Исцелить былое

— Ахах, да что за мелочи, — смеется Тигнари тихим сдержанным тембром, — разве в этом есть что-то плохое?       Коллеи молча гладит его острое ухо и, ловя удивленные взгляды путешественника и его компаньона, едва улыбается. Она любит уши Тигнари.       Ей ли не знать, как отмахивается он от чужих касаний, вечно отшучиваясь на предложение потрогать уши. Будто он весь такой загадочный и таинственный, человек с зоной комфорта в километр и вообще, не каждому он доверит похлопать себя по плечу, а тут такое… Хм, личное. А только вот все вокруг косятся на зеленые мягкие ушки и хихикают, с легким восторгом и любованием, ведь как не захотеть прикоснуться — хоть кончиками пальцев, осторожно и… — Не так сильно, — сокровенно и хрипло шепчет Тигнари.       Коллеи осторожно водит кругами по основаниям ушей. Аккуратно, чуть почесывает короткий пушистый мех и зачарованно наблюдает, как учащается его дыхание. Вверх-вниз и так горячо внутри от его быстрого сердцебиения — она проводит ладонью по узкой, но сильной груди наставника. Лианы да пряные травы сковали их в изумрудной колыбели, где никому из дозора их не отыскать, и Коллеи даже неловко от такой секретности.       И до жаркого спазма внизу живота волнительно.       Тигнари никогда не стеснялся ее. Она получала от него бесконечные потоки заботы и внимания, он носил ей целебные лотосы и гладил пылающий лоб в часы приступов. И когда-то совсем отчаянно, дрожа от страха за ее тускнеющий взгляд, целовал бледные, костенеющие от болезни руки. Тем дням минуло немало времени, теперь Коллеи плохо помнит, каково это — бояться прикосновений из-за вечного ожидания боли.       Под чешуей белеет нежная тонкая кожа. Под чешуей бьется храброе пылкое сердце. Под чешуей скрыты мрачные воспоминания и ужасы пребывания у Фатуи. Тигнари знает об этом все, что Коллеи сама может вспомнить и рассказать и сдувал бы пылинки с пока еще хрупкого худощавого тела, но он слишком озабочен ее поправкой. Поэтому, держа Коллеи в поле зрения, он отправляет ее в несложный дозор и на простенькие тренировки, не без радости видя, как резче становятся ее движения. Как руки через недели уже не устают от тяжести лука и колчана. Как вечно апатичное, отрешенное выражение лица сменяется частой улыбкой. — Пожалуйста, — вздыхает она и тоненькие плечи движутся с каждым вздохом, — не так быстро…       Он целует-целует-целует и вздохи ее, переходящие на хныкающие стоны, дурманят не хуже сумерских трав. Он наслаждается нежной кожей, которую больше не пронзает судорога от прикосновений. Язык бережно проходится по шее с едва выступающим кадыком, чуткие пальцы замирают на небольшой груди, и Коллеи выглядит как божественная дриада среди растрепанного обмундирования и цветов.       Он одаривает ее сдержанной, точно выверенной лаской за все годы одиночества и страданий, за все годы опытов и болезни. Дает прочувствовать каждой клеточкой тела — она живая, она настоящая и все вокруг реально. Реален он сам, терпеливо растягивающий пальцами узкие складки. Ее расхристанные волосы, сливающиеся с травой, придают картине сказочности. Его личная лесная фея, которую старший дозорный поймал и не собирается отпускать. Коллеи всем довольна, судя по поплывшему взгляду и постанываниям, отчего Тигнари чувствует непривычную легкость.       Они, может быть, не заслужили чего-то особенного. Может статься, их испытания — лишь капля в море того, с чем справляются другие, но вместе им так хорошо и надежно, что раз за разом они скрываются в чаще средь ветвей и листвы. Их огромные джунгли — их личный маленький рай, раздолье и царство, где забывается Мондштадт, забывается академия, Фатуи и Дотторе, какой-то глупый, сумасбродный конфликт из-за двух Дендро Архонтов и прочая ересь.       Есть только они, обретающие долгожданный покой после всего. — Ты очень красивый, — она чуть оттягивает уши и он срывается на глухой стон.       Дрожь проходит по телу и он продолжает двигаться внутри нее, где так влажно и жарко, все еще благоговейно оглаживая сухопарое тело. Так хорошо, так тихо вокруг и так благословенно безлюдно. Он теряется средь звуков шлепков, шороха одежды, ее всхлипов и собственных гортанных хрипов. Он наклоняется и целует искусанные губы и новый поцелуй — как капля дождя в знойный день.       У него в руках — вечно юный, вечно прекрасный росток роскошного цветка и Тигнари готов ласкать ее вечность в ожидании, когда цветок с терпким сладким запахом расцветет. Он приподнимает Коллеи над их импровизированном ложем, держа на весу в крепких объятиях и доходит до финала, когда она сжимает его внутри, кончая чуть раньше. — Ты такая красивая, — выдыхает он ей в раскрасневшееся лицо, прежде чем ложится рядом. — Хи-хи, что за ерунда, — усмехается Коллеи, подставляя голову под руку Тигнари. Он поглаживает ее, путая и без того лохматые волосы, — в этом же нет ничего плохого, правда?       Тигнари молча продолжает перебирать вьющиеся пряди, видя, как путешественник хочет спросить насчет одной маленькой детали. Коллеи сидит у него на коленях и это выглядит слишком естественно, на самом-то деле. Он любит Коллеи, черт возьми, и ничего отрицать не собирается.