Даже воришка может быть в роли Санты

×××

— Ну а сын мой, что желает на Рождество? Какую прихоть для тебя исполнить? Снова. — Я… — мешкается паренёк с тусклыми глазами вместо детской радости, восторга и предвкушения послезавтрашнего дня, намеченного как «Рождество». — Хочу волшебства. Хочу как у всех, как у нормальной семьи, верить в чудо и на утро бежать к ёлке, радуясь самым незначительным вещам, подаренным «Сантой», а не отцом, разбрасывающимся дорогими подарками для вида, чтобы соответствовать статусу. Но Джисон из года в год получает это… — Снова ты за своё! — кулак с громким стуком соприкасается с поверхностью дорогого дерева, на котором разложены блюда первых сортов. — Джисон, ты портишь нашу фамилию своим глупым умом, который сейчас должен работать над книгами, изучая экономику для блага нашего дома и рода. Из года в год мне нужно повторять одно и тоже?! Я устал от твоего поведения, почему мой старший сын такой… т-такой никчёмный? Будешь сидеть в своей комнате и в этом году, не поедешь к Хванам, понял меня? И так каждый раз. — Г-господин, не слишком ли вы строги? — дрожащий дряхлый голос режет уши, в особенности при этой обстановке, где каждая служанка обливается потом из-за страха попасть под горячую руку. — Не волнуйтесь, я в порядке. Я вас понял, отец. Позвольте откланяться и покинуть столовую. Приятного аппетита, — в тишине ударил единственный стук столовых приборов, все присутствующие пораженно проводили взглядом Хана. Его голос звучал ровно, потому что привык всё сдерживать, привык быть хладнокровным при каждой ситуации. Он лишь ровно за два дня до нового года позволял проявить чуток слабины и дать волю своим словам вырваться наружу. Да, как же глупо. Его мечта — просто верить в чудо даже зная, что его вовсе не существует. Смотря на простолюдин, их весёлые улыбки и безмерную радость из-за плитки шоколада, хочется ощутить то же самое, побывать в подобной ситуации и со всей любящей семьёй ожидать чуда хотя бы раз в году. Но работа Хана — держать лицо, быть тихим, разумным и сообразительным, чтобы не привести поместье Ханов в упадок. Больше всего на свете он не хочет также как и его отец - сказать будущим наследникам на второй год жизни, что чуда не бывает и что письмо личная горничная должна отдать отцу, где, желательно, будет написан список земель, которые бы будущий глава хотел приобрести в свои владения. В тот момент сердце покрылось корочкой льда, словно озеро за окном неподалёку, а потом треснуло от тяжести ступающего человека по хрупкой поверхности. Было очень больно. Хан проплакал всё Рождество, в три года уже имея не проницательное «каменное» лицо и такое же сердце. Ложь хотя бы не была такой острой для ребёнка, который детство потерял из-за своего происхождения. Джисон ненавидел чёртов род «Хан». Но эта история не о негативных эмоциях. Наша история о чуде, которое свалилось на голову маленькому мальчику, который сейчас, идя по длинным коридорам в свою холодную комнату, верит, что хотя бы в этом году «он» придёт снова и осчастливит потерявшего надежду Джисона, собравшего сердце как пазл в «тот день». Сон ли? Или может сказка? Нет, это было совершенно другое. Джисон, как и все прошедшие годы, в праздник устроится у камина в личной комнате, попросит служанок разойтись по комнатам, возьмёт в руки чай с ароматом мяты и будет вспоминать о «нём» и о волшебстве, что испытал в ту ночь. Джисон ненавидел Рождество, пока не увидел всё собственными глазами.

×××

За окном падают толстые хлопья белоснежного снега, территория поместья застелена белым полотном. Утренние лучики тусклого света падают на сверкающий снег, из-за чего кажется, будто это драгоценные камни, но рабочие, которые чистят дорогу перед домом, портят весь сказочный вид зимы и настроения последнего дня этого года. Джисон же сидит на подоконнике, через ночную рубаху пролезает проворливый игривый ветерок из приоткрытого окна, заставляя мальчика покрыться мурашками до босых пят. Он вздыхает, наблюдая за эстетичным паром, растворяющимся перед глазами. Атмосферно. Спокойно. Он любит эти моменты, желая остановить всё время в мире, лишь бы не идти на завтрак, не одеваться в душную колючую одежду и не строить из себя взрослого, когда ему недавно стукнуло всего двенадцать. — Молодой Господин! Что вы делаете? Вы ведёте себя как дрянной мальчишка с улиц, что за вид, что за манеры? Отец позвал вас в личный кабинет уже как десять минут назад, почему вы до сих пор не готовы? Высокий острый голос действует на нервы, как бы он не любил няню, заботящуюся о нём с самого рождения. Она была одна из тех, кто пытался внедрить в голову Хана крупицы магии из сказок, читаемых ею в далёком детстве. Только после этого все глупые, по мнению отца, книжки для простолюдин глава поместья сжёг перед глазами сына, не оставив даже пепла воспоминаний. — Скажи ему, что я ничего не хочу от него. — Только от Санты, ведь так? Снова загадаете у себя в голове и снова разочаруетесь в сером мире? — Всё верно, няня. Можешь идти, позови только тогда, когда будет что-то по настоящему срочное. Всё равно и в этом году я буду один весь тусклый день, потому что, как там отец говорил? Стыдно показываться в поместье Хванов с таким пустоголовым мальчишкой? — Джисон чуть ли не скрипит зубами, смутно вспоминая, когда последний раз виделся с другом, Хёнджином, мальчиком, который тоже любил сказочные истории. — Вы не должны так говорить- — Уйди. Няня склонила голову, с разочарованием разворачиваясь на туфельках, стучащих по блестящему полу. И так каждый год, начиная с пяти лет, когда у Хана был сложный период, и когда ему внутренне хотелось всем и вся протестовать. Он был неглупым. Вечно читал, учился и хорошо занимался с учителями. Уже умел философски рассуждать и понимать людей, взглянув на их повадки и услышав речь. Джисон был очень даже умным для своих лет. И это приносило боль, потому что не было ни крупицы детства и счастья. Лишь холод, лицемерие и показуха. Джисон ненавидит Рождество, где остаётся наедине с самим собой и всю ночь глядит на танцующий огонь в камине, держа в руках мятный чай без сахара, потому что уже взрослый, потому что должен быть серьёзным, как горечь разочарования каждое утро первого дня нового года. — Всё, никакого Рождества! Ненавижу, — босые ноги со звуком ударяются о пол, бровь в нервном тике трясётся. — Где книги с дрянной экономикой?! — кричит Джисон на весь коридор второго этажа, заполненный суетящимися служанками, украшающими окна, ёлки и подготавливающими подарки, чтобы заполнить пространство гостиной, куда приходит «Санта», не скрывающий своей личности. Вот так и провёл весь свой день Джисон. Учёба, буквы перед глазами и новый поток информации. После того, как Господин Хан со своей второй женой и двумя детьми покинули дом, служанки расслабились и разошлись кто куда. Некоторые уехали к своим родным, а постоянные работники остались в комнатах, видимо празднуя друг с другом в кругу скудного стола и настольной ёлочки. А Хан один. Сидит, грустит и ненавидит мир, отца и знать. Он именно в этот день погружается в мысли и как никогда мечтает просто сбежать, поселиться в какой-нибудь лачуге и подружиться с соседями, в сложные времена делясь с ними заплесневевшим хлебом. Последнее, конечно, он не шибко хочет, но простолюдинов представляет как-то так. Они наверняка добрее и ласковее, нежели зажравшиеся до третьего подбородка герцоги и бароны. Часы в комнате показывают одиннадцать, в комнате темно и лишь свеча кидает свет на ровные стены, создавая огромные тени, которые завлекают своей игривостью. Джисон большой мальчик, серьёзный и хладнокровный, но удержаться от игры с тенями не может, вытягивает свои руки и начинает хихикать над самим собой, пока пытается вывернуть пальцы невообразимым способом, слыша время от времени хруст в них. Смех проглатывает шум, который в начале Джисон вовсе не слышит. Слёзки скатываются по щекам, которые он поспешно вытирает, а живот от напряжения болит, из-за чего мальчику приходится через силу себя успокоить. И только тогда он слышит. Да, он точно улавливает шум непонятно чего, но явно где-то за окном. Вздрагивает, как пугливый мурашек, потому что страшно, потому что обычно он окружён охраной. Даже ноги от нервов подрагивают. А вдруг Санта? Такие глупые мысли посещают мальчика. И каким бы он умным не был, но устоять от фантазий и веры в чудо настолько сложно, что аж ноги сами по себе срываются к открытому окну, чтобы взглянуть вниз в темноту. Но он не видит ничего и никого. Пустота и лишь… чьи-то следы перед окном первого этажа! Господи, неужели в этом доме намечается что-то интересное? Ну и что, что Хан знает, кто на самом деле дарит подарки детям, почему бы хоть раз не испытать себя и не застать интересную (волшебную) картину? Если что, охрана поблизости, он ведь может её позвать в любой момент. В груди сердце учащается то ли из-за страха, то ли из-за предвкушения. Рубаха развевается из-за ветра из окна, пока ровное дыхание разрушает, казалось бы, гробовую тишину, но он слышит. Пока Джисон добегает до первого этажа главной гостиной комнаты, он слышит, как что-то стукается о пол. Чья-то мягкая обувь. Хан даже может уловить дыхание и оно точно принадлежит не ему. Кто же там? Что будет, если он зайдёт, покажет себя и увидит… Увидит кого? А что, если он разочаруется, столкнувшись с реальностью, ведь Санта существует только в наивных головушках детей и подростков низшего общества. Ведь там у них хотя бы есть традиции, вера. А Джисон находится в поместье Хан. Он должен состроить убийственное лицо и немедленно вызвать охрану, чтобы позже отец похвалил его и наконец понял, что Хан не легкомысленный глупый мальчишка. Но он так никогда не мог. И сейчас не может, ведь… как же без чуда в жизни? Дверь скрипит, тёмный силуэт замирает под горящий взгляд хилого худенького мальчика. Джисон теребит колечко на пальце, не отрывая взгляд от «статуи», кажется, вовсе не собиравшейся двигаться. Неужели он думает, что за ёлкой его не заметно? Хан бы усмехнулся, но решил играть другую роль, поэтому из-за сдержанной улыбки губы дрожат, как и плечи от напряжения. Сердце теперь вообще не слышно. — К-кто тут? В ответ тишина. Хоть Хану и интересно к чему вся эта рождественская ночь приведёт, страх быть убитым играет в горле противным комом. — Если ты не покажешься, мне придётся позвать охрану, — тиканье часов действует на нервы, терпение вовсе пропадает. — Я сейчас крикну. — Стой! — из-за ёлки выпрыгивает человек. Джисон так и знал. Он верил, что ему это не кажется. — Ты кто? — без крупицы злости или осторожности произносит Хан, чтобы парень напротив не сбежал с первым же шагом двенадцатилетнего мальчика. — Я-я? — парень с поднятыми бровями показывает на себя пальцем, округлив до предела глаза. Его рост был практически такой же, как у Джисона, но вот только само телосложение и черты лица говорили о том, что парень перед Ханом не маленький подросток. Возможно лет так шестнадцать. Ну или поношенные тряпки на его теле увеличивали возраст, как и растрепанные во все стороны неухоженные волосы. Он определённо не соответствовал тому, что сейчас находится вокруг него. Парень был нездешний. По первому взгляду каждый бы понял, что он из захолустного домика с семьёй из большого количества детей. Вор. Вот кто стоял перед Джисоном. — Ты видишь ещё кого-то тут? — скрестил мальчик руки на груди, пытаясь казаться строгим, хоть он и понимал, его круглые красные щёки полностью портят подобный вид. Воришка замотал головой, всем видом показывая свою растерянность. Со стороны это выглядело забавно, да и парень был похож на уличного кота, забредшего в дом от голода. Его глаза были такими запоминающимися, удивительно, как такой человек до сих пор остался не пойман каким-нибудь императорским рыцарем за воровство. — Я… как бы вам сказать. У Хана глаза на лоб лезут, когда он видит картину перед собой: воришка с закушенной губой и носками обуви, смотрящими друг на друга. Это было мило, несомненно. Сам Джисон частенько косолапил, но за это довольно сильно охватывал от отца, поэтому он всегда пытался контролировать свои худенькие ножки. Может, этот загадочный парень гипнотизирует жертв, а потом умело сбегает? Запнувшись, воришка быстрым взглядом сканирует Джисона, еле заметно улыбнувшись. — Я не думал, что попадусь вам на глаза, — улыбка стала увереннеей, как и то, как он стоит. — Мне нельзя делиться такой информацией, но я так понимаю, этого не избежать. Пообещайте мне, что не расскажете никому. Джисон не то, чтобы был удивлён, скорее, оскорблен. Неужели он был похож на глупца, который поверит в лепет какого-то там красивого воришки? — Смотря что ты собираешься мне сказать, — нахмурился сильнее Хан. — Санта… И только одно слово заставило Джисона подпрыгнуть на месте, а мурашкам разнестись по всему телу. Пока вор говорил, у мальчика дыхание невольно спёрло. — Санта попросил меня, его ученика и верного помощника, помочь разослать подарки по домам. В этом году он настолько устал, что даже магия стала тяготить его плечи. Поэтому… поэтому я тут, — приподнял парень подбородок. Джисон офигел, не то слово. Он, конечно же, понимал, что это бред сивой кобылы, но… почему бы и нет? Подобными словами этот парень из низшего общества невольно привлек сердце Хана, завлек своими словами про Санту. Наверное он думает, что в знатных семьях тоже есть вера в Санту и в рождественское чудо. Хан горько улыбнулся сам себе, но его глаза сияли возбуждением, не ушедшим от глаз воришки. — Оо, вот как. А почему же ты с пустыми руками, помощник Санты? Где же подарки? — А-а, э-эм… я потерял их! Да, я направлялся в ваш дом и, кажется, обронил их по дороге. Мне нужно возвращаться, чтобы найти их, поэтому… да, эм… я пошёл, — его блестящие глаза бегали по всей гостиной, ища за что зацепиться. Неужели он думает, что так просто сможет слинять? — Это же прекрасно! — хлопнул Хан в ладоши. — Тебе повезло, что ты наткнулся на меня. Для меня будет огромной честью помочь помощнику Санты! — Не над- — Идём же. Как хорошо, что моё пальто висит в фойе возле этой гостиной, и как же нам повезло, что охрана сейчас только у главного входа. У меня есть ключи от двух других, — Джисон прыгал от радости, его улыбка разрослась как у маленького пятилетнего ребёнка, увидевшего бабочку. Другие бы подумали, что это чрезмерно наигранные эмоции, но вот не задача, Хан и вправду был рад выбраться из чёртова поместья за час до нового года с человеком, желающим обокрасть их дом и твердящим о том, что он помощник Санты. Что может быть лучше, чем это? Кто может быть интересней человека, который несомненно будет твердить о магии и волшебстве, пока они будут искать несуществующие потерянные подарки. Правильно, никто. Хан действительно рад этой встрече. А бедный воришка сейчас открывал беззвучно рот как задыхающаяся рыбка, не в силах возразить или сбежать от мальчика, окруженного искрами и пыльцой, сияющей как нимбы ангелов. Слишком ярко, что даже закружившись, вор не в силах нормально наблюдать за подобной сценой. Смешок сам по себе вырывается. Он и подумать не мог, что этот на первый взгляд серьезный мальчуган такой легкомысленный и яркий. Совсем как подарочная обёртка от коробок, лежащих прямо тут, под ёлкой. И как этот богатый мальчик ему поверил, если ёлка буквально забита подарками? — Кстати, зови меня Джисоном. А ты- — Лино. Просто Лино.

×××

— Так на чём ты сюда приехал? — топал Джисон по снегу, проваливаясь в рыхлые сугробы. Ему было тепло несмотря на морозный ветер, обдувающий шершавые щеки. А вот Лино сбоку от него дрожал, как котёнок. Одет он был легко, будто собирался просто выйти на крыльцо курнуть сигару. Возможно, все люди с маленьким достатком так одевались. Увы, Хан не был осведомлён об этом. — П-приехал? — зубы стучались друг о друга. — Ну да. Ты ведь не в руках нёс подарки и не пешочком проходил огромные расстояния земли аристократов, — склонил младший голову на бок уверенный в том, что выглядит как наивный глупышка. — Ааа, да. Я… я люблю гулять и… в общем, если кратко, то обычно я хожу по домам самостоятельно. Когда устаю, мне нужно назвать лишь одно слово и ко мне придут другие помощники на… на оленях! Точно. Воот. Нужные подарки появляются в руках, когда я захожу на территорию земли какого-либо человека. Но зайдя к вам, от ветра подарки улетели, я побежал за ними и оказался возле окна первого этажа вашего дома. — Оо, так интересно. Это же целая сказка! Божечки, расскажи ещё всякие истории. Взяв ледяную руку Лино, Джисон улыбнулся во весь рот и начал прыгать и кружиться вместе с бедным воришкой, кажется испытывающим рвотные позывы от таких движений. — Нет, нет, нет. Ты как хочешь, а мне, как никак, нужно искать подарки. Они должно быть далеко улетели, скоро новый год, тебя будут искать. Да и холодно в это время. Всё, ребёнок, иди домой, иначе Санта отругает как меня, так и у тебя изымет подарок. О, ну конечно, Лино не хотел просто так водиться с каким-то сумасшедшим ребёнком. Джисон вмиг поник, опустив голову вниз и уткнувшись взглядом в снежок под ногами, на который хотелось лечь, но обычно няня ему не позволяла делать подобное. — Эй, ты чего, плачешь, что ли? — Лино коснулся пальцем подбородка младшего, желая приподнять и взглянуть в детское понурое лицо. — Нет, отстань, — замахал Хан руками и отошёл на пару шагов назад, чтобы просто напросто упасть спиной в сугроб. Так было и задумано, вы ничего не подумайте, но видимо этот воришка даже не думал о том, что Хан сделал это специально. Он как рванул вперёд, как потянул руку навстречу падающему телу, так и упал вместе с ним. Джисону было больно. Больно и тепло. Чужое сердце билось быстро-быстро, глаза были распахнуты, длинные реснички покрыты малюсенькими снежинками, что выглядело невероятно загадочно и волшебно. Прекрасен, словно фея, на миг подумал Хан, пока чужое пугливое лицо находилось в паре десятков сантиметров от его лица, покрытого горящим румянцем. — Ты не ушибся? Но младший молча разглядывал воришку, и только сейчас его голову посетили мысли о том, почему же Лино решил обокрасть его дом? Может у него нет никого или есть братья и сестра, за которыми он должен присматривать. А может он вообще на самом деле наёмный убийца. Очень красивый наёмный убийца. Атмосфера была невероятно спокойной, хотелось лежать на этом мягком снегу и не думать ни о чём, смотреть в звёздное небо и наслаждаться тишиной, моментом спокойствия. — Хочу мороженое, — шепчет Хан, размыкая сухие потрескавшиеся губы. -Чагось? — скривил гримасу Лино, явно намекая всем своим видом, что Джисон самый странный человек из всех странных людей, которого он видел в своей жизни. Воришка перекатился в левую сторону, ложась рядом. Верхушки деревьев качались в разные стороны, вдали был слышен лай собак. — Так ты… у тебя никого нет, что ли? — задает вопрос Лино и Хан только сейчас понимает, что этот парнишка перешёл на неформальную речь. С ним раньше никто так не разговаривал кроме отца и императорской семьи. — С чего такие выводы? — Ты был один. Скоро наступит новый год, разве вы, богатые, не распиваете вина в кругу других богатых? — У меня есть семья. Я просто… плохо учился и поэтому меня наказали. — Плохой мальчик, значит? И как же тебе Санта вообще подарок наколдовал? Ай-яй-яй. Джисон засмеялся, повернув голову в бок, утыкаясь в профиль человека. Острый нос, пухлая верхняя губа, поблескивающая на свете луны. Хан забывает, почему смеётся и что вообще происходит. Даже промокшее от снега пальто не ощущается в такой атмосфере. Что же с ним происходит? Почему так не хочется, чтобы этот момент заканчивался? — Так, ладно. Задница отмёрзнет, вставай. Идём искать подарки, — сам же разрывает Хан тишину. Ему было слишком уютно и спокойно, от этого чувства где-то в груди щекотало, да так непривычно, что захотелось просто сбежать. — Эх… эх! — не двигаясь, вздыхает Лино, с подозрительным взглядом следя за каждым движением младшего. — Ох, как же быть… — и снова этот взгляд. Джисон закатывает глаза, понимая, что это намёки на то, чтобы он подал голос. Но мальчик скрещивает руки и глазами сверлит чужие, ожидая последующих слов. — В подарках Санты есть одна особенность… — Ну не томи, говори быстрее, — включает Хан того самого мальчика, влюблённого в сказки. — Когда они лежат не на месте, они… исчезают, — невинно фальшиво улыбнулся Лино и пожал плечами. — Так что сорян, мальчишка, но видимо нам пора прощаться. — Так это получается, что в этом году мне ничего не придёт только потому, что ты потерял подарки? — с глазами оленёнка промямлил грустно младший. Джисон знал, его актёрская игра бывала иногда плоха, но он искренне не желал возвращаться в треклятый дом Ханов. Ещё немного, ещё хотя бы чуть-чуть побыть с кем-то таким необычным, как этот воришка. Он многое просит? Пускай это будет его новым желанием на Рождество вместо того, что он загадал до этого. — Уж прости, всё равно же вы богатенькие, попроси отца новый дом или чего вы там заказываете? — встав со снега и отряхнув себя, воришка начал неторопливыми шагами отдаляться от потерянного, тепло укутанного, но промерзшего младшего. — Но отец никогда… никогда не… Стой! Не уходи, Лино! Воришка и вправду останавливается, находясь уже на расстоянии десяти метров. — Я понимаю, тебя наверное ждёт семья или кто-то родной. Скоро двенадцатый час и ты спешишь к ним, но, пожалуйста, побудь ещё… ещё хотя бы немного со мной. Расскажи о глупых выдуманных тобою историй про Санту, потому что слушая тебя, мне кажется, что это вовсе не выдумка! Лино так и не поворачивается, смирно стоя, пока Хан разрывает горло на морозе, тратя чуть ли не последние силы. Тишина нагнетала. В этом месте, где начиналось поле и заканчивалась территория Ханов, было безлюдно и тихо. На проезжей дороге в это время не было ни единой повозки. Только они одни в тишине и в сугробах по щиколотку. Холодно. Каждый дюйм тела дрожит, пробирая до самых костей, но для Хана это куда лучше, чем сидеть в четырёх стенах с учебниками, вызубренными наизусть. Время на часах показывало двадцать минут одиннадцатого. Осталось ещё немного для наступления того, чего Джисон так ненавидит и чего так обожает каждый чёртов год. — Какое было твоё желание? Желание, обращенное только Санте? — Как и каждый год. Я хотел лишь хоть крупицу волшебства, — горькая улыбка осела на лице, в горле запершило. — Ты веришь, что оно сбудется? — Я хочу в это верить, но… — А я верю. Лино неожиданно резко развернулся на сто восемьдесят градусов, со смехом прокричав Хану: — Не зря ведь Санта послал меня именно к тебе. Да, теперь всё встало на свои места, — ударил он в ладоши. — Идём навстречу к чуду! Его протянутая рука отпечаталась в сознании Джисона, казалось, навечно. Как и широкая искренняя улыбка, будто нашедшая самый драгоценный камень на земле. Хан был будто чьим-то спасением, хотя спасали тут именно его.

×××

За окном огни горят. Джисону семнадцать, а он вовсе не меняется, как и презрение окружающих вокруг. Он снова один в этот день, как и всегда сидит ближе к камину с мятным чаем в замерзших руках. Подоконник неудобное место для отдыха, но он не может заставить себя сесть куда-нибудь в другое место. Хан смотрит, наблюдает, выискивает взглядом, но видит белые поля снега и больше ничего. Второй стакан остывшего чая покоится напротив Джисона, ожидая ещё кого-то. Тот день помнился парню так хорошо, будто это было вчера. Но чувство одиночества гложет уже какой год. В тот день он сказал, что когда-нибудь они встретятся. В тот день он… Часы бьют двенадцать. — С Рождеством. Глаза, наполненные влагой опускаются на колени. Холодный чай обжигает изнутри. В тот день его желание было исполнено, так почему ему сейчас этого так мало?

×××

— Ты готов, Джисон? Слетевшее имя с уст воришки звучало сладчайше тонко, что даже заставило тело юнца покрыться мурашками. — Смотря к чему. Куда мы идём вообще? Холод всё ещё пробирал до костей и Джисон только представить мог, насколько холодно помощнику Санты в этих тряпках вместо нормальной одежды. — Пока ты сидишь в Рождество у себя в тёмной комнате, у нас, ближе к центру города, исполняются мечты таких одиночек, как ты, — хихикнул Лино, потянув Хана за руку быстрее, чем он шёл до этого. Впереди видны первые дома. Отсюда до центра города идти пешком около тридцати минут, но даже тут он мог слышать различные звуки. Это был смех и разговоры людей, громкая музыка и просто напросто звук жизни. Хан округляет глаза, удивляясь тому, что видит. Каждый дом, хоть и дряхлый, украшен различными вещами. Ёлочки горели цветами радуги благодаря разноцветным стёклышкам, куда был помещён свет. Это было… волшебно. Глаза Джисона заиграли удивлением, радостью и счастьем. А ведь это даже не центр. Он никогда и не думал, что люди в такое время будут находиться на улице. Лино тянет его в переулок. Рука сжимает крепко, даря ту нужную безопасность, ведь Хан впервые в городе без личного рыцаря. Они идут быстрым шагом, наверное для того, чтобы хоть немного согреться. Как бы абсурдно это не звучало, но младшему уже тепло, когда он видит всё это. Они выходят на большую улицу, где в разные стороны идут случайные люди. А самое главное, что Джисон замечает, это семьи. Сердце больно сжимается, он видит улыбки детишек и радостных родителей, одетых в лохмотья и несущих в руках что-то яркое, пока у самой младшенькой весь рот и руки в шоколаде. Всё сияет, огни, которые днём не видны, горят во всю и везде, в этот день не экономя ни на чём. Даже продавцы в лавочка не спешат по домам, зазывают улыбчивый народ и украшают свои товары тем самым рождественским настроением. В лавочках продают безделушки ни стоящие и нескольких медных монет, но зато эти ненужные вещи завораживают своим блеском и орнаментом рождества на них. Из других лавочек исходит аромат жирной еды, а в пекарне можно заметить коржи в виде ёлочек. Это настолько волшебно, что не передать словами. Этот гомон голосов заставляет улыбаться, а музыка пуститься в пляс с кем-нибудь на пару, выглядя полным дурачком. Джисон забывает обо всём, что было до этого, кем он был и что вообще тут делает. — Вау! — с пересохшим горлом восторгается Хан, желая закашляться и укутать плечи руками, лишь бы перестали они трястись. — Вау? То есть, ты удивился? — Д-да! Как же тут быть равнодушным? Ты посмотри вокруг! — мальчик провел в воздухе рукой для пущей убедительности. — Я будто попал в сказочный мир, — пропищал он в привычной манере речи пятилетнего ребёнка. Он так впечатлен, что не уверен, выдержит ли его бедное сердечко такого восторга. — Я думал, что тебя это не удивит. Вы ведь, богатые, всё повидали на белом свете, — с еле скрываемой завистью промямлил Лино. — Да что ты заладил, богатые, богатые. Ты и представить не можешь, как паршиво быть богатым. Я упускал столько в жизни… Лино, ты ведь обещал исполнить моё желание? — воришка неохотно кивает. — Так идём веселиться! Обещаю, к двенадцати мы разойдемся и ты успеешь вернуться домой с… подожди-ка, — Джисон лезет в карманы и с облегчением нащупывает небольшой мешочек денег. — Вот с этим. — Господи, убери ты свои грязные деньги, не нужна мне твоя милостивость! Тем более там… з-золотые монеты?! Ты с ума сошёл? Да за них ты можешь все дома на этой улице выкупить со всеми вещами, продающимися тут! — напрягшись, Лино резко накрыл мешочек монет своими руками, подозрительно осматриваясь вокруг. — Убери ты это, дурень, пока нас в лепехи в переулке не превратили. Испугавшийся Джисон сию же минуту сделал так, как было сказано, в кармане нащупывая уже без мешочка две монеты. Видимо по случайности выпали. Благо эти две монеты были серебряные, хоть за них, по словам Лино, можно скупить всю еду в лавках с закусками, но это куда лучше, чем показываться тут с золотом. — Я пить хочу, ты не знаешь где- — Пройдём чуть дальше по улице и попробуем самый вкусный напиток рождества. Ты ведь платишь, мальчуган, так повеселимся! — прикрикнул Лино, хватаясь за локоть Хана и прижимаясь к нему для того, чтобы, видимо, заворожить своими чудесными глазками. Чем дальше они шли, тем громче музыка звучала. — Возле самого высокого здания колоколов в городе горожане встречают рождество в компании друг друга. — Правда?! Я тоже хочу, ох, им так повезло. Это наверное весело. Я и представить не могу, встречать Рождество со всеми одновременно… — Как по мне ничего особенного. Стоять в холоде, а потом толкать друг друга, — Лино состроил мордашку отвращения, из-за чего Джисон несдержанно хихикнул в кулачок. Это странно, но он не может смотреть без улыбки на воришку, который дарит ему день, наполненный счастьем. Даже грудь не выдерживает всех эмоций, хочется просто взорваться. Взорваться и искренне обнять воришку… Ох, наверное Лино это не придётся по душе. — Вот, пришли, — взяв серебряную монету, старший подошёл ближе к лавке, на которой стояло что-то вроде чайника, но он был больше обычного заварного. И их было несколько. — Дайте пожалуйста нам два стаканчика самого горячего глинтвейна, что у вас есть. — Как пожелаете, юноша, — улыбчиво ответил добрый дяденька с морщинками по бокам глаз. Из чайника выходил пар, а в отдельной коробочке, который открыл мужчина, лежала палочка корицы, которая обычно была в дефиците среди простолюдин. Однако, как оказалось, в этот день подвластно любое чудо. Джисон знал, что это за напиток, но не думал, что Лино попытается споить маленького аристократа! Хан ведь даже вино ни разу не пробовал, не говоря уже о напитках и покрепче. Он был осведомлён, что бывает с людьми после первого раза пробы подобных напитков, ведь устойчивость к градусам вовсе не выработана, поэтому ему сейчас страшновато. А друг Лино и вправду убийца, который просто выполняет предсмертное желание жертвы? — Держи. — Но, но как же, а вдруг, я не- — Просто попробуй, — закатил глаза воришка, странно ухмыляясь своей кошачьей улыбкой. — И вот сдача, держи. Глинтвейн руки хотя бы согревал, но пить хотелось до одури сильно. Лино вон уже выхлебал половину, как будто пар, исходящий от напитка, сущий пустяк для его рта. Мысленно перекрестившись, младший аккуратно поднёс стаканчик к носу, вдыхая приятный сладкий аромат. Подув на напиток, он аккуратно отпил немного, смакуя на языке с закрытыми глазами. Лино, стоявший напротив, громко засмеялся, наблюдая за мальчишкой. — Оо, это так сладко и приятно. Оно такое тёплое. Как будто бы сок, — Хан с энтузиазмом начал выдавать свои эмоции. — Это и есть сок, дурачок. Что-то вроде глинтвейна для таких маленьких глупеньких детишек вроде тебя. — Эй! Как ты меня только что назвал? А ты тогда неумелый воришка, — надул губы Джисон, показав перед этим язык. На какое-то время повисла неловкая тишина и только потом до Джисона дошло, что он сболтнул немного лишнего. — О, смотри, медведь! — Где? — необычайно быстро для простого человека поворачивается Лино. И, конечно же, в этот самый момент Хан набрасывается на его спину, запрыгивая на кряхтящую тушку, посмеиваясь и впервые в жизни хрюкая и задыхаясь ещё сильнее от этого, пока воришка с ворчанием пытается сбросить с себя лишний груз, но потом видимо отчаивается и наоборот подхватывает крепче за бёдра. Джисон неловко вскрикивает, цепляясь за чужую шею. — Кх, кхы, задушишь! — Ой, ой. Прости. — Прости в карман не положишь, на хлеб не намажешь и вся та фигня, что подействует на твою совесть. Джисон заметил лавку с горячей едой на палочках, только сейчас ощущая голод. Рождество, как никак, от этого дня нужно брать всё, что можно. — А теперь, лошадка, мы держим путь ровно на три часа. И если бы Джисон знал, что было уже без пятнадцати двенадцать, то наверное бы шёл уже в одиночестве к своему поместье, навстречу к грустным мыслям. Пока они шли до еды, Джисон успел прикупить для Лино ушки, в тот момент когда сам старший нацепил на него фальшивую бороду и ещё где-то пять минут ржал, говоря, что Хану так даже лучше. В итоге всё равно пришлось отдать детишкам, потому что они выглядели уж слишком мило, угощая двух парней конфетками. Мясо на палочках они ели по дороге к центру, до которого ещё было довольно далеко. Улица пустела, кто-то расходился по домам, а кто-то был, скорее всего, уже возле колокольни. — Мы воопфе уфпеем бойпфи? (Мы вообще успеем дойти?) — Дожуй, потом говори. Тебя не учили, что ли, — с наигранным раздражением проговорил Лино, тормоша и так спутанные волосы младшего. Хан смеётся, пытаясь уклониться от огромных лапищ и сглотнуть всю еду, оставшуюся во рту. — Фух, давно я так не смеялся. О чём я, кстати, говорил? — мальчик направляет взгляд на наручные часы, застывая, как ледышка на морозе. — Ты чего? — О боже мой. Боже, боже. Лино, прости, пожалуйста. Что же делать то? — начал нервничать Джисон, смотря так плаксиво и растерянно, что даже воришка подтаял под таким натиском и подумав, приобнял за плечи, специально близко с ухом переспрашивая. — Что случилось? И сердце Хана побывало не только в пятках и в кончиках пальцах, оно в один миг перестало существовать, когда тёплое дыхание коснулось его алого уха. Что же вообще происходит? Почему телу так странно и почему очень сильно хочется провалиться сквозь землю? Только не это, думает Джисон, зажмуриваю глаза. Конечно, он понимает, к чему всё ведёт его мозг, и, в общем то, он не против такого исхода, но поддержит ли его Лино? Нет. Вот и ответ. — Прости, уже вот-вот Рождество. Я не знаю где ты живёшь, может если ты побежишь, то успеешь к своим. Ох, извини. Я принёс столько неудобств и- хмфм, — не выдержав, Лино буквально заткнул Хана своей рукой, чтобы тот перестал мямлить. — Тшш. Я никуда не опаздываю. Я здесь для тебя. Как никак, Санта выбрал меня для тебя, понимаешь? — Угу, — всё ещё с закрытым ртом мычит Джисон. Он всё понимает. Понимает и то, что полный дурачок, не заметил этого раньше. Если вспомнить предыдущее незначительные разговоры о его семье, которые Лино игнорировал, когда они шли до улицы, то можно понять, что вовсе никакой семьи у него нет, и что ему неприятно вспоминать и говорить об этом. — Мы и вправду не успеем в центр, но у меня есть идея получше.

×××

11:54 — С-стой! — измучено кричит Джисон вдаль, где виднеется Лино. — Слишком высоко, — еле дышит он, пока взбирается на холм по снегу, в темноту, куда вёл его воришка. Отсюда не было слышно людей, хотя и холм находился в нескольких минутах ходьбы. Но подниматься было далековато и трудновато, ощущение, будто и половины пути не пройдено. — Да стой же ты. — Ну и слабачок, — сверху хихикает Лино, остановившись на ровной поверхности, положив руки себе на бёдра и ухмыляясь красными губами с потрескавшейся кожей. Всё лицо воришки было румяным, и Джисон только представить может, насколько сам покраснел, пока взбирался ввысь. — Ах, вот как, — возмущённо воскликнул Хан, с ходу собирая в уже бесчувственные руки снег и комкая его в ровный крепкий шар. — Ну, держись, воришка! Меткость благо была хорошей. Джисон замахивается рукой, кидая и попадая точно в лицо кошаку, опомнившемуся только через долгие секунды. — Ах ты, — старший также резко потянулся к снегу и уже на шее Хана красовались комки снега, падающие за шиворот. Джисон вскрикивает, будто обжегшийся кипятком, но зато как побежит вперёд с криками, так и спотыкается, падая лицом в режущий снег. Лино разрывался в смехе, наблюдая за ноющим маленьким человечком, пытающимся вскоре отомстить новым потоком снежков. 11:57 С глубоким дыханием Лино падает на спину, на чистый белый снег возле Джисона, сдавшегося минуту назад и пытавшегося прийти в себя после ярых уклонений от налетов белых холодных шариков. — С тобой так забавно, никогда не видел детей, над которыми можно смеяться часами без перерыва. — Я впервые играл в подобное, — с крупицей грусти промямлил Хан. Он не хотел, чтобы его жалели, просто хотелось рассказать Лино немного больше о себе. — Смотрю, всё, что ты делаешь со мной, впервые. Это честь для меня, молодой господин как-тебя-там, — с издевкой говорил старший. — Хан. Ты должен был знать хотя бы фамилию тех, в чей дом забрался через окно. — Все возмущения Санте. Это всё он, — невинно улыбнувшись, воришка хихикнул над презрительным выражением лица младшего. — Ты ведь веришь в Санту? Нет. Он не верил в Санту. Он хотел верить в него, желал это так сильно, что вечно искал какие-нибудь зацепки, которых, очевидно, не было. — Ты ведь тут, рядом со мной. И как теперь прикажешь не верить в него? — Пф, — вырвалось у Лино. — Такой милашка. — Кто? Я? Э-эй! — Сделаем ангелов? — прервал нытье Джисона старший. — Чего?! — Ну, на снегу. Ну ты чего, не знаешь, что ли?

×××

11:59 — А представь я исчезну, как наступит новый год. Ты наверняка сойдешь с ума от этого. Сделав ангелов, Лино заставил их встать, чтобы полюбоваться шедевром, которые, увы, вовсе не получились и были похожи на какое-то месиво. И Хан вообще не удивился, когда заметил в пяти метрах от них маленькую скамеечку. Лино знал об этом месте, а значит наличие тут такой вещи легко оправдывается. И сидя на скамейке бедро к бедру, этот чёрт говорит о таких жутких вещах! — Кстати, извини, что… что показал так мало и что твоё желание было так плохо исполнено, — неловко почесал затылок старший. Хан удивился из-за того, что Лино и вправду выглядел сожалевшим. Он помогал искренне, но для чего вообще нужно было это всё? — Поэтому, — резко взбодрился воришка. — Я пошлю прямо сейчас Санте знак и ты увидишь волшебство, — улыбается так, будто уже обокрал Джисона с головы до ног. И чего он задумал? Лино щёлкает пальцем. Но вокруг одна лишь тишина, длящаяся уже как пару секунд. — И что? — Вот что. 00:00 Громкий шум. Лицо Лино освещается тысячами красных огоньков. Второй такой же громкий шум, из-за которого Хан неосознанно вздрагивает. Профиль старшего на этот раз осветился синим цветом. Чужая рука оплела плечи младшего, а вторая повернула за подбородок вбок. Внизу город, сияющие улицы, а наверху вдали искры на небе, светящиеся различными цветами. Сердце сжимается, дыхание перехватывает, когда в глазах Джисона отображаются вместо привычных звёзд огни волшебства. А если точнее, фейерверки, которые Хан слышал каждый год в этот день, но за деревьями в окне своей комнаты никогда не удостаивался понаблюдать за этим чудом, которое было так близко все эти годы. На самом деле, если бы он был один, всё было бы иначе. Совершенно по-другому. Не было бы этого трепета, этого тепла на плечах и чужой загадочной улыбки, настолько мягкой, что может посоревноваться с любой дорогой вещью. Слёзы, навернувшиеся на глаза от переполненных эмоций, взрываются и выливается наружу, печатаясь воспоминаниями на пухлых щеках. — С-спасибо, Лино. Я никогда не забуду этот день, — улыбка противоречит капелькам воды, увеличивающимся с каждой минутой. В глазах Лино бесконечность и тревога. Что будет дальше? — С новым годом… А это уже от меня, — старший нежно охватывает щеки Джисона, смотрит прямо в ошарашенные глаза и прижимается крепко губами ко лбу, задерживаясь на долгие секунды. В этот момент в животе Хана невероятно бурлит огонь. Чужие руки кажутся такими нужными сейчас. Джисон задумался о том, что хочет, чтобы эти губы были вовсе не на лбу. — И на самом деле я Ли Минхо, — подмигивает этот самый Минхо, ухмыляясь виду Джисона, выглядящего похлеще помидора. — Чт-чт- — Моё задание выполнено, тебе пора домой, Джисон, — лицо посерьезнело, сердце покрылось корочкой льда осознания. — Но… Ох, как же сложно с тобой, — Минхо нахмурился, погрузив свои пальцы в темные пряди волос. — Не смотри на меня так, будто потерянный щенок. Не надо мне этого. Я хочу просто с тобой попрощаться, а ты… аргх, почему ты такой маленький? Иначе я бы тебя украл, как и полагается такому воришке, как я. — Оо, неужели ты чувствуешь себя неправильно, развращая маленьких мальчиков? Неужели совесть заиграла? — усмехнулся Хан, наблюдая за страданиями Лино напротив него. — Я украду тебя, когда наступит время. Не могу же я упустить такое золото, — самоуверенно вскинул старший подбородок. — И когда это самое время наступит, нас судьба сама непременно сведёт. Я… буду рядом. — Что ты имеешь в виду? — Загадай желание, также искренне, как предыдущее. Только тогда Санта найдёт нас двоих и день повторится. — Но… Улыбка отпечаталась в памяти навечно. Потом темнота. Джисон не помнил, что было дальше.

×××

00:01 — Ненавижу этот день. Ненавижу Рождество. Глаза опухли, в поместье гробовая тишина. Почему он до сих пор на этом месте? Почему Джисон один, почему время идёт бесконечной пустыней. Почему? Желание. Джисон загадывал каждый год, но ещё ни разу не происходило чудо после того дня. А он ведь всего лишь хотел, чтобы Минхо пришёл снова. Так сильно желал этого, что иногда даже казалось, будто он внушил себе тот день. Хан искренне хотел вернуться в прошлое и провести лучший час в своей жизни, а потом вновь ощутить горячие губы на лбу… Я буду рядом. Его восемнадцатый новый год. И он наконец-то понял, чего хочет на самом деле. Губы жгутся, глаза блестят. Чувства переполняют худенькое тело, и на этот раз он не собирается прятаться под тёмным одеялом. Судьба найдёт их двоих и сведёт, но как она это сделает, если не вступить шаг ей навстречу, не намекнуть, что да, он готов. Он знает, чего хочет. Поэтому бросив всё, что таилось в голове, Хан не выдерживает. Он не хочет ждать момента, когда вырастет, не хочет ждать, когда его украдут. Если Джисон не сделает шаг навстречу, Минхо просто развернётся и уйдёт. — Чёрт возьми, шесть гребаных лет, — шепчет себе под нос парень и бьёт себя по лбу. — Какой же я… Пальто на плечах, второе в руках. Ноги мчатся по заснеженному холму, проваливаются в сугробы и застревают. Приходится идти через усилия и пот. Руки дрожат, но не от холода, а от предвкушения. Да. Вот оно. Тело замирает, ставшие родными слёзы скапливаются в глазах, застилая перед глазами картину человека, сидящего на скамейке и дрожащего в плечах. Джисону кажется, что он готов умереть на этом месте. Он не верит глазам. Минхо всегда был так близко. Каждый год. Сидел и думал, поступает ли он правильно, вмешиваясь в жизнь аристократа, у которого и своих дел по горло. Наверное Минхо не мог поверить, что Хан хотя бы вспомнит о нём через месяц. А Джисон помнит. Уже как шесть лет помнит, как и Лино, испытывающий куда больше, чем Хан только представить себе мог. Тихо подойти не получается, но Минхо, видимо, не слышит ничего вокруг, погруженный в свои мысли. Тяжелое тёплое пальто ложится на крепкие плечи, Джисон укутывает парня, вздрогнувшего от неожиданности. — Замёрз? — и сам шмыгает носом, когда Минхо поворачивается и за долгое время предъявляет лицо во всей своей красе. Он значительно изменился. Если раньше Ли был похож на потерянного кота, то сейчас он выглядел как прелестный бог, спустившийся с небес на землю. И это было не преувеличением. Минхо распахнул рот, в глазах виднелась вся та горечь прошедших лет. Вся боль и ожидание. Джисону показалось, что на него сейчас набросятся то ли с кулаками, то ли с объятиями. Но Хо держал себя в руках, дрожа губами. — Тебя привело желание? — еле вымолвив, с грустью спросил старший, хватаясь маленькими пальчиками за меха на шее, укутываясь глубже. — Я ненавидел Рождество все эти годы. Но оно помогло найти мне тебя и вновь обрести радость в этот день. — Ты- — Да, я загадал желание. И снова ты поможешь мне его исполнить, — полуулыбка горька, но Минхо заставляет расслабиться благодаря своим нежным руках, потянувшим за ладони Хана к себе ближе. Младший присел как в тот раз, бедро к бедру, смотря прямо в глаза с мириадами звёзд вместе с переливающимися огоньками. — Я ждал… — Я знаю, Минхо. Я тоже ждал, но как видишь, моё терпение иссякло. — Так какое же- Мятные губы поддаются вперёд, соприкасаясь с пухлыми, сладкими как глинтвейн, как печенье, мандарины и слёзы. Джисон взрывается, как все те фейерверки. В груди всё трепещет, руки в порыве страсти плывут по плечам к шее, пока слёзы смешиваются в горячем танце чувств. Губы Минхо дрожат, но не отпускают, вбирая в себя каждую крупицу того, что вкладывает за все шесть лет сюда Джисон. Казалось бы, их история о волшебстве, о том, как потерявший всех и даже желание жить воришка от нечего делать забрёл в чужое поместье, и о потерявшем детстве мальчике, мечтавшем найти себя и то, что его вдохновит и заставит посмотреть на мир новым взглядом. Это всё никак не должно было перерасти в подобные желания. Зато сейчас Джисон наконец полностью отпустил себя и поверил, что чудо существует и что все его искренние желания были услышаны тем, к кому он обращался с самого детства. Сказка, вот как бы Хан назвал их историю, приправив её от себя крупицей магии и волшебства, совсем как Рождество, в день которого исполняются мечты. Желание поцеловать тебя, но на этот раз не только в своих мыслях, Ли Минхо. — С Рождеством, Джисон-и.