Поля горят

      Август, первые числа. Зерно собрано. Скирды свалянной соломы распластались бесхозными кучами по бескрайнему полю.       Второй год работы, второй год вызываюсь в ночь в поля в августе.       При себе бюджетный набор пожарника, бессовестного поджигателя. В руках толстенный выпуск прошлонедельной газеты. В кармане тихо шуршат две коробки дешёвых спичек, зажигалка и исхудавшая пачка сигарет.       На улице тепло, все лето нескончаемая жара, летняя ночь наконец-то дарит прохладу. Потому и поджигают ночью, чтоб не в сорокоградусную жару.       Рабочая машина, разбитый УАЗик с проржавевшими порогами, метрах в шести позади. Тускнеющие от времени фары освещают путь до первого скирда.       Звенящая тишина давит с непривычки. Но чем дольше вслушиваешься, тем больше слышишь: тишина приобретает голос. Тысячи голосов: ночной птицы на ветке, жужжание комара над ухом, стрекот сверчка в сухой траве.       Старые брюзжащие динамики тихо шепчут мелодию. Не рок или современная попса — старые песни из девяностых, те, что часто ставили родители в машине, ещё тогда на кассетах.

      «Звезды — застывшая музыка лета,       Яркие сполохи старых мечтаний,       Дробная часть неделимого света,       Боль возвратившихся воспоминаний…»

      Державин — «Звёзды», идеально и главное вовремя. Я не подбирал, оно само так получилось.       Над головой каскад любопытных звёзд. С юга на север черноту прорезал Млечный путь, его особенно хорошо видно. Любуюсь далекими светилами, пока шея не устает. Красиво — нечего сказать, но скоро эта красота пропадет. Я зажгу собственные звезды. Зарево от огня затмит вселенские светила. Будут лишь мои звёзды, немного, но мне хватит.

      «Звезды — мерцанье побед невозможных,       От повседневности скрытых стеною,       Тусклое золото ценностей ложных       И вера в то, что ты будешь со мною!»

      Сначала газета, затем иссохшая до шуршания солома. Огонь ласкает, пробует на вкус новый продукт. Распробовав, начинает с жадностью пожирать предложенную подпитку.       Отхожу к УАЗику, достаю сигарету, прикуриваю — спешить некуда, вся ночь ещё впереди. Щелчок тумблера гасит фары. Света от вздымающегося пламени кострища хватает на пару десятков метров вокруг. Высушенные под палящим солнцем стебли горят не хуже бумаги: мгновенно вспыхивают и почти также быстро прогорают. Скирд сияет ярким факелом в немой ночи, я в нескольких метрах, но высокий, метра в три, язык пламени достает теплом и до меня, легко касаясь щек. Крохотные искорки вспыхивают и лёгкими мотыльками вспархивают, растворяясь во тьме.       Минут пять, и от высокого скирда остается лишь небольшая кучка догорающего кострища. Сигарета в руках истлела, тщательно тушу бычок, втаптывая его в прогалок чернозема. Запрыгиваю в машину, еду к следующему скирду, он в метрах в шестидесяти дальше. Идентичная процедура.       Газета, спичка, коробок, скирд.       Не дожидаясь, когда пламя займётся, возвращаюсь к машине. Десяток метров, новая остановка.       Газета, спичка, коробок. Все быстро, даже двигатель не глушу.       Зарево разгорается с каждой секундой, через четверть часа вспыхивает над посадками, оповещая ближайшие село — поля горят.       Объехав чуть больше половины, останавливаюсь на пару минут полюбоваться на свою работу. Лезу на крышу УАЗика, благо я лёгкий, а советская машинка крепкая не по годам. Мне открывается потрясающее зрелище.       Сотни полыхающих костров на огромной территории в ночи создают завораживающий танец. Те, кто видел, никогда не забудут, а тем, кому не повезло, сложно описать. Огонь в ночи всегда привлекает внимание: яркий, сияющий, дарящий свет и тепло. Огонь не поддается словам.       Даже бывалые мужики упоминают, что ночью в августовских полях красиво. Но молодое сердце и душа еще подростка воспринимают все иначе. Для меня это не просто красиво, это непередаваемо завораживающе. Мгновение, что хочется остановить, заморозить, законсервировать, положить в банку и поставить на полочку.       Да, я романтик. Ну и что? В двадцать три это разрешено.       Ветер несёт в лицо гарь. Одежда провоняет насквозь, и плевать, я здесь именно за этим. Первые костры уже практически не видны, лишь слабые отголоски бушевавшей стихии. Пора ехать дальше, осталось столько же.       Машина, газета, спичка, коробка. Первый стог, второй, третий, n-ный, последний.       УАЗик на краю посадки, в некогда полированных, а сейчас запылённых покатых крыльях, блестит оранжевый змей, расчерчивая весь болотно-зеленый бок. Капот горячий, мотор, отработав свое, остывает, отдавая последние кусочки тепла. Время за полночь, сухой ветерок холодит, но я сижу, поглощая картину рук своих. Я не художник, но создал самую красивую картину.       Второй год я в поле ночью в августе. Это был не последний раз, через год я буду вновь здесь. Пусть другие не понимают, но для меня это отдушина, наркотик, который я не смогу бросить или насытиться им. Для меня это нечто большее, для остальных же это просто — Поля горят!