Always on My Mind

— А ты симпатичный. Как зовут? Сатору бы и не подумал оборачиваться — прямо сейчас он занят отработкой одного хитроумного движения в джайве и не намерен отвлекаться. Да и мало ли кому адресовано это «приветствие». Но, во-первых, он в зале один, а во-вторых, он слышит японский! Да, японский с каким-то чудовищным европейским акцентом, но тем не менее! И это настолько удивляет его, что он немедленно оглядывается на дверь. Зачёсанные назад розовые волосы. Кожа бронзового оттенка. Топ и юбка сливаются с ней по цвету и создаётся впечатление, что девушка обнажена. Широкий чокер на шее, кольца в ушах, по браслету на каждом запястье. Сатору видит её впервые. — Годжо Сатору, — произносит он. Да, в этой части мира ему приходится представляться. Титул чемпиона Азии здесь не так уж много значит, и далеко не все европейские танцоры знают его в лицо. — А ты кто? — добавляет он по-японски, не уверенный, что его поймут. Может, за месяц вдали от дома он настолько соскучился по родной речи, что та ему лишь послышалась? Его догадка подтверждается, когда девушка, продолжая с любопытством оглядывать его с ног до головы, кивает невпопад на его вопрос. Но потом вдруг говорит: — Отлично, Годжо Сатору, покажи мне себя! И это снова японский! Правда, Сатору приходится слегка напрячь слух, чтобы уловить все слова, произнесённые быстро и с тем же трудно разбираемым акцентом. Его вопрос девушка игнорирует. Но времени удивляться нет. Она стремительно приближается и без предупреждения засовывает руку в правый передний карман его штанов. Сатору ошеломлённо замирает. Его обдаёт резковатым, но довольно приятным ароматом перца и лимона. Девушка оказывается высокой — прошлые партнёрши едва доставали ему до плеча, её же макушка находится на уровне его носа. На таком близком расстоянии он замечает розовые радужки и невольно вспоминает Сугуру. Хотя её очевидные цветные линзы выглядят, конечно, эффектно, но не могут сравниться с космической глубиной его глаз. Странная незнакомка тем временем вытаскивает его телефон, пальчики с короткими аккуратными ногтями делают пару кликов по экрану, и из подключённых колонок начинает играть самба. А потом она кладёт одну руку ему на грудь, а второй берётся за плечо и начинает танцевать. Без предисловий, без предупреждений и не дожидаясь действий с его стороны. Она двигается перед Сатору, окидывая его оценивающим взглядом, а тому только и остаётся, что подхватить её танец. И как только он берёт её за руку, они вмиг срываются с места и разгоняются так, что перед глазами всё смазывается. И это… вау. Просто нет слов. Он едва поспевает за её бешеным темпом — сплошные синкопы, бег в променаде и ни секунды передышки. Но Сатору приноравливается. И пытается приручить эту стихию в человечьем обличье, по крайней мере, именно так это и ощущается. Словно испытание. Это сложно. И это захватывающе. Но в конце концов, ему удаётся перехватить инициативу. Ведь из них двоих именно он партнёр и должен вести. И он заставляет её откликаться на импульсы своего тела, которые направляет через их сцепленные руки. Постепенно его партнёрша как будто успокаивается, смягчается, хотя время от времени всё ещё взбрыкивает и своевольничает. И останавливается она так же резко, как начала. — Неплохо, — заявляет она и отворачивается. — До вечера! — Эй, постой! — окликает Сатору, тяжело дыша. — А как зовут тебя? — Такако Уро, — машет она рукой на прощание. — Будешь моим партнёром. Сатору некоторое время пытается осознать, что́ только что произошло. Партнёром? Так у него теперь есть пара? Никогда раньше этот поиск не происходил вот так. Обычно это он был тем, кто со скучающим видом оценивал девушек на предмет их танцевальных способностей. Сейчас же как будто именно его проанализировали, повертев во все стороны. Чувства… довольно смешанные. Вечером все собираются на групповое занятие по латине. Сатору, заходя в раздевалку, говорит по-английски «Привет», ни к кому особенно не обращаясь. На этом его социальное взаимодействие заканчивается. По организационным вопросам он общается через переводчика с руководителем клуба, а разговаривать с остальными ему пока что мешает языковой барьер. Но Сатору ничуть не расстраивается, он и так учит английский с невероятной скоростью. Он уже может самостоятельно сделать заказ в ресторане, а это что-то да значит! В зале к нему направляется Такако в окружении небольшой группы людей. Все они болтают и смеются, и Сатору улавливает беглую речь Такако на английском, такую же, как и у всех здесь. И снова сомневается — а они точно общались с ней на японском? Он ведь не выдумал это? С замиранием сердца он смотрит, как она приближается. А вдруг она тогда пошутила? Вдруг сейчас просто пройдёт мимо? Он-то уже настроился на то, что у него теперь есть пара и, кажется, весьма и весьма неплохая… — Вот он, — говорит Такако, подходя вплотную и оборачиваясь к остальным. — Мой партнёр. Сатору знает почти всех, кто стоит перед ним. И они его тоже — ведь многие знакомились с ним в его первый день здесь. С самого начала местные танцоры показались ему дружелюбными, и он не чувствовал себя совсем уж изгоем в чужой стране. Но узнать их получше не получилось — слишком сложно сблизиться, когда не владеешь языком. А сейчас его словно заметили. Обращённые к нему взгляды искрятся любопытством. Кто-то начинает вслух вспоминать, что зовут его Сатору, что он приехал из Токио и тому подобное. Некоторые жмут ему руку и с чем-то поздравляют, а он машинально благодарит. Ещё они говорят что-то о Такако и смеются. Хотя их слова слишком сложны для его понимания, он всё равно на всякий случай улыбается, хлопая глазами. А Такако говорит ему по-японски: — Да не бойся, они просто шутят. Я совсем не такая страшная. У Сатору вагон и маленькая тележка вопросов к ней, но начинается занятие и их приходится отложить на потом. Вновь заниматься с партнёршей — даже как-то непривычно, но явно на тысячу процентов эффективнее, чем одному. И пусть Такако кажется ему странноватой, зато танцует она просто божественно. Лучше всех здешних девчонок. Это воодушевляет Сатору. Кажется, карьера его вновь пойдёт в гору. Он не может дождаться ночи, чтобы рассказать обо всём Сугуру. — Пойдём перекусим, — зовёт его Такако после занятия. К ним присоединяется всё та же небольшая компания парней и девушек — похоже, её друзья. Из-за этого вместо того, чтобы задавать вопросы ей, он вынужден отвечать на сыплющиеся со всех сторон вопросы к нему. Конечно, ведь теперь у них есть переводчица, которая может играть роль культурного моста. «Почему ты приехал один? В Токио нет партнёрш?» «Ты отлично танцуешь. У кого ты занимался раньше?» «В каком клубе ты танцевал в Токио?» «А правда, что у вас там жуткая конкуренция и вы тренируетесь круглыми сутками?» Такако переводит всё это без особого энтузиазма. К тому же английский явно даётся ей легче, чем японский, и иногда она не столько переводит, сколько перефразирует вопрос, используя более простую лексику. Ответы Сатору она и вовсе сокращает до одного короткого предложения. Речь её состоит из причудливой смеси обоих языков, и через час Сатору обнаруживает, что и сам разговаривает примерно так же. Ему всё ещё трудно выражать свои мысли на английском, но каждая его короткая фраза воспринимается с энтузиазмом, а с переводом ему помогает Такако, так что впервые за долгое время он реально разговаривает здесь с кем-то. Кажется, танцорам из Англии и правда интересно узнать, чем живут, куда ходят и как тренируются танцоры в Японии. Сатору получает от этого удовольствие. Быть снова в центре внимания ощущается просто потрясающе. Только Такако — единственная, кто, кажется, вовсе не проявляет интереса к нему как к танцору. Она задаёт свои вопросы, но больше личного характера, чем о танцах. Впрочем, все они довольно безобидные: где он живёт, что любит есть, сколько ему лет. Перед тем, как они расходятся по домам, Сатору едва успевает расспросить её о том, откуда она вообще здесь взялась, ведь с момента приезда и до сегодняшнего дня он ни разу не видел её. На прощание она говорит ему: — Завтра в двенадцать, — и, лениво махнув рукой, скрывается за поворотом. Сатору же, охотно кивнув, спешит в свою съёмную квартиру. Там он ходит из угла в угол и сверлит взглядом часы, но в Токио ещё ночь, а значит, Сугуру спит. Время тянется невыносимо долго, и кажется, что назначенный для звонка час наступает лишь спустя вечность. Обычно Сатору начинает их разговор как-то так: — Сугуру-у-у-у, тут такая невкусная еда! Потому что у англичан странные пищевые пристрастия. Или: — Они заставляют меня танцевать стандарт три раза в неделю! Потому что, оказывается, только в его родном клубе можно было посещать занятия так, как тебе хочется, а здесь есть строгое расписание для всех танцоров. Или: — Мне нужно выучить сотню названий элементов на английском, иначе я не понимаю, о чём они говорят! Потому что… ну, вы уже поняли — языковой барьер. Хотя, если говорить честно, то названия шагов Сатору выучил быстрее, чем предложение «Здравствуйте, меня зовут Сатору, я приехал из Токио». Но сегодня он начинает разговор с: — Я нашёл партнёршу! Точнее, — почёсывает он нос, вспоминая их необычное знакомство, — она меня. И она говорит по-японски! — Поздравляю! — слегка сонно, но всё равно с искренней радостью говорит Сугуру. За этот месяц вдали друг от друга они завели новую традицию — один заканчивает, а другой начинает свой день звонком друг другу. И пока Сатору укладывается с ноутбуком в кровать, Сугуру ставит точно такой же на стиральную машину и умывается. У него спутанные волосы и лёгкая щетина на скулах, к которой Сатору очень хочет прижаться своей щекой. — Я и не сомневался, что ты найдёшь кого-то подходящего, — продолжает Сугуру. — И она японка? Значит, проблем с коммуникацией нет? Повезло! — Её зовут Такако Уро, — Сатору переворачивается на живот и склоняет голову к плечу, пока соединяет воедино все кусочки биографии своей новой партнёрши. — У неё есть японские корни, как я понял, её предки в прошлом веке переселились в Англию, кто-то на ком-то там женился, и в общем-то она сносно говорит по-японски, хотя забывает некоторые слова. Она недавно вернулась с отдыха в Италии, поэтому я познакомился с ней только сегодня. А в прошлом году она была чемпионкой Европы! Что ещё… Ну, она немного странная. — В каком плане? — Сугуру уже успел переместиться на кухню и наливает себе кофе. Рассказ о знакомстве Сатору с Такако заставляет его подавиться от смеха. — Значит, тебя даже не спросили, хочешь ли ты быть с ней в паре? — поддразнивает он. — Смотри, чтобы твоё мнение учли, когда будете придумывать вариации. — Эй! Я всё ещё партнёр, а значит главный! Конечно, моё мнение учтётся! Сугуру хихикает, а потом идёт с ноутбуком в свою комнату. Он ночевал, как обычно, у себя дома. Хотя Сатору вообще-то оставил ему ключи от своей квартиры и предложил в ней пожить, но, разумеется, предвидел, что Сугуру откажется. Поэтому он схитрил — перед отъездом он прикупил пару кактусов в свою спальню и с тех пор интересуется их здоровьем и игольчатостью, а Сугуру вынужден периодически навещать их и слать фотки. Хотя это, конечно, всего лишь предлог. Сугуру с лёгкостью мог бы забрать два маленьких горшочка к себе домой, но не будет, потому что уход за кактусами — отличный повод уединиться в пустой квартире. Позвонить оттуда Сатору и наговорить всяких вещей, вроде того, что бы он сделал с ним прямо сейчас, если бы был рядом. Как сильно хотел бы прижать его к себе и не отпускать, а потом долго заниматься с ним любовью. Сатору только и остаётся, что краснеть, беспокойно ёрзать на кровати, по просьбе Сугуру стягивать дрожащими руками с себя одежду, тяжело дышать и постанывать в трубку. Такие звонки, о которых знают только стены его Токийской квартиры, всегда без видео, потому что Сатору стесняется. Но Сугуру не против, он говорит, что ему хватает одного лишь его голоса, чтобы фантазия дорисовала всё остальное. И даже этого бывает многовато, чтобы продержаться и не кончить слишком рано. Сатору так льстит это. — Мне пора в автомастерскую, но у меня кое-что есть для тебя, — внезапно вырывает его Сугуру из плена сладких воспоминаний. Он скидывает ему видео. Судя по превью, они с Утахиме что-то танцуют. Но танцуют слишком долго — видео длится целых пять минут. Заинтригованный, Сатору кликает на него и сразу понимает, в чём дело. В первую же секунду в кадре появляется лицо Юджи, который говорит: «Годжо-сенпай, это я, Юджи! Гето-сенпай попросил его снять на видео, наверное, он скинет это вам, так что надеюсь, что у вас всё отлично!» И ещё четыре минуты он делится своими успехами в школе и на танцах. В кадр на секунду попадают Нобара с Мегуми. Первая кричит «Годжо-сенпай, без вас на занятиях так скучно — не хватает вашей драмы!» и изображает рожки над головой Юджи. Мегуми же с ожидаемо непроницаемым лицом машет пару раз рукой в камеру. Сатору улыбается. А потом Юджи, наговорившись, всё же переключает камеру на Сугуру. Тот танцует с Утахиме под известную Ain’t no Sunshine, которая имеет тысячи перепевок и очень популярна для румбы, так что Сатору знаком со словами. Но конкретно этой версии он ещё не слышал. Она отдаёт каким-то блюзовым звучанием, её неожиданно исполняет женщина, и поэтому текст слегка изменён. Там, где пелось о таинственной незнакомке — о «ней», — теперь речь идёт о «нём». О том, что когда он уходит, то всегда надолго, а без него нет ни тепла, ни солнца, и дом не ощущается домом, а вернётся ли он — неизвестно. Улыбка стекает с лица Сатору. По рукам и затылку бегут мурашки. Досмотрев до конца, он выдавливает из себя предательски хриплым голосом: — Сугуру… — и откашливается. — Ты кое-где не дотягиваешь стопы и задираешь локоть на алемана. А потом он смотрит прямо в камеру, чтобы Сугуру казалось — глаза в глаза, и добавляет: — Я тоже скучаю по тебе. Присылай мне свои видео почаще. И… ты же помнишь, что я приеду к чемпионату Азии? Обязательно приеду.

***

Тренировки с Такако оказываются изнуряющими. Сатору чувствует не просто лёгкое напряжение в мышцах и приятную усталость. Он выматывается. А Такако, напротив, после занятия совсем не выглядит, как загнанная лошадь, но Сатору ни за что не признает вслух, что ему тяжело. К тому же это — как раз то, зачем он приехал сюда. Чтобы подняться ещё выше и стать ещё сильнее нужно бросать себе вызов и часто страдать в процессе преодоления новых преград. И Сатору с радостью делает это. Пусть сейчас он менее вынослив, но не пройдёт и пары месяцев, как они сравняются, уверен он. Иногда после тренировок они с Такако перекусывают чем-нибудь в кафешках поблизости. Сатору может сколько угодно делать вид, что ему комфортно одному, но факт в том, что из-за Сугуру он отвык от этого. Поэтому он очень рад компании говорящей по-японски Такако, ведь теперь он может болтать обо всём, что придёт в голову, и при этом не выглядеть сумасшедшим. (В течение своего первого месяца здесь он неоднократно ловил себя на том, что разговаривает вслух сам с собой.) Такако всё ещё кажется ему странноватой. Иногда в ней просыпается невиданное упрямство и даже агрессия, а потом так же бесследно исчезает. У неё красивое лицо и тело, которое она любит выставлять напоказ, но её нельзя назвать милой. Красота её резкая и хищная, притягивающая взгляд своей яркостью, но немного пугающая. А сама Такако властная, и как бы ни хотелось Сатору быть главным, все танцевальные решения в их паре принимает она. Ладно. Не такие уж плохие решения, на самом-то деле. Вполне идущие бок о бок с желаниями Сатору. — Как ты расслабляешься? — спрашивает она его однажды после тренировки, затянувшейся до позднего вечера. И Сатору, чуть подумав, впервые рассказывает ей о Сугуру — как о своём лучшем друге, без упоминания более личных подробностей. О том, куда они любят ходить и что делать, и как зависают у него дома. Ведь до того, как уехал, почти весь свой досуг он разделял с ним. Сейчас он по большей части гуляет и учит английский. Такако вдруг говорит: — Пойдём, покажу одно местечко. Сатору ожидает увидеть какую-нибудь местную достопримечательность, типа моста или Тауэра. Но они оказываются перед входом в ночной клуб. Ну, ладно. Сатору не был в ночных клубах раньше, однако был наслышан о них, а потому его не слишком-то вдохновляет идея толкаться среди потных, плохо соображающих и не управляющих своими конечностями людей. Но, может, будет не так уж и плохо? — Арргх! Я больше не буду пить, — Сатору вылавливает из своего стакана мяту и яростно жуёт листья с веточкой. Но этого недостаточно, чтобы перебить горечь во рту, поэтому он крадёт из бокала Такако дольку лимона. Всё лучше, чем этот противный вкус спирта. Он решительно отодвигает от себя стакан с зеленоватой жидкостью. На что он больше никогда не будет полагаться, так это на вкус Такако в выборе напитков. — Ладно, — смеётся она и залпом выпивает остатки из своего бокала с чем-то кроваво-красным. — Часто сюда ходишь? — спрашивает Сатору, оглядываясь вокруг. В принципе, здесь не ужасно. Ожидаемо громко, но не очень людно. Лучи лазера прорезают полутьму, стробоскоп выхватывает изломанные силуэты, а неоновые лампы заставляют глаза Такако — в этот раз с ярко-зелёными радужками — светиться. — Не-а. Не с кем, — кратко отвечает она и вдруг хватает его за ладонь. — Пойдём потанцуем. «А разве мы ещё не натанцевались?!» — хочет возразить он, но его упорно тащат сквозь небольшую толпу в самый центр танцпола. Такако прижимается к нему, закидывая руки на шею. И хотя на тренировках они зачастую оказываются так же близко, сейчас её прикосновения ощущаются иначе. Но Сатору не понимает, в чём конкретно заключается эта эфемерная разница. Размышляя, он осторожно кладёт ладони на её спину, укрытую одной прозрачной тонкой сеткой. Такако усмехается чему-то. Они несколько секунд просто стоят, не двигаясь, потому что, честно говоря, Сатору не знает, как танцевать под этот бьющий по ушам и отдающий басами в грудной клетке бит. — Эй, расслабься, — шепчет она ему в ухо и немного смещается под его руками. Насколько Сатору может судить по её шагам, это что-то вроде смеси сальсы и бачаты. Окей. Такое он умеет. — Ты всё ещё думаешь. Перестань, — лёгкий щелбан следует за словами Такако, а потом она хватает его за затылок, тянет к себе и теперь они соприкасаются лбами. — Просто танцуй. И Сатору пытается «просто» танцевать. Но отчего-то не может полностью расслабиться. В конце концов, он усилием воли подстраивается под хаотичные движения Такако. Её танец резок и агрессивен, впрочем, ничего нового. Иногда они впечатываются друг в друга телами так, что Сатору едва успевает отклонить назад голову, чтобы не разбить лицо. Краем глаза Сатору видит, как пара рядом с ними целуется. На него накатывает неясный стыд, и он тут же каменеет, тормозит, на что получает шлепок по лопатке от Такако. А в голове его сами собой всплывают воспоминания о других танцах. В тех, в которых руки на его шею закидывает Сугуру. Или держит его за талию. И тоже прижимается, и вот тогда Сатору полностью отдаёт себя на волю чувствам. Ему хорошо, они могут касаться друг друга, как угодно, смотреть в глаза или зажмуриться и уткнуться в шею, прерывисто дыша, кружиться по комнате или раскачиваться на месте, вести или быть ведомыми. Шептать какую-нибудь глупость, молчать или смеяться. В их танцах с Сугуру любое движение продиктовано лишь желанием, возникшим за мгновение до него, и нет никаких правил. И обычно это — часть прелюдии. Но сейчас ведь всё иначе, правда? Сатору чувствует себя совсем по-другому. Он по-прежнему сохраняет контроль и ясность ума и перехватывает руку Такако, спускающуюся по его животу куда-то ниже. Должно быть, ему лишь привиделось сходство с той интимной атмосферой, которая обычно окружает их с Сугуру. Сатору проворачивает Такако под рукой, заставляя её отлипнуть от него. В этот момент музыка переключается, и он с облегчением отступает на пару шагов назад, вдыхая воздух, пропитанный дымом и удушливой смесью духов. Ему не нравится то, что он делал. Внутри что-то противится и встаёт поперёк горла. Сатору хочет уйти отсюда. — Мне надо домой. Я обещал созвониться с Сугуру. Ты останешься? Это ложь. Сегодня у них с Сугуру не будет звонка. С самого утра тот едет в Осаку на день рождения к маме, и у них запланирована небольшая вылазка на природу, так что в ближайшие дни они не смогут созваниваться. Сатору просто ищет предлог, чтобы уйти. — Нет. Пошли, — пожимает плечами Такако. На улице дышится и думается легче. Очень скоро их с Такако пути расходятся, она привычно машет рукой и говорит «до завтра», и Сатору, неспешно бредя домой, уже не понимает, почему так паниковал в клубе. Он не делал ничего плохого. Всего лишь выпил один глоток невкусного напитка и немного потанцевал с Такако. Только и всего. Через несколько дней, когда они с Сугуру снова созваниваются, он рассказывает ему обо всем, что происходило за эти несколько дней, в том числе подробно описывает их вылазку в ночной клуб с Такако, ничего не тая. И тревожно вглядывается в пиксели на экране — на него вдруг снова накатывает ощущение неправильности. Но Сугуру абсолютно спокоен. Он только просит его быть осторожнее и не пить ничего подозрительного. Сатору с готовностью кивает, он и так уже зарёкся ходить в клубы и пить алкоголь. И у него окончательно отлегает от сердца.

***

Первый турнир оказывается волнующим. Сатору ходит из угла в угол раздевалки, снова и снова повторяя про себя номер своей пары на английском. Он держит в руках заламинированный прямоугольник бумаги с тремя напечатанными на нём цифрами и чувствует себя немного тупым. — Сатору! — Сто сорок два! — громко и радостно произносит он в ответ. — Да-да, сто сорок два, хороший мальчик, — усмехается Такако. — Помоги-ка мне. Её просьба приводит Сатору в ступор. Мэй Мэй никогда не просила помощи с нанесением автозагара. — Все девчонки уже ушли разминаться, — объясняет Такако и подталкивает его к специальной комнатке, в которой пол и стены заклеены плёнкой. Потому что автозагар — вещь, которая пачкает всё вокруг. — Ну же. Сатору пожимает плечами и надевает пару перчаток. В конце концов, это и в его интересах тоже — чтобы партнёрша выглядела так, как требуется. Внешний вид в бальных танцах — половина успеха. Такако стоит спиной к нему. На ней нет ничего, кроме стрингов, но Сатору смотрит лишь на пугающую коричневую жижу, которую он выливает на губку. Он никогда раньше не наносил автозагар и боится все испортить. Впрочем, это оказывается не сложнее покраски стены (не то чтобы Сатору приходилось красить стены, но он представляет это так) — просто веди губкой сверху вниз и не оставляй белых мест. — До какого места у тебя вырез на спине? — спрашивает он, дойдя до её середины. — До самого низа, — отвечает Такако. — Мм. До самого, так до самого. Сатору старается быстро и аккуратно размазывать вязкий лосьон и через несколько минут в последний раз проводит губкой по её пояснице над кромкой трусов. — Готово! — произносит он, с удовлетворением рассматривая плоды трудов своих — равномерно бронзовую спину без светлых проплешин. — Спасибо! Ты такой милый. Такако внезапно поворачивается к нему лицом, но рефлексы Сатору быстрее. Он успевает отвести глаза и, отвернувшись, протягивает ей губку с тюбиком. На выходе из комнатки он стягивает с рук перчатки и, не оборачиваясь, говорит: — Буду ждать тебя на разминку у правого угла паркета. Какая же она всё-таки странная. Всё вокруг новое и незнакомое, но одновременно и привычное. Да, это чужой город далеко-далеко от дома и множество лиц, совершенно непохожих на него, но на самом деле танцоры из любой страны говорят на одном языке. Сатору даже перебрасывается короткими фразами с парами из своего захода и одалживает свою щётку для обуви какому-то юниору. К тому же танцевальные правила остаются неизменными, так что Сатору без труда ориентируется в программе турнира. Такако постоянно молчит. Она словно чем-то недовольна. Но на вопрос Сатору «что-то случилось?» лишь качает головой. Ну и ладно. Может, просто нервничает. В конце концов, не в его стиле залезать кому-то в душу, только если это не Сугуру. Ведь на самом деле Сатору интересует лишь то, как Такако танцует. А тут волноваться не о чем — сто́ит ей выйти под свет софитов, как она сразу становится самой собой: яркой, дерзкой и притягивающей взгляды всех судей. Именно такой, какой Сатору и нужно. И он вообще забывает о её странностях сразу же, как только они выигрывают. Ведь Сатору давно не чувствовал этого сладкого вкуса победы, и он пытается запомнить, вобрать в себя и сохранить в сокровенном уголке души каждый момент. Впереди, конечно, его ждут турниры покрупнее, но даже этот, после месяцев скитаний в поисках пары и переезда на другой конец света, ощущается как нечто грандиозное. Он всё ещё лучший. Все ещё достоин. Единственное, что сделало бы эту победу ещё приятнее — если бы он представлял свой родной клуб «Магия танца», а не клуб Такако. И если бы они все были здесь с ним. Стоя на пьедестале, Сатору воображает, как Нобара и Юджи соревнуются, кто оглушительнее свистнет. Мегуми и Нанами вежливо аплодируют, когда объявляют его имя. Маки одобрительно ухмыляется. Яга хлопнет его по плечу, как только он выйдет с паркета, а Мигель наверняка даст ему какие-нибудь советы, — у него всегда припасена парочка, даже если Сатору уверен, что сделал всё идеально. Но именно благодаря таким наставлениям он и стоит сейчас здесь. И, конечно, Сугуру бы смотрел на него с гордостью. Счастливый Сатору, стоя с кубком в руке, вдруг ощущает острый приступ тоски по дому. Ещё одной ложкой дёгтя оказывается дата следующего турнира, на который они с Такако договорились поехать. Это будет для них что-то типа визитной карточки, где они заявят о себе, как новая пара, прежде чем примут участие в чемпионате мира. Поэтому Сатору никак не может пропустить его. Одна проблема — этот турнир назначен ровно за день до чемпионата Азии. А его Сатору тоже пропустить никак не может — он дал обещание Сугуру. Но как ему пересечь полмира за одну ночь, да ещё с учётом разницы в часовых поясах? Сатору сразу же начинает обдумывать варианты решения проблемы, пока рассеянно кивает на поздравления и идёт переодеваться. Такако предлагает ему пойти отметить их победу, и он машинально соглашается. Да, поесть и подпитать мозги сейчас было бы кстати. Он рассчитывал на небольшую компанию танцоров, вроде той, с которой они как-то раз ходили перекусить, но внезапно обнаруживает, что они с Такако сидят в китайском ресторане с приглушенным красным светом за маленьким столиком на двоих. Заказав еду, Сатору ищет в интернете расписание рейсов Лондон — Токио, но все они его не устраивают. Видимо, придётся заказать частный самолёт. Он откладывает телефон, решив, что сделает это дома. Такако тем временем садится поближе и прижимается к нему сбоку. Сатору скашивает глаза. Ну, естественно, ей холодно. Её любовь носить минимум одежды подвела её в этот раз, потому что прямо на их столик дует кондиционер. Сатору вздыхает, гадая, почему девушки постоянно носят нечто настолько неудобное. Он зовёт официанта, чтобы попросить выключить кондиционер. На улице Такако произносит: — Поехали ко мне? У меня есть свежие клубничные моти, — и смотрит из-под ресниц с хитрой улыбкой. А она знает, чем завлечь Сатору. У него потекли слюнки от одного воспоминания о вкусе клубничных моти. Моти! Которые не так-то просто здесь найти. Однако у Сатору сейчас есть более важное дело — поделиться с Сугуру своей радостью от победы и расспросить, как прошёл его день. А ещё ему нужно пораскинуть мозгами и решить одно сложное математическое уравнение, в которое он вписал свою карьеру и личную жизнь, и желательно не потерять ничего по дороге. Он ведь жадный — хочет всё и сразу: и выиграть на следующем соревновании здесь, и увидеть победу Сугуру на чемпионате Азии. Осталось только найти способ впихнуть всё это в жалкие двадцать четыре часа. Поэтому он говорит: — В другой раз, извини. И уходит, не заметив недовольно скривившегося лица Такако.