Есть ли в небе лисы?

Я распахиваю дверь арендованного дома как можно шире и отступаю в сторону, чтобы пропустить Олега и Кризалиса, которые пытаются затащить внутрь огромную елку. Та пролезать через дверной проем отказывается, грозясь оставить половину своих веток снаружи. Позади Волкова топчется не особо довольный Разумовский, который смотрит на всю эту возню и то морщится, то глаза закатывает. Никуда ехать он перед Новым Годом не хотел, но пришлось. Мои щенячьи глазки оказались сильнее его вредности. И вообще, я предлагала позвать гостей к нам, но Сережа, как обычно, уперся рогом, мол, нельзя раскрывать им адрес, конспирация и так далее. Какое-то время я думала над тем, чтобы устроить праздник в своей квартире, но потом мне на ум пришла отличная мысль, а именно: снять дом на пару дней и пригласить Леру, Тому и Кризалиса. На этом моменте Разумовский опять решил использовать рог, но после напоминания о том, что Лера жизнью рискует из-за его идей, а остальные двое ей помогают, сдался. — Сзади есть дверь побольше, стеклянная и раздвижная, — говорит Тома, возникая у меня за спиной. — И, видимо, с плохим замком, — резюмирую я. — Олег, слышал? — Сейчас попробуем, — бормочет Волков, и теперь они пытаются вытащить ту часть несчастного дерева, которую уже успели впихнуть. — Во дворе есть отличная ель, — сообщает Лера, заглядывая в дом через плечо Кризалиса. — Украшений хватит на всех, — торжественно сообщаю я, и девушка улыбается. Когда елку все-таки утаскивают, я пропускаю Леру, держащую большую коробку, в дом, а сама выхожу на улицу и направляюсь к одной из машин, припаркованных во дворе. Забор достаточно высокий, поэтому увидеть, что происходит за ним можно только специально. Сильно сомневаюсь, что соседям есть до нас дело, по крайней мере, сейчас, так что гнать Разумовского сразу в дом необходимости нет. Он туда, судя по всему, пока и не собирается, следует за мной. — Мы могли бы остаться в городе, — хмуро заявляет Сережа, остановившись рядом с машиной. — Я предлагала, — напоминаю, открывая багажник. — Мы могли бы отпраздновать втроем, — в очередной раз закатывает глаза Разумовский. — В твоей жизни есть еще люди, смирись уже, — прошу я и сую ему коробку с пометкой «хрупко». — И перед тем, как ты начнешь возражать: они теперь есть и в моей жизни, и довольно часто и много. И мы, и они заслужили праздник и хороший отдых. Вот и будем отдыхать, не ворчи. — По крайней мере, здесь ловит сеть, — бормочет Сережа и тащится за мной в дом. Наркоман интернетовский. Я пинком открываю дверь и ставлю свою коробку на столик в прихожей. Судя по звукам, которые доносятся из гостиной, елку все-таки туда затащили, теперь думают, где ставить. Я прислушиваюсь, понимаю, что спорят Лера и Тома, а значит, можно не волноваться, что дерево сунут в самый дальний угол. Подвинув коробку так, чтобы стояла плотнее к стене, снова отправляюсь к машине вместе с Разумовским. Снег во дворе расчистили, но полностью с газонов не убирали, поэтому вид отменный. Впрочем, Сереже не особенно нравится зима. Он идет строго по дорожке и сердито кутается в леопардовый шарф, который я случайно увидела пару недель назад в магазине. Разумовский был в восторге, а Волков попросил не тащить в дом хотя бы настоящего леопарда, если вдруг и его увижу. Я обещала подумать. — Сегодня ничего особенного делать не будем, — сообщаю Сереже и лезу в багажник. — Раскидаем вещи, нарядим елку и можно устроить совместный просмотр кино. Или вообще зимний пикник во дворе. — Здесь полно снега, — возражает он. — Не так уж. Агент, у которого я снимала дом, говорил, что на площадке позади дома все готово для барбекю. — Снег, — многозначительно повторяет Сережа. — Холод. Нет. — У тебя теплое пальто. — Снег. Холод. Нет, — повторяет Разумовский. — Ценю твой энтузиазм, ma petite souris, но я хотел бы пережить этот Новый Год без пневмонии. Надо было покупать ему зеленое пальто, был бы отличным Гринчем. Я передаю коробку сначала ему, потом другую вручаю вернувшемуся Олегу. Сережа, нахохлившись, шагает к дому. — Не обращай внимания, — советует Волков. — Он терпеть не может зиму. — И людей, — тихо бормочу я, хватая два оставшихся пакета. Пока мы возились с вещами, место для елки уже определили, теперь она в подставке красуется возле камина. Я сгружаю свою ношу к коробкам и предлагаю для начала закинуть вещи по комнатам, а потом уже заниматься украшениями. Меня поддерживают все, кроме Разумовского. Тот просто стоит неподалеку и усиленно делает вид, что ничего хуже с ним в жизни не случалось. Всего в доме три спальни, а нас как раз шестеро. Лера и Тома занимают первую, Олег и Кризалис вторую, мы с Разумовским крайнюю. На недовольное выражение лица последнего я уже даже внимания не обращаю. Остынет, освоится, тогда и перестанет козлить. — Ладно, сойдет, — заявляет Сережа и кидает пальто на кровать, застеленную белым пушистым пледом. — Ты вызываешь дикое желание окунуть тебя головой в снег, — говорю я и кидаю свою дорожную сумку в шкаф. — Я всегда вызываю у тебя дикое желание, дорогая Ася, — усмехается Разумовский. — Это лишь разнообразие. — Не только головой, — вздыхаю я и валюсь на кровать. Сережа с готовностью падает рядом, но довольно быстро оказывается надо мной. Я глажу его по щеке и говорю: — Будет весело. Новый Год же. До первого ареста ты ведь отмечал его нормально, нет? — Меня постоянно куда-то звали, — морщится Разумовский. — Я выбирал самое интересное. — Ну, попробуем тебе угодить. — У тебя-то точно получится, — улыбается Сережа и целует меня. *** Мы спускаемся вниз, когда все уже собрались вокруг елки и разбирают коробку с украшениями. Я поправляю белый свитер с открытым воротом, который все норовит сползти с плеча, и присоединяюсь к Лере, чтобы помочь распутать гирлянду. Разумовский валится в кресло, явно показывая, что оказывать содействие не намерен. Олег уходит на кухню, чтобы рассовать продукты в холодильник, Кризалис отправляется искать, где тут хранятся дрова, потому что камин охота зажечь. Напротив дивана на стене висит огромная плазма, так что вечером кино можно будет смотреть прямо здесь всем вместе. Тихий треск огня в камине и мягкий свет крошечных лампочек подарят отличную атмосферу. Может, некоторые перестанут зеленеть. — Вот эту можно повесить снаружи, — говорит Тома, наматывая на руку довольно длинную гирлянду. — Можно, — согласно киваю и тяну свою часть проводов, чтобы Лера могла распутать небольшой узел. — Игрушек хватит на обе елки. На самом деле, там и на три хватило бы, я чуть-чуть перестаралась. Вон те золотые будут во дворе отлично смотреться, а в доме можно выдержать красно-белый стиль. Камин как раз из светлого камня, так что подойдет. В вопросе декора со мной не спорят, ибо тут я точно представляю наименьшую угрозу и не рискую оказаться в одной машине с трупом. Разумовский клянется, что скоро поседеет, но мне кажется, что он преувеличивает. Все ведь почти хорошо закончилось, тот нюанс с мостом вообще не считается. Мы с Лерой сосредоточенно наматываем гирлянду на елку, а потом снимаем ее и вешаем опять, но в этот раз так, чтобы провод дотянулся до удлинителя внизу. Закончив, я перетаскиваю коробку с игрушками поближе, и вешаю первый красный шарик. Лера и Тома присоединяются, и довольно быстро ветки обрастают все новыми и новыми украшениями. Когда основная часть работы сделана, девчонки цепляют под руки Кризалиса, который только-только закончил с камином возиться, и отправляются во двор, чтобы повесить гирлянду с аккумулятором на растущую там елку. Я отхожу на пару шагов, чтобы прикинуть, что и куда еще добавить, и в итоге натыкаюсь спиной на Разумовского. Он мягко останавливает меня за плечи и целует плечо, с которого опять сполз свитер. — Поможешь? — предлагаю я и, не оборачиваясь, протягиваю ему шарик. — Руки уже устали. — Ну раз руки устали, — вздыхает Сережа, фыркнув. Взяв игрушку, аккуратно вешает ее на ветку, и это совсем не сочетается с его надменным видом. Даю ему следующий шар и указываю на нужное место, а потом еще раз и еще. А я все смотрю на него, не в силах отвести взгляда от меняющегося выражения лица. Больше в нем нет столько высокомерия, это место занял почти детский интерес. Сережа даже рукава рубашки подворачивает, чтобы не цеплялись и не мешали. — Нужна помощь? — спрашивает Тома, заглядывая в гостиную из столовой. — Все под контролем, — жизнерадостно сообщаю я и у себя за спиной энергично машу рукой, призывая скрыться поскорее. — Зовите, если что, — предлагает девушка и вновь оставляет нас вдвоем. — Это куда? — уточняет Разумовский, демонстрируя мне большой белый шар с блестящей посыпкой. — Вот сюда, в середину. А вот это, — я достаю из большой коробки хвойную гирлянду, — на камин повесим. И бантики. Или бантики перебор? — Давай проверим. Олег появляется как раз вовремя, потому что мы приходим к выводу, что нужен третий человек, чтобы все правильно закрепить. Волков держит гирлянду посередине, а потом вместе с нами лепит на нее маленькие красные бантики. Заодно проверяет, не устроит ли нам это чудное украшение пожар, когда зажжем камин. Мы с Сережей об этом как-то и не подумали. — Тут есть стремянка? — спрашиваю я, держа в руках два серебряных колокольчика, связанным между собой красной лентой. — Хочу это на самую верхушку нацепить. О, я еще купила пару стеклянных банок и несколько маленьких гирлянд. Сейчас покажу, что хочу из них сделать. Сереж, поможешь? — Все для тебя, ma petite souris, — отвечает Разумовский, усмехнувшись. — Лишь бы ты улыбалась, дорогая Ася. Я же по достоинству оцениваю его готовность пихать лампочки в банки ради этого. *** Диван достаточно широкий, чтобы на нем могли уместиться все, но Разумовский все равно предпочитает довольно большое кресло. В итоге утягивает меня к себе на колени еще до того, как Тома включает «Один дома». Я, в общем-то, и не против. Устроившись поудобнее, прижимаюсь к нему и смотрю, как развлекается Кевин в отсутствие родителей. Рядом с креслом стоит небольшой журнальный столик, туда мы пристраиваем кружки с горячим какао, чтобы не разлить. Там же стоит банка, куда мы засунули маленькие лампочки. Свет в гостиной не горит, вся комната освещена только гирляндами и огнем в камине, и это действительно настолько же уютно, насколько я представляла, когда еще смотрела на дом в интернете. Ткнувшись Разумовскому носом в шею, счастливо вздыхаю. Он лениво поглаживает меня по спине, глядя в экран. Тома с Лерой о чем-то тихо разговаривают и периодически хихикают, Кризалис, кажется, тоже увлечен старым добрым фильмом. Волков вытягивает ноги и неспешно потягивает какао из своей кружки. Вечер кажется таким спокойным и теплым, что я почти жду, когда к нам кто-то ввалится и начнет стрелять. К счастью, этого не происходит, и «Один дома» заканчивается благополучно. Олег все-таки предлагает заняться барбекю во дворе, Кризалис его поддерживает. За окном падает легкий снежок, но площадка находится под навесом и мороз совсем слабый, так что никаких проблем быть не должно. Вот я как-то раз с однокурсниками пыталась пожарить шашлыки в минус двадцать, вот там да, там интересно было. Мясо, конечно, сырым осталось, но кто-то из девчонок додумался прихватить сосиски. Собственно, ангину после того дня мы потом тоже прихватили. — Все еще не нравится? — спрашиваю я, когда Лера и Тома выходят во двор. — Лучше, чем ожидалось, — уклончиво отвечает Сережа и касается губами моего лба. — Здесь не так уж плохо. — Смотри-ка, даже молния в елку не шарахнула. — Еще не вечер, — хмыкает Разумовский. На улицу он все-таки соглашается выйти. Конечно, недовольное выражение лица тут же возвращается, потому что снег и холод никуда не делись. Я тяну его подальше от веранды, чтобы можно было полюбоваться елкой и половить снежинки. Разумовский моего энтузиазма не разделяет, но потом замечаю, как он тайком снимает меня на телефон. Я в этот момент как раз складываю ладони лодочкой и смотрю на снежинки, которые опускаются на черные перчатки. — Есть мысль, — говорю я, когда он убирает мобильник в карман и застегивает его. — Что ты задумала, ma petite? — интересуется Сережа. Я указываю на елку. — Вон там, смотри. Разумовский поворачивается в ту сторону и пытается понять, что я хотела ему показать, однако не судьба. Обман он раскрывает слишком поздно, я уже валю его в снег и нависаю сверху. Пожалуй, Сережа бы вряд ли дал застать себя врасплох, если бы не хотел. Ну, падать точно не стал бы, никакие уловки не помогли бы. — Какое коварство, любовь моя, — печально заявляет он, лежа на снегу с раскинутыми в стороны руками. — Я же обещала окунуть тебя в снег, — сообщаю и целую губы, которые подрагивают от усилия не выдать улыбку. — Придется наказать тебя за такую дерзость, — грустно констатирует он. — И как же? — с интересом спрашиваю, вновь наклоняясь для поцелуя. Которого, кстати не случается, потому что на сей раз в снег опрокидывают уже меня. Взвизгнув, цепляюсь за Сережины плечи и смеюсь, пока он отряхивает волосы и преувеличенно сердито смотрит. Не давая шанса начать возмущаться, притягиваю его к себе за шарф, и вот теперь поцелуй все-таки случается, да такой, что заставляет забыть и про снег, и про елку, и про зрителей. Сейчас мы перестанем дурачиться, обязательно, вот только еще чуть-чуть этой неспешной и терпкой ласки, и мы обязательно… — Эй, сладкая парочка, вас от воспаления легких потом мне лечить, — громко напоминает Волков, проходя мимо. — И хватит мне тут детей развращать. — Это он кого детьми назвал? — скептически уточняет Тома. Сережа целует меня еще раз, а потом встает и протягивает руку. Мы отряхиваемся, и Разумовский, последний раз обменявшись со мной взглядами, идет за Олегом, напоминая тому, что ему нужно мясо непременно с кровью. — Я иногда думаю, что это даже жутковато, — говорит Тома, остановившись рядом со мной. Я поднимаю на нее вопросительный взгляд. — Ну, то, какой он с тобой. Нет, серьезно, складывается ощущение, что стоит тебе пальцами щелкнуть, и он весь город к твоим ногам бросит. — Тебе кажется, — возражаю я, улыбнувшись. — Поверь, он рядом со мной частенько все такой же засранец, каким его знает широкая публика. — Ну да, — бормочет девушка и идет к площадке для барбекю. Я немного торможу возле елки и, сняв перчатку, касаюсь большой зеленой лампочки. Красивая. Все-таки хорошая была идея сюда приехать. Я вытряхиваю снег из капюшона и направляюсь к друзьям.