Хрупкий мост

Он вернулся в деревню под вечер. Пришлось задержаться на миссии. Три дня к ряду в море был штиль, поэтому команда, кроме неугомонного Ли, успела хорошенько отдохнуть. Со времени нападения прошло больше недели. Запечатанный Менма таинственным образом исчез, не оставив следа, как и они с Сакурой будучи по ту сторону. Конечно, в камере с ним встречались Пятая и Шестой, чтобы прояснить ситуацию. Наруто к нему было решено не подпускать, поэтому и отправили за море, где он начал копаться в себе, думая, что это из-за него у его копии в другом мире начались психические проблемы. Он-то думал, что оставил его в любящей семье, среди друзей, что все у него наладилось. Но все же он был рад сообщению об исчезновении: не мог смотреть на Хинату и знать, что ее мучитель в паре кварталов. На подходе к дому он насторожился. Из окон его квартиры лился свет. Беззвучно он запрыгнул сразу на второй, потом на третий этаж, также открыл дверь, стараясь не скрипеть половицами. Чуткое обоняние сразу же прикинуло: запеченное мясо, овощи, ваниль… Он расслабил руки, готовые сложить печать клонирования и закружить ресенган. Заколов волосы кандзаси, Хината широкими движениями размешивала в большой чашке салат. Она была так увлечена, что вздрогнула, когда хозяин квартиры появился в проёме. Посмотрела виновато, но тут же засветилась смущенной улыбкой. — Привет. Ничего, что я…тут. — Никогда не спрашивай. Договорились? — Хорошо. Иди в душ пока горячее. На секунду ему показалось, что это не первый их такой диалог, будто она уже десятки раз так встречала его. А еще он подумал, что Кушина должно быть также ненавязчиво приказывала его отцу приводить себя в порядок. Прежде чем выйти из кухни, он одним движением стянул с себя ветровку и футболку. Закинул в стиральную машину. Понимая, что надо торопиться, он не смог пройти мимо и чмокнул девушку в раскрасневшуюся от вида голого по пояс тела щечку. Вернулся к столу распаренный, надел свежую белую футболку и оранжевые шорты, с волос еще стекала вода. Они говорили о его миссии, приключениях на корабле, он как всегда хвалил ее готовку, расспрашивал о друзьях, просил добавки. — Хината, ты у меня останешься? — спросил сквозь смех после рассказа о генинах, которые добровольно попробовали пилюли Сакуры, — И я не только про сегодня, — вмиг стал серьезным. — Да... И я тоже не только про сегодня, — прямо смотря в голубые глаза, ответила девушка. — А твои не будут против? — больше всего на свете он все же боялся гнева Хиаши. — Они знают, где я. И этого достаточно, — она давно заметила, что отец, когда в разговоре упоминается имя Наруто, перестает быть строгим, только лишь надевает маску сурового родителя. К тому же, он никогда и ничего ей не запрещал в этом плане, потому что твердо знал, какая у него растет дочь, замечал ее неумело скрываемую чистую симпатию. Они решили не ложиться рано. Наруто выделил ей свою любимую футболку. Пока в душе шумела вода, он заварил чай и ждал ее на балконе. Когда она опустилась рядом на подушку он накрыл ее плечи их пледом. Луна следила за влюбленными, проливая на них отражение солнца - олицетворяя их союз.Они не строили планов на будущее. Это самое глупое, что может делать шиноби. Просто говорили о незначительных вещах: куда пойдут завтра гулять, какие полки освободят под ее одежду, как готовить рамен дома. Подхватив ее под коленками, он аккуратно положил ее на свою кровать, когда она незаметно уснула в тепле его объятий и свежести ночного воздуха, а сам расположился на полу.

***

О ее переезде в скором времени узнали друзья, а кто был не в курсе поняли, когда увидели, как Хината хозяйничает на кухне Наруто в день его рождения. — Хината, не могу передать, какая радость меня переполняет, глядя на вас, — шепчет Сакура, обнимая подругу, после вечеринки. — А вы уже… ну это… — дает волю своему любопытству Ино. — Яманака, тебе больше спросить не о чем! — вспыхивает Сакура. «Нет», — отвечает на вопрос в своей голове Хината. В последние дни они постоянно находятся вместе: делают большую уборку, перестановку, ходят за покупками, помогают в академии, даже были на совместных миссиях. Но ни он, ни она после случившегося не решались снова открыться друг другу. Наруто боялся ее воспоминаний о страшном дне, думал, что она будет видеть в нем другого, который может причинить ей вред. А она просто жила, наслаждаясь каждым днем рядом с ним, но только до потери координации смущалась, когда он выходил из душа в одном полотенце или случайно открывал дверь, когда она переодевалась. При этом он не подавал вида, что случилось что-то непривычное, требующее внимания. И она была ему за это очень благодарна. Особенно, когда они ложились спать. Он приходил позже. Зная, что она не спит, а только закрыла глаза, парень забирался под одеяло, притягивал ее к себе и тоже не сразу засыпал, желал спокойной ночи, считая удары встрепенувшегося рядом сердца. Сейчас Хината стояла на балконе в его заношенной футболке, доходящей до середины бедра. Ей нравились такие ночные сорочки — просторные, удобные и еще пахнут, что снимать не хочется. Она вышла подышать, в небе сгустились тучи, предвещая ночной дождь, ветер на глазах усиливался, играя ее волосами. Наруто прислонился к дверному косяку: — Пойдем домой, — как же он любит говорить эти два слова. Она обернулась. Голубые глаза сияли запредельной нежностью и плохоскрываемой надеждой. Хината несмело вложила в его широкую ладонь свои пальчики, переступила порог, увлекая за собой в сумрак комнаты. Дверь закрылась. Им некуда и незачем было торопиться. Первый поцелуй вышел неловким, словно он и был самый первый тогда, когда свидетелем ему была одна лишь полная луна. Наруто на ощупь искал путь к ней, обходя ее неустойчивые страхи и сомнения, нерешительность и даже стыд. Он соскучился по таким поцелуям, которые она дарила ему сейчас, стоя на цыпочках: чувственным, долгим, настойчивым. От уголка его губ она проложила дорожку легких прикосновений к кадыку. Замерла, когда футболка начала медленно подниматься, остановившись на талии. Он встал на колени, держась за ее бедра, голова скрылась под тканью, макушка чувствовала приятную тяжесть ее груди. Вздрогнула от горячего дыхания, нашла опору на его плечах, прикрыла глаза с первым прикосновением губ и уже наметившейся щетины, обычно более грубой в местах полосочек. Резко вдохнула — кончик языка обвел, а рот полностью накрыл пупок, прикусил нежную кожу ниже. Мышцы ног странно расслабились, хоть и не были напряжены, теплые ладони начали оглаживать их сзади, согревая и упругие выдающиеся изгибы выше. На пробу он потянул резинку трусиков вниз. Она стояла, не шелохнувшись, только сделала несколько глубоких вдохов, успокаивая себя. — Подними руки, — футболка тоже оказалась на полу. Снял заколку, освободил и ее волосы. Посмотрел в глаза: «Все ли я делаю правильно?» По наитию он привлек ее к себе: «Не верю, не могу. Такая мягкая, красивая, такая маленькая, такая хрупкая». Ветер из приоткрытого окна холодил открытую кожу, поднимал легкие занавески. Прогремела гроза. Первые тяжелые капли ударили по крыше. — Можно на ручки, — выдавила из себя, как маленькая девочка, желая оказаться под защитой. Теперь он держал ее на весу, поддерживая за бедра. Она обняла его ногами, всем телом прижалась, мило устраивая свою грудь, запуская пальчики в волосы на затылке. — Теперь удобно? — улыбнулся, понимал ее проблему и завидовал сам себе. Она ответила поцелуем, напористым, уверенным. Казалось, она вложила в него все свои сомнения, нерешительность, прощаясь с ними, во всяком случае, на сегодня. На эту ночь. Дорожка светлых волос на его животе стала влажной от теплых, словно густой сахарный сироп, выделений. С каждым движением она мазала его торс, что не могло не пробудить где-то в дальнем углу сознания его хищную натуру. Он привыкал к ее запаху, такому запаху, полотенце упало с бедер. Обнаженные они стояли посреди комнаты, привыкая к новому, решаясь. Не спеша он опустил ее на кровать, закрыв обзор своей широкой спиной. «Теорию-то знаю на твердую четверку. Старик-извращенец, уйди из моей головы!» — замотал головой, прогоняя образ сенсэя, и, увидев удивление на лице Хинаты, улыбнулся. Она подалась грудью вперед, намекая о том, что нужно делать. Не растерялся, понял. Сдерживаемая сила, которую она так мечтала испытать на себе, исходила из всех его движений. Это не были вспышки затуманенного рассудка, как тогда и не с тем. Это была нежная жестокость, сладостная мука, терпкая бережность. Она повторяла за ним, импровизировала, невесомо до мурашек перебирая его волосы на затылке, путешествуя от поясницы до подмышек. Он не мог оторваться от плотных сосков, посасывая, надавливая, оттягивая губами, не переступая грань перехода в боль, срывая короткие вдохи. Перехватил взгляд — серьезный, немного испуганный, но полный доверия, уверенности в нем. Рука опустилась туда, где горело ожидание. Одним средним пальцем он стал медленно входить, добрался до естественной преграды, почувствовал, как туго она обхватила, услышал болезненный тихий вскрик. Но ноги так и остались согнуты в коленях, не двинулись с места. Он поцеловал, пытаясь передать все свои мысли последних дней. Когда воздуха не осталось, он накрыл ее своим телом полностью, начал скользить у самого входа. Головка вошла, стенки непроизвольно сжались. — А-ааааааа…. — хрипло протянул мужчина, но поняв по тому, как она припала к его плечу, как собрала его волосы в кулачок, что дальше двигаться нельзя, остановился. Ее брови нервозно дрожат, веки плотно зажмурены, напряженно ждет того, что будет. — Хината, я слышу, как в твоей голове роятся мысли. Посмотри на меня, — дождавшись блеска любимых глаз, продолжил, — Не думай не о чем сейчас. Есть только я и ты. Есть мы. Значит, твоя боль — моя. Так будет всегда. Они вместе думали об одном и том же. Также как сейчас пальцы их рук сплетены в минуты неги, непоправимой ласки, так и потом они соединятся в неизбежных муках появления новой жизни. Она знала, что это будет так. Он не стал двигаться сразу. Просто глубоко, размеренно задышал. Ее глаза сияли тысячей невысказанных слов. На его выдохе тоже Хината стала выдыхать, пропуская удары сердца. Так начался их особенный танец. Боль осталась намеком, напоминанием. — Моя...моя... моя... — вторил он каждому неспешному движению своих бедер. — Твоя, — с надрывом шептала женщина, — да, твоя, — успевая за ним, ускоряясь, царапая напрягшиеся предплечья, задевая грудью, осмелев, скрещивая ноги на спине. В один миг что-то внутри рассыпалось, то, что копилось самого начала. Пульсирует внутри, кусает шею, до упора вжимаясь, наваливаясь, издавая полу-рык. Она сильнее обхватывает его ногами, сдавленный стон, тепло, вязкое тепло, нежащая слабость. Хината первая приходит в себя, обнимает расслабленные, еще часто вздымающиеся плечи. Пытается ослабевшими руками приподнять своего любимого, дыханием опаляющего ей шею. — Тяжело, — слышит жалобное под собой мужчина, приподнимается на локтях. — Все хорошо? — Да, — тихое, уставшее. Ее ноги немного дрожат от напряжения. Он перекатывается вместе с ней на бок, убирает длинные черные пряди с лица, подтягивает ее колено повыше. А она привычно находит лбом ключицы. Дождь за окном понемногу стихает, комната наполняется землистым запахом свежести. — Хината, обещай, что у наших детей будет твоя улыбка, — послышался более чем серьезный вопрос. — Обещаю. — Ты мое счастье, — прошептал в темную макушку. — А ты — мое.