Зарисуй меня

      Цветение по-настоящему нежного и необыкновенно красивого цветка сакуры наконец готовило жителей Японии к прекрасным выходным в объятиях розовых лепестков. Такое явление никто и никогда не оставляет без внимания, художники в первую очередь собирают свои масляные краски и бегут на поляны, где и прорастают эти величественные деревья, ветви которых были сейчас будто окутаны мягкими персиковыми облаками с переливами розовых и малиновых оттенков.       Короткие мазки с кончика белковой кисти изображали маленькие ароматные бутоны только распустившейся сакуры. Этот цветок будто манил сердца людей, дарил им нежность и чувство упокоения.       Акааши с Бокуто сидели на толстом полотне в клеточку, постеленном на зелёную поверхность, под рукой были блюдца со всякими пряниками и конфетами, онигири, печеньками и два термоса с горячим чаем, в одном был малиновый чай художника, в другом чай с сакурой для Котаро. Да, под цветение этого цветка напиток должен быть соответствующим, тем более в приоритетах Бокуто этот вид напитка был даже выше зелёного.       Место, где расположились парни, было переполнено отдыхающими людьми, но не было шума, музыки или чего-то другого отвлекающего и раздражающего слух. Все любовались прекрасным цветением в компании любимых людей, писатели здесь ловили вдохновение и печатали в ноутбуках десятки красочно написанных строчек, парочки делали совместные фотографии, как и фотографы запечатляли нежные цветы в объективах профессиональных камер. Акааши редко рисовал красками, его больше привлекали карандашные наброски, все эти небрежные черкания, остаточные вспомогательные линии на готовой зарисовке, небольшие замазывания, он находил в этом свою особенную эстетику. Сегодня же художник пошёл по иной схеме и взял с собой масляные краски, а Бокуто уговорил его сделать проект масштабнее, чем обычно, поэтому принёс большой мольберт.       Кончик кисточки сначала проводил контуры ствола дерева, потом подчеркивал его тени и светлые участки, корни и выпуклости, выглядывающие ветви и салатового цвета земляной покров. Цветам художник уделял особенное внимание, он будто прорисовывал каждый изгиб, каждый лепесток. Тоненьким инструментом Кейджи проделывал аккуратные манипуляции, словно хирург, его рука не содрогалась ни на секунду, он знает, что делает, и делает это превосходно, создавая шедевр. Бокуто тихо наблюдал за парнем со стороны. Его всегда завораживали плавные и рассчитанные движения худых ладоней Акааши. Его длинные пальцы обхватывали тонкую обойму кисти слегка напрягались в моменты соприкосновений краски с поверхностью холста. "Кажется, у меня фетиш на его прекрасные руки"       Взгляд Кейджи был сосредоточенным, его не отвлекал небольшой гул людей, хоть парень и любил больше творить в тишине. Лишь иногда он расслаблялся, откидываясь на спинку раскладного стула и делая глоток ещё горячего чая в фарфоровой кружке. Длинные рукава винтажной рубашки были засучены до локтя, тёмные пряди слегка растрёпаны, на носу очки с круглой оправой, а в качестве брюк сеттер на сегодняшний день предпочёл широкие винтажные Ретро штаны бежевого цвета. Всю гармонию подобранных вещей наверное нарушали белые волейбольные кроссовки и того же цвета носки, но даже так на художника и его стиль обращали внимание окружающие люди. Красивый вдохновлённый художник с кисточкой в руках и палитрой нежных пастельно-розовых красок. Бокуто сделал несколько атмосферных фото на телефон, как любит Кейджи, и немного подурачился перед камерой, что было уже в его вкусе. На него тоже следует обратить внимание: привычная укладка, такие же, как и у Акааши белые волейбольные кроссовки, свободные спортивные штаны и огромное персиковое худи с небольшим рисуночком сбоку - музыкальная нота.       — Хей, Акааши, а почему ты не рисуешь людей? Смотри сколько их там у дерева, а у тебя на рисунке ни одного, — не понимал доедающий очередную булочку Бокуто.       — Потому что они лишние, — тихо ответил Кейджи, дорисовывая очередную ветвь сакуры.       — Ты считаешь людей лишними? — как-то грустно произнёс Котаро.       — Да.       — И даже меня? — ещё более печально пробормотала себе под нос сова. Акааши слегка помешкал с ответом, подбирая нужные слова, дабы не усугубить положение.       — Нет, — макая кисточку в банку с помутневшей от краски водой, художник обернулся в сторону друга. — Вас же я пишу. Бокуто снова засиял.       — Я так и знал! — улыбнувшись во все тридцать два зуба, он окинул взглядом их место так называемого пикника, выискивая что-то подходящее сеттеру. — Хм, будешь? — парень протянул брюнету онигири.       — Не откажусь.       Наконец поднявшись с раскладного стульчика, брюнет пересел на постеленное полотно с провизией и Бокуто. Вместе поедая порцию аппетитного сложенного риса парни продолжали наблюдать за цветущим явлением. Тишину разбавил появившиеся музыкант, если быть точнее - гитарист, исполняющий неторопливые, плавные и расслабляющие мелодии, которые сейчас больше всего подходили под атмосферу весеннего цветения. Котаро аплодировал парню, как и другие люди, когда тот заканчивал играть прекрасные композиции.       — Правда красиво, Акааши? — не переставая хлопать в ладоши, спросил Бокуто.       — Красиво-красиво, — игра и вправду завораживала.       Брюнет продолжил писать, тем временем как доигровщику наскучило сидеть на месте и просто наблюдать, теперь он носится по поляне с какими-то детьми и играет в жмурки. Честно, это выглядит забавно, но Котаро определённо умеет ладить с детьми. Прописание картины заняло весь день, и под самый конец Кейджи всё-таки решил добавить одну деталь.       Небо потихоньку сменяло свой оттенок на более тёмный. Парк был специально оборудован и для ночного наблюдения за сакурой, поэтому и сейчас лучи технологической подсветки озаряли и пронизали цветы, добавляя ещё большей красоты и волшебности. Ощущения, возникшие глядя на такую красоту можно было сравнить только с эйфорией, состоянием тихой радости на душе. Толпа становилась ещё больше, к вечеру тут собирались уже более шумные компании, которые были не прочь включить музыку на полную мощность и устраивать танцевальные баттлы. Бокуто и сам был не против такого движения, но Акааши категорически отказывался принимать в этом своё участие, да и вообще находиться рядом с такими компаниями. Его больше привлекает малое скопление людей, умиротворение, спокойствие и уединение.       — Акааши-и, ну давай хотя бы со стороны понаблюдаем, — доигровщик умолял сеттера уже больше десяти минут, в ход пошёл щенячий взгляд.       — Нет, — кажется мнение сеттера непоколебимо.       — Ну ты же всё равно ещё не закончил, почему бы не разбавить обстановку крутыми танцами?       — Во-первых, я почти закончил, во-вторых, как только я закончу, пойду домой, вы - как хотите, мне всё равно.       — Ах вот тебе всё равно значит?!       — Вы не так поняли, Бокуто-сан, — Кейджи корил себя за раннее необдуманно сказанное предложение, теперь оно точно понесёт за собой последствия. "Думай, прежде чем говорить." Брюнет устало вздохнул: "сейчас что-то будет"       Бокуто стоял на месте и чего-то ждал. Такая длинная пауза и столь долгое бездействие парня пугало сеттера ещё больше чем то, что может произойти в дальнейшем.       Тут, как казалось поначалу "шумная" компания подключила к огромным колонкам ровную и тихую мелодию, чем-то напоминавшую вальс из старых фильмов дедушкиного времени. Люди вокруг разбились на пары, кто-то воздержался и стоял в стороне, наблюдая за танцующими, кто-то снимал всё на камеру, а кто-то всё также наблюдал за цветением на фоне, расслабляясь под классическую музыку. Брюнет слегка загляделся на это поразительное шоу, так красиво, что он не сразу заметил Котаро, что всё это время протягивал ему руку и кажется чувствовал себя максимально неловко.       — А, Акааши Кейджи, позвольте пригласить вас на танец, — в начале парень слегка запнулся от нахлынувшего волнения, было заметно лёгкое дрожание кончиков пальцев на приглашающей руке, и еле видный румянец на щеках. Да и Акааши не особо отличался от него, кажется, он ожидал от этой совы чего угодно, но не этого предложения. "Отказаться сейчас будет ещё ужаснее, чем согласиться"       Брюнет ответил на жест робким движением и слегка дёрнулся при первом прикосновении их рук. Бокуто слегка охнул, он перелистывал в голове все сценарии этого момента, но чтобы Кейджи так легко согласился не было в его представлениях. Но парень быстро подавил в себе все нахлынувшие чувства и лишь улыбался своей самой обворожительной улыбкой, привлекая внимание всех окружающих так, что все взгляды сейчас были направлены на них. Котаро сжимал худую руку художника в своей и медленно выводил того в самый центр танцпола. Ребята прибавили громкости, кажется все остановились в ожидании исполнения парного танца от этих двоих.       Резко песня переключилась, но она была не менее прекрасней предыдущей. In The Name Of Love, её начало казалось заставляло думать, что они одни на этой поляне, и всё крутится вокруг, и всё только для них в этот самый момент. Казалось свет всех прожекторов парка были направлены только на двух парней, стоящих в центре друг напротив друга.       — If I told you this was only gonna hurt, — уже доносились первые слова песни из колонок.       Бокуто поправил волосы Кейджи одним плавным движением под ритм музыке, провёл ладонью по контуру его лица и в два шага зашёл за спину сеттеру. Тот не сопротивлялся его инициативе в танце, ведь сам понятия не имел, что нужно делать, просто стоял на месте и наблюдал.       — If I warned you that the fire's gonna burn.       Ладони Котаро оказались на напряжённых плечах брюнета, после медленно опускались вниз до кистей. Парень будто управлял послушным телом Кейджи, поддавшимся ситуации. Взявшись за рукава тонкой рубашки и подняв расслабленные руки в стороны, Бокуто убедился, что может продолжать.       — Would you step forward? Or would you let me do it first?       На этих словах, всё ещё находясь позади сеттера, Котаро наклонился к уху художника и пропел в унисон данные строчки. Акааши почувствовал на шее тёплое дыхание, от чего пульс слегка участился, а зрачки увеличились.       — Do it all in the name of love.       Последние слова и парень отстраняется в сторону. Кейджи разворачивается, теряя чувство близости Бокуто.       — Would you let me lead you even when you're blind?       Подпевая исполнителю в колонках голосил Котаро, размахивая руками направо и налево. Его движения были неуклюжи, но пел он удивительно красиво, казалось его голос слился в унисон с певцом.       — In the darkness, in the middle of the night.       Взгляд совы снова был направлен на брюнета, который сейчас стоял в центре публики совершенно один, растерянный, напуганный. "Вернись обратно" умолял он доигровщика у себя в мыслях, сгорая со стыда от неуместного бездействия.       — In the silence, when there's no one by your side.       Бокуто словно прочитал в его взгляде этот призыв, и ритмичными шагами, не нарушая так называемый "танец" вернулся к связующему, взял его за руку и прокрутил вокруг своей оси, принимая потом в свои крепкие объятия, если их можно было таковыми назвать. Сцена больше была похожа на момент в вальсе, когда партнёр придерживает свою партнёршу за талию, а та откидывает голову назад, доверяясь крепкой мужской страховке.       — Would you call in the name of love?       Всё ещё придерживая Акааши, находясь буквально в половине метра от его удивлённого выражения лица, Котаро пропел последние строчки первого куплета, вглядываясь в слабый бирюзовый огонёк его глаз. "Нужно разжечь его" он хотел видеть не маленькие искорки, а пылающий страстью огонь. Начинается протяжный припев:       — In the name of love, name of love.       Приняв обратно положение стоя, Бокуто стал вспоминать как танцуют вальс или хотя бы некоторые его элементы. Взяв одну ладонь Кейджи в свою, а другой приобняв его за худую, в сравнении с самим Котаро талию, он начал делать шаги. Акааши подстраивался под его ритм, потихоньку понемногу выходило неплохо. Шаг влево, шаг вправо, не быстро, так, чтобы подходило под играющую мелодию, которая не очень подходила для вальса, но приходилось выкручиваться и Котаро придумывал и вытворял свои подкаты и выгибы.       — In the name of love, name of love.       Танец выглядел неловко, сначала Бокуто следовал сценарию, но потом в ход пошла импровизация. Не было видно ни техники, ни уж тем более какого-либо профессионализма, но искренность в выполнении поворотов и поддержке партнёра была заметна со стороны каждого. Наблюдающие люди тихонько подпевали и ожидали продолжения. Всё это было похоже на какой-то момент из диснеевских фильмов, когда только вы находитесь в центре огромной толпы и всё внимание приковано только к вам, когда смотрят только на вас и казалось весь мир остановился, и ты поёшь, и ты танцуешь. Ветер слегка приподнимал упавшие лепестки сакуры с земли и обрывал их с веток, кружил вокруг волейболистов, создавая некий "природный хоровод".       Музыка потихоньку затихала. Парни продолжали стоять вплотную, пока со сторон не послышались по-началу слабые, но после бурные аплодисменты.       — Это было смело. Молодцы.       — Потрясающе!       — Немного поработать над техникой и получился бы отличный дуэт.       Кажется Акааши зря переживал, что в конечном счёте провалится сквозь землю от стыда. Он даже, улыбался сейчас?

***

      Люди ещё немного подвигались под музыку, которую включала на колонках всё та же компания, некоторые парочки покружились в красочном вальсе, парни исполнили хип-хоп, после чего стали расходиться. Бокуто складывал оставшуюся провизию в рюкзаки и корзины, а Акааши убирал свои художественные инструменты.       — Дай-ка я гляну что ты натворил сегодня на этом огромном холсте, — Котаро подошёл к ещё не сложенному мольберту и посмотрел на рисунок. — Но ты же говорил, что люди лишние.       — Я не мог оставить без внимания тебя, играющего с детьми в жмурки, это отличное дополнение для этой картины. "Огромное величественное дерево по центру, покрытое цветущей сакурой, такой светлой и пушистой, и Бокуто в огромном персиковом худи с белой повязкой на глазах. И дети. Такие счастливые и беззаботные."       Как же Акааши было тяжело рисовать их искренние улыбки. Мягкие и нежные - как лепестки сакуры.