Есть ли в небе лисы?

— Да пошел ты в задницу, Разумовский! — выкрикиваю я перед тем, как броситься к выходу из комнаты. Задержавшись на пороге, с чувством добавляю: — Ненавижу тебя! Не в моих правилах обычно дверьми хлопать, но искушение сейчас слишком велико. Кажется, с потолка старинного особняка даже штукатурка посыпалась после этого. Взбешенная до крайности, я быстро иду по коридру, даже толком не зная, куда. Все внутри уже просто горит от желания выйти на улицу, вернуться в свою квартиру, сделать хоть что-то, помимо двухнедельного прозябания в этих проклятых стенах! Но я вряд ли далеко уйду. Есть огромная вероятность, что меня застрелят возле моего же подъезда. — Что за шум? — удивленно спрашивает темноволосый мужчина, выходя из-за угла. Чертов дом настолько огромен, что я до сих пор не могу нормально запомнить все повороты и коридоры. Сейчас останавливаюсь и, уперев руки в бока, сердито смотрю на Олега Волкова, хоть он-то ни в чем и не виноват. — Что случилось? — повторяет мужчина, бросив взгляд через мое плечо. — Друг твой случился, — цежу я, всплеснув руками. — И случилось то, что в его голову залетела мысль притащиться на мою выставку, купить картину и поболтать со мной. И так уж случилось, что друг твой — гребанный мертвый международный террорист с кучей врагов, кто-то из которых теперь свято уверен, что мы близки и чуть ли не детей вместе крестить собираемся! И случилось так, что я теперь сижу здесь взапери, ведь кто-то хочет меня то ли убить, то ли украсть и пытать! — Так, — вздыхает Олег. — А что-то новенькое есть? — Я схожу с ума! — Не ты одна, — понятливо кивает он. — У меня там пирог готов, будешь? — А ножовка в нем есть? — тоскливо спрашиваю, вызвав улыбку у Олега. — Не знаю такого рецепта, Ась. Научишь? Угукнув, опускаю голову и понуро бреду за ним на кухню. Какой-то сюр, честное слово, сюр. Как я могла так вляпаться? Из всех глупостей в моей жизни, эта самая масштабная и смертельная, а я в ней даже не виновата. У меня была отличная выставка, несколько картин купили по очень хорошим ценам, одну из них еще и приобрел довольно симпатичный молодой человек. Правда, за очками и дурацкой кепкой не особо было видно лицо, но он показался таким вежливым и обходительным, с ним было интересно разговаривать. Я даже не заметила, как полчаса пролетели. Именно те полчаса теперь и могут стоить мне жизни. И самое обидное, что человек-то тот оказался совсем не вежливым и интересным, а опасным психопатом, который погубил кучу народа и держит меня в заложниках! Ладно. Перебор. Никто меня не держит в заложниках. Хотя, подозреваю, что стоит мне попытаться выйти на улицу, и чертов Разумовский подорвет крыльцо! Пока же я вроде бы под защитой. Взаперти, почти без связи, потому что придурочный контролирует мои переписки. Я даже помощи попросить не могу! Семье, друзьям и агенту соврала, что свалила с покупателем на Бали. Никто и не удивился. Спасибо, родные и любимые, попрошу Олега отправить вам урну с моим прахом. Из ни двоих Волков кажется более вменяемым. — Держи. Олег ставит передо мной синюю тарелку с куском вишневого пирога, который выглядит обалденнно и пахнет так же. Увы, тоску, пропитавшую все мысли, он убрать не в состоянии. Я обнимаю ладонями чашку с ароматным ягодным чаем и мечтаю в нем утопиться. — Выше нос, — советует Волков и стучит пальцем по столу. — У меня для тебя есть кое-что еще. Ружье? — Вы разобрались с придурками, которые на вас нацелились, и я могу пойти домой? — без особой надежды предполагаю и поднимаю на него взгляд. — Пока нет, но Серый этим занимается. — Да, теперь мне гораздо спокойнее, — заявляю я, даже не пытаясь скрыть лошадиную дозу яда в голосе. — Зря ты так, — качает головой Олег. — Он правда старается закончить с этим быстрее, чтобы ты могла вернуться к своей жизни. А пока… Волков наклоняется, а потом водружает на стол большую картонную коробку, двигает ее ко мне. — Это тебе, — говорит он. — Давай, загляни. Я слезаю со стула и обхожу стол, опасливо присматриваясь к коробке. Почему-то кажется, что от Олега подвоха ждать не нужно, хоть он и водится с этим психопатом. Да еще и помогает ему во всем. С Волковым хотя бы можно разговаривать без желания долбануть ему по голове подносом. Вот в один из таких разговоров он и признался, что они с Разумовским друзья с детского дома. Я-то промолчала, но про себя искренне пожалела Олега. Врагу такого приятеля не пожелаешь. — Это?.. Я не договариваю, открываю коробку полностью и ошалело пялюсь на содержимое. — Мольберт и холсты в твоей комнате, — сообщает Олег, усмехнувшись. — Сюда не влезли. Я беру в руки синюю коробочку с изящными белыми надписями. Верчу, пытаясь осознать, что предмет настоящий. — Я знаю, что сидеть вот так взаперти тяжело, — с какой-то непонятной грустью произносит Волков. — Решил, что возможноть вернуться к живописи немного улучшит твое самочувствие. Угадал? Осторожно возвращаю дорогущий набор первоклассных красок в коробку и, повернувшись к застывшему рядом Олегу, просто кидаюсь к нему на шею, шепча благодарности. Это лучшее, что со мной произошло за последние две недели! Я ведь просто с ума сходила на стенку готова была лезть, но как-то даже не думала о том, чтобы попросить краски и все остальное. Хоть Волков еще в первый день сказал, чтобы без стеснения писала ему, если что-то понадобится. Я тогда еще, психанув, целый список накатала, а он все купил и привез. О красках я не думала. Занятия живописью казались мне очень неуместными в моем нынешнем положении. — Спасибо, — в очередной раз выдыхаю и отпускаю несчастного Олега. — Извини, не хотела тебя смутить, просто не сдеражалась. Поначалу мои объятия его явно напрягли, будто я собираюсь напасть. — Ничего, — говорит похлопав меня по плечу. — Если что-то забыл взять, скажи, договорились? — Договорились, — улыбаюсь я и все-таки заставляю себя вернуться к еде. На душе аж полегчало. Все-таки не ошиблась, Волков действительно хороший, внимательный. Жаль, что связан с Разумовским. Может, он, конечно, просто притворяется, чтобы в доверие втереться. Вот только зачем? Я для них явно бесполезна, поэтому склонна думать, что Олег просто попал в неудачную компанию и не нашел в себе сил из нее выбраться. Я делаю глоток чая из кружки и вновь смотрю на коробку. Что ж, временно существование может стать сносным.

***

Жаль, что долго оно таковым не пробыло. Нет, меня не убили и не покалечили, да и Разумовский не вылезает практически из своей комнаты с компами, так что я с ним не пересекаюсь. Это точно подарок чокнутой судьбы, спасибо ей. Забив на то, что фактически нахожусь в плену, я посвятила последние четыре дня новой картине. В перерывах делала наброски. Олег купил не только кисти и краски, но вообще все, что могло бы понадобиться. Я теперь даже скетчингом заниматься могу. Проблема пришла оттуда, откуда ее не ждали. Я, по крайней мере, не ждала. Вчера вечером Олег сказал, что ему придется уехать на пару-тройку дней, чтобы кое с чем разобраться. Я чуть не подавилась домашним морсом, а потом даже жалобно попросила взять меня с собой. Готова была даже в окопе спать, честное слово. Волков заверил, что все будет нормально. И попросил присматривать за своим шизанутым дружком, хоть иногда. Утром Олег уехал. Я же почувствовала себя женой солдата, брошенной и одинокой. Со мной только громадный пустой особняк, шизик-террорист и привидения. Последних не видела, но должны же они водиться в таких старых домах. Даже их общество кажется более желанным, чем сожительство с Разумовским. Поискав по коридорам полтергейст, я заперлась в комнате, куда меня поселили, дабы не наткнуться случайно на кое-кого похуже. Три дня прошли нормально. В полном одиночестве, но так даже лучше. Вечером четвертого дня вышел на связь Олег. Я даже сначала порадовалась, что он позвонил, вот только новости были отстойные. Он задержится еще на пару дней точно. — Ась, проверь, как там Серый, — выдает Волков сразу после неутешительного сообщения. — Я говорил с ним, и мне кажется, что он опять работает без продыха. — Угу, — бормочу я, вертя в руке кисть. — Ты когда его видела в последний раз? — Вчера вроде. В коридоре столкнулись. Жив был. — Слушай, я понимаю, что у большинства людей Серый вызывает только желание придушить его, и не виню тебя. Но он не так плох. Не совсем. Там все сложно было тогда. — Ну да. — Он спас тебе жизнь, — уже почти жалобно произносит Олег. — Меня хотят убить просто из-за того, что я с ним поболтала. — Это да, но он же не оставил тебя. Не поспоришь. Из-под пули фактически вытащил на выходе из галереи. Но и стрелять-то из-за него пытались! — Это прогресс. Поверь мне, Ася, большой прогресс. Я бы даже не удивился… — Да ладно, ладно, — сдаюсь я, отложив кисть. — Побуду сиделкой. Если творчество кода-нибудь прогорит, запишу в резюме, что подрабатывала нянькой у международного террориста. — Спасибо, Ася, — очень серьезно говорит Олег. — Просто последи, чтобы он до гроба не доработался. Вот было бы облегчение миру. Я прощаюсь с Олегом и еще пару минут пялюсь на незаконченную картину. Ладно. От меня не убудет. Волков, кажется, действительно печется об этом чокнутом. Пусть у человека хоть на одну заботу будет меньше. В конце концов, он был ко мне добр, отплачу тем же. Высунув голову в коридор, осматриваюсь. Никого. На кой ляд двум людям жить в таком огромном доме. Такое чувство, что Разумовский отобрал его прямо у какого-нибудь графа. Обстановка старинная и шикарная, но от того и неуютная. Я выхожу полностью и пытаюсь вспомнить, как пройти в комнату, которую Разумовский называет серверной. Разок сворачиваю не туда и возвращаюсь. Через пару минут останавливаюсь у нужной двери, за которой тихо. Стучу. Никакого ответа. Стучу еще раз. Опять ничего. Может, он не дома? Черт его знает. Все равно немного паникую. Можно скопытиться от того, что за компами пересидел? Наверно. Опять паникую. Вдруг там труп? Я дергаю ручку в попытках открыть дверь, но она заперта. Опять стучу. Всерьез паникую. — Да поверни ты ее в другую сторону, — раздается хриплый и усталый голос за дверью. Делаю, как сказано. Дверь поддается. Я шагаю в темное помещение, чувствуя себя идиоткой. — Олег ее прикрутил криво, — отстраненно объясняет Разумовский, не отрываясь от монитора. — Что тебе нужно? Я отрываю взгляд от скопления экранов, которые сейчас являются единственным освещением, и смотрю на сгорбленную спину. — Проверяю, жив ли ты, — честно отвечаю и захожу дальше в комнату. — Как видишь. Так ему и передай. Что-то еще? Да пошел ты, хочу я сказать. Опять. Но язык не поворачивается это произнести, когда мне удается его нормально разглядеть. Бледный, небритый, осунувшийся, с синяками под глазами. В правом сосуд лопнул. Такого зрелища не выдерживает даже мое сердце, которое желает ему всего плохого. — Ты когда спал последний раз? — спрашиваю я. — Вчера? — отвечает он почему-то вопросом на вопрос. — А ел? — Тоже. — Врешь ведь. Слушай, сходи отдохни, а? Ты так реально загнешься. — Знаешь, — раздраженно цедит Разумовский, вставая. Что я там знать должна, он не сообщает, потому что его шатает, и удержаться на ногах получается только благодаря моей реакции. Я успеваю шагнуть вперед и подхватить идиота до того, как он впишется мордой в пол. Так себе решение. Стоять вот так в полутемной комнате и прижимать к себе сумасшедшего убийцу я не планировала. Разумовского же силы, судя по всему, окончательно оставляют, ибо он даже выцарапаться из моих рук не пытается, опускает голову на плечо, будто сдавшись. Я хочу отодвинуться, но опасаюсь, что он просто грохнется без поддержки. Как потом Олегу в глаза смотреть? — Ты устал, — уже тише говорю я, легонько похлопав его по спине. — Сильно. — Я почти у цели, — шепотом сообщает он. — Да в задницу эту цель, Сережа, ну честно! Я не хочу тут с трупаком сидеть! Разумовский вздрагивает и тихо, как-то надрывно смеется. — Де-факто… — Заткнись, — мрачно прошу я. — Душ, еда и сон. Окей? И я отстану, честно. И Олегу скажу, что ты жив, цел и молодец. — Ладно, — неожиданно легко соглашается он. — В душе в обморок не грохнешься? Я не буду тебя откачивать. — Как же так, ma cherie? — шепчет он. — После всего, что между нами было? — Ха-ха. Сам дойдешь? Я принесу еду в спальню. Оттуда ни ногой, ясно? Иначе Волкову позвоню. Разумовский отодвигается, держится за спинку кресла. Что-то щелкает на клавиатуре. Половина экранов гаснет, другая продолжает работать. Видимо, там его присутствие не нужно. Кивнув мне, он выходит из серверной, почти не шатаясь. Я, ругаясь в уме, спускаюсь на первый этаж. Стоит только маньяку посветить уставшей мордочкой, и я уже не могу просто бросить его без помощи. Дура. На кухню зато попадаю без ошибок. Ура. Только разогрев еду, понимаю, что не знаю, где находится спальня Разумовского. Да блин. Будто в ответ на мои мысли, приходит сообщение. Карандашный рисунок дома и стрелочка. Ага. Значит, надежда есть, раз карту намалевать смог. Я роюсь в ящиках, пока не нахожу вычурный серебристый поднос, под стать обстановке дома. Ставлю на него тарелки, чашку и маленький пузатый чайник. Не хватает только белого чепчика. Тьфу ты. Сграбастав поднос, тащусь обратно на второй этаж. В нужную дверь стучусь носком кроссовка. — Завтрак в постель, — торжественно сообщаю растерянному Разумовскому и решительно шагаю вперед, оттесняя его с прохода. — Сейчас восемь вечера, — хмыкает он. — Ужин в постель, — пожимаю плечами я. — Куда поставить? Разумовский машет рукой прямо на кровать. Выглядит посвежее, переоделся в дурацкую шелковую пижаму, синюю с непонятным орнаментом. И все равно такое чувство, будто спал во вторник. В прошлом году. — Это карри, — говорю я, глядя, как он с подозрением присматривается к тарелке. — С рисом. Ты такое ешь? — Я не привередлив. — Едва ли, — фыркаю я, обводя рукой комнату. Разумовский усмехается и садится на кровать. Я топчусь на месте, раздумывая, что дальше. По идее, моя совесть перед Олегом чиста. Если его друг сейчас поест и поспит, то еще пару дней до его возвращения протянет. Потом уже будет не моя проблема. — Можешь сесть сюда, — произносит Разумовский, указав на место на кровати напротив себя. И я сажусь за каким-то чертом. Нужно убедиться, что он действительно поест и доживет до возвращения Олега. — Это ты готовила? — спрашивает Разумовский. — Ага. У меня тут не много занятий. И я не нашла яд. — Наверно, Олег забрал с собой, — говорит Разумовский, кивнув. Я улыбаюсь до того, как вспоминаю, что шутить с психом не стоит. Просто молчать тоже не хочется, тягостно как-то. Но о чем с ним говорить? — Ты не успела рассказать про концепцию той выставки, куда поедешь, — произносит Разумовский, наливая чай. — Тогда, в галерее. Москва, да? — Москва, — соглашаюсь я и рассказываю. Пожалуй, неплохой способ избавить нас обоих от тишины, хоть та выставка и под вопросом теперь. И как-то так оказывается, что беседовать с ним все-таки легко. Не показалось тогда, значит. Тем обиднее, что он чокнутый. — А теперь спать, — командую я, переставляя пустой поднос на пол. — Можешь идти докладывать Волкову об успешном выполнении задания, — говорит Разумовский, закатывая глаза. — Бегу. И это было бы логично. Я так и собираюсь сделать, когда взгляд падает на россыпь цвеных карандашей на небольшом столике в углу. Хм. Знакомая марка. Известная, профессиональная. Лежат они рядом со скетчбуком, явно уже использованным. Догадка забирается в голову тихо, но уверенно. — Это ведь не Олег купил мне краски и прочее? — спрашиваю я, глядя на растрепанную рыжую макушку, торчащую из-под одеяла. — Олег, — бурчит он. — Волков так хорошо разбирается в живописи? — Он талантливый. — Ага. Я присаживаюсь на край кровати так, чтобы не задеть сьежившуюся под одеялом фигуру, и спокойно интересуюсь: — Зачем ты обманываешь? — Затем, что я действительно знаю, каково сидеть взаперти, — раздраженно заявляет Разумовский и резко садится. От его тона вздрагиваю и даже отодвигаюсь. — И я не идиот. Я видел твои картины, я купил одну, если помнишь. И другие твои наброски и скетчи тоже видел в интернете. Поэтому и решил, что ты почувствуешь себя лучше, если сможешь рисовать. Я отлично понимаю, во что тебя втравил. Но от меня ты могла и не принять подарок, ведь я чокнутый маньяк и еще множество формулировок. С Олегом же иначе, он тебе по душе. Мы все выяснили. Не задерживаю. Спокойной ночи. Он ложится обратно и поворачивается ко мне спиной. Я сижу, втянув голову в плечи, и чувствую совершенно иррациональную глупую вину. Эй, он не может ставить мне в укор то, что я считаю его маньяком двинутым после всего, что он натворил! — Что-то еще? — устало спрашивает Разумовский. — Расскажешь сказку на ночь? — Это будет дорого тебе стоить, Разумовский. — Я переведу деньги утром, — совершенно серьезно заявляет он. — Ты чего? Я же шучу, — удивленно говорю, покачав головой. — Ладно, спокойной ночи. Маякни, если что-то понадобится. Я подхватываю с пола поднос и спешу покинуть комнату, сбежать от этой внезапно неловкой и очень странной ситуации. Обещание Олегу выполнено, а я умываю руки.