Есть ли в небе лисы?

Я просыпаюсь от звонка в дверь и, застонав, накрываю голову подушкой. Не надо быть гением, чтобы знать, кто там. Трель повторяется, и я все-таки встаю. Завернувшись в одеяло, иду открывать. На пороге очередной курьер с какой-то коробкой. Я расписываюсь, принимаю чертов подарок и завистливо смотрю вслед убегающему парню. Всю чертову неделю рыжий псих не оставляет меня в покое, засыпает посылками, звонками и сообщениями. Все дары я старательно отправляю обратно, с курьерской службой скоро буду на «ты». Звонки игнорируются, на сообщения все-таки вяло отвечаю. Когда шизик не пытается корчить из себя альфа-самсу, с ним вполне можно поболтать. Иногда просто ни о чем, но пару раз мы даже переписывались о довольно-таки интересных темах. Ощущение, будто у мужика раздвоение личности, и одна нормальная, коммуникабельная и с совестью, а у второй кукуха окончательно засвистела. Я заглядываю в коробку. Это что, еда? Принюхавшись, понимаю, что да. Что-то в шоколаде. Пахнет, конечно, убойно вкусно, но и выглядит сногсшибательно дорого. Решив, что за вялые переписки я не заслужила такого угощения, привычно набираю номер курьерской службы, а после перематываю коробку скотчем, чтобы крышка нормально держалась. Только сейчас обращаю внимание на логотип. Погуглив, узнаю, что принадлежит он нереально элитному ресторану, на который даже смотреть накладно. Елки-палки, вот если бы это чудовище просто заявилось под вечер с ведром мороженого, я б, может, и оценила, даже сериал посмотреть пустила. Что ж у него все в крайность идет? Любой подарок с таким ценником, что можно паничку словить. Нет, он не оставляет ценник, по всему этому просто видно. «Как спалось, душа моя? Что тебе снилось? Могу рассказать, что снилось мне» Я мрачно смотрю на диалог, где только вчера вечером шло обсуждение шикарной фотовыставки, которая прошла в Милане, а перед этим говорилось про премьеру нового фильма и его предшественника. Потом, правда, пошла обычная тема с «вашей маме зать не нужен?» в разных форматах. Он бы еще дикпик прислал, честное слово. Я все-таки печатаю ответ. Даже интересно нащупать ту грань, где заканчивается чокнутый и начинается нормальный.

«Мне снилось, как вобла пьет пиво у меня на даче. Доброе утро»

Курьер приходит, когда я завариваю себе крепкий чай, и выглядит очень несчастным. Я все равно сую ему коробку и расписываюсь, где нужно, а потом закрываю дверь. Так и разориться можно на доставке. Следующую порцию подарков отвезу сама, кину в наглую рыжую морду. Радует только то, что псих больше ко мне домой не ломится. Вот только едва я успеваю отойти от двери, как опять раздается звонок, из-за чего у меня появляется желание выдрать его с корнем. Сцепив зубы, открываю, принимаю небольшую коробку, расписываюсь, смотрю на… Хм. Смотрю на нормально уходящего спокойного курьера. Подарок от Разумовского, к нему прилагается карточка с просьбой не отправлять этот обратно, написанная вручную. Почесав затылок, иду на кухню и открываю коробку. — Оп-па, — бормочу я, вытаскивая оттуда бережно упакованный ловец снов с яркими желтыми перьями. Синтетическими, так написано на внутренне стороне коробки. А еще в нем светодиоды. Я на такие штучки давно смотрела, даже в корзину добавляла, но все руки не доходили. — Вот теперь интересно. Я продолжаю рассматривать ловец снов, когда на телефон приходит сообщением с вопросом: «Не любишь шоколад, мышка?» Уложив подарок обратно, набираю:

«Дело не в шоколаде. Хватит слать всякую дорогую хернь, будто покупать меня собрался. Я не собираюсь спать с тобой за айфон, отвали»

Глянув на коробку, сдаюсь и отправляю еще одно сообщение:

«Но ловец снов очень красивый, спасибо. Я оставлю его, если ты не против»

Несколько секунд в чате ничего не происходит, потом приходит короткое: «Конечно, Ася. Я рад, что тебе понравилось» Вот о чем я и говорю. Будто два разных человека. Нормальный и тот, который третий раз за неделю пытается мне подарить пресловутый айфон. У меня складывается впечатление, что он поискал в интернете список презентов подороже, и таких, чтобы обрадованная пассия сто процентов прыгнула в койку. И все никак не может допереть, что эту хрень писал какой-то утырок, который девушек только онлайн и видел. Я отношу ловец снов в спальню и кладу на туалетный столик, пообещав себе позже сделать для него крепление. Убедившись, что на него ничего не упадет, иду одеваться. Денек сегодня отличный, и раз уж я пропустила пробежку, то будем грешить по полной. Я вытаскиваю из шкафа светлые джинсы, черную футболку с котиком и зеленые носки, на которых авокадо прыгает со скакалкой. Натянув на себя выбранные шмотки, проверяю, все ли таблетки выпила, потому что никак не запомню назначения. Психиатр, который лечил меня, внезапно уволился, и пару дней назад я познакомилась с новым врачом, который в пух и прах раскритиковал прописанные лекарства и выдал другие рецепты. Что ж, посмотрим. В коридоре я сую ноги в кроссовки, беру сумку с ноутбуком, куртку и выхожу из квартиры. Из плюсов этой недели — обо мне говорят. Говорят много. Из минусов… Минус только один: говорят обо мне как о девушке миллиардера, филантропа, создателя Vmeste и бывшего подозреваемого в деле о Чумном Докторе. Да, как о девушке Разумовского, чтоб его черти покусали. Я же знала, знала, что не в пустоту канет его та неосторожная фраза на приеме! Журналисты раздули из этого вечера слона размером с Юпитер, и теперь везде пишут про новую пассию гребаного Разумовского. Мой агент сначала ругался, потом наоборот, потому что нами заинтересовались после таких новостей еще больше. Я же просто стараюсь ничего этого не читать, потому что стервятники раскопали и то, что я в психушке отлежала, и то, что не развелась толком, и то, как все происходило, и еще кучу грязного белья. Мне хватило пары статей. Веселее было только отбиваться от вопросов, посыпавшихся со стороны моей семьи. Надеюсь, Разумовскому икалось каждый раз, когда я его вспоминала, потому что вспоминала я его в такие моменты часто и исключительно нецензурно. Козлина. Я сажусь на автобус и через тернии все-таки добираюсь к звездам. То есть в центр. Там прохожу еще немного и захожу в свою любимую кофейню. Разумовский писал еще несколько раз, пока я ехала, но опять в своем наглом ключе, поэтому сообщения мною игнорировались. А зря, как выяснилось. Я даже не успеваю полностью озвучить свой заказ, как боковым зрением вижу подозрительно знакомый силуэт, а уже через мгновение рыжий шизик по-хозяйски усаживается напротив. И мы смотрим друг другу в глаза. Он выдает эту свою бесячую довольную улыбку и протягивает: — Здравствуй, душа моя. — Пренебрежительно глянув в сторону официантки, бросает: — Мне то же самое, что и ей. — И капучино на кокосовом молоке, — заканчиваю я свой заказ, стараясь не рычать. Официантка, явно ошарашенная появлением такой звезды, будь он неладен, ретируется. — Что тебе нужно? — спрашиваю, мрачно разглядывая уже персональную шизу. — Ты же знаешь ответ, мышка, — произносит Разумовский, ухмыльнувшись. — У тебя биполярка? Раздвоение личности? Что с тобой не так? — Я хотел позвать тебя в более презентабельное место, — заявляет он, будто и не слышал. — Но ты не отвечала, и мне пришлось найти самому. И все же я думаю, что нам стоит пойти в другое заведение. — Иди, — с готовностью предлагаю и достаю из сумки графический планшет. Ноутбук тут теперь пристроить будет сложно из-за того, что я не сижу больше одна. — Иди, не стесняйся, приветы там передавай. Мне и здесь хорошо. — Тогда, — Разумовский наблюдает за всем, что я делаю, будто голодный хищник за мышью, — я останусь с тобой, душа моя. — Я не предлагала, если что. — Не поверю, что ты не скучала, — выдает он вместо того, чтобы обидеться, развернуться и уйти. — Знаешь, по чему я скучала больше всего? По тишине в своей квартире и вокруг своей личности. — А, ты об этом, — морщится он, постукивая пальцами по столу. — Не переживай, мышка, особо наглые получили свои иски и больше порочить твое имя не будут. Я поднимаю на него настороженный взгляд поверх планшета. Вот как? — Спасибо, — бормочу и утыкаюсь обратно в работу. — Я никому не позволю обижать тебя, душа моя, — надменно заявляет Разумовский. — Рядом со мной тебе нечего бояться. Ага. Вообще нечего, за одним лишь исключением, которое сидит напротив. Исключение настырное и явно двинутое на своем превосходстве, иначе откуда такая уверенность? Я смотрю на него, натыкаюсь на эти жутковатые светло-карие глаза. Охота полицию вызвать, честное слово. С другой стороны, он ведет себя и вполовину не так стремно, как мог бы. Если так подумать, то все кажется еще более странным, и я не говорю о том, как его швыряет из одной крайности в другую. Это выглядит так, будто он начитался дурацких статей в интернете, но при этом что-то тормозит его от совсем радикальных действий, после которых как раз можно было бы смело вызывать полицию, не важно, приедут они или нет. Если бы я не знала, кто передо мной, то решила бы, что все это для него в новинку. Я опять смотрю на него. Внимание Разумовского как раз направлено на мои пальцы, сжимающий стилус. Да нет. Явно нет. Такие, как он, отсутствием женского и не только внимания не страдают. Когда официантка приносит напитки, я двигаюсь чуть назад, чтобы не мешать, а после ее ухода вдруг говорю: — Расскажи о себе что-нибудь. Желтые в здешнем освещении глаза впиваются в мои. Разумовский лениво машет рукой и отвечает: — Все, что тебя интересует, ты можешь прочитать. — Ясно, — заключаю я и берусь за чашку. — Либо спроси что-то конкретное, — продолжает он. И вот опять. Опять это выглядит так, будто дополнения предыдущей фразы и не планировалось. — Любимый цвет? — наугад тыкаю и наблюдаю за тем, как на его лице расцветает растерянность. Ненадолго, но зрелище забавное. Что, раньше не спрашивали? — Черный, — помедлив, отвечает он. — Красный. Зачем тебе это? — Просто так? Пытаюсь нащупать, о чем с тобой можно еще поговорить, кроме криповых попыток подкатить ко мне. Мы обсуждали выставку в Милане, помнишь? Разумовский пожимает плечами и берется за чашку. — Я нашла нереально крутой репортаж, могу тебе скинуть, когда… Что? — уточняю, глядя на то, как он кривится, отпив немного кофе. — Что это? — спрашивает Разумовский, брезгливо глядя на содержимое чашки. — Сюда налили лекарство или что? — С чего ты?.. А-а-а, я поняла. У тебя такая реакция на растительное молоко. Бывает, у моей сестры похожее, она даже сахарозаменитель не переносит. Подожди, ты ведь слышал, что я заказывала? Почему взял то же самое, если?.. — Не пробовал раньше, — цедит он и отодвигает чашку. Да ну? Покачав головой, незаметно машу рукой официантке, и та подходит спустя полминуты. Я выжидательно смотрю на Разумовского, тот держит двумя пальцами барную карту, думает. В конце концов, выбирает обычный капучино с мятным сиропом. У меня зубы сводит от одной мысли об этом, но кто я такая, чтобы осуждать чьи-то вкусы. Девушка, с любопытством поглядывая на Разумовского, собирается уйти, но я прошу ее задержаться. На меня она смотрит с тревогой, будто ждет, что я вот-вот начну отчитывать ее за слишком явный интерес в сторону моего спутника. Ну, спутник не мой, так что пусть любуется сколько хочется. — Может, глянешь все же на то, что заказал? — предлагаю я, двигая к нему меню, и тыкаю по очереди в позиции, которые он за каким-то чертом взял вместе со мной. Растерянность возвращается, почти сразу маскируется под пренебрежение. Он, чуть подумав, делает несколько правок в заказ, после чего мы снова остаемся вдвоем. Я задумчиво черкаю по планшету стилусом, потому что просто не знаю, о чем говорить. Опять просить рассказать о себе? Ответ, наверно, будет тот же. В сети про него написано столько, что если всему верить, то впору бежать куда подальше. Или вешаться на шею, зависит от того, что прочтешь первым. Ладно. Отыскав в уме безопасную тему, озвучиваю: — Я участвую в благотворительном проекте в «Радуге». Насколько знаю, Vmeste его курирует. Ты тоже будешь там? — Буду, — кивает он, продолжая меня разглядывать. — Я заберу тебя. Приедем вместе. — Спасибо, я сама справлюсь. — Это был не вопрос, — усмехается он. — Сбавь обороты, а? И очень тебя прошу: разберись со слухами о том, что я твоя девушка. — Зачем? — интересуется он, хмыкнув. — Те, кто порочат тебя, заплатят. Говорить об этом все равно будут, раз ты со мной. — Я не с тобой, — напоминаю, застонав. — Слушай, я не против общаться, но пока просто общаться. Я понимаю, что у тебя какая-то идея фикс, и тебе срочняком надо ее осуществить, но мне оно даром не сдалось, честно. Ты поиграешься, а я потом в очередной раз буду выгребать дерьмо из своей жизни. — Я не собираюсь играть с тобой, мышка, — заявляет Разумовский, удивленно приподняв бровь. — Я ведь ясно дал это понять. — И, пожалуйста, Сергей, хватит присылать все эти вещи. Мне не нужны ни телефоны, ни украшения, ни все остальное. Если что-то понадобится, я куплю это сама. — Я хочу и могу дарить тебе подарки, мышка. В чем проблема? — Их слишком много, и они явно неуместны для чужого человека. — Мы вовсе не чужие, душа моя. Тебе не нужно стесняться или бояться меня. К тому же… К тому же это «опять двадцать пять» прерывает мой телефон. Увидев на экране имя сестры, я воровато оглядываюсь, но не нахожу ее нигде поблизости. Только после этого отвечаю на вызов. — Ася, мне нужно, чтобы ты приехала! — взволнованно сообщает Полина. — Что случилось? Куда приехать? Ты в порядке? — Со мной связался Андрей, он согласен дать тебе развод прямо сейчас, Ася! — почти кричит сестра, и я понимаю, что слышу в ее голосе далеко не беспокойство. — Что? Подожди… — Отменяй все, и дуй сюда. Я скину адрес отделения, мы будем ждать тебя там. Поспеши, пока я не придушила его собственными руками. Полина отключается, а я отвожу телефон от уха и ошарашенно смотрю на экран. В чем подвох? Через мгновение мне прилетает сообщение с адресом. — Что случилось, мышка? — спрашивает Разумовский, подавшись вперед. — У тебя проблемы? — Нет, я… Я, кажется, развожусь сегодня. Смысл слов доходит до меня только сейчас. Стоп, что? Андрей согласен дать мне развод? Прямо сейчас? Он же морозился все это время, отказывался и убеждал, что это мелочи, наживное, мне просто надо перебеситься, и тогда мы снова будем вместе. И вдруг развод? — Посиди, — бросает Разумовский и встает, я провожаю его рассеянным взглядом. Он подходит к барной стойке и разговаривает с официанткой возле нее, через несколько секунд прикладывает телефон к терминалу. Блин. Я же не просила! Ладно, потом верну. Разумовский возвращается ко мне и говорит: — Поехали, мышка. Я тебя отвезу. — Я не… — Так будет быстрее, душа моя. Ты же не водишь сейчас машину. Это да, еще опасаюсь. Погодите-ка, он-то откуда знает? Нет, я могу вызвать такси, конечно… Но его придется ждать, а Разумовский со своей крутой тачкой прямо здесь. Я сую планшет в сумку и встаю, собираюсь перекинуть ремень через плечо, но его перехватывает Сергей и идет в сторону выхода, не слушая возражений. Сцепив зубы, тащусь следом. Он просто подвезет, спокойно, ничего глобального в этом нет. Разумовский открывает дверь, заботливо пропускает меня вперед, сопровождая такой ухмылкой, что хочется отобрать сумку и бежать за такси вприпрыжку. Я молча выхожу на улицу. И все-таки, откуда он знает, что я не вожу машину сейчас? — Вот адрес, — говорю я, когда мы садимся в салон, и показываю сообщение Полины. Сергей берет свой телефон. — Марго, Институтский проспект, дом восемь, найди удобный маршрут. — Маршрут построен, Сергей. Я перевожу взгляд с него на телефон и отодвигаюсь поближе к дверце. Разумовский, усмехнувшись, напоминает про виртуальную помощницу Vmeste и говорит, что для себя ее во многом доработал. — Это прямо как искусственный интеллект? — спрашиваю я, пристегиваясь. — Это и есть искусственный интеллект, мышка, — самодовольно отвечает Разумовский. — Готова? Не знаю. Но киваю. Видеть Андрея и разговаривать с ним совершенно не хочется, я слишком хорошо знаю, что он опять начнет нести свою вечную дичь, Полина сцепится с ним в словесной перепалке, а мне захочется уползти обратно в психушку. Есть подозрение, что сегодняшнее согласие на развод — лишь уловка, чтобы потом опять зацепить меня посильнее. Я не понимаю этого человека. Если ему со мной так не нравилось, если Маша с работы удовлетворяет все его хотелки во всех смыслах, то почему он просто не подпишет гребаную бумажку? Будет свободным человеком, женится на Маше или не женится вообще, мне по барабану, если честно. А он продолжает эту трагикомедию разводить. — Не бойся, мышка. Я вздрагиваю, когда ладонь Разумовского опускается на мои сцепленные на коленях руки. — Он тебя не тронет. Обещаю. Я не убираю руки. Позволяю себе немножко вольности, представляю даже, что у меня действительно есть мужчина, который кинется защищать меня в любой ситуации. Горько усмехнувшись, смотрю в окно. Хоть раз бы попробовать, каково это. Ладонь Разумовского чуть сдвигается и сжимает ледяные пальцы. На несколько секунд я чувствую, как в ней появляется странная дрожь, будто он тоже нервничает, но все быстро пропадает. *** Вопреки ожиданиям, Разумовский не уезжает и не остается в машине. Нет, он выходит вместе со мной и направляется ко входу в ЗАГС. Я украдкой смотрю на него. Выглядит, конечно, нереально здорово в своем этом легком черном пальто, джинсах и белой рубашке. Красивый. Жаль, что двинутый на всю голову. И все же появиться с таким спутником перед носом бывшего мужа, который считает себя вершиной эволюции, заманчиво. Было бы, если б меня так не трясло от мысли о встрече. — Подожди, — прошу я и останавливаюсь. Разумовский замирает на шаг впереди, оборачивается. — Что, мышка? — Ничего, я… просто дай мне пару минут. Я опускаю взгляд на клумбу, возле которой остановилась, и считаю на ней бутоны, готовые вот-вот раскрыться. Один, два, три, дыши. Просто подпишем бумаги, ничего он мне не сделает. Рука помимо воли тянется к горлу. Да ладно, Андрей не совсем маньяк, было-то всего один раз. Я учусь не драматизировать, но… Было один раз, зато как было. — Мышка, — зовет Разумовский. Тон неуловимо меняется. — Ася? Я давлю пальцами на висок, пытаясь унять этим вспыхнувшую головную боль. Он подходит ближе, касается подрагивающими пальцами моего плеча. — Тебе плохо? Я качаю головой. — Мы можем вернуться в машину, если хочешь. Рука без малейших признаков дрожи отводит прядь волос, выбившуюся из наспех сделанного хвоста, от моей щеки. Я закрываю глаза и думаю о том, как удивительно хорошо ощущается смазанное прикосновение к коже. Выдохнув, говорю: — Все нормально. Ты можешь не идти, я сама. — Нет, — отрезает Разумовский. Вот в какой-нибудь книжке эта сцена выглядела бы максимально романтично. Сильный главный герой не соглашается оставить в беде свою девушку, готов кинуться ее защищать. Жаль, что мы не в книжке, и глядя на маниакальный блеск в глазах Разумовского, который навевает только мысли о расправе, я опять хочу вызвать полицию. Делаю глубокий вдох. Это ничего, это просто мои тараканы. — Идем, — говорю я и шагаю вперед. Разумовский не отстает, и мы наконец выходим с парковки. У входа в здание на почтительном расстоянии друг от друга уже стоят Полина и Андрей. Я сбавляю шаг. Ладонь на моей спине давит, подталкивая вперед. Пожалуй, он прав. Разберемся с этим раз и навсегда. Разберусь. — Привет, Полин. Я обнимаю сестру и вспоминаю, что надо бы представить моего спутника. — Сергей, это Полина, моя сестра, Поль, это Сергей, мы… просто общаемся иногда. Звучит странно. Сестра прожигает внимательным взглядом Разумовского, но не комментирует и половину того, что явно хотела бы. Я, мельком глянув на Андрея, киваю ему. Мужчина выглядит очень нервным и даже каким-то испуганным, бледным. Сначала отвечает мне таким же кивком, а потом делает шаг навстречу. Дорогу ему тут же преграждает Разумовский, который даже при минимальной разнице в росте, умудряется смотреть на него сверху вниз. — Сергей, — осторожно зову я и подхожу к нему. — Общаемся иногда, — бормочет Полина, приподняв бровь. Ну не могу ж я сказать, что он прицепился ко мне как банный лист. Разумовский смотрит на Андрея, наклонив голову чуть набок, как никогда напоминая хищную птицу, ухмылка на губах очень… пугающая. — Держи дистанцию, — негромко советует Сергей. — И делай то, зачем пришел. Андрей меняется в лице почти сразу после этих слов, хотя ничего сильно угрожающего в них нет. А вот интонация… Он быстро кивает и отступает, спешит скрыться внутри здания. — Эффектно, — фыркает сестра и берет меня за руку. Я иду за ней, оглянувшись лишь раз. Сергей и не думает отставать. В ответ на мой взгляд усмехается, многозначительно вскидывает брови. Мол, обещал же. Я отворачиваюсь. Ну просто рыцарь без страха и упрека, мой герой. В лучших традициях рокома после всего этого мне полагается громко отдаться ему в ближайших кустах. Мысль о том, как эти руки будут ощущаться на моем теле, заставляет меня запнуться. Закашлявшись, выравниваю шаг и продолжаю идти за Полиной. Просто давно никого не было, игрушка в ванной не считается. Удивительно, но все заканчивает очень быстро. Мы подписываем документы, Полина сует регистраторше квитанции о госпошлине, и та обещает, что через месяц все будет готово. Я настороженно смотрю на нее, потом на сестру. Что, это все? Вот так просто? Полина прощается, я тоже, Андрей выскакивает из кабинета молча. В коридоре сталкивается с Разумовским и обходит того по широкой дуге. На нас даже не смотрит, по коридору чуть ли не бегом двигается. — Чего его так проняло? — удивленно спрашиваю, ни к кому конкретно не обращаясь. — Какая разница, — пожимает плечами сестра. — Главное, что все закончилось. Если за этот месяц он опять не начнет брыкаться, то… — Не начнет, — говорит Разумовский и предлагает мне взять его под руку. Я, не желая светить нашими конфликтами перед Полиной, осторожно касаюсь чужого предплечья. Сестра следит за этими действиями, потом молча идет к выходу. Я смотрю на Сергея: — Ты что-то сделал? Как-то надавил? — Почему ты так думаешь? — усмехается Разумовский. — Потому что в другом случае он бы явился, лучась самодовольством, и с распущенным хвостом. И вряд ли бы все было так легко. — Может, немного подтолкнул, — говорит Сергей. — Ты, — шепчу я, но не продолжаю, потому что Полина оборачивается. Улыбаюсь во все тридцать два. — Поедешь со мной? — спрашивает сестра, когда мы выходим на улицу. Андрея и след простыл. Рука под моими пальцами становится каменной. — Сергей обещал меня подвезти, — говорю я, но не для того, чтобы не расстраивать эту шизу рыжую. Нет. Ради возможности наорать на него. Попрощавшись с сестрой на парковке, я сажусь в машину Разумовского и жду, пока мы отъедем подальше. Потом поворачиваюсь к нему и спрашиваю: — Ты охренел? — Уточни, мышка, — спокойно говорит он. Я засматриваюсь на то, как охренительно красиво его рука сжимает руль, как поворачивает его. Насупившись, отворачиваюсь. Давно никого не было. Ругаться вдруг расхотелось. Я чувствую себя слишком уставшей, смертельно уставшей, и вообще не верю, что все закончилось. Еще и Разумовский этот лезет. Зачем? Россказни про великую любовь с первого взгляда и «я выбрал тебя» пусть себе оставит. Не верю. Знакомы без году неделя, а он уже добрался до моего бывшего мужа, развод организовал. Запугал явно. Нарыл на него что-то? Программист гениальный, блин. Что ему вообще надо?! Придурок. Я сердито смотрю в окно, скрестив руки на груди. Машина в какой-то момент останавливается, но мы еще не доехали. Разумовский, не говоря ни слова, выходит и скрывается в супермаркете напротив. Двери не запирает. Я отстегиваю ремень. Застегиваю обратно. Нет, это будет совсем тупо. Сергей возвращается в машину и молча дает мне бутылку газировки. Именно такую, какую я беру обычно. — К тебе или ко мне, душа моя? Я чуть не давлюсь напитком. — Ко мне, естественно. И в квартиру зайду я одна. — Завтра я куплю билеты, мышка. Думаю, Бора-Бора подойдет. — Удачи отдохнуть. — Возьми загранпаспорт, об остальном можешь не беспокоиться. — Да елки же зеленые, — вздыхаю и закручиваю бутылку. — Слушай, дубль… Не помню уже номер. Я никуда с тобой не поеду… — Тебе не помешает отдохнуть, душа моя. — Мне не нужны твои подарки, не интересуют намеки, я не намерена вступать с тобой в отношения. Хватит. Я… Я благодарна за то, что ты несколько форсировал решение моей проблемы с разводом, но и этого не стоило делать. Сергей, мне ничего от тебя не нужно. — Зови меня Птица. Долбоклюйка, видимо. Я обессиленно откидываюсь на сиденье. Как об стенку горох, честное слово. Полететь с ним на Бора-Бора хочется уже просто для того, чтобы утопить его там к чертовой матери. Вот только детских прозвищ мне и не хватало. — Я не поеду, — в очередной раз говорю, и мы оба дальше молчим. Разумовский провожает меня до двери и, видимо, ждет, что я позову его на чай, если судить по наглой ухмылке, но я прощаюсь и закрываюсь на все замки. В коридоре сползаю на пол, обхватив голову руками, пытаюсь как-то уместить в ней и структурировать события. Развод. Андрей, перепуганный чуть ли не до смерти. Я свободная. Рыжий шизик думает, что у нас уже отношения. Пресса в этом уверена. Из художницы, про которую пишут в основном в определенных кругах, я превратилась в чокнутую эскортницу, подцепившую завидного жениха. Славик счастлив. Хоть кто-то у нас в цепочке счастлив. Очередной курьер приезжает спустя полтора часа. Я не удивляюсь, не пытаюсь отказываться, молча забираю коробу. Внутри нахожу россыпь разноцветных мармеладных акул. Акул я боюсь до смерти. Зайдя на кухню, беру из ящика листок бумаги и ручку, пишу «Галеофобия», кладу записку на коробку, фотографирую и отсылаю Разумовскому. Ответ приходит спустя две минуты. «Медведей не боишься?» Я открываю коробку и вытаскиваю мармеладку, кусаю ее, набирая текст:

«Не парься, я буду с наслаждением отгрызать им головы»

«Я прослежу, чтобы на Бора-Бора не было акул»

«Я не поеду. Спасибо за мармелад»

«Я пришлю за тобой водителя, он отвезет тебя в башню»

«Ночуешь на работе? Удобно, но я и туда не поеду. Скоро спать пойду»

«Ты могла бы заснуть рядом со мной, мышка. Тебе понравится»

«Ты, конечно, шикарный мужчина, и может быть я назову в твою честь свой вибратор, но ты явно достоин лучшего. Поищи еще»

Разумовский звонит, и я за каким-то чертом принимаю вызов. — Я не откажусь от тебя, мышка, — заявляет он очень серьезно. — Ты будешь со мной. — Спокойной ночи, Сергей, — говорю я и отключаюсь.