Есть ли в небе лисы?

Ругаясь сквозь зубы, я снимаю с руки разбитые в хлам умные часы и швыряю их в сторону. Это сейчас последнее, что меня волнует, но порезаться случайно об осколки дисплея не хочется. Не знаю, возможно ли о них вообще порезаться, но я в себе не сомневаюсь. Радует, что стремянка не упала на меня сверху. Не обращая внимания на разрывающийся телефон, который звонит уже, наверно, минуту, я цепляюсь за подоконник и встаю. Нога болит, наступать можно, но явно не нужно, судя по ощущениям. Вот ведь черт. Ну, хоть штору не порвала. А, нет, порвала все-таки. Ладно. — Да кто там ломится? — бормочу, доковыляв до тумбочки, давно потерявшей свой изначальный не пятнистый вид, где оставила телефон. Ну кто бы сомневался. Умеет человек момент выбрать. Я сначала думаю отбить вызов, но это же его не остановит, а мне надо хотя бы зайти в приложение и вызвать такси. Может, лучше «Скорую»? Да нет, какой смысл? Такси все равно быстрее приедет, а у меня нет травм, несовместимых с жизнью или передвижением. Допрыгать на одной ноге вниз я вполне могу. Впрочем, можно и не прыгать пока. Кстати, да, черт с ним, к утру наверняка пройдет, сейчас только забинтую. — Слушай, ты вообще не вовремя, — начинаю было я, приняв вызов, но Разумовский с ходу выпаливает: — Что с тобой? — Со мной? — тупо уточняю после некоторой паузы. — Упала со стремянки. С чего ты?.. Взгляд падает на часы. Да нет. Ну нет. Он ведь не могу этого сделать чисто технически. Или мог? Порча устройства, которая печалила меня еще минуту назад, теперь не кажется таким уж минусом. Я игнорирую повторный вопрос Разумовского, продолжая смотреть на часы. Он же не настолько отбитый, чтобы влезать в мои гаджеты? — Я еду к тебе, — заявляет Сергей, напрочь развеивая все мои попытки его оправдать. — Скажи честно: ты совсем больной? — тоскливо интересуюсь, присев на тумбочку. Боль в ноге изрядно портит и без того поганое настроение. — Ты что, серьезно взломал мои часы? — Это сейчас несущественно, мышка. Что с тобой случилось? Я… — Псих, — коротко говорю я и сбрасываю вызов. Так и не зайдя в приложение, чтобы вызвать такси, на одной ноге прыгаю в спальню, чтобы сменить домашнюю одежду на джинсы и рубашку, а потом таким же темпом отправляюсь обуваться. Натянуть кроссовок на ногу получается, но приходится его расшнуровать, потому что ступня припухла и покраснела. Неужели все-таки сломала? Я пробую опереться на ногу. Наверно, все-таки ушибла, перелом ощущался бы гораздо хуже. Я, прихватив ключи, хромаю на лестничную площадку и закрываю квартиру. Настает то самое время, когда я проклинаю себя за выбор дома без лифта. Ну какого черта? В городе гора новостроек, а меня потянуло в старый жилой фонд, где выше пятого этажа считалось, что человек должен маршировать пешком. Попеременно проклиная то строителей, то архитекторов, то саму себя, я добираюсь до лавочки внизу. Сажусь. Жду. Ждать приходится недолго. Глядя на едва вписавшуюся в поворот тачку Разумовского, я думаю, с какой скоростью он гнал. Часть меня даже считает это милым, но эта та маленькая девчонка, которая когда-то считала себя принцессой, но вместо принца на белом коне, который поклянется любить, беречь и защищать, получила Андрея. Корону пришлось снять, как розовые очки в дальнейшем. И сейчас я достаточно взрослая, чтобы понимать, что ни черта это все не мило, это жутко, и у меня колоссальные проблемы. — И в полицию ведь не заявишь, — тихо бормочу я, глядя на то, как Разумовский выскакивает из машины и подбегает к лавке. — Там же убьют — приходите. — Зачем ты спускалась? — раздраженно спрашивает Сергей и без предисловий опускается передо мной на асфальт, заметив незашнурованный кроссовок. Я чуть было назад не отшатываюсь, но вовремя вспоминаю, что лавка без спинки. Разумовский тянется, чтобы коснуться ноги, но я отодвигаюсь. — Болит, — поясняю в ответ на мрачный взгляд этих странных глаз. — Ушибла, наверно. Слушай, раз ты все равно тут, то… — Поехали, — коротко бросает Сергей и встает. Я опомниться не успеваю, как он двигается ближе и поднимает меня на руки, не обращая внимания на возмущения и попытки его остановить. Та самая несостоявшаяся маленькая принцесса внутри пищит от восторга. Взрослая я формирую в голове лекцию о личном пространстве и границах, но сопротивляться уже не пытаюсь, дабы не уронить в итоге нас обоих. — Это было не обязательно, — угрюмо сообщаю, когда Сергей помогает мне сесть в машине на переднее сиденье. Тот лишь одаривает меня разозленным взглядом и захлопывает дверцу. Ой, подумаешь. Я тяну ремень безопасности и пристегиваю его, пока Разумовский занимает свое место. — Зачем ты вообще полезла туда? — рявкает он, крутанув руль так, что мы чуть не влепляемся в соседнюю акацию. — Куда? На стремянку? Так я шторы вешала. Чего ты вообще рычишь на меня? — Ты не могла просто позвонить? Я бы прислал людей, которые это сделают. — Я и сама могу. Птица резко поворачивает ко мне голову, полоснув ледяной злостью. Стоп, почему Птица? Головой тоже стукнулась, раз на прозвища перешла? Я, поначалу стушевавшись, теперь смотрю в ответ на Сергея воинственно и спокойно говорю: — Случайность. Никто не застрахован. Разумовский вновь смотрит на дорогу и очень красноречиво молчит, я тоже не пытаюсь завести новый диалог. Надо было все-таки вызвать такси, чего вдруг я решила ждать этого шизика рыжего? Он теперь решил, что можно мне нотации читать. Все, обратно точно сама машину вызову, ну его в задницу. Минутная слабость и часовой вынос мозга в мои планы сегодня не входили. Чего так завелся-то? Можно подумать, сам никогда шишек не набивал. — Ты в детстве никогда по деревьям с пацанами не лазил, что ли? — все-таки спрашиваю, ибо тишина действует на нервы. Сергей останавливает машину на светофоре, некоторое время молчит, потом коротко отвечает: — Нет, не лазил. — Скучно тебе было, — бормочу я, припомнив все свои синяки от таких прогулок. Разумовский оставляет это без внимания. У него даже молчать получается подчеркнуто надменно, когда злится. Я отворачиваюсь, дабы не показать, что мне смешно, и задумываюсь над тем, что вообще о нем знаю. Почти ничего, если так рассудить. Я слишком старательно не читала о нем в интернете, надеясь, что его отпустит в скором времени, и мне это уже будет не нужно. И вот он здесь, и я на соседнем сиденье, пусть это все и глупая случайность. И давайте не забывать, что этот хакер недоделанный взломал мои часы. Вот серьезно, на замену куплю обычные со стрелками. Буду тупить минуту, когда понадобится время определить, но зато без сталкерства. — Ты родился в Питере? — спрашиваю, опять прорезав тишину между нами. — Да, — отзывается Разумовский, даже головы не повернув. — А учился здесь? — В МГУ. — Ничего себе, — бормочу я, уважительно хмыкнув. — Круто. Почему решил вернуться в Питер? Разумовский пожимает плечами. — Здесь нравится больше. — С этим согласна, наш город лучше, чем Москва. Твоя семья тоже в Питере? — Нет. — Печально, — вздыхаю я и присматриваюсь к зданию, возле которого мы паркуемся. — Ну, в век технологий общаться не проблема, да? Подожди, что это за место? — Больница, — сообщает Разумовский и выключает двигатель. Я, нахмурившись, продолжаю разглядывать окрестности и уточняю: — Это какое отделение? Слушай, извини, я забыла уточнить, что… Сергей, не слушая, выходит из машины. Кажется, градус настроения между нами упал еще на пять единиц. Ну, я предупреждала. Возможно, после этого случая он как раз поймет, что ему не сильно импонирует со мной возиться. Отцепив ремень безопасности, я с помощью Разумовского вылезаю наружу, и он опять собирается подхватить меня на руки. — Я могу сама, не так уж и болит, — пытаюсь объяснить, но Сергей перебивает: — Мышка, у меня был очень долгий день. Блин, уже и правда довольно поздно, а я выдернула человека поздним вечером, еще и права качаю. Смиренно кивнув, позволяю себя поднять, даже обвиваю руками его шею, чтобы держаться. Так, стоп. Какого хрена? — Ты же сам влез в мои часы! — возмущенно напоминаю, глядя на него. — Я тебя даже не просила приезжать! Мог бы отдыхать. — Я бы приехал в любом случае. Это могла быть не просто стремянка, мышка. — Н-да? А что тогда?.. Подожди, это же не обычная больница? — Обычная, — совершенно обыденным тоном заявляет Разумовский, когда перед нами разъезжаются двойные двери. Да, совершено обычная частная клиника, которая мне будет явно не по карману. Я это вижу уже по одному холлу и по тому, как живо к нам бросается медперсонал, едва увидев. Сергей усаживает меня на широкое кресло, и я кое-как пытаюсь втолковать Разумовскому, что он ошибся, а я глупая, не сказала вовремя, но все без толку. — Здесь отличные специалисты, душа моя, — говорит он в ответ на это. — Они справятся. — Не сомневаюсь, — сквозь зубы цежу я, вцепившись в его рукав. — Но мне нужно в обычную больницу. — Эта лучше, — отстраненно заявляет он, глядя куда-то поверх моей головы. — Сергей, — почти рычу я, дернув Разумовского за рукав. — Послушай… Он, будто очнувшись, присаживается передо мной на корточки и говорит: — Ася, не волнуйся, здесь действительно профессионалы. Не думай об оплате, ладно? Считай это моей компенсацией за то, что докучаю тебе. — Что? — удивленно бормочу я, рассматривая его взволнованное лицо. Вот опять. Будто рубильник дернули. Что вообще происходит с этим человеком? — Позволь помочь, — просит он, нервно оглянувшись. Рука, которую он до этого положил на подлокотник кресла рядом с моей, дрогнув, сжимает в кулак. Не особо помогает. — Пожалуйста. — Ты боишься врачей или что? — уточняю, глядя на его бледное и явно испуганное лицо. — Немного, — признается он, криво улыбнувшись. — Начал недавно. Я рассеянно беру планшетку с бумагами, которые мне нужно подписать, и, взявшись за ручку, вспоминаю про его заключение в психиатрической больнице. Принудительное. Ох, елки-палки. Еще бы он сейчас не дергался, да после такого любой белые халаты будет по широкой дуге обходить. И приехал ведь сюда. Ага, со мной. — Извини, — бормочу я, расписываясь в согласии и в чем-то еще. — Не подумала про то, что тебе тут может быть некомфортно. Не надо было себя заставлять, зачем ты?.. — Это мелочи, мышка, — говорит Разумовский и выпрямляется. Я смотрю на него, а та самая маленькая девчонка внутри меня теперь не просто пищит от восторга, но еще и пляшет. Тряхнув головой, обращаю внимание на подошедшую медсестру. Глупые мысли, сама знаю. Ничем хорошим вот такое вот обычно не заканчивается. Принцев не бывает, розовые очки бьются вовнутрь, а сердце потом приходится собирать с пола. Проходили. Тут еще и явно маниакальные замашки добавились. Человеку просто скучно стало, надоели женщины, которые реагируют на его персону благосклонно, захотелось экстрима. Я на это не подписывалась. Даже если ему вдруг действительно понравилась моя персона, Сергей же потом быстро поймет, что все далеко не так радужно, как он себе навоображал, а я… Не хочу. Мне нужен покой и стабильность, если и выбирать человека, который будет рядом, то такого, чтоб действительно любил меня, ценил хоть немного. Хотя бы не смотрел на сторону, уже большой плюс. Надо будет поговорить. Сегодня, сразу после больницы. Может, дойдет наконец. *** Разумовский не отходит от меня на протяжении всего пребывания в клинике, где подтверждается то, что я и так знала. Ногу сильно ушибла, но ничего глобального, синяки на теле побудут несколько дней. Ну, поболят, что поделать. В машину я сажусь с забинтованной ногой и опять не сама. Никакие уговоры и попытки втирать про то, что все со мной нормально, не действуют. Окончательно задолбавшись, я сдаюсь. Черт с ним. — Чаю налить? — спрашиваю, когда машина останавливается возле моего дома. — Кофе, — отвечает Разумовский и выходит. Да кто в своем уме пьет кофе ночью? Ладно, какая мне-то разница? Я ж просто поговорить хотела, попросить закончить цирк, отправить мне счет за визит в клинику и разойтись по-хорошему. Целую речь в голове придумала. Речь эта, впрочем, тает, будто снежный ком под солнцем. Ничего глобального не происходит, мы поднимаемся ко мне, Разумовский в квартире уже не пытается таскать меня на руках и помогает дойти до кухни, усаживает на стул. Осматривается, выглядит несколько растерянным. Я собираюсь встать, чтоб все-таки заняться напитками, но Сергей, нахмурившись, удерживает меня. Тут же убирает руки и смотрит на плечо. Я тоже туда сморю. Ясно, надо было не снимать рубашку. Футболка не скрывает красиво наливающегося синяка. — Нормально, — говорю я и все-таки встаю, воспользовавшись заминкой. Опираться на ногу больно, но для того, чтобы заварить кофе и чай, много движения не нужно. — Не обращай внимания, просто… Просто синяк. Но почему тогда Разумовский смотрит так, будто ему самому больно от этого? Он опять тянет руку к плечу, проводит холодными пальцами по коже под кровоподтеком. — Ничего страшного, — повторяю, перехватив его ладонь. Взгляд встречается с моим, я же в очередной раз поражаюсь этому непонятному цвету. Его ведь и карим не назвать, больше желтый. — Жить буду. Сядь, я сделаю тебе кофе и… — Я сам, — твердо произносит Птица, а я опять морщусь от дурацкого прозвища, проскользнувшего в уме. Спорить как-то расхотелось. Устроившись на стуле, киваю и говорю, какие шкафчики открыть. Разумовский выглядит немного… непривычно. Разница не такая яркая, как когда у него внутри что-то щелкает, но все равно очень заметная. Он будто и правда очень переживает из-за того, что я поранилась. — Знаешь, мышка, было бы проще, если бы ты жила со мной, — заявляет он, взявшись за чайник. — Я могу организовать переезд завтра же. Там тебе будет гораздо удобнее. Студию я сделаю, это не проблема. — Нет, спасибо, — вздыхаю я, подперев подбородок кулаком. Вот это уже понятное и знакомое, тут ничего нового. И все равно никакой разбор полетов я не начинаю, мы просто опустошаем кружки, а потом я провожаю его до двери, раз двадцать заверив, что никуда мне переезжать не нужно, и традиционно обещаю вызвать полицию, если попробует утащить силой. Получив на телефон очередное селфи, только уже с голым торсом, я все пытаюсь понять, почему не поговорила с Сергеем, как собиралась. Конечно, это вряд ли помогло бы, он же уперся рогом, но все же. Не понимаю. *** Если я думала, что в тот вечер перестала понимать свои и не только мотивы, то через три дня осознаю, что вот сейчас точно перестала. Разумовский заходил ко мне каждый вечер, и я, как ни странно, пускала его в квартиру, забыв даже о том, что этот сталкер помешанный взломал мои часы и, скорее всего, сделал то же самое с другими гаджетами. Объяснить этот феномен со своей стороны у меня ни разу не получилось, поэтому на второй день я решила временно не заморачиваться и дать этому черт знает чему шанс. Вдруг мы подружимся каким-то чудом? Чего только в жизни не бывает. Разумовский, к слову, вел себя вполне прилично. Без тупых намеков и разговоров о том, что он меня выбрал, не отступит, и мы должны быть вместе, не обошлось, но все остальное время его общество было переносимо, во многом даже интересно. В конце концов, рядом привлекательный мужик, могу я получить хотя бы эстетическое удовольствие? Знала ли я, что эта попытка сторговаться с самой собой станет пророческой? Нет. Но она стала. Всему виной один прекрасный вечер, когда я выгоняю Разумовского обратно домой и прошу лечь спать, потому что ему скоро даже рисовать смоки айс не понадобится, он у него природный будет. Ничего не предвещает беды, нога почти не болит, вечер теплый, настроение хорошее. Я лезу в холодильник за бутылкой вина, чтобы прихватить ее в студию, потому что у меня наконец-то появилась идея, которую нужно воплотить. Идеально же. На телефон приходит сообщение, конечно, от Сергея. Мне, кроме него, почти никто не пишет так часто. Я ставлю бокал на столешницу и, держа бутылку в руке, открываю диалог. Закрываю диалог. Пробую вино из бутылки. Снова открываю диалог. Напоминая себе старушку в маршрутке из старого анекдота, опять закрываю и прикладываюсь к бутылке. — Твою-то мать, — выдыхаю и разблокирую телефон. Охренеть не встать, если так можно выразиться. Потому что встало не только на фотографии, но и у меня, хотя вроде нечему. Я отвожу взгляд от снимка, наливаю полный бокал, осушаю сразу половину. Смотрю в экран. Цензурных слов нет, отправляю в диалог три точки. Секунду подумав, печатаю:

«Показываешь товар лицом?»

Контакт, который я ласково обозвала «Рыжий маньяк» и не собираюсь менять это имя в ближайшее никогда, отвечает почти мгновенно: «Нравится?» Я не успеваю сгенерировать достойный ответ на, будем честными, довольно впечатляющий дикпик, потому что следом приходит новое сообщение: «ПРОСТИ ПОЖАПРЛБЮ» Задаться вопросом о том, какого хрена, я опять не успеваю. «Так нравится?» Чтоб тебя. Я допиваю остаток вина в бокале залпом и наливаю еще. Фотка притягивает взгляд как самый настоящий магнит. Сейчас, еще пара мгновений, и я пошлю его в задницу, сейчас. Вместо этого рассматриваю совершенно голое тело со стояком уже более задумчиво. Красив, зараза, красив и знает это. Просто преступление присылать нечто подобное одинокой женщине, которая вынуждена будет коротать остаток вечера в обнимку с бездушным вибратором. Я подношу к губам бокал, облизываюсь. На снимке видно все в деталях, несмотря на полумрак, так и хочется… Сделав глоток вина, задаюсь вопросом, а почему, собственно говоря, нет? Я одна, он один, у меня давненько никого не было. Разумовский-то вряд ли такой проблемой страдает, но это и не так важно. В конце концов, ко мне клинья подбивает привлекательный мужчина, теперь я воочию вижу, насколько привлекательный, так почему бы и не воспользоваться предложением? Для здоровья, так сказать. Ну и для удовольствия, чего греха таить. С такими достоинствами греха не утаишь.

«Адрес мой помнишь? Надевай штаны и захвати чего-нибудь к чаю»

«конечно, душа моя)» Я смотрю на эту скобочку, делаю глубокий вдох и пишу:

«Жду»

Ладно, от хорошего секса еще никто не умирал. Печально, конечно, если Разумовский ничего не умеет, но не попробовав, не узнаю. Я смотрю на бокал и пытаюсь припомнить, как давно испытывала оргазм в постели с мужчиной. Можно и не в постели, но статистика все равно печальная. Ну, была ни была. Прихватив вино, отправляюсь в гостиную ждать. Очень стараюсь не смотреть на фотку. Стараюсь зря, но все же надеюсь, что охватившее меня возбуждение все-таки немного успокоится к приезду Разумовского, уступит место мозгам. Тоже зря. Услышав звонок, иду открывать сразу же, схватив Сергея за воротник пальто, втягиваю его в коридор и быстро захлопываю дверь. — Мышка… Разговаривать мне не хочется, и я решительно направляюсь в гостиную, потому что она ближе. Тело аж зудит от нетерпения. Толкнув Сергея на диван, сажусь сверху, мельком отметив коробку конфет, которая упала рядом, и наконец делаю то, о чем думала уже минут сорок. Я целую его, скользнув ладонями по пальто к животу и потом выше. Его руки обхватывают меня за плечи и неожиданно отстраняют от себя. Разумовский тяжело дышит, смотрит этими своими желтыми глазами почти что загнанно. Нахмурившись, уточняю: — Ты чего? — Ничего, я… Он качает головой. — Не хочешь? — спрашиваю, убрав руки от пуговиц на его рубашке. — Хочу, — шепчет Сергей, и я снова тянусь, чтобы поцеловать его, остатком трезвости отмечаю, что он подо мной будто деревянный, настолько сильно напряжен. — Нет, — резко говорит Разумовский и встает, сталкивая меня на диван. Я непонимающе смотрю на него, пытаясь сложить в уме два и два, но ни черта там не складывается, потому что в моем понимании это выглядит так: чувак прислал мне очень горячую фотку и согласился приехать, значит, мы оба понимали, что речь шла о сексе. Не говоря уже о том, что он ко мне откровенно клеился, засыпая намеками все это время. Чего я не поняла в этой ситуации? Разумовский больше не произносит ни слова, молча уходит. Услышав, как хлопнула дверь в прихожей, я сползаю на диван и обнимаю подушку, озадаченно уставившись в потолок. А разговоров-то было.