Под прицелом объектива

Однажды

      Джин волновался. И не только потому, что он был убежденным интровертом, не слишком комфортно чувствуя себя в незнакомом обществе. В компании незнакомцев, и, особенно, с незнакомыми людьми наедине. Нет, он безусловно умел произвести хорошее впечатление и даже поддержать разговор, но вот завести разговор зачастую было проблематично и приходилось прикладывать дополнительные моральные силы. Можно было бы логично поинтересоваться, как он тогда решил стать актером, если испытывает такое смущение, однако здесь все было просто: на сцене ты играешь роль, и твое собственное Я находится в полной безопасности.       Но теперь Джин волновался. Тэхен появился в его жизни слишком внезапно. Он надеялся, что работа над портфолио будет чистой формальностью, но… Это было сложно. Но нужно. И он был благодарен Тэхену за то, что он так обстоятельно решил с ним поработать; что проявил к нему такое внимание, с первых минут знакомства оказав поддержку, позаботившись о его чувствах и моральном состоянии. Это подкупало. В Тэхене подкупало все. И в то же время настораживало, и Джин не сразу понял, в чем была причина.       Ему приходилось иметь дело с привлекательными молодыми людьми (обоих полов), и он со временем научился не смущаться, когда на него обращали внимание. У него с этим не было проблем, и чаще всего он оставался почти безучастен к внешней красоте, как типичный интроверт, делая упор на внутреннем мире. Это не значило, что внешность была для него не важна — вовсе нет, и он был бы отъявленным лицемером, если бы стал это отрицать. Просто он не умел влюбляться безоглядно только в красивое лицо. И в Тэхене как раз настораживало то, что у него было не только красивое лицо.       В нем был какой-то необъяснимый магнетизм. В его взгляде было что-то особенное, и разговор здесь шел не только о причудливом разрезе глаз, который придавал его лицу оригинальную, не поддающуюся внятному объяснению посредством слов привлекательность. Это все было проще прочувствовать на себе, чем, в попытке осознать, пытаться найти своему волнению рациональное объяснение. Просто у Тэхена не было ярко выраженного типажа, и потому невозможно было заранее предугадать, как он будет себя вести. Он не был ни роковым красавцем, ни романтическим страдальцем, ни очаровательным инфантилом. Джину казалось, что он органично сочетал абсолютно все из вышеперечисленного. Органично, значит, не прикладывая особых актерских навыков, просто имея в себе все необходимые для этого качества и характерные черты и повинуясь лишь настроению. Джин редко ощущал в себе первозданное волнение в присутствии молодых людей, но здесь был другой случай. Возможно, именно поэтому он был так скован. Хотя, чего греха таить, он в принципе не был сильно раскрепощен.       — Привет, Джин! — Низкий бархатный голос, который, к слову, лишь дополнял тот особенный магнетизм, о котором Джин размышлял до этого, раздался достаточно внезапно, чтобы он дернулся.       Тэхен смотрел на него из-под своей темной, затейливо волнистой челки, и по его лицу Джин сразу мог понять, что он рад его видеть. Единственное, чего не мог понять Джин и что его почему-то заинтересовало — было ли у него что-то надето под наглухо застегнутую обычную голубую джинсовую куртку… Какой-то совершенно неуместный вопрос, и Джин поспешил его вытряхнуть их своей головы, быстрым взглядом успев запечатлеть светлые широкие брюки и небольшую горчичного цвета, надетую через плечо сумку. И ни следа фототехники. Но, черт, неужели он действительно ничего не надел под джинсовку?..       — Вижу, ты ищешь фотоаппарат. — Тэхен улыбнулся, подняв вверх свои свободные, ничем не занятые руки.       Да. Здесь был скрыт еще один подвох, который не давал Джину покоя. Очень красивые руки. Просто совершенные руки. Большие, но при этом узкие ладони и нереальные в своей длине прямые тонкие пальцы, на которых невозможно было не задержать взгляд. И при взгляде на эти руки, свои Джину захотелось спрятать в карманы, потому что он комплексовал. Не так, чтобы отчаянно хотеть с собой что-то сделать (в план эстетической медицины, разумеется), но достаточно, чтобы лишний раз не жестикулировать.       — Джин, ты можешь что-то сказать — честное слово, я не обижусь. — Тэхен забавно вздернул брови, которые зазывно проглядывали через темные волны волос, и Джин, наконец, пришел в себя.       — Черт, извини. Привет. Я… задумался. — Нужно было сказать еще что-то, чтобы Тэхен перестал держать его за аутиста. — Рад тебя видеть.       Само сорвалось с языка, но Тэхен, кажется, это оценил, широко улыбнувшись.       — Хорошее начало! И я тоже рад! И кстати, насчет фотоаппарата… Я собираюсь снимать на твой телефон.       Джин очень искренне удивился, и Тэхен поспешил объясниться.       — Чтобы исключить у тебя волнение по поводу того, что я смогу как-то использовать твои фото. Или неудачные, только по твоему мнению, кадры. Согласен?       Все-таки эта забота поражала. Даже если Тэхен был так же заинтересован в фото, как и он, его методы были… Да, эта забота поражала. Но еще больше она располагала в себе. Начинала располагать.       — Спасибо. Да, разумеется. Держи. — Джин достал из заднего кармана своих джинсов телефон и протянул его Тэхену.       — Ты не знаешь, какая у объектива… — Увидев сразу появившееся на лице Джина замешательство, Тэхен вновь улыбнулся. — Разберусь. Итак. Это просто… Ну, дружеская встреча! Я буду делать кадры. Если ты захочешь, всегда можешь попросить меня снять тебя на каком-нибудь фоне, я как раз для этого, собственно, учусь на фотографа. В идеале, к концу нашей прогулки ты не должен будешь обращать внимание на то, что я буду снимать.       — Ясно. — Джин слишком решительно кивнул, и на лице Тэхена тут же появилась почти что сочувствующая улыбка.       Он положил руку Джину на плечо, рискуя, но все-таки не встретив отчетливой негативной реакции на первое тактильное взаимодействие. Как и положительной, впрочем.       — Джин, это не экзамен и не актерские пробы. Я просто хочу узнать тебя поближе, вот и все. Меня всегда занимала актерская деятельность. — Тэхен начал движение вдоль засаженной кустарниками аллее, в непрерывающейся зеленой череде которых попадались цветущие растения, и Джин последовал за ним. — Как думаешь, мне бы удалось стать актером?       — Думаю, что да. — Джин не мог перестать наблюдать за руками Тэхена, в которых теперь находился его телефон.       — Ты так смотришь на него, как будто у меня в руках пистолет, а не камера. — В голосе Тэхена было очень мягкое подначивание, которое не смогло Джина задеть, но помогло ему все-таки перевести свой взгляд.       — Знаешь, мне вообще должно быть стыдно теперь. — Джин вздохнул, вдруг вспомнив о том, что он теряется, как впервые забравшийся на табурет для чтения стихов карапуз. — Я вообще-то почти готовый актер.       — Вообще-то да. — Тэхен сделал шаг в сторону и сделал первый снимок, до этого предусмотрительно убрав звук щелкающего затвора.       — Ты сделал фото? — Джин быстро посмотрел на него.       — Ага. Не страшно, правда? — Тэхен хитро улыбнулся, и затем сделал еще одно фото, успев запечатлеть поднявшиеся от удивления темные брови. — Видишь, я даже не смотрю на то, что получилось.       — Ты… очень внимательный. — Джин не мог поверить в то, что так просто это произнес, но его слова вновь возымели положительное действие.       — Спасибо. Я просто хочу, чтобы ты перестал относиться к этому как к испытанию или экзамену. Разве я похож на строгого преподавателя?       Джин улыбнулся.       — Только если на, одновременно, справедливого, который всегда щедро поощряет за приложенные усилия.       Тэхен вновь сделал снимок.       — Очень верная характеристика. Если бы я учил, то только так. У тебя были такие на памяти?       — Актерское мастерство. Очень понимающий преподаватель. Помню, как на втором курсе он с большим пониманием и сочувствием уговаривал нас, что любой уважающий себя актер может сыграть колибри или ленивца.       — О, ленивца может сыграть не только актер. Особенно, когда в конце дня добираешься, наконец, до дивана. — Тэхен почти мечтательно закатил глаза, и Джин впервые позволил себе рассмеяться. И Тэхен успел поймать этот кадр.       — Мне пришлось сдвинуть несколько стульев, для того, чтобы изобразить сытый отдых на ветке. — Джин опустил глаза, при этом мягко улыбаясь, и Тэхен вновь поторопился навести на него камеру, потому что это было чистое, незамутненное напряжением очарование.       — Уверен, у тебя получилось очень убедительно.       — Это правда. — Джин самодовольно улыбнулся, затем хитро посмотрев на Тэхена. — Правда, зебре, которая должна была демонстрировать себя передо мной, пришлось меня немного потеребить, чтобы я пришел в себя. До этого всю ночь учил отрывок из одной пьесы, которую нам задали по "Психологии драматического образа", и… Мне оставалось гордиться только тем, что я не очень громко сопел.       Тэхен рассмеялся, при этом, правда, не забыв запечатлеть забавно самодовольное лицо Джина, которое тут же изменилось на спокойное, с легким оттенком напряженности.       — Я еще не отыграл ни одного спектакля, но у меня уже есть, что при случае рассказать на традиционном капустнике.       — Я мог бы прослушать все. На самом деле, это очень интересно! — Джин пытался найти подвох в словах и выражении лица Тэхена, но, кажется, его там не было. Он как-будто действительно был заинтересован.       — Для закрепления результата, я должен теперь сделать снимок на свой телефон. — Тэхен уже успел отдать Джину его аппарат, чтобы он мог распорядиться сделанными фото на свое усмотрение.       — Зачем? — В голосе Джина было сомнение, которое он тщательно пытался скрыть за деланной невозмутимостью.       — Затем, что съемка твоего портфолио так и так будет производиться на мою технику.       — Ах, да… — Джин вернулся к тому, для чего они здесь собрались, вновь почувствовав легкое напряжение. Меньше, чем до этого, но все равно пока очевидное. — Согласен. Может рядом с цветами?       В его взгляде была видна та внутренняя работа, которую он проделал, чтобы проявить эту инициативу.       — Все, что захочешь. Уверен, получится отличный кадр. — Тэхен ободряюще улыбнулся, затем вдруг заметив на подбородке Джина… скорее всего, это была пыльца от какого-то цветка, в который Джин каждый раз очаровательно настойчиво пытался засунуть свой нос, до этого тщательно проверяя бутоны на наличие в них пчел и другой летающей живности.       Тэхен неосознанно потянулся, чтобы стереть небольшое пятно, однако заметив его движение, Джин плавно, возможно, чтобы не обидеть его чувства, но решительно отстранился, затем прямо и очень вопросительно посмотрев на Тэхена, который до сих пор наблюдал за своей остановившейся в воздухе рукой. Но он быстро собрался.       — Что такое? — Джин и звучал, и выглядел серьезно, но в его поведении все-таки не было первозданного раздражения от того, что кто-то пытался так вероломно нарушить его личное пространство. Возможно, лишь легкое предостережение.       — У тебя пыльца на подбородке. Вот здесь. — Тэхен прикоснулся к своему лицу, чтобы наглядно продемонстрировать, но Джин, кивнув, воспользовался фронтальной камерой своего смартфона.       Затем он направился к раскидистому древовидному пиону с раскрытыми розовыми бутонами. Он встал рядом с одним из них, как будто примиряясь к своему партнеру по кадру. Развернувшись к Тэхену, ладонями Джин мягко обрамил свои круглые щечки и закрыл глаза, чтобы, возможно, не видеть наведенный на него крошечный объектив, затем улыбнувшись и продемонстрировав ровный ряд жемчужных зубов. Тэхен сделал несколько кадров, про себя решив, что будет отчаянно сопротивляться, если Джин попросит его это удалить. Но Джин…       — Два цветка. — Он открыл глаза, и Тэхен успел запечатлеть лишь в памяти этот момент, до того, как улыбка, очаровательно подчеркнувшая нежные черты лица, вновь обернулась чуть нервной серьезностью. — Кажется, нам нужно будет еще встретиться, да? Прежде, чем вернуться в студию.       — Да. — И Тэхену теперь нужна была фотопленка, потому что он уже знал, что ему обязательно захочется самостоятельно проявить полученные снимки.

Теперь

      — Джун, ты знаешь, что я скучал? — Тэхен с любовью смотрел на старшего брата, который теперь очень сосредоточенно изучал его чемодан на предмет ручки, за которую его можно будет запихнуть в багажник такси, при этом ничем серьезно не пожертвовав.       — Я тоже скучал. Только давай мы пока не будем обниматься, хорошо? Не то, чтобы я не любил… — Высокий светловолосый молодой человек в светло-сером шерстяном пальто, наконец, справился с чемоданом, облегченно вздохнув от того, что его золотые руки ничего не отломали, как обычно это происходило с его чемоданами. Однажды, после своего приземления, он умудрился отодрать все три ручки у своего багажа, который пытался снять с транспортной ленты, на себе ощутив значение выражения «как чемодан без ручки».       Тэхен засмеялся, все же быстро обняв брата со спины.       — Ты еще не забыл, как нам приходилось спать вместе, Ким Намджун.       — Да, такое сложно забыть, Ким Тэхен. — Намджун задумчиво посмотрел куда-то в облака, затем во все свои ямочки улыбнувшись младшему.— Ладно. Поехали. Уверен, ты успел соскучиться не только по мне, но и по своим апартаментам.       Удивительное чувство: заходить в свой дом как будто в гости. Тэхен знал, что это не слишком приятное ощущение продлится ненадолго, но пока он испытывал волнение, как будто никогда здесь не жил.       — Мама позаботилась о том, чтобы здесь было чисто и уютно к твоему приезду. — Намджун, оставив у порога всю верхнюю одежду, сразу направился на кухню. — Даже холодильник заполнила. Видать, это чувство вины по поводу того, что они с отцом так не вовремя свинтили.       — Рождество в Европе — это особое время. И я бы очень печалился, если бы они отложили свою поездку из-за меня. — Тэхен сразу направился в свое излюбленное кресло, которое находилось в гостиной, рядом с окном, выходящим на оживленную пешеходную улицу с большим количеством занятных вывесок и разнообразного по яркости и стилевому исполнению уличного освещения.       — Да, отец успокоил ее такими же словами. — Намджун, голос которого до сих пор доносился с кухни, появился в гостиной спустя пару мгновений. — Я думал, что сначала ты посетишь свою фотолабораторию… Хотя, понимаю. Это сакральное место лучше оставить на то время, когда я тебя покину. А покину я тебя совсем скоро, потому что мне нужно в театр.       — Я думал, что твоя работа театре заключается в том, что ты отсчитываешь от каждой отыгранной постановки положенный тебе процент и кладешь его себе в карман. — Тэхен с удивлением посмотрел на брата, на лице которого теперь был глубокий мыслительный процесс, очевидно, связанный как раз с его собственной пьесой.       — Новое веяние в драматической индустрии — присутствие драматурга на репетициях. Ну, по возможности, разумеется, потому что ни машина времени, ни спиритические сеансы еще не успели найти достаточное научное обоснование, чтобы несчастные, замуштрованные режиссером актеры смогли лицезреть на своих репетициях Шекспира или…       — Я скучал по твоим очень литературным изречениям. — Тэхен улыбнулся, и Намджун чуть смущенно улыбнулся в ответ, позволив своему младшему брату еще раз насладиться его милейшими ямочками.       Когда они были детьми, между ними нередко возникали ссоры и даже некровопролитные конфликты, но Тэхен еще тогда успел полюбить появляющиеся на щеках брата ямочки, потому что они всегда говорили о надвигающемся перемирии или хотя бы компромиссе.       — Говорю так же сложно, как и пишу.       — Не сложно, а… — Тэхен задумчиво подбирал слова. — Витиевато. Во!       — Слушай, может тебе стоит заняться не только фотографией, но и литературными опусами? Очень удачный эпитет.       — До сих пор путаю эпитет с метафорой, так что неминуемо возникнут проблемы.       Намджун собирался посмеяться, но вдруг…       — Ничего не планируй на послезавтра!       Тэхен даже опешил от такой неожиданно раздавшейся команды.       — Пока снова не забыл. Мы идем смотреть мою пьесу. В партер. Давно выбил билеты, так что не принимаю никакие отговорки!       Тэхен невольно вспомнил об одном актере театра, который…       — У меня планы только на завтра. — Тэхен спокойно улыбнулся. — Мистер Хан, который преподавал у меня "Основы композиции", сказал, что есть вариант заняться искусством, как я собственно и хотел, и выставиться в Центральном доме художника. Не знаю, правда, с чем конкретно, потому что я последнее время снимал только для рекламных проектов, но он сказал, что мне в любом случае дадут возможность проявить себя.       — Прояви себя — сними обложку для моей книги, а? Я уже сказал издателю, что у меня есть очень талантливый и жутко любящий меня брат, который… — Намджун начал с надеждой перечислять, уже отчаявшись найти кого-то, кто сможет в одно изображение заинтриговать читателя настолько, чтобы он потащил книгу на кассу.       — Легко. — Тэхен, положив руки на подлокотники, с удовольствием и прикрытыми от него глазами откинулся на спинку родного кресла. — Но только если ты пойдешь со мной на елочный базар.       — Все что угодно! — Намджун решительно поднялся.       — Даже снова жить вместе? Сдвинем кровати? Как в детстве...       — Не все что угодно! — Намджун уже направился к выходу. — Я позвоню тебе. Или ты позвонишь мне. А пока — отдыхай и набирайся сил.

***

      Когда Намджун говорил о том, что фотолаборатория — это буквально сакральное место, он недалеко ушел от истины. Хотя, это вряд ли можно было назвать так гордо. Просто комната, оборудованная для проявки фотопленки. А Тэхену всегда нравился процесс проявки фотопленки. Возможно, эффект был такой же, как от курения: ты полностью фокусируешься на процессе, и потом совершенно не можешь вспомнить о том, о чем думал все то время, что был занят делом. Или наоборот: ты обдумываешь что-то, и повторение определенной последовательности действий, которая за время долгой привычки (если мы говорим о курении — достаточно вредной) лишь способствует большему углублению в мыслительный процесс, постепенно выключая из действительности. Как медитация, вот! В сравнении с курением, это более полезное и менее вредоносное сравнение.       И вообще… Особенно приятно, когда ты проявляешь фотопленку, на которой запечатлен предмет твоих мыслей. Тогда… Иногда это походило на кадр из какого-нибудь атмосферного триллера: темная комната, освещенная лишь одинокой красной лампой, и развешенные на веревке фотографии одного человека, в разных позах, с разными эмоциями и в разных локациях. По сути же — это была всего лишь работа, и эти снимки потом неминуемо оказывались в чьих либо портфолио, или же на столе у преподавателя, в папке с красноречивой надписью «творческий проект». Прозаично. Но не в случае с Джином.       Это был секрет. Тэхен никогда никому не рассказывал о Джине. И уж тем более о том, что к нему испытывал. Возможно, он не делился ни с кем лишь потому, что сам не мог объяснить себе свои чувства. Просто потому, что он не знал, что именно в Джине в определенный момент смогло произвести на него такое неизгладимое впечатление. Он пытался, проявляя его снимки, определить, что именно в его внешних проявлениях вызывало в нем такой живой эмоциональный отклик, но это было необъяснимо. Это было похоже на любовь с первого взгляда, но в сравнении с ней, чувство, которой испытывал Тэхен было слишком… терпеливым. Он не стремился как можно быстрее, разумеется, по возможности, физически сблизиться с Джином, всегда довольствуясь тем расстоянием, что неизменно между ними присутствовало. Тонкая, едва уловимая грань, которая не означала, что им никогда не суждено будет быть вместе. Отнюдь. Она лишь обозначала черту, при пересечении которой невозможно было предсказать, чем обернется это чувство. Две молекулы, которым нужен был катализатор для того, чтобы, наконец, пошла химическая реакция.       Они не виделись больше четырех лет. Их знакомство прервалось так же внезапно, как и началось. Иногда Тэхен думал о том, что он мог бы попытаться как-то его разыскать, вернувшись после полугодовой стажировки, но ему что-то мешало. Они не были знакомы достаточно близко, они даже не обменялись телефонами, как будто и вовсе не планировали продолжать общение после выполнения совместного задания. У них не было общих знакомых. Они учились в разных местах и должны были получить разные профессии. Никаких точек соприкосновения, кроме… В портфолио Тэхена были только фотографии Джина. А в портфолио Джина были фотографии, сделанные Тэхеном. Хотя, возможно, он уже успел сменить его. Или дополнить. Более свежими снимками, которые, возможно, показывали его в тех ролях, которые ему удалось отыграть на театральной сцене.       Послезавтра Тэхен пойдет смотреть пьесу, которую написал его старший брат. В театр. Какова вероятность того, что Джин будет в ней играть? Можно было бы прочесть афишу, но Тэхен не знал, какая у Джина фамилия и является ли «Джин» его настоящим именем, или же это просто затейливое сокращение. Можно было бы показать Намджуну снимки и спросить, видел ли он в своем спектакле это лицо, но… Тэхен сам скоро убедится. И от этого осознания биение вновь взволнованного сердца отчетливее отдавалось в ушах.       Если то, о чем он думал, правда, им суждено будет встретиться.