят. — Так он от отсутствия работы, а у этого, если он существует без истерик, до чёртиков врагов и, что важно, не указано ничего особенно ценного среди недвижимости, личного транспорта нет. Получается, хочешь себе жениха поприличнее — рискуешь остаться не только без штанов, но и без головы. Так себе перспектива. Япония — дорогая страна, а с таким спутником она станет несоразмерно дорогой. Было не то что противно. Ладно, было. И обидно просто до красноты на щеках. «В юности так за проваленные операции не позорили». Спасло одно: недостойным показалось выйти из приглянувшегося уголка в кустах и пояснить, как всё обстоит на самом деле. Его обсуждали ради обсуждения, разнося беспощадно и незаслуженно, как всех остальных мужей. Не было смысла сопротивляться: покажешься — и слухов станет ещё больше. Самооценку, обычно адекватную, укололо: не считая слов про генетику и домашнюю тиранию, сплетницы были правы. Для медитаций пришлось поискать другое уединённое место: узнавать о себе новое не хотелось. Правильно написал Шекспир: «О женщины, вам имя — вероломство!»

***

Florence + The Machine — Heartlines

Рампо, а за ним Йосано, свалились на его голову невероятно вовремя. Ночная атака и гонка вслед за ней, конечно, были ужасны, но позднее, засыпая около тонконогих фигур на самом краю сложенных в общую постель футонов и практически сползая на пол, Юкичи ощутил себя спокойно и не одиноко впервые за маленькую бесконечность. Через пару недель они со старшим из подопечных компании по размышлении зрелом отложили значительную часть личных накоплений мечника на юридическое образование для Эдогавы и один из престижных медицинских вузов для Йосано. Сколько-то добавили сверху для учёбы в специальных школах, где не было чересчур жёстких рамок формы и прочей раздражающей атрибутики. Следующая пара лет пронеслась мимо: Юкичи мало спал ночью и работал днём, Рампо старался тоже изо всех сил, брал на себя готовку и частично уборку, но его пришлось ограничивать, когда всё кончилось плохо. Йосано, отойдя от шока, подхватывала домашние дела, помогала мечнику подлечивать старые раны и пыталась разминать спину, чтобы лучше спалось. С гением они караулили друг друга вечерами: если становилось невыносимо, один читал вслух, а второй отдыхал, потом они менялись, пока сам Серебряный Волк не рычал и не брался за книгу, глядя на измотанных подростков. Далее прошли с разницей в год экзамены, поступление, возня с учебниками — у них, с оснащением будущего Агентства, бумагами и подбором сотрудников — у него, но суета стоила каждой потраченной нервной клетки. В жизни воина появилось место, куда стоило возвращаться, и люди, за которых необходимо было бороться. Волчата радовали. Рампо решил закончить с университетом поскорее: за полтора года, уничтожая тонны сахара и кофе, закрыл вообще всё и честно получил диплом сильно раньше сокурсников, капитально опередив программу. Сдал на права, а потом вышел на работу в полноценном режиме, не делая остановок даже летом. Эдогава снова взялся за готовку и делал страшные глаза Фукудзаве всякий раз, когда тот пробовал похвалить его за это при знакомых. Приоритетом однозначно стали крепкие нервы девушки: если сестра могла спокойно разбираться со своими проблемами, не имело значения, что мобильный гения трезвонил постоянно, напоминая ему о сотне мелочей, которые предполагало ведение домашнего хозяйства. Йосано ввиду особых обстоятельств справилась за четыре года вместо шести или восьми: ей нужно было наработать часы практики и усвоить небольшие поправки на теорию, с прежним-то багажом. Ректор покрутил пальцем у виска, глядя на одарённую, но со скрипом согласился почаще пускать в морг, не мучить дополнительными дисциплинами, переставлять экзамены в индивидуальном порядке по согласованию с преподавателями. Позволил мечнику самому договориться с ближайшей больницей, в частности — с главврачом в нейрохирургии, чтобы практика проходила с пользой, оформить кучу бумаг, обить пороги десятка инстанций, где силой авторитета, где кучей знакомств прорваться и оттяпать право на образование для Акико. Если бы его задумка с частным детективным агентством провалилась, оба его подопечных остались на плаву вполне легально, но, на самом деле, идея была значимой: неодарённый Эдогава и травмированная Йосано одинаково нуждались в дружественной организации, где могли жить свободно, без давления Правительства и угроз Мафии.

***

В конечном счёте они выдержали всё. Общая фотография семейства с полученными корочками стоит на почётном месте в скромной спальне мечника и на его столе в офисе. В рамке — он сам и повзрослевшие распушившиеся волчата, сакура на заднем плане, нарядная одежда, стаканчики кофе, смех. Все устали, но шли к этой идиллической нормальности безмерно долго. В их с Йосано мешках под глазами можно запасать рис на пару грядущих зим, у Эдогавы пальцы в пластырях с кошечками — пока овощи резал на суп, отвлекался Ками знает сколько раз. Да, не так, как у прочих. Да, получил на руки двух потрёпанных жизнью детей. Да, без жены, но сумел поднять их на ноги и даже смог открыть свою фирму с опозданием лет в десять-пятнадцать. А кровь... С той поездки, если не раньше, кровь у них общая.

***

Молодость нагнала его с прибытием двух новеньких, один из которых — ничего ж себе — на психе создал оружие практически из воздуха, расстрелял угрозу почти в упор и так испугался результата, что захлопнулся без накидки намертво, хотя всё обошлось. К счастью, парень попался адекватный — вполне поддавался тренировкам. За два года в цикле «Работа-дом-мат-на-чердаке-или-куда-ещё-наставник-прикажет» не только вернулся в рабочий режим, но и изловчился вызывать себе на помощь десятки предметов, включая как минимум пять различных пистолетов. Пользоваться, конечно, ими не любил, но вроде держался и писал заметки, пытаясь порядком на страницах укротить хаос кругом. «Не получится, Куникида-кун. Жизнь слишком большая, чтобы вместиться в маленькую записную книжку. Только поймёшь ты это, когда впервые столкнёшься с тем, что выходит за рамки всего, к чему привык», — думал Фукудзава-сан и не лез. Некоторые вещи нельзя передать научением, можно только прожить их. Катай был скромнее и тише. Он практически постоянно обитал под одеялом, и то, что однажды ушёл туда насовсем и отстранился от непосредственной работы, казалось скорее логичным продолжением его истории, нежели трагическим финалом. Тем более, Таяма рисковал здоровьем и жизнью редко, и, может, так действительно было лучше для него. Куникида явно вздохнул с облегчением, узнав, что друг больше не в офисе: нападения на здание случались. Все сведения о жилье эспера засекретило Правительство после одной небольшой и сравнительно безопасной заварушки, когда одарённые обезвредили террориста в аэропорту, а парень дистанционно курировал операцию за счёт огромного количества камер в здании. Разразившийся тогда скандал прошёл мимо него, сколько-то шишек посыпалось на оперативников ВДА и местную полицию, но эту историю быстро забыли. Не всем бегать с мечом наголо. Впрочем, так даже правильнее: координаторы, обеспечивающие гладкое выполнение заданий, важны, и, что неприятно, их всегда не хватает. Иметь одного в запасе — предусмотрительность, не более.

***

Lewis Del Mar — Loud(y)

Когда он шёл к Танеде-сану в коридор чайной, заметил свечение, исходившее из-под двери. Подобравшись поближе, Юкичи осторожно заглянул в щель между створками. На диванчике около руководителя Особого отдела по делам одарённых Министерства внутренних дел, поджав длинные ноги и обняв их перебинтованными предплечьями, устроилась Луна. Кратеры подёрнутых туманом глаз смутно блестели из-под тёмной пушистой чёлки, а сияние, колебавшееся, похоже, с дыханием, то ширилось, то опадало танцующим зеленовато-белым пламенем вокруг открытых участков кожи. Этот точно видел и распознавал чужие силы лучше, чем они оба, и, с высокой вероятностью, мог воздействовать на других крайне интенсивно, раз то, что у более старшего коллеги занимало межбровье, вытянувшись белым третьим глазом вверх к лысой макушке, а у него плясало в радужках, у юноши растекалось по всему телу. Юкичи вздохнул и распустил свою накидку, утратив и зрение, и слух перед тем, как войти. Он должен был сохранить свои секреты хотя бы на какое-то время: неизвестно, на кого ещё работал новичок. — Знакомьтесь, это — Дазай Осаму. Очень хочет к Вам, способность «Исповедь неполноценного человека» позволяет ему нивелировать любые другие одним касанием. — Для меня это большая честь, Фукудзава-сан! — идеально застывшая фигурка внезапно пришла в движение: лицо треснуло от улыбки, чёрные дыры засияли, руки интенсивно закачались, весь корпус вздрогнул и подался навстречу. — Доброго вечера, Танеда-сан. Рад познакомиться, Дазай-кун. Потребуется несколько дней, чтобы устроить тебя в качестве стажёра к нам и решить жилищный вопрос, который вынесли на повестку ранее. Мы, конечно, не столь обеспечены, как твои прежние наниматели, — тут Луна хихикнула, — но постараемся что-нибудь сообразить. Огай расхаживает по комнате, цедит кофе из пластикового стаканчика и ругает кого-то по прижатому к плечу телефону, экспрессивно размахивая свободной рукой. Само движение, но одновременно — покой, ведь два скальпеля всегда смиренно ждут сорвиголову. В рабочее время линии плеч и спины жёсткие, лицо предельно мягкое, кисти лёгкие и безобидные только внешне. Узнать о том, что разозлил, никто не успевает: лезвие возникает чересчур быстро и строго по плану. Элис, скрипящая суставными шарнирами, хрустит печеньем в углу, глядя на глупого-глупого Ринтаро, распланировавшего, как прогнуть весь этот чёртов город под себя. Один в один Мори, только без оружия, потому и горел спичкой: всегда был настороже. «Ками, мне притащили причину не состоявшейся два года назад попойки. Танеда-сан, во что же Вы меня втравите?» Работал будущий детектив всего-навсего лично на нескольких крупных правительственных чиновников, прячась за толстенными стенами среди мониторов где-то и временами выбираясь в бары под охраной. Как оказалось, хотел попасть к ним, в Агентство, но перед этим должен был затаиться и на что-то жить, чтобы его репутацию обелили сотни офисных клерков. «В разборки с Мафией. Прелестно. Снова мне исправлять ошибки Огая». За двадцать с лишним месяцев Дазая Осаму толком никто не видел, кроме окрестных барменов — мечник обошёл около тридцати заведений, чтобы убедиться лично. Работники описывали его нехотя и откровенно побаивались чего-то: похоже, Танеда-сан нажал авторитетом. Или же... «Сотрудников заведений страшил не политик, заглядывавший раз в пятилетку, а пропавший и нарисовавшийся опять завсегдатай — член Исполкома, не ниже. Вот откуда шумиха: у Мори сбежал преемник, за этим последовала резня — обалдел кто-то из его сторонников. Полноценную войну между другими группировками удалось предотвратить за неделю. Остаётся открытым вопрос, почему у ненавидевшего промахи босса, старавшегося учесть всё и всех, вышел из сферы его влияния один из самых близких подчинённых. Король ночной Йокогамы капитально просчитался, но где конкретно?»

***

Земфира — Снег идёт

Справедливости ради, для бывшего мафиози Дазай оказался неплох. От местных, конечно, за исключением Куникиды, ничего не спрячешь, но он старался быть нормальным, насколько умел: на заданиях почти не хватался за ствол, способностью не светил, в разборки не лез и вовремя сматывал удочки, чтобы лишний раз не подставляться недавним коллегам. Пережил экзамен вполне приемлемо. Эспер пил чай и раздражал остальных. Стабильно опаздывал и уходил раньше: режим новичка в изоляции сбился настолько, что утром и вечером он спал, а ночью возился с бумагами и блуждал по комнате в приступах паранойи, доводя до белого каления соседа. В офисе толком ничего не печатал: скидывал готовые документы с флэшки в виде черепа, которую, вместе с мобильным телефоном и деньгами, хранил в непромокаемом чехле под одеждой. Сторонился чаепитий в кабинете, обедов и прочих собраний: пропустил даже Новый год, исчезнув куда-то. Второго января директор наткнулся на долговязую фигуру в пальто не по погоде, когда пришёл навестить родителей: белое пламя с зеленцой сияло на другом конце кладбища как-то низко. Закончив свидание с оставшимися от яркого прошлого серыми плитами, мечник прошёл к дереву и оттуда наблюдал меланхолично раскачивавшееся у округлого камня тело, почти беззвучно беседовавшее с кем-то невидимым. Рядом на земле была пара праздничных угощений и пиала с каким-то крепким напитком. Простояв пару часов под раскрытым зонтом в снегопад, Фукудзава решил, что пора, и покинул укрытие в тот момент, когда Дазай поднялся и, опустив плечи, зашагал в сторону выхода. Нагнав его, мечник устроился рядом и прикрыл половинкой зонта, чтобы Осаму ещё больше не занесло. Тот надломленно усмехнулся, глянул как-то совсем безнадёжно и аккуратно приблизился, не рискуя вжаться плечом в плечо для удобства — пришлось сделать это самому, предварительно спросив разрешения до того, как запустить руку под локоть. Дазай посмотрел так искренне изумлённо, что Юкичи едва не уронил ношу. «Быть того не может, чтобы Исполнителя — влиятельного якудзу — не спрашивали о таких мелочах». Выходит, нет. До общежития шли вдвоём в полном молчании. Луна улыбалась рассеянно-грустно, что-то обдумывала, но так и не решилась сказать ничего, когда он кивнул и скрылся за дверями чуть раньше неё.

***

Дазай был похож на Мори больше, чем хотел. Оба привыкли работать на износ, пока не валились с ног от усталости, не говорили о проблемах и предпочитали полсотни улыбок одному нормальному диалогу. Точки над «i» не расставляли: любили многоточия, ведь после всегда могло случиться что-то интересное. У Огая выработалась странная привычка: звать выпить, а потом цедить саке, в полной смысла тишине глядя на снег за окном. Было уютно, но с годами ничего не менялось, только тени под чужими глазами становились глубже, линии скул — острее, руки — твёрже. Дорогие ткани не скрывали ни худобы, ни усталости. Рот молчал, а если и открывался, то не произносил ничего важного. Кашемировый красный шарф, подаренный за год до встречи с Йосано, босс Мафии носил в холода до сих пор. Шрам на плече, оставшийся от аккуратно зашитой им раны, всегда ныл, если у соперника что-то шло не так. Сегодня вот снова, а пару лет назад, вечером понедельника в пустом баре, горел огнём и не давал покоя всю неделю резкими короткими вспышками фантомной боли, пока то ли враг, то ли друг не открыл двери. Заходить дальше встреч на нейтральной территории было нельзя: ни Акико, ни Мафия не простят такого. Оставались только спарринги для снятия нервного напряжения и редкие столкновения в связи с проблемами. Их с Мори боевой танец над Йокогамой продолжался годами, и, если честно, завершать его не хотелось. Раскладушка на полу, около матраса, пиликнула, пока Юкичи устраивал второй футон в спальне, неподалёку от своего, заваривал травяной чай и морально готовился идти вниз, потому что внутри всё очень нехорошо натянулось, а интуиция не подводила его ни разу. В отличие от хирурга Дазай, кажется, не восстанавливался в одиночестве. Личного пространства ему бывало слишком много: эсперу незначительно полегчало, когда всё Агентство посменно стало таскать его на обеденные перерывы и пытаться не давать сидеть в одиночку. Куникида вообще не отходил от напарника в течение рабочего дня даже на десять метров после памятного падения на тротуар. Осаму раздражался, отвлекал бывшего учителя от бумаг, они орали друг на друга и, повозившись, разбегались на полчаса, чтобы начать сначала. Личные темы не поднимали, правда: вопли касались строго кабинетных аспектов и лежания на диване с наушниками. Про историю с Рокузо не вспоминали: статья не вышла, охота на оперативников прекратилась. Кто-то другой разгромил ряд издательств желтой прессы, уничтожив тираж, поднялась шумиха, журналисты потребовали открыть дело, с которым полиция обратилась к ВДА и которое они отказались расследовать всем коллективом, а вскоре появилось опровержение слухов в главной газете города. За дело всё равно не взялись, чтобы и впредь не поливали грязью. Юкичи подхватил небольшой фонарь, проволоку с комода, скрыл их в рукаве и напоследок осмотрелся. Рыжеватые карпы на свитках на стенах мерно плыли восвояси. Книги сгрудились на полке. Мечи стояли в стойке, как полагалось. Одежда не торчала из шкафа. Пол мягко блестел. Футоны белели чистым бельём. Слабо работал круглый желтоватый светильник: Рампо иногда приходил ночевать сюда, если прошлое накатывало, хотя чаще в таких случаях брёл к Акико. Мониторы в спальне были погашены: поединки в ненастье прекратились, хотя те же шаги, только приглушённые, он порой слышал в коридоре, фиксировать было нечего. Кто бы и что бы ни предпринял по этому поводу, его следовало отблагодарить: гости с того света лояльнее относились к мужчине, несмотря на холодный приём и тот инцидент с Дазаем. Чай и подушки ждали своего часа на столе. Там же, неподалёку, сияла красным крестом аптечка и мерцал подготовленный штатив для капельницы. Мечник, весь день убивший на бумаги, скопившиеся за время без сна, открыл запароленный чат. Деловые вопросы надлежало решить до его спуска на второй этаж: жизненный опыт показывал, что встреча затянется. Так случалось и на службе, и после неё. От М.О., 14 часов назад: «Доброго утра, Фукудзава-доно. Я не внял Вашему предупреждению и справедливо решил, что взрыв и посягательство на мой стол не более, чем стечение обстоятельств и реакция конкурентов. Сейчас, надеюсь, это действительно шутка?» От М.О., 12 часов назад: «Не могу выйти из дома. Что-то блокирует дверь снаружи». От М.О., 11 часов 30 минут назад: «Не могу открыть окна. Перепробовал всё, включая нож с кухни — боевое оружие привели в негодность. Повторно. Зову Элис». От М.О., 10 часов назад: «Элис-тян не может пробиться. Нечто невидимое, наподобие щита, не даёт достичь стекла. Я запер в собственной квартире». От М.О., 9 часов назад: «Написал всем коллегам. Похоже, никто не получил ничего. Компьютер погас. Кабели всего остального перерезаны: жильё обесточили. Камеры видеонаблюдения внутри мертвы. Вы тоже не слышите меня или пропали на работе, выключив звук?» От М.О., 8 часов назад: «Хоть кто-нибудь мне ответит? По дому бродят. Я точно слышал, но не видел. Вы говорили об этом, Фукудзава-доно?» От М.О., 6 часов назад: «Закрылся в шкафу. По кухне свободно перемещаются столовые приборы. Пытаюсь вспоминать латынь, чтобы не сойти с ума. Я уверен, здесь эспер, но я не вижу его через щель. Если это Чуя, то на одного Исполнителя станет меньше. Элис убивают, стоит ей возникнуть в воздухе, чем угодно и очень быстро». От М.О., 5 часов назад: «Это не Чуя: он в командировке, я сам его отправил, самолёт прибудет часа через два. Вокруг моего убежища ходят. Звук очень знакомый, правда, не могу понять, где его источник. Вы отправили одного из Ваших негодников? Фукудзава-доно, Ваша шутка перешла все разумные пределы. Мне жаль, но на одного агента у Вас в штате поубавится». От М.О., 2 часа назад: «Я бросился на что-то и придушил бы голыми руками, будь оно материально. О Ками... Я такого после общего наркоза не видел. Промахнулся, поскользнулся, врезался в угол шкафа и потерял сознание. Чуя вынес меня через окно по приезде и ушёл на осмотр помещений. Говорит, никого нет. Ни следа людей, только чашки на кухне вымыты, а я даже кофе не пил утром. Как Вы это провернули, чёрт Вас возьми?! Что за акции устрашения со стороны ВДА? Попало Вашему заму от Акутагавы, случается, было-то один раз по осени...» От М.О., 30 минут назад: «Ночую в другой квартире, с меня хватит. Простите за написанное выше. Я перепроверил информацию: Вы были заняты всё это время, все ваши были заняты всё это время, даже Таяма-кун. Сдаюсь: не понимаю, что видел, или понимаю, но принимать реальность не хочу. Мне нужно поговорить хоть с кем-нибудь, кто имел дело с подобным. Юкичи-сан, я намерен проспаться и нагрянуть к Вам завтра прямо в общежитие после работы по воздуху, благо, ресурсы организации это позволяют. Не люблю приходить с пустыми руками: чем Вас порадовать? Я столько молчал, а теперь... Мне кажется, напрасно. Освободите подоконник к одиннадцати? С уважением, М.О.»

От Ф.Ю.:

«Доброй ночи, Мори-сан.

К сожалению, днём я вынужден был уделить внимание всем бумагам, на заполнение которых не имел сил ранее.

С одной стороны, наглость Вашего предложения несколько переходит разумные пределы, с другой — у меня есть причины считать его обоснованным, и только поэтому я жду Вас завтра.

Вы тихо пройдёте через коридор, а не через спальню, чтобы не светиться перед окнами жилых комнат сотрудников. Не стоит поднимать их по тревоге: прошлое нападение на офис никто не забыл, и с тех пор — уверен, Вы знаете — некоторые приобрели личное оружие, среди которого как минимум один дробовик.

Перед входом снимите обувь, будьте так любезны.

Стены здесь довольно тонкие, потому нам придётся вести беседу... С осторожностью.

Надеюсь, Вы одумаетесь к утру.

С уважением, Ф.Ю.»

От М.О.: «Я бы с радостью, но не хочу больше. Наши замы проще и этим умнее нас: если они смогли договориться и не прибить друг друга, то давайте попытаемся. Вы же видели своими глазами, уверен. Досадно выходит: мы знакомы так давно, а Вы мне не рады. В любом случае, до завтрашней ночи».

От Ф.Ю.:

«Если Вы помните, обе организации должны защищать город в равной степени, чем мой потенциальный заместитель и занимался».

От М.О.: «Мой, что забавно, утверждает то же самое: открытая внешняя политика Порта и все дела. В принципе, пока они не нарушают наши правила, меня всё устраивает. Я немного завидую молодёжи белой завистью и хочу того же, но понимаю: Вы не простите мне Акико. И, готов поспорить, в окно спальни не пускаете, потому что появился новый повод меня не простить. А ещё я не умею кататься на коньках до сих пор».

От Ф.Ю.:

«Я предпочитаю разговаривать лицом к лицу, без посредников в виде синих экранов. Если Вы не против, всё обсудим завтра. Доброй ночи».

От М.О.: «Всё так же старомодны. Мне нравится: хоть кто-то ещё не повёрнут на этих меняющихся по шесть раз в год игрушках. Доброй».

***

Three Days Grace — Infra-Red

или Fleur — Голос

Когда эспер спустился вниз, Дазай по-прежнему непрестанно двигался по комнате, но сегодня как-то медленно: напарник ушёл, и он растерял концентрацию даже раньше, чем всегда, потому вскоре исчез следом. Его не пытались остановить: очевидно, в немногие часы между окончанием работы и наступлением ночи новичок спал. Так не могло продолжаться вечно. Директор вежливо постучал в дверной косяк, чтобы не поднимать соседей: Куникида после дела «Лазурного посланника» не успел оправиться, и сорванный напарником режим не способствовал восстановлению нервов. Организаторские навыки Доппо требовались Агентству гораздо больше, чем казалось на первый взгляд, да и не только они, по правде. За стеной затаились: сделали два шага и замерли, нервно переступали на одном и том же месте, поскрипывали старыми половицами. Из щели у пола исходил слабый свет: может, от ноутбука, может, от чего-то ещё. Осаму удивительно сильно не любил лампы: не зажигал их с тех пор, как садилось солнце, на работе стабильно забывал об источниках освещения. Юкичи осторожно сел на стул, кем-то оставленный у двери, и постучал снова, стоило шагам возобновиться. Тишина. Переступание. Мечник прищурился, подождал. Постучал ещё — тишина. Задушенный звук, быстрые шаги, стук по стенам комнаты, снова тишина. Это уже ненормально. Достав из рукава проволоку, он тихо соорудил отмычку — попадал пару раз в неприятные ситуации по молодости, пришлось научиться — и аккуратно вскрыл незамысловатый замок. Дверь слегка скрипнула. Поймав створку, мужчина потянул её на себя, распахивая и поднимаясь, скользнул пальцами по косяку. В темноте коридора от него отшатнулись. Дазай выглядел плохо: белый, с покрасневшими от долгой работы за ноутбуком глазами, отощавший, кажется, ещё сильнее, чем раньше, и напуганный. Маска хладнокровия слезала: беднягу потряхивало, он напряжённо озирался и старался не прикасаться к обоям лишний раз. Позади под углом стоял стол с ноутбуком почти посреди комнаты, около него, на полу, располагался потрёпанный футон без подушки — та неприкаянно валялась ниже. Пахло сыростью и плесенью. Эспер явно ждал, пока старший уйдёт, но не кидался в атаку, что уже неплохо. Сила внутри резко свернулась пружиной. Провода на запястьях загудели под кожей, требуя свободы: что-то нехорошее происходило совсем рядом. — Доброй ночи, Дазай-кун. Могу я войти? — Юкичи посмотрел внимательно. Ему даже без применения дара мерещилось постороннее сияние в радужках напротив, и это было просто отвратительным знаком. Президент изредка видел подобное на службе и останавливал, как только замечал у своих, а в иных случаях предупреждал медиков. Способность всегда отражала эмоциональное состояние хозяина и, конечно же, реагировала, когда тот оказывался в крайне неблагоприятной обстановке. Если сила постоянно готовила к бою, случалось, что её в какой-то момент заклинивало, и носитель больше не мог успокоиться, в немереных количествах расходуя энергию и получая массу проблем от этого. В первую очередь рушилась нервная система: сон, реакции, эмоции — всё расшатывалось, а владелец, понимая, что не справляется с нагрузками, как правило, бесился и истощал ресурсы организма сильнее. Далее всё зависело от человека и его дара: одни падали в обмороки, вторые переставали есть или наоборот, ели как не в себя, третьи скандалили на пустом месте, четвёртые буквально вспыхивали и громили всё кругом, пятые уходили в запой. Рампо, хоть и не был эспером, в тяжёлые периоды даже во сне проговаривал логические цепочки по делам. Оставалось только включать диктофон и предъявлять ему «доказательства» избытка работы на утро, а потом вежливо уточнять у клиентов, насколько они торопятся с решением своего вопроса. «Думал ли хоть кто-нибудь из работодателей, что происходившее с Дазаем отклоняется от нормы? Пытался ли решить проблему Танеда-сан как-то иначе, нежели тяжёлыми медикаментами, похоже, не способствовавшими релаксации? Следовало спросить Мори, что делал в таких ситуациях он, если делал вообще». — Доброй ночи, Фукудзава-сан. Проходите, хоть я и не представляю, что Вас сюда привело, — детектив с запозданием отступил вглубь, не включая свет, отвернулся, всматриваясь в темноту, напрягся, размял пальцы. Под ногами едва ли было чисто, но директора это уже не волновало. — Дазай-кун, не мог бы ты уделить мне пару минут? — терпеливо произнёс мечник, давая собеседнику закончить. Эспер перед ним вернулся в прежнее положение, кивнул и наконец пытливо посмотрел в глаза. — Я хочу поговорить о том, что происходит. Возможно, тебе кажется, что всё закономерно, но это не так. Мы можем сесть куда-нибудь? — стоять Осаму не стоило, особенно если его придётся гасить, а поймать не получится, то на пол лучше падать явно не с высоты его роста. — Конечно, Фукудзава-сан, но я не ждал никого, и здесь не прибрано, так что на Ваш страх и риск, — одарённый передал ему подушку, а сам осел поверх футона, подобрал худые ноги. Он до сих пор был в примелькавшихся светлых брюках и рубашке и жилетом. — Я всегда такой, беспокоиться не о чем. Боюсь, моё богатое прошлое, которое я бы предпочёл не обсуждать — сами понимаете, дела рабочие — сказывается. Вот совершу двойное самоубийство с какой-нибудь красавицей — обязательно пройдёт! Благодарно кивнувший президент опустился напротив. — Понимаю, и всё же не уверен, что мои опасения беспочвенны. Если хочешь, можешь продолжить работу прямо так. — Я думал, Вам меня и в офисе много. Мы с Куникидой-куном очень бодро шумим, пока можем. Он, конечно, неплохой напарник, но, кажется, мы не вполне совпадаем вне поля боя, хотя его забота по-своему приятна, — Дазай вдруг глянул иначе, холодно и остро. — Зачем Вам присматривать за мной здесь, Фукудзава-сан? — Более правильная формулировка — наблюдать. Видишь ли, я — бывший телохранитель, довольно долго работавший на Правительство. Я не буду тебя беспокоить, Осаму-кун, и останусь здесь, на подушке, так как меня категорически не устраивает ваша общая забава: «В чьи мешки под глазами войдёт больше риса?» Прости, что взломал дверь отмычкой, но через порог я перешёл с твоего разрешения и, если таковое получу снова, предлагаю попробовать кое-что безобидное, — вернулся к делу Юкичи. — Кое-что — Ваша сила небоевого типа? Вы меня не скуёте: Исповедь разрушает любое воздействие, — Дазай покачал головой, потёр глаза устало, снова покосился на ровные и пустые стены. — Ещё одно неверное слово. На тебя не похоже: теряешь хватку, — мечник прищурился. — Если получится, я выведу тебя из игры на несколько суток. Ты успеешь прийти в себя. — Не сможете. На такое способны только особенные люди, которых нет в Агентстве и никогда, наверное, не будет. Оставьте это, — тот вымученно улыбнулся: рот снова разошёлся трещиной. Радужки казались мутнее. — Пока не попробуем — не узнаем, — воин сосредоточил внимание на собеседнике. Дазай закрылся и опустил голову, взъерошил волосы. У директора, решившего присмотреть за внезапно рванувшим в ночь Доппо и попутно забрать заказанную упаковку кошачьего корма из круглосуточного магазина, перед глазами до сих пор стояла картина: несущиеся по катку тепло одетые эсперы, один из которых начал дымиться и исходить гарью на льду сильнее, чем до этого на скамейке, но под речь другого и мерное кружение разгорелся ярче, ровнее, вспыхнул, успокоился и медленно остыл. Видимо, не для всего нужны специалисты в этом мире, порой достаточно участия. — От Танеды-сана и по своим наблюдениям я знаю, что ты замечаешь больше, чем другие, — как можно мягче продолжил президент. — Иногда реагируешь быстрее, чем остальные, например, или смотришь будто мимо человека, а не на него. Возьмём твоего напарника: должен признать, я тоже нахожу Сердитую Тушь по-своему милой, хоть и называет её Куникида-кун упорно «Поэзией». Дазай поднял взгляд. — Вы не только накрываете людей тем, чего нет, Вы ещё и видите всякое. Это удивительно, если учесть, что я Вас с другой стороны толком не вижу, — улыбка стала более искренней. — Да, не видишь, потому что я не считал нужным демонстрировать тебе её, — ответил Фукудзава. — Я ощущал накидку пальцами и наблюдал её на остальных, если они использовали способности. Рампо-сан ведь не эспер, так зачем ему? — Осаму стал всматриваться внимательнее. Радужки в темноте едва ли не мерцали, прямо как у Мори в моменты ярости. — Странным образом он успокаивается так быстрее, да и мне легче его найти, если теряется, — президент прищурился. Бывший мафиози мог сколь угодно долго играть в эмоциональный покер: в покере маскировки Юкичи равных не было. — Если угадаете, где я работал раньше, согласен обменять весь обещанный выигрыш на попытку, потому что мне любопытно, — детектив провёл пальцами по полу, дал глазам отдохнуть. — Портовая Мафия, полагаю, — невозмутимо констатировал Серебряный Волк. — Скорее всего, самая верхушка оной. С высокой вероятностью — должность Исполнителя. — Вот оно что. Вы знали кого-то оттуда, верно? — Дазай улыбнулся почти беззаботно, но пальцы его впились в брючины. — Верно, но кто в Йокогаме не сталкивается с мафиози? — Действительно. — Могу ли я взять своё? — воин посмотрел на эспера. Тот кивнул согласно. — Если так, то прошу тебя собрать в одно место все значимые для тебя вещи, сохранить отчёт, выключить ноутбук и закрыть его, отсоединить кабель от сети питания и сесть обратно. Бывает... Всякое. Не хочу здесь ничего разгромить случайно. — Надеюсь, обойдётся, — Дазай принял протянутый фонарик. Подсвечивая себе путь по запылённому полу, он в первую очередь снял с полки рамку с фотографией, обернул её листом бумаги и осторожно засунул в коробку из-под сигар, туда же отправил флэшку, утрамбовал какую-то ушастую игрушку и отнёс сокровища подальше. Выключил ноутбук, отсоединил провод для питания и убрал полкой выше, вместе с телефоном, вернулся на разворошенную постель, коротко мазнув кругом света по стенам перед этим. — Что мне нужно сделать? — эспер нетерпеливо опустил руки на колени, как школьник. — Ничего, только прикрыть глаза, их может резать от всполохов, — мужчина осторожно расслабил шнуровку хаори и аккуратно сложил вещь рядом, на футон около подчинённого. — Способность «Все люди равны», — позвал Юкичи на выдохе, и туманно-синяя тёплая накидка с серебряным шитьём растеклась от его шеи и по плечам, предплечьям, закрыла грудь и спину. Гибкие шнуры с мягкими кистями расслабленно опустились на пол, мерно засветились. Молния закольцевалась в радужках, искры опалили кончики волос, наверняка распушив их опять. Вены на руках слабо засияли, и тонкие провода растянулись за пределы комнаты, моментально давая ощутить тревожные копошения в полудрёме за стенкой, сладкое сопение где-то справа, шум радио в отдалении и лёгкое потрескивание иллюзий фоном. Дазай напротив слегка приоткрыл рот и тут же прислонил к губам ладонь. Правильно: не каждый день случается встретить хорошо замаскированного Терминатора. — Могу я..? — бывший наёмник перевёл взгляд на его кисть, давая рассмотреть себя заодно более внимательно. Юноша тускло фосфоресцировал, отливая бирюзой: пламя охватывало голову, вздымалось от волос и обращало совершенно тёмные глаза в осколки обсидианового зеркала, позволявшие замечать всё. Свет сочился из-под почти прозрачной кожи и, кажется, беспокойно шептал, прячась под бинты и становясь ярче там, за исключением подушечек пальцев: те белели раскалёнными монетами. Экс-мафиози дошёл до опасной черты: сила догорала, и это значило, что в аварийном режиме он провёл слишком долго. — Это не больно, так? — Нет, но может резко накатить ощущение разбитости, — предупредил его директор. — Если хочешь спать, то буди свою вторую сторону и попробуй ударить по мне предельно отчаянно. — Давайте, но я Вас точно выведу из строя, впрочем, терять нечего, — детектив усмехнулся, положил свои пальцы на чужие ладони и уверенно продолжил, — способность «Исповедь неполноценного человека»! Яростный белый вихрь, шипя, как масло на сковороде, вырвался за пределы тела и обрушился лавиной. Равенство распалось и заключило Дазая в сияющую накидку, мгновенно расширившуюся до кимоно в три рубашки, шнуры сплелись в оби, скомпенсировавший и удар, и отдачу. Провода бережно обвили запястья, скользнув под бинты и закрепившись, не встретив сопротивления — бить было нечем, вреда уравновешивание не несло. Осаму закрыл глаза и рухнул бы вперёд, но Юкичи поймал его. Обернув в свою реальную накидку, воин подхватил новичка на руки и так унёс в сторону своей спальни. Оставлять эспера одного не стоило: первые сутки после принудительного гашения часто сопровождались жаром. Танеда-сан, лично подобравший комнату, явно просчитался, когда решил при помощи проблем с обстановкой сблизить бывшего мафиози с другими.

***

Billie Eilish — When I Was Older

или Three Days Grace — Someone Who Cares

Раздев, сняв бинты, обтерев влажной тканью ещё, Ками, совсем мальчишку, действительно разрисованного в традиционной японской манере, кое-как промыв запылившиеся волосы над раковиной, просушив их полотенцем и, намучавшись, забинтовав по новой, Серебряный Волк переложил истощившего себя одарённого на футон в чистой юкате отсыпаться. Можно было, конечно, не беспокоиться так сильно, но кто знает, что выросло в углу на стене и стоило ли оставлять следы этого на коже. Дазай, похоже, так долго варился в собственной способности, что, освободившись от неё, провалился почти в кому: тряпкой висел в руках, не пытался лечь удобнее, дышал еле слышно, но спокойно. Явившаяся утром с обновлённой книгой Йосано осмотрела его, помогла поставить капельницу от обезвоживания, наказала, чем кормить, когда очнётся, и, выпив обе чашки остывшего чая, привела других. В офисе осталась только Наоми, а прочие, в том числе оклемавшийся после срыва Куникида, выразивший желание работать, получив распоряжения, отправились вниз с ним, пока Акико присматривала за пациентом.

***

Собрав мусор и переместив в коридор немногочисленные значимые вещи, эсперы во главе с боссом безжалостно ободрали старые жутковатые обои, пока вызванные рабочие приводили в нормальное состояние угол, а потом на очищенные стены поклеили нейтральные, зеленоватые, безо всяких рисунков. Лампочку над балкой закрепили на потолок в светлый плафон, чтобы шнур на крепком дереве не навевал мрачных мыслей. Пол вымыли, на него, под будущий футон, положили клеёнку. Старый битый жизнью матрас вынесли прочь, на его место к вечеру устроили новый. Каждый добавил немного от себя. Рампо, разбиравшийся с рабочими, обоями, поиском будущей постели дистанционно и параллельно варивший что-то съедобное на всех работавших эсперов и жертву обстоятельств, отдал семь старых подушек, чтобы было, на чём сидеть, у Танидзаки нашёлся бесхозный низкий столик, подходивший для работы за ноутбуком, Акико через букиниста добыла несколько приличных изданий, чтобы полки не пустовали. Доппо притащил запасное одеяло и пару комплектов чистого белья — кто знает, что осело на старом, его выбросили тоже. Сам Фукудзава принёс удлинители, настольную лампу, ночник на батарейках и аптечку, чтобы подчинённый выжил и не ослеп в процессе работы, а себе ближе к вечеру закупил бинты, поскольку все его запасы подошли к концу. Освеженное «Полное руководство по самоубийству»*, утратившее около трети нормальных страниц, топорщилось рядом с нормальной подушкой для сна и манэки-нэко* на полу возле футона. Обновлённое жилище, где не осмотрели разве что коробку из-под сигар, ждало хозяина.

***

Лихорадка случилась с Дазаем ближе к вечеру: температура поднялась, глаза открылись. С трудом съев чашку супа и запив её чаем, одарённый провалился в забытье и заметался по футону, отчаянно что-то неразборчиво повторяя — то ли места, то ли фамилии. Способность билась внутри, понемногу заполняя оставленные пустоты и резонируя с балансировавшим Равенством, которое не давало ей повторно атаковать носителя. Юкичи носился туда-сюда, помогая привести в порядок комнату эспера и отслеживая его состояние. Присмирела Исповедь только к тому моменту, когда Огай осторожно перебрался через подоконник на третьем этаже, предусмотрительно держа в руках сапоги. Чуя передал шефу снедь на вечер, а сам проник в общую кухню ниже, тихо набил едой большой холодильник и оставил несколько экспресс-тестов для нервных, сдержав обещание. Понимая, что отступать некуда, Фукудзава заварил чай, принёс пиалы на кухню, проверил Осаму в последний раз — положил поближе бутылку минеральной воды, сдвинул сёдзи, отрезав больного юношу от любопытных глаз, взял катану и открыл входную дверь. Своего гостя невозмутимый мечник встретил без хаори и с оружием на поясе. В списке приоритетов их с Мори общение было на третьем месте — сразу после Йокогамы и подчинённых, один из которых глубоко дышал под тёплой чёрной с золотистым краем накидкой, наброшенной поверх лёгкого одеяла. Возможно, Серебряный Волк был бы менее спокоен, разгляди он за бумагой полупрозрачный силуэт, присматривавший за вымотанным эспером. Тот самый, что он видел мельком сам за спиной Дазая, активировавшего способность из последних сил. Тот самый, который окончательно утвердил в его голове идею о встрече с боссом Мафии.

***

В припаркованном такси замаскированная под обычного водителя Озаки Коё едва не подавилась кофе: на капот присела тонкая прозрачная фигура в светлом пальто. Длинные чёрные волосы и красный шарф в клетку трепал несуществующий снаружи ветер. На море был полный штиль. Дверь моментально заело, ремень заклинило, машина не заводилась. Белоснежное знакомое лицо понимающе улыбнулось перед тем, как она, трясущейся ладонью поставив напиток в подстаканник, уронила лоб на сложенные на руле руки. Стоило поднять голову, никого уже не было, но источник бодрости Исполнительница решила на всякий случай вылить: кто знает, что туда подмешали, если ей мерещатся покойные коллеги.