Есть ли в небе лисы?

Разумовский Сереже кажется, что взгляд Асиной сестры вот-вот пробьет его насквозь, и решение девушки официально их познакомить кажется ему еще более сомнительным, чем в начале. Нет, он не пытался избежать встречи, отлично понимая, что для нее это важно, но все равно постоянно прокручивал в голове мысли о том, какое впечатление произведет. Что он может предложить Асе? Кучу нереализованных проектов в голове, отсутствие постоянного заработка и однушку в Питере, которую выдали после детского дома? Отсутствие семьи и расстройство личности? Туманные перспективы? В конце концов, Сережа настолько сам себя загнал в ловушку этих мыслей, что выдерживать их стало совершенно невозможно, и в один прекрасный вечер он выложил Асе все как на духу. Девушка выслушала, погладила по голове и посоветовала снизить ожидания. От себя самого. А заодно вспомнить, что они оба просто студенты, просмотреть цены на недвижимость в Санкт-Петербурге, прийти к выводу, что «однушка в Питере» — это «ничего себе», и выдохнуть. Не сказать, что сильно помогло, но хоть немного расслабиться у Сережи получилось. Ровно до того момента, как он зашел с Асей к ним домой, где их уже ждала ее сестра. Таким взглядом обычно смотрят на того, кто уже успел немало преступлений совершить, и Разумовский поневоле начинает перебирать в голове, насколько часто он косячил рядом с Асей. Получается, что часто, по его мнению, конечно, но ничего криминального все-таки не сделал. Он отчаянно старается не кранесть и не замыкаться в себе, но от этих мыслей становится только хуже. Сидя за столом с Полиной и Асей, он почти физически чувствует на себе клеймо неликвидного, неправильного человека, которому в обществе не место. Эти слова воспитательницы всплывают в голове очень некстати. Ее быстро уволили за многочисленные инциденты, но из детской психики так просто подобные вещи не сотрешь. И Сережа переключает внимание на Асю, которая рассказывает про их поход в ботанический сад, слушает ее, наблюдает за мимикой и жестами, чуть улыбается, стоит ей лишь взять его за руку. Это помогает, как всегда, когда он в напряженные для себя моменты сосредотачивает вокруг нее весь свой мир, отрешаясь от всего, что так беспокоит. Ася в окружающей его серой неуверенности кажется очень яркой и притягивает к себе, будто огонь, на который слетаются мотыльки. Сереже сложно объяснить это чувство. Словно у него, как у планеты, появился спутник, одним своим присутствием вернувший его гравитацию в норму. Когда он смотрит на Полину в следующий раз, то замечает, что ее взгляд стал совсем другим. Теплее, насколько это возможно, ведь каждая черточка на лице этой девушки была создана, чтобы добавить как можно больше холода и строгости. Она, крутя в пальцах вилку, прерывает восторженный рассказ сестры: — Ась, не тараторь, а? Дергаться перед папой будешь. Сергею даже слова вставить не даешь. Я ж с ним знакомлюсь, а не с тобой. — Отвлекаю внимание, — лучезарно улыбается девушка. — Я ж знаю тебя, а Сережа нет. Еще подумает, что ты его сожрешь с такими взглядами. — Ой, да ну тебя, — закатывает глаза Полина и поворачивается к Разумовскому. — Ася говорила, что ты учишься на программиста. Или как у вас это называется? Расскажи хоть, как живут люди, которые дружат с точными науками. На кого именно вас готовят? Ася, так и не отпустившая его ладонь, гладит ее большим пальцем. Жест с ее стороны уже почти привычный, действует. У Сережи получается совладать с неловкостью и ответить на вопросы. Понемногу разговор продолжается, и теперь уже Разумовский в нем тоже участвует, продолжая крепко сжимать Асину руку. С содроганием он все ждет вопросов о детстве, о семье и других родственниках, но Полина той темы не касается. Сережа предполагает, что ее сестра тоже приложила руку к этому, вспоминает, как Ася убеждала, что ни один нормальный человек не станет считать его хуже из-за детского дома. Ближе к девяти вечера Полина, извинившись, оставляет их и отправляется к себе, поскольку завтра ей вставать рано, да и дел полно. Напоследок она просит: — Ась, если вы с Сергеем больше никуда не собираетесь, то закрой дверь еще и на защелку, когда спать пойдете. Спокойной ночи, ребят. Разумовский, подвиснув немного, перекатывает в уме сказанное. Пойдете? То есть?.. Полина имела в виду его и Асю? Вместе? Значит, она не будет возражать, если он останется сегодня с ее сестрой здесь? Тряхнув головой, Сережа встает, чтобы помочь своей девушке помыть посуду. Ася все-таки совершеннолетняя, понятно, что Полине в этом случае беспокоиться не о чем. Просто… Это ощущается немного странно, и Сережа привычно ищет повод обвинить себя в чем-то, в чем-то таком, из-за чего его могут не принять. — Ты же не пойдешь сегодня в общагу? — спрашивает Ася, передавая ему тарелку, чтобы он мог ее вытереть. — Довольно поздно. — Я… Ты уверена, что это хорошая идея? Я не хочу мешать или навязываться. — О чем ты? Я же сама предлагаю. У нас родительского контроля нет, если ты об этом. Девушка закрывает кран, стряхивает воду с рук и вытирает их бумажным полотенцем, пока Сережа аккуратно расставляет тарелки. — Или у тебя есть планы? — вдруг уточняет она, не оборачиваясь. Понизив голос, добавляет: — У Птицы, я имею в виду. — Нет, он ничего не говорил. Сережа закрывает шкафчик и милостиво не добавляет, что этот дурень отказался бы от любых планов, лишь бы урвать с ней немного времени, но в силу собственного идиотизма усиленно это отрицает и отгораживается. Разумовский не пытается пока тыкать его лицом в очевидно и ждет, пока само дойдет, и Птица хотя бы начнет вести себя не как придурок. Ася поворачивается к нему, улыбается. Сережа гладит ее по щеке, пытаясь этим нехитрым жестом передать всю нежность, что неизменно топит его сердце, когда эта девушка рядом. И, нахмурившись, спрашивает: — Что случилось? Ты чем-то расстроена? — Нет, все хорошо, — говорит Ася и тянется, чтобы поцеловать его. Сережа наклоняется, касается ее губ своими, но настороженность не оставляет его. Как и последние несколько дней. Возможно, вдобавок к остальному у него теперь и паранойя, но ему постоянно кажется, что Ася что-то скрывает, не договаривает, хоть и хочется, и это ее очень сильно грызет. В глубине души Разумовский опасается, что девушка больше не желает быть с ним, просто не придумала пока, как сказать тактично и не обидеть. Сережа перебрал в уме кучу вариантов, но получается, что облажаться он мог в любой момент их отношений. Впервые это чувство одолело его после их первого раза, но тогда он списал все на вечную тревожность. Разумовский боялся, что был слишком плох, что сделал Асе больно, что ей не понравилось, каждое свое действие в ту ночь ставил под сомнение. В конце концов девушка это заметила и поняла все без слов, повод был слишком очевидным. Завалив его на диван, Ася уселась сверху и по пунктам разложила, что и как ей понравилось, особенно выделила, что их первый раз ей действительно понравился, и сказала, что очень хочет повторить, как только немного отойдет, и станет можно. Они с Сережей вычитали все рекомендации, и через несколько дней и правда все повторили, и тогда он мог поклясться, что больно ей точно не было. Как и в следующие два раза, Разумовский не жалел времени на то, чтобы подготовить ее и избежать любого дискомфорта. Рядом с Асей стеснение отступало куда-то далеко, он готов был сделать что угодно для ее удовольствия. И все равно потом замечал, что что-то не так с ней, спрашивал, все ли хорошо, сделал ли он неприятно или еще что. Ася заверяла, что ей с ним чудесно, и переводила тему. В последние дни Сережа все чаще видел, что ее настроение портится, в глазах постоянная грусть, и иногда ему казалось, что она даже улыбается через силу. Пробовал убедить себя, что все дело в конце семестра и наступающей на пятки сессии, но… Вдруг нет? Сейчас, лежа на диване и обнимая Асю, которая уютно устроилась у него на груди, Сережа готов молится кому угодно, чтобы дело оказалось в сессии. Он не представляет, как пережить возможное расставание, не хочет даже думать об этом. Но если бы она хотела с ним порвать, то не звала бы знакомиться с сестрой, верно? Не оставляла бы у себя на ночь, не целовала бы так, не шептала о том, как любит. Она бы и планов не строила, так? Ася уточняла, где он собирается остановиться в Питере, и, узнав, что летом из его квартиры как раз выезжают нынешние съемщики, шутливо уточнила, позовет ли он ее в гости. Сережа, завороженный тем, как она смеется, сдуру предложил сразу переехать к нему. Пожалел сразу же, почувствовав себя идиотом, но Ася задумчиво уточнила, серьезно ли он говорит об этом, а потом сказала, что идея ей нравится. Последние пару дней они почти постоянно обсуждали, как это будет, думали над подработками и даже заранее искали варианты. Если бы Ася хотела расстаться, разве стала бы она заводить такие разговоры? Сережа закрывает глаза и прижимает ее к себе крепче, осторожно касается губами лба. Все будет хорошо. Обязательно будет. Проблема в сессии. Только и всего. *** Сережа понял всю глубину своей ошибки только через два дня. Утром они с Асей вместе едут на занятия, и там расходятся по корпусам. Перед этим Разумовский долго целует ее на лестнице перед университетом, и обы они не обращают внимания на то, что происходит вокруг, пока Катя не настигает их. Помахав Сереже, она утаскивает его смеющуюся девушку за пары, а Разумовский несколько мгновений смотрит им вслед. Наверно, дело все-таки и правда в сессии. В течение всего дня они с Асей переписываются и обмениваются впечатлениями и фотографиями, и кажется, что Сережина паранойя постепенно утихает. Вспыхивает она после последней лекции. Тело на время занимает Птица, и Разумовский не препятствует, сразу предупреждает Асю об этом. Он чувствует, что двойник извелся без общения с ней, поэтому без вопросов отдает контроль. Ася все равно сказала, что будет ждать Птицу в коридоре, у нее занятия окончились раньше, а потом можно и погулять. Разумовский насмешливо смотрит за тем, как двойник спешит поскорее выйти к ней, уже даже видит девушку дальше по коридору, но у дверей его останавливает Света. На нее смотрят и Сережа, и Птица, первый с удивлением, потому что у них с ней нет причин общаться после того случая на первом курсе, второй с откровенной злостью, ведь она сейчас мешает. — Я тут подумала, — тянет Света, изгибая в лукавой усмешке пухлые губы. — У меня сегодня соседка не ночует в комнате, мы могли бы… Птица коротко и емко посылает ее на три буквы и выскакивает в коридор. Сережа, стукнув себя ладонью по лбу, естественно следует за ним. С формулировкой он не согласен, но смысл разделяет. Птица вертит головой по сторонам. Аси нигде нет. Выругавшись, двойник звонит ей, после чего решительным шагом, чуть ли не бегом, отправляется на улицу в парк, где и находит ее на скамейке. И тут же впихивает контроль Сережи, едва заметив, что Ася не просто расстроена, а спешно вытирает слезы с лица. — Поговорим завтра, — с ходу прерывает она все вопросы Разумовского. Тот садится рядом с ней оторопело смотрит. — Я… Я не готова пока. Завтра. Сейчас мне нужно домой. — Ася… — Завтра! — громко повторяет девушка, а потом делает рваный вдох. — Я домой. Не провожай меня. — Но… — Я не хочу, чтобы ты сегодня меня провожал. Она встает и быстро идет по аллее в ту сторону, где находится остановка. Сережа настолько ошеломлен, что остается сидеть на месте, полностью игнорируя беснующегося Птицу, который требует догнать ее и потребовать объяснения прямо сейчас. А следом за шоковым состоянием приходит страх. Больше даже ужас. Он был прав. Сережа был прав, и она решила разорвать отношения. Сегодня, видимо, был предел, Ася едва стерпела его присутствие. Но как же… Они разговаривали о возвращении в Питер, и буквально сегодня она так нежно целовала его, когда они, пользуясь тем, что Полина уже ушла на работу, начали утро с избавления друг друга от одежды. Это было несколько часов назад, но сейчас… Сережа встает, хочется двинуться за Асей, но тормозит себя. Она просила не делать так. По ее лицу было ясно видно, что она не хочет сейчас быть рядом с ним. Сережа отступает назад, осматривает, пытается дышать ровно и справиться с наступающей паникой. Не сейчас, не здесь. Ему нужно написать Асе, позвонить или что угодно еще, попросить дать ему шанс, пообещать, что сделает все, чтобы исправиться, все… В себя он приходит уже вечером. И то не до конца. Контроль все еще у Птицы, тот сидит на кровати и что-то лениво листает в ноутбуке. Сережа трясет головой, пробует вспомнить, что делал двойник. Никак. Поморщившись, он прямо спрашивает. — Решил проблему, — говорит Птица, не отрываясь от экрана. — Как и всегда. — О чем ты? — бормочет Сережа и садится рядом. — Что произошло? Я помню… Ася! Она же… — Успокойся, — мрачно приказывает двойник, не давая ему вырвать контроль. Что-то щелкнув в ноутбуке поворачивает его экраном ближе к Сереже. — Смотри. –Это?.. Ты с ума сошел?! — ужасается Разумовский, схватив его за руку. — Зачем ты влез в Асин акк? Что ты?.. Подожди, что это значит? Нахмурившись, Сережа садится ближе и вчитывается диалог, который Птица неспешно листает для него. — Зачем она писала Асе? — тихо бормочет Сережа. — Что… Что за бред она ей писала?! — Не ори, — морщится Птица. — Я все уладил. Вскрыл, что нужно, скинул этой Свете или как там ее, подробно объяснил, что будет. Если дрянь еще раз сунется к ней, то долго будет объяснять ректору, откуда такие веселые переписки с новым преподом всплыли. Женатым. И фотки, кстати, тоже есть. Они их удаляли, но я все восстановил. Хочешь глянуть? — Боже, — шепчет Сережа, закрыв лицо руками. — Какой бред… Я не понимаю. Почему Ася не сказала? Не заблокировала ее? — Заблокировала, позавчера вроде. — А сколько она ей пишет уже? — Две недели примерно, — отвечает Птица, зевнув. Сережа, застонав, сгибается, уткнувшись лбом в колени. Кошмар какой. И даже не понять, с чего эта Света решила писать, что между ней и Сережей что-то есть, да еще в таких красках рассказывала, в какие дни он был с ней, что делал, пока Ася думала, что он занят учебой или подработками. Уверяла, что он любит только ее, Свету, и все между ними сейчас так замечательно, пусть и началось уже после того, как Сережа с Асей начали встречаться. И Ася — лишь балласт, который ему жалко бросить. Разумовский поднимает голову и мрачно смотрит на Птицу. — Издеваешься? — фыркает тот. — Мне оно все даром не сдалось, не мутил я с ней. Я только… Ты сам знаешь. — Ладно, — выдыхает Сережа. — Ладно. Главное, что все решилось. Что сказала Ася? — Я откуда знаю? — Ты… Ты что, не связался с ней? До сих пор?! — Да чего орать-то, — стонет Птица, картинно закатывая глаза. Он снимает с колен ноутбук и добавляет: — Она ж не спрашивала ни о чем, значит, не верила. — И ходила как в воду опущенная, — раздраженно напоминает Сережа. — Отдай контроль. Первым делом Разумовский хватает телефон и звонит ей. Ася отвечает, голос такой потерянный, что ему хочется самому себе дать по морде, лишь бы Птицу зацепить. Девушка не дает ничего объяснить, просто зовет к себе поговорить. Сережа обещает примчаться сразу же и, схватив толстовку, выскакивает в коридор. Путь долгий, слишком долгий для таких обстоятельств, зато Разумовский несколько раз прогоняет в голове, что именно скажет. И все равно, когда Ася открывает дверь, впадает в ступор и забывает то, что успел придумать. Девушка, уставшая и подавленная, пропускает его в квартиру и, прерывая попытки объясниться сразу же, ведет Сережу к себе, сказав, что Полины сегодня нет, она ночует у возможного парня. — Я попросить хотела кое о чем, — говорит Ася, присев на краешек дивана. — Птицу. — Птицу? — тупо повторяет Разумовский, застыв рядом. — Да, его. Я понимаю, что он не обязан и все такое прочее, но… Пусть расскажет Свете, что вас двое. Я устала. Правда. Когда она узнает… — Ася, — шепчет Сережа, опускаясь на колени перед ней. — Ася, любимая, умоляю выслушай. Все совсем не так. Ни у кого из нас ничего с ней не было, совсем ничего, у Птицы тоже. Это все ложь, грязная и отвратительная ложь, потому что в нашей жизни есть только ты, никто другой не нужен. До тебя я вообще не задумывался об отношениях, и они нужны мне только с тобой, котенок мой. Можно я так?.. Я клянусь тебе, это лишь жалкая провокация, и больше она тебя не побеспокоит. — Я… Ася вдруг опускает голову, закрывается ладонями, и Сережа с ужасом слышит, как она тихо плачет. Он подается вперед, не смея коснуться вздрагивающих плеч, сначала спрашивает разрешения, лишь после надломленного «да», обнимает ее, так и не поднявшись с колен. Только сейчас до него доходит, что она не просто злилась, нет, ей было так безумно больно все это время, что вряд ли Сережа бы смог описать словами. Она думала, что это Птица встречается с другой, думала, что он выбрал другую вместо нее, и… — Почему ты не сказала? — в отчаянии спрашивает Разумовский, когда она затихает. — Почему не попыталась поговорить? — Не знаю, я… — Ася всхлипывает и обвивает его шею руками, жмется к нему так, будто он вот-вот ее оставит. — Даже если и поговорить, то что изменится? Я не хотела вбивать между вами клин из-за своего недовольства. Я… Я же знаю, что даже не нравлюсь ему, и не могу обвинять за то, что ему тоже хочется быть… — Погоди-ка. — Сережа отстраняется и недоуменно смотрит на нее. От вида заплаканного лица сердце разрывается, и он бережно стирает слезы с покрасневших щек. — Почему ты решила, что не нравишься ему? Птица, кашлянув, стучит его по плечу и бормочет: — Тут, кажется, мой просчет. Дай я сам, ладно? — Ты что наделал? — ледяным голосом спрашивает Разумовский, впившись в него до предела разозленным взглядом. — Сереж, не надо, — просит Ася, дернув его за завязку от толстовки. — Я все понимаю. — Дай, — вздыхает Птица. Разумовский уступает, отодвигается от Аси и закрывает глаза. И как раз в этот момент двойник делится с ним воспоминаниями, от которых Сережа ругается, не сдерживаясь. — Не в твоем вкусе?! — рычит он, схватив Птицу за плечо. — Отказаться от всех?! От кого ты там отказываться собрался, а?! И предложил еще валить куда подальше?! Ты совсем с ума сошел?! Ты!.. — Да тише, — раздраженно цедит двойник, стряхнув его руку. — Дай поговорить. Он смотрит на Асю, которая явно чувствует себя не в своей тарелке, угрюмо сообщает: — Не было ничего. Сука к тебе больше не полезет. Я все сделал, можешь не реветь. — Я тебя сейчас задушу, — выстанывает Сережа. — Либо ты сейчас признаешься сам, либо я сдам тебя, дурака, ей с потрохами. Она такого дерьма не заслужила, Птица. Двойник кивает, но продолжает молчать, буравит взглядом Асину коленку. Разумовский делает глубокий вдох, потом выдох, продолжает так и дальше, пытаясь привести мысли в порядок. Ничего, все почти разрешилось. Просто недоразумение. Обычное… Чертово крылатое недоразумение, чтоб его! Сережа садится на диван рядом с Асей. Нужно вмешаться, иначе этот цирк не закончится. — Спроси у неё, какой цвет ей безразличен, — говорит Сережа, и Птица смотрит на него недоуменно и как-то даже устало. — Какой цвет не вызывает эмоций? Двойник хмурится, явно не улавливая смысла, но все же повторяет. Ася, тоже сбитая с толку, некоторое время раздумывает над вопросом, а потом отвечает: — Желтый. — А теперь пусть представит, что ей на глаза попалось желтое платье, безумно красивое и привлекательное, которое запало в душу и не выходит из головы, — продолжает Сережа, и на лице Птицы мелькает понимание. Кивнув, двойник удивительно несмело берет ее за руки и произносит: — Представь, что нашла платье, желтое, и оно — лучшее, что ты когда-либо видела. — Птица, опустив голову, негромко добавляет: — Лучшее из всего, что в твоей жизни вообще было. Желтый цвет тебе все еще до лампочки, но это платье прекрасно, и ты не можешь выкинуть его из головы, думаешь о нем, представляешь его. Желтый безразличен. Желтое платье занимает все твои мысли. Сережа, выдохнув, с облегчением наблюдает за тем, как растерянность на лице Аси уступает место осознанию. Девушка смотрит на их сцепленные руки, закусив губу, молчит какое-то время. Затем поднимает взгляд на Птицу и спрашивает: — А все, что ты сказал про платье… Не про платье? Про меня ты думаешь так же? — Не совсем, — уклончиво отвечает двойник. — Там сложно. — Правду! — неожиданно резко требует Сережа. — Скажи ей правду. Она две недели думала, что у тебя другая, и молчала, потому что таков твой выбор, и ты имеешь на него полное право! Хоть на секунду представь, каково ей было представлять, как тело занимаешь ты и после нее идешь к другой девушке, делаешь с ней все то же самое. А она представляла, я уверен. И не говорила ни слова против, потому что считает тебя не дополнением или побочной личностью, а полноценным человеком. Ты должен сказать правду, она этого заслуживает. Иначе с мертвой точки мы не сдвинемся. Или тебе нравится сидеть в тени и переваривать свои чувства одному? Птица, доселе слушавший молча, переводит взгляд с Сережи на Асю. Девушка все это время просидела тихо, зная, что он не просто в пустоту пялится. Двойник отпускает ее руки и вымученно признается: — Да. Эти слова были не только о платье. Совсем не о нем. Он смотрит в сторону, а Сережа больше не пытается ничего говорить. Он чувствует, что Птица боится, верит, что в ответ услышит насмешку или что-то вроде. Разумовский никак не показывает сейчас свое знание о том, что происходит в голове у двойника, и продолжает молчать. Тут не его слова нужны, никакие заверения от Сережи не возымеют нужного эффекта. Такого, какой происходит, когда Ася ласково касается его щеки и зовет: — Птиц. Чего молчал-то? Двойник пожимает плечами. Девушка двигается ближе и обнимает его, не обращая внимания на то, что тот застыл как истукан. — Если хочешь знать, то платье очень счастливо было это услышать, — говорит она, улыбнувшись. — И оно бы очень хотело сблизиться и с тобой тоже, потому что вы оба — удивительные, и… Я бы хотела, чтобы у нас все получилось. Сережа утыкается лбом ей в плечо, пусть она и не почувствует этого. — Я думала… Боже, я чуть с ума не сошла, — чуть слышно произносит Ася. Птица осторожно кладет ладонь ей на спину, лицом зарывается в шею. — Я не знаю, что с этим всем делать, — глухо признается он. — Я не умею. Вообще ничего из этого. Я только… Не хочу, чтобы ты вот так плакала из-за меня. Или думала, что я могу захотеть кого-то другого. — Не буду, — отзывается Ася, улыбнувшись. — Но ты козел. — Есть немного, — соглашается Птица, вздохнув. — Но мы с этим разберемся, — продолжает она. — Разберемся, — повторяет Сережа тихо. — Может, я даже не дам самому себе в глаз.