Люди-руины

Как я выгляжу?

Долорес уже не засыпает. Она забыла, что такое покой. Она всё слышит, всех слышит. Она знает, как ее младший брат стоит в своей волшебной комнате и вглядывается невидящим взглядом в зеркала. Камило не узнает себя в отражении, не видит себя в нем. Долорес мучается каждую ночь, слыша лихорадочный шепот брата, что не может найти себя и ответы на один и тот же вопрос. Она постепенно сходит с ума вместе с ним. Девушка вначале решила поговорить с отцом и матерью о том, что происходит с Камило, однако никто из них не мог добиться простого общения, поскольку парень вне своей комнаты был привычно весел и расслаблен. На его губах все также сияла улыбка, а глаза были пропитаны жизнью. Он ловко по щелчку превращается в различных людей, с которыми уже общался, веселит детей своей актерской игрой, заменяет уставших родителей, чтобы следить за их младенцами. Все нормально, родители даже не верят в то, что что-то не так, но Долорес знала больше них, она пытается говорить с братом на личные темы, наедине, но тот словно удивлен, что кто-то считает его поведение странным. Он ведь обычный, такой же, как вчера или год назад. Вот именно, Камило был обычным, но ненормальным. Из его памяти стала вымарываться собственная внешность очень давно, но никто этого не замечал. Долорес не знала, надевал ли ее брат искусные маски, под которыми скрывал истину, или она сошла с ума…

Какого цвета мои глаза?

Нет, она точно в здравом рассудке! Мадригаль злится, затыкает уши, в какой-то момент желая проткнуть барабанные перепонки спицами. Пусть будет слышать звон стекающей раскаленной крови, чем ее будут преследовать в кошмарах отзвуки отчаянного эха безответного вопроса ее родного человека. Девушка словно видит за закрытыми веками, как брат окружен зеркалами разных величин, как ощупывает лицо и тело, словно видит в первый раз. Он как маленький ребенок, которому не изведан мир вокруг. Долорес стискивает челюсть и жмуриться до фосфенов, потому что душа трещит от страданий. Она словно сама чувствует мучения Камило, но не способна что-либо исправить. Они живут в соседних комнатах на расстоянии одиночества друг от друга. Мадригаль на следующий день видит все такого же веселого брата, словно ей просто привиделись его безответные вопросы в пустоту распахнутой вселенной. Ей становиться тошно от своего бездействия. Она старшая, она должна что-то делать! Должна спасти, помочь, облегчить ношу, но была обвязана ржавыми тяжелыми цепями, что тянули на дно бездны, в которой ее брат уже практически не барахтался. Ей не хотелось идти за помощью к Антонио, ведь у мальчика была своя драма. Он, в отличие от Камило, часто сидел в комнате, за семью замками, разговаривая со зверьми, слушая их трагичные истории. Ему было тяжело, он тоже не спал по ночам, потому что звери в подробностях рассказывали о том, как фермеры отрубают одним взмахом головы курицам и гусям, как битой пробивали череп свиньями, как ловили в капканы и бессердечно травили хищников, которые по природе своей не могут жить без крови. У ее второго брата были травмы, он слушал рыб и бабочек, что живут всего неделю, и отгородить его от этого влияния было невозможно. Антонио слишком часто мучался кошмарами от своего дара. Девушка, судорожно-глубоко вдохнув, заходит в комнату младшего, тот вновь в сердцевине щебечущих зверей. Он сильно изменился, перестал так часто улыбаться. Он был психологом зверей. Антонио понимает, для чего сестра пришла к нему. Туканы рассказали, как Камило немигающим пустым взглядом смотрит в зеркало, на это может уйти почти вся ночь. Иногда беззвучно льются слезы, и парень прячет неизвестное ему лицо в ладони, так и не узнав правды. Мальчик обещает помочь, попросив своих друзей-зверей пробраться к Камило, чтобы тот как-то развеселился.

Какой у меня цвет волос?

Камило закрывает окна и двери, прогоняет всех зверей, которые только могли пробраться к нему. Он никому не позволяет заходить к себе, впервые злиться от чужого внимания. Долорес продолжает сходить с ума от вечных звуков: шепот Камило, слезы Антонио и просьбы Феликса, который пытается успокоить свою жену, чтобы та не замерзла от собственной снежной бури над головой. Они повсюду каждую ночь, а на утро словно все хорошо, словно они не гниют изнутри. Ей хочется кричать, но вместо этого она закрывает уши, чувствуя собственную беспомощность. Мадригаль хочет помочь семье, но не знает, как. Мама постоянно нервничает, над ее головой всегда витает черная туча, готовая разразиться крупным градом. Папа почти не справляется с тем, чтобы успокоить ее. Антонио ходит невыспанным, отказывается от мясных блюд, голодает. Камило ведет себя привычно, так искренно улыбается, что Долорес плачет. Хочется закрыться днем в комнате, чтобы хоть как-то поспать, пожить пару мгновений в иллюзии, что все действительно замечательно. Не спасали даже успокаивающие травы тети Джульетты, которая видела то, что с родственниками что-то не то, но на все ее вопросы Долорес умело врала, взяв пример со своего брата. Впервые она поняла, почему парень так поступает. Не хочет проблем, не хочет разбирательств, не хочет копаться в своем израненном теле. У девушки сбит режим сна. Она спит днем и бодрствует ночью, находясь как можно дальше от своей комнаты и Каситы, чтобы меньше всего слышать своих родных в мучениях без возможности как-то помочь им. Но где бы она не была, где бы не пряталась от своего дара, он всегда ее достанет, везде. Долорес приходиться кричать, чтобы заглушить чужие голоса. Вначале мысленно, чтобы просто справиться с болью, что трещала в костях, ломая их изнутри. Она чувствовала, что не справляется со своей задачей «быть старшей», поэтому мысли постепенно переходят в реальность. Собственные крики звучат протяжно и надрывно, тихо и слезно, жалостливо и яростно. Совершенно разная тональность, разная символика. Девушка хватается за стучащую голову, желая раздавить ее полностью. Она слышит плачь Антонио, панику мамы, мольбы отца и шепот Камило. Крик усиливается, переходит на фальцет. Сорвет голос, в кроваво-мясистые лоскуты превратятся голосовые связки, но ей должно стать легче. Должно! В ее семье должно все наладиться! Когда-нибудь… Долорес мечется по постели, пряча лицо в подушку, слыша каждый вой близкого человека, чувствуя в груди их боль. Невыносимо! Отчаяние постепенно захватывает рассудок, обнимает костлявыми и невероятно сильными руками, уводя с собой во тьму. Девушка так устала за этот период нескончаемых страданий! Она хочет расслабиться, отдаться мраку, чтобы ничего не слышать…

Почему я не слышу своего голоса?!

Звон битого стекла заставляет крупно вздрогнуть, застыв в постели. Казалось, ее органы на мгновение выпрыгнули из груди и глотки, а после одним движением-цунами вернулись обратно. Долорес в ужасе замерла, прислушиваясь к звукам. Ее глаза были открыты, но она видела исключительную тьму. Мгновения растягивались в вечность, били по оголенным нервным окончаниям, сводя судорогой все тело. Какое-то время она не понимает, что случилось. Может, ей просто почудилось из-за переутомления? Но ее же предположение рушиться, когда вновь повторяется звон и надрывный рев. Это был Камило, который начал бить зеркала, столь ненавистные сейчас и когда-то излюбленные. Внутри девушки скручивается плотный леденящий узел, что душит, останавливая поток согревающей крови. Ее начинает так сильно тошнить от этого водоворота негативных чувств! Мадригаль срывается, бежит вон прочь из дома, буквально через окно, чтобы спастись, чтобы спасти! Бежит, обгоняя собственную кровь и мысли, босиком по каменной кладке и песку, с распущенной копной спутанных волос. Голоса семьи звучат громче гула собственного сердца. Конечности стягивает судорога, но она продолжает бежать через силу практически через всю общину, чтобы добраться до единственного человека, который способен спасти всех. Долорес так неистово стучит в дверь чужого дома, словно она умрет, если ей не откроют. И это даже правда. Она забывает о правилах приличия, об этикете и времени, потому что больше нет сил, потому что она сошла с ума от несчастья. Секунды слишком бесконечны, они растягиваются киселем, становясь антиматерией, мучая свою пленницу, у которой лихорадочно блестят наполненные слезами глаза и дрожат поледеневшие пальцы. Должны открыть, должны! Когда порог открывается, когда Долорес видит знакомый женский образ в ночи, ее удивленно-огромные глаза, ее заспанный вид, то девушка чувствует, что спасена. Она накидывается на подругу детства, что была на год старше Мадригаль. Хватается так крепко, словно эта девушка была гравитацией, планетой, спасательным кругом… всем. — Чт… что случилось?! — удивленно хлопает глазами старшая, согнувшись, когда ее шею обхватили женские руки, так неистово крепко, что могли задушить. Она слышит скороговорочный шепот Долорес, что был на грани слуха. Будто мантра или мольба. Девушка ничего толком не могла разобрать, она была взволнована неожиданным поздним визитом подруги, которая дрожала осенним листом в ее руках. Такая хрупка и беззащитная, непривычно-потерянная. Шатенка определенно ей что-то говорила, мотала головой, плакала, повиснув в необходимых объятьях, но хозяйка дома не могла ничего разобрать, как бы не пыталась. Словно это неизвестный древний язык. Волнение Долорес передалось и ей какой-то паникой на лезвии безумия, что игриво проводит острием по коже, норовя проткнуть. Девушка, поняв, что нормального ответа не получит, сколько бы не переспрашивала, пошла с лишним живым грузом в дом, закрывая дверь. Они направились на кухню, где брюнетка зажгла несколько свечей. Ей пришлось кое-как оторвать подругу, что так крепко цеплялась поледеневшими руками, от себя, чтобы усадить ее на стул, дабы лучше разглядеть. В огне свечей Долорес казалась вовсе обезумевшей. У нее был лихорадочный блеск в радужках, в которых плескался каскад эмоций, дрожь пальцев стала отчетливее видна, как и мрамор кожи. Девушка в ночной сорочке выглядела ужасно: кудрявые лохмы напоминали термитник, босые ноги были в грязи. По ее виду стало понятно, что кареглазая явно спонтанно подорвалась, словно на нее напал кто-то. — Долорес, — позвала подругу старшая, опустившись на колени, дабы заглянуть той в глаза. Девушка сидела скованно, обнимая себя за плечи, смотря в одну точку на полу. Легче было достучаться касанием, а не словесно. Мадригаль не отвечала, не реагировала, не слышала, продолжая что-то быстро шептать как на повторе. Волнение возросло в груди хозяйки дома, отдаваясь пульсацией в глотке. Она еще раз зовет подругу, аккуратно-невесомо касаясь пальцами колен, отчего Долорес вздрагивает, сморгнув влагу. Она наконец посмотрела на нее, увидела. — Умоляю, спаси меня! — слезы покатились из карих глаз, впервые за столько лет она увидела подругу плачущей! — Спаси нас! Нас всех! — Да что произошло? Пожар?! — женский голос испуганно звенит в воздухе, она совершенно не понимает, что сейчас происходит, и ощущает слишком колкий страх, что протыкает душу раскалено-леденящими спицами. — Забери наши эмоции, нашу боль! — умоляет Мадригаль, вызвав удивление со стороны собеседницы. Долорес вздрагивает от слез, почти не дышит. Брюнетка отступает, убирает ладонь с коленки подруги, понимая, что не может исполнить ее просьбу. Волнение стоит у горла, пропитывая корень языка нестерпимой горечью. Долорес вновь ловит руку знакомой, падает на колени перед ней, пугая еще сильней. — Прошу, ты последняя надежда! — почти кричала кудрявая, вызывая почти что звон в комнате, дребезжание окон. — Ты бредишь, нужен чай, — замотала головой хозяйка дома, не желая поднимать эту тему. Они поклялись никому не рассказывать о волшебном даре у человека, что не из семьи Мадригаль! Ее семья самая обыкновенная, ей не нужны проблемы с самой влиятельной семьей в общине! Тем более у Мирабель так и не пробудился дар. Кто-то точно мог обвинить ее в «воровстве»! — Да не нужен мне никакой чай! — истерично воскликнула Долорес, не позволив подруге подняться, крепко схватив и прижав к полу, ловя удивленный взгляд. — Мне нужна ты, твои способности! Я больше не справляюсь, умоляю! — Ты меня пугаешь! — пискнула прикованная — как физически, так и ментально — девушка. Да что случилось с ее подругой, пока ее рядом не было?! — Прости, прости, но я схожу с ума… — вновь начала горько плакать кудрявая, вновь зашептав на грани слышимости. Она понимала, как это выглядит со стороны, помнила каждое свое обещание, но по-другому сейчас не получится. На нее смотрят удивленные, пропитанные нездоровым волнением, глаза. Становится так стыдно и обидно за свои действия! — Я больше не могу, я устала слышать! Мама постоянно волнуется, Антонио мучают кошмары! А Камило и вовсе стал забывать себя! — истерично быстро проговорила Долорес, хватаясь за уши, потому что она вновь слышит звон битого стекла и плачь брата. — Я так устала все это слушать, я не могу им помочь! Она дрожит, сидя на удивленной подруге, которая даже представить не могла, что все настолько плохо. Девушка сама не знала об этом, потому что давно не заходила к Мадригалям, ведь вся была в работе. Не до них было… теперь придется разгребать собственные ошибки! — И что ты хочешь? — нежно обнимает шатенку, поглаживая ту по спине, пока Долорес сидела на ней и беззвучно плакала, хватаясь за ее сорочку до белых костяшек, до звука рваной ткани. На самом деле она уже знала, что скажет ее знакомая, но нужно было разговорить кареглазую, чтобы та хоть немного успокоилась и почувствовала облегчение. — Поговори с Камило… хотя бы с Камило! — вновь шепотом кричит Мадригаль, жмурясь от силы своего личного проклятья. Она знала, если Камило вылечиться, то станет в разы легче. — Забери его боль, он ведь только тебя впускает к себе в комнату! Я слышала, как он разбивает зеркала, как лихорадочно пытается себя вспомнить, а на утро словно ничего не было! Брюнетка чувствовала нервный срыв подруги, что явно потеряла сон из-за семейных проблем. Хотелось ей помочь, забрать плохие эмоции, трансформировав их в прекраснейшие драгоценные камни. Так уже было в детстве, только Долорес знала ее секрет, который помогал несчастным, но приводил в агонию обладателя дара. — Это так страшно, когда он врет в лицо о том, что все хорошо, хотя сам начал боятся зеркал! — продолжала кареглазая, не останавливаясь, словно до сих пор пытаясь уговорить подругу из немагической семьи. Она пыталась достучаться до знакомой, убедить ее в том, что ее семья буквально на грани, над самой пропастью во тьму. Ей было невероятно страшно за Камило, что замирал возле любой отражающей поверхности, резко становясь хмурым и несчастным. — Поэтому, прошу, помоги… хотя бы в последний раз! Никто не узнает, клянусь! Камило должен вспомнить себя! Видя такое пограничное состояние Мадригаль, брюнетка не могла отказать. Она знала, что такие проблемы нужно решать именно сейчас, пока не стало непоправимо хуже. Как она могла допустить такого у друзей? Камило действительно перестал узнавать себя? А ведь она говорила, что такое возможно, но никто не верил! Брюнетка и представить себе не могла, что все так серьезно, конечно, она согласилась, даже зная, что потом придется испытать невыносимую боль.

***

Камило не любил свою комнату, особенно в последнее время, хотя раньше это было единственное место, которое возвращало его в реальность. Не любил зеркала, где раньше мог увидеть себя, а теперь видел неизвестных людей, а то и вовсе пугающую пустоту. Врал всем, потому что так было легче, он надевал маски вечно веселого мальчишки, скрывая то, что хранится внутри, все сомнения и проблемы. Никто не знал, что творится у него внутри, какие ураганы эмоций он выдавал за полный штиль. И чем больше эмоции душили его, тем более сдержанным он выглядел. Но сохранять эту маску становилось всё труднее и труднее. Невозмутимость трещала по швам от безмерного бессилия, которое только бесконечно расширялось, словно необъятный космос. Он врал всем, стараясь поверить в собственную клевету. Но правда нагоняла голодными псами, вгрызалась и не отпускала. Хотя на самом деле он не врал, ему было весело, ему нравилось менять образы, веселить и удивлять людей, быть в центре всеобщего внимания, ловить восхищение от своей персоны, просто… теперь в зеркалах он не находил никого, кроме незнакомцев со странной внешностью и неизвестными голосами. Камило знал, как о нем беспокоятся, но это лишнее, правда, ведь он здоров! Пока не войдет в свою комнату… Здесь перестало быть комфортно, хотелось сбежать и спрятаться от бесчисленного количества зеркал причудливых форм и размеров. Он видел, как никто на него не смотрит, как никого не нужно веселить, из-за чего Камило возвращался в разбитую реальность. Ту, которую он бы хотел забыть навсегда, построить новую. Он вглядывается в отражение, не узнавая человека, что на него смотрит. Имеет ли он тот же оттенок кожи? А глаза, волосы, какого они цвета и структуры? Ничего не знает, даже голос, что растворился в сознании ненужной строчкой. Зачем он ему нужен, если в перевоплощении он изменен? Только имя все еще осталось на искусанных губах. Парень множество раз прокручивал вопросы в своей голове, ощупывая тело, чтобы найти ответы, но каждый раз спотыкался о непроходимую стену с серебристым покрытием. Стена, которая показывала пустоту его жизни и личности. Камило жмуриться, как в детстве, чтобы страх испарился через пару секунд. Надежда ведь умирает последней, да? А желание горит вечно! Однако, открыв глаза, юноша видит в отражении брюнетку с афро. Такую знакомую и любимую, что он не верит в свое счастье. Если он в нее превратился, то пусть также и останется. Лучше не будет никогда. — Здравствуй, Камило, — это его голос? Красивый, звучный, так подходящий к внешности… Любимый. Она такая чудесная, прекрасная, волшебная и спасительная! — Почему ты ломаешь зеркала? — Какая разница, если они бесконечные?! — чеканит женским голосом Камило-не-Камило. Режет слух, такой голос не должен быть злым, ему хочется, чтобы он пел. Сколько бы зеркал он не разбил, они постоянно появлялись, в неограниченном количестве, множились, множились, множились. — Но не твое тело, — подмечает девушка, стараясь не показывать дрожь к голосе, видя разномастные осколки на полу и постели вокруг юноши, у которого были стерты в кровь костяшки. Он разбивал зеркала не только кулаками, но и стулом, который сейчас поломанной игрушкой лежал в углу, расческой, которая валялась рядом с перевернутым комодом. Мог же так легко пораниться! Камило понимает, что эта прекрасная девушка не он, потому что слышит ее приближающиеся шаги. Зачем она идет по стеклу? Пусть брюнетка в обуви, она может пораниться! Кудрявый боится оборачиваться, вдруг мираж, вдруг портал в другую реальность зазеркалья, где его не существует? Он крупно вздрагивает, когда женские руки обнимают тело, ее грудь прижимается к его лопаткам. Кожа к коже, но какой у него цвет? Сердце, замерев на вечные секунды, бежит быстрее мысли, заставляя поледенеть изнутри. Боится дышать или двигаться, не зная, желает ли любимая ему помочь или это очередной мираж, который лишь столкнет его в окончательную бездну. — Кто ты, Камило? — спрашивает девушка, чувствуя родное тело, которое почему-то истончало холод. Но окна были плотно закрыты… как давно она здесь не была, это ее ошибка. Если она знала, что такое возможно, она должна была избежать этого. — Камило Мадригаль, — отвечает парень, вспоминая своих родителей, бабушку и огромную семью. Их голоса и внешность он помнит четко. — Но как я выгляжу? «Как Бог» танцевало на кончике языка, но брюнетка понимает, что сейчас ему нужно знать правду, а не ее чувства. — У тебя великолепное стройное тело, — говорит девушка с афро прической, проводя рукой по его дрожащему животу, очерчивая узкие бедра и овальный пупок. — Такое, о котором можно лишь мечтать, с игривой родинкой возле пупка. Ее любимое тело, о котором она бесстыдно фантазирует с того момента, когда он стал подростком-мальчишкой. Младший брат лучшей подруги — ее маленькая слабость с самого его рождения, она его воспитывала вместе с Долорес. Вместе играли в дочки-матери, вместе плели ему смешные косички, вместе радовались, когда он получил такую невероятную способность… как они могли допустить того, что дар станет проклятьем? — У тебя бронзово-золотистая кожа, что напоминает карамель, когда ее касается солнце, — ее ладонь с растопыренными пальцами поднимается вверх, к груди, стараясь прочувствовать вибрации сердцебиения. Ее черная кожа не имеет такого внеземного отблеска, как его. Он был словно покрыт золотом. — И на ней не так уж много родинок, но каждая из них особенная, каждая имеет свое имя. А какие у тебя веснушки на лице! Маленькая россыпь маковых зерен. Ей так хочется поцеловать каждую, коснуться ее, подарить тепло и ласку, однако понимает, что сейчас у нее другая задача. Своими касаниями и поглаживаниями она собирает все его негативные эмоции. Проводит ладонями по руками и плечам — собирает боль и панику, кончиками пальцев вытанцовывает на коже — забирает сомнения и недосказанность. Жаль, что нельзя поцеловать кокетливую родинку на плече, чтобы выхватить злость и подарить умиротворение. Она заглядывает в отражение, дабы увидеть его эмоции, однако их словно нет, Камило смотрел сквозь зеркало, что очень пугало, особенно то, как долго он не моргает. Ее же действия приносят пользу, верно? Не станет хуже? — А какого цвета мои глаза? — вновь спрашивает Камило, желая узнать каждую деталь. Пусть он до сих пор не видел свое отражение, но он видел, как его обнимают, как по его невидимому телу проходят желанные руки, благодаря которым он видел себя. — Как лукошко фисташек, — невольно улыбнулась брюнетка, положив подбородок тому на плечо, продолжая впитывать через кожу проблемные эмоции. — Тарталетка с медом и орехами. Зелено-золотистая, они невероятно добрые и искренние. Они всегда сияют жизнью и озорством. Такие пленительные и завораживающие, — она не может игнорировать свои чувства, которые сейчас испытывала. В его глазах хотелось тонуть без шанса выбраться из этого ласкового омута. Может, Камило почувствует ее любовь, вспомнит все? — У тебя смешной крупный нос, похожий на утиный, и темные грозовые брови. Почему-то ей захотелось ответить чуть больше, чем на вопрос. Просто они сейчас стоят рядом с большим цельным зеркалом, она видела его всего через отражение, не могла не рассказать о всей внешности, со всеми подробностями, потому что она любила его, ей бы не хотелось, чтобы парень забывал себя. Раз он помнил имя, то все хорошо. Есть шанс все вернуть на круги своя быстро. Брюнетка видит, как он моргает, взгляд становится яснее. Он начал разглядывать собственный образ в отражении и на мгновение в ее груди вспыхнула радость, что Камило увидел себя, но парень вновь смотрит в ее глаза в отражении. Однако от зоркого взгляда не ушла тень его улыбки! Все получается! — Тогда… какой цвет моих волос? — его голос изменился, стал более спокойным и даже светлым, выражение лица перестало быть таким мертвым, как раньше. — Каштановые, такие сильно кудрявые, как облако или у барашка! — погладила по голове юношу, невольно улыбнувшись. К тому же, таким образом брюнетка забирает часть отрицательной энергии прямо из источника. Коготками проходится по макушке и затылку, от чего раньше Камило урчал в удовольствии, но сейчас он даже не улыбался. — От них всегда пахло чем-то приятным, — девушка вспоминает запахи от цитруса и выпечки до чего-то пряного или сладкого. Ей всегда нравилось его целовать в голову, так что и в этот раз ее губы касаются виска. Почему-то после ее поцелуя Камило удивленно заморгал, увидев не отражение, а собственный портрет. Роскошный и дорогой, в золотом резном багете, выполненный масляными красками, сочными и живыми, передающими текстуру кожи и ткани. Все было так, как и рассказывала любимая: карамельная кожа на свету, каштановые кудри-облачко, искренние золотисто-зеленые глаза, добрая улыбка, грозовые темные брови и утиный нос, который был покрыт поцелуями солнца. Он видит себя так, как она его видит… так ярко! Неужели он настолько красивый? Камило на портрете был счастливым, он так улыбался, что удовольствие распространялось по телу. Выходит, Камило в реальности действительно такой счастливый? Как он мог забыть? Камило разглядывает свои руки, которые впервые за долгое время он увидел. Торс тоже не остался без внимания с одинокими именованными родинками, которые были как маковые зерна. Его обнимали родные руки, которых он касается невесомо-нежно, пропираясь кончиками пальцев по темной коже к ладоням, с которыми он хочет переплести пальцы. — Но почему я не слышу своего голоса? — спрашивает Мадригаль, повернувшись к старшей, что разглядывала его лицо и почти через силу улыбалась. Он встречается с ее глазами-угольками, что горели ночью кострищем исключительно для него. Она берет его лицо в ладони, проводит пальцем по щеке, поправляя прическу, заводя за ухо упругие пряди. Наконец брюнетка видит своего мальчика! Живого, здорового, улыбающегося, счастливого! Значит скоро ей станет невероятно больно… но ей не хочется об этом думать, сейчас это совсем не важно. — Потому что ты любишь слушать, — отвечает кудрявая, вспоминая повадки любимого, который обожал слушать, потому что считал свою реальность обыденной, нормальной, обычной, одинаковой. Ему было интереснее послушать то, как прошел день у нее или у кого-то еще. — Но если хочешь знать, то он мелодичный и певучий. Ты так красиво поешь, заслушаешься! Голос напоминает по текстуре липовый мед, а по нежности и бархатности, как маточное молочко! — Неужели я действительно такой? — она видит, как его брови изламываются, как глаза начинают блестеть от слез, и на душе становится зябко. Так не хочется видеть его плачущим! Брюнетка всегда помогала ему и спасала, когда Камило был еще малышом. Привычка осталась. — Да, потому что я тебя люблю, — соглашается, видя то, как его взгляд касается ее губ. — Не только я, но и Долорес, Антонио, родители, тетя и дядя, а также кузины! Ты прекрасный, потому что ты Камило, потому что ты добрый и светлый мальчик. Когда парень видит ее искреннюю улыбку, то прячет лицо ей в плечо, начав тихо плакать. Вспомнил. Он вспомнил! Вспомнил то, кем является, как счастлив со своей семьёй, с ней. Камило притягивает свою девушку к себе в ласкающих объятьях. Брюнетка на мгновение прикрывает глаза, чувствуя его дурманящее тепло. Все сработало! Она гладит любимого по голове и спине, успокаивая практически беззвучные слезы. — Я так устал… — шепчет юноша, содрогаясь, после чего они ложатся на его постель, аккуратно, чтобы не поранится от осколков. Даже если он так сказал, брюнетка ощущала маленькую победу, свет в этой тьме, что окутала обоих. Камило лежал на груди девушки, пока та почесывала его чувствительную кожу головы, вызывая волну притягательных мурашек и заставляя его вновь издавать смешные звуки удовольствия. — Тогда спи, — тихо произносит девушка, продолжая через касания впитывать последние крохи негатива. Она целует его в макушку совсем как в детстве. — Тебе станет легче. Шатен послушал ее, закрыл заплаканные глаза и уснул, зная, что проснется, и все будет хорошо. Действительно хорошо, без обмана. Он вспомнил и забывать не собирался, ведь девушка всегда могла узнать его настоящего, найти за сотнями превращений, за любым измененным голосом. Она знала, кто такой Камило. Мадригаль прижимается к старшей, как к большому одеялу, с ней так спокойно и мирно! Он просто растворяется в этой солнечной ванне…

***

Когда юноша окончательно засыпает, брюнетке приходится покинуть его волшебную комнату. Она поспешно возвращается домой, ни с кем не разговаривает, продолжает переваривать все его плохие эмоции, которые в скором времени пронесутся по капиллярам из кожи к глазам. Они жгли в груди, устроив там самый настоящий огненный торнадо, хотелось разломать ребра, дабы выпустить это стихийное бедствие, но ей приходится сильнее сжать руки и ждать. Ей был ненавистен дар, которым было невероятно больно пользоваться. Конечно, он полезный, но для кого? Для остальных, не для нее. Потому что для нее это невыносимо. Чужие чувства бурлят внутри, взрываются и тлеют, превращаясь в нечто однородное и жидкое, после чего стремительно бегут к глазам, меняя кристаллическую решетку и агрегатное состояние. Эмоции становятся многогранными драгоценностями. Маленькими и с острейшими кривыми углами, что впиваются в сетчатку, глазницу и глазное яблоко, царапая и травмируя. Они прорывались сквозь слезные железы камнями, резали капилляры, заставляя белок багроветь, становясь каким-то демоническим. Она плакала кровью, что ручьями стекала по щекам и капала на ладони, которые должны ловить крупные караты. Крик застыл в глотке, дрожал у кадыка, разрывая немым воем связки, брюнетка как можно сильнее стискивает челюсть и жмурится, чтобы ни звука не вырвалось, она обещала. Нужно просто пережить, просто ради Камило! Он все вспомнил, никто ничего не узнает о ее секрете! Острая и режущая боль отдается в голову салютом, кровь вскипает в ушах, начинает бурлить, «слезы» обжигают, вытекая будто вместе со стекловидным веществом, оставляя пустые окровавленные в мясо глазницы. Мгновения становятся пытками, не иначе. Ее чувства стали сильнее из-за того, что давно не использовала свои способности. Больно, голова трещит, норовя треснуть по черепным швам. Хочется кричать навзрыд, потому что от боли задыхалась, медленно погибала сверхновой, хотелось выцарапать себе глаза, хотелось проклясть Долорес, потому что все из-за нее, потому что ей теперь придется испытать эти страдания как минимум три раза ради семьи Мадригаль, не считая Камило… Потом собирает все выпавшие кристаллы, что пропитаны ее кровью, склеивает простым лишь касанием друг о друга, создавая невероятные шедевры, которых даже в природе могут не существовать. Разглядывать на свету получается не слишком долго, потому что он сжигал чувствительные глаза. В этот раз фигуристый минерал получился полихромным, темно-голубым с серо-кремовыми вставками и полупрозрачными пятнами. Такой необычный, интересно, почему именно эти оттенки? Пока еще ни разу грусть или печаль не повторились. Каждый человек переживает плохие эмоции по-своему, оттого минералы получаются такими удивительными и оригинальными. Камушек пошел в ее многочисленную коллекцию, аморальную и болезненную, но красивую. Ее дар — делать из боли что-то достойное и радующее глаз и душу. Однако это последнее, что брюнетка увидела, ведь следующие несколько суток ее глаза потеряют всякое зрение из-за серьезной травмы. Девушке приходится перевязывать их, мазать, чтобы хоть как-то увеличить скорость заживления, ведь еда Джульетты почему-то не помогала. Однако она не жалеет о содеянном, потому что ради любимого может потерпеть какое-то время, чтобы ему стало хорошо. Это была ее ошибка, что не доглядела. И когда не-Мадригаль уже засыпала, она почувствовала тело над собой, кровать прогнулась под чужим весом. В нос ударили знакомые теплые нотки, отчего ее сознание невольно расслабилось, давая Камило поцеловать каждый глаз через повязку. Через касания он благодарит ее, вылечивает и спасает. — Я не хочу жить в своей комнате, — шепчет он, обжигая ушную раковину. Из-за того, что ничего не видно, брюнетка ощущает себя специфически. Но прятаться не хотелось, даже когда он узнал о ее секрете. Наоборот, девушка хотела утонуть в его объятьях, принадлежать ему, быть продолжением и половиной. — Поэтому могу переехать к тебе? Мадригаль не хотел жить у себя, потому что это было слишком далеко от любимой, зеркала его удручали, а в ее комнате не было ни одного! Слишком скучает, чтобы расставаться вновь. Сердце болит каждый час от разлуки, потому что оно становиться неполноценным. Тем более Камило не хочет причинять любимой вред, учитывая то, что она забирает плохое, превращая это в хорошее. — Конечно, — также шепчет брюнетка, ловя сладко-пряные губы, чувствуя знакомую улыбку, которая дарит небывалую легкость. Она мечтала об этом! Камило целуется так, что она забывает собственное имя, отдаваясь столь сладострастным ощущениям. — Я так тебя люблю, Васко, — вдыхает шатен, напоминая любимой ее имя, однако девушке сейчас плевать, потому что она тонет в темноте, обнимая любимого за шею, отдаваясь его ласке. Пусть ее временная слепота подарит исключительные и невероятные эмоции от близости, незабываемо-яркие, как вспышки фейерверков. Они будут одним целым теперь и не позволят быть несчастными.