Pass me

Джулиан Локи Погреб всегда был холодным и сыроватым. Каменные стены, покрытые слоем пыли и отголосками влажности, окружали два силуэта, спрятавшихся от жестоких взглядов и насмешек. Тусклый свет маленького фонаря в твоей руке лишь слегка освещал пространство вокруг. Осторожно опускаешься рядом, держа маленькую баночку с мазью, которую незаметно выносила из домашней аптечки. Для аристократки это недопустимо. Мама бы разозлилась. — Ты не должна приходить, — Локи тихо шептал, пока бережно касаешься лекарственной мазью свежих порезов на его руках. Голос был тихий, едва слышный, словно боялся разрушить эту хрупкую близость между вами. Но зря. Ты лишь покачала головой, продолжая свою заботу. Пальцы скользили по его тёмной коже с такой нежностью, будто касались дорогого шелка, а не руки раба. Иногда лицо юноши искажалось от боли, но он оставался неподвижен. Как жаль, что брюнет привык терпеть. — Я не могу оставить тебя одного. Это несправедливо… — голос задрожал, хотя и стараешься казаться ему сильной. Или только себе? Парень робко посмотрел на тебя. В этом взгляде было столько боли, что сердце болезненно сжалось. Ваши жизни совершенно не имели точек соприкосновения. Вы совершенно разные. Непохожие. И маленькие. — Моя жизнь, кажется, всегда была несправедливостью. — Локи не дергается, сидит покорно, словно дворовой пёс. — Ты же знаешь, я лишь слуга. Родился в этом, проживу так. Мы живём в таком мире. Он на мгновение замолчал, опустив голову. Но тебе точно было известно, что это не всё, что Локи хотел сказать. За этими словами пряталась глубокая, глухая рана, которую твоё присутствие хотя бы ненадолго успокаивало. Вы ничего не могли изменить. Протягиваешь руку, едва касаясь его щеки. — Джулиан, ты не заслуживаешь этого. Никто не заслуживает таких страданий. Мы все люди, какими бы отличиями не были наделены. Люди. Не звери. Юноша слегка вздрогнул, как будто этот жест был для него чуждым, непривычным. В янтарных глазах мелькнула нежность, смешанная с отчаянием. — В другой жизни… — шепчешь с горечью, закрывая баночку с мазью. — В другой жизни тебе обязательно повезёт, я в этом уверена. Йоичи Исаги — Вы прекрасны. — брюнет лишь сжимает свои ножны в руках, отпуская такой неподобающий комментарий. Он всего лишь стражник, которому приказали охранять иностранную рабыню в плену. Нельзя было смотреть на тебя, прикасаться хоть пальцем или говорить. Однако мужчина ничего не мог поделать с собственными желаниями. — Спасибо. Это единственное слово, что ты знала из этого языка. Все тут слишком часто говорили его, поэтому повторять не составило труда. Просто произносила после каждой реплики, не имея понятия, что имели ввиду посторонние. Исаги оттягивает рукоятку меча. Маленький кусочек лезвия посверкивает лунным светом, отражая твоё продрогшее тело и печальное лицо. Синева глаз не могла оторваться от этого изображения. Другой разрез, другая кожа, другие волосы… Всё совсем не такое, каким он привык видеть у гейш или крестьянок. Но это манило. — Знаете, здесь мы верим в самых разных духов. Думаем, что, если приносить им подношения и строит храмы в их честь, то они благословят нас и наши жизни. — голос Йоичи спокойный и ровный, будто бы говорит со старой милой знакомой, а не с пленённой чужестранкой. — Верим в перерождение и родственные души. Почти не прислушиваешься к нему. Всё равно ничего не можешь понять, что бормочет стражник. Его и не видно. — И у меня есть определённое чувство, что я вас уже знаю. — Исаги всё продолжал глазеть на узкую, блестящую, отражающую полоску. Внутри груди теплилось мягкое ощущение. Ему и самому казалось бредом всё то, что происходило сейчас, но отрицать собственных слов он не смеет. — А, может быть, у нас будет общее будущее. И надеюсь, что не такое. Его спина двинулась о решётку, заставляя тебя вздрогнуть. — Спасибо. Йоичи лишь сжал губы в полоску, понимая, что в другой ситуации это слово могло иметь совершенно другое значение. Будь вы на равных или хотя бы оба из одной и той же страны, то всех этих проблем точно не было бы. Наверное, ваши лица были светлыми и радостными. — Давайте встретимся ещё раз в следующей жизни, а? В этой уже точно не получится, ведь на рассвете тебя будет ожидать жестокая расправа. А ещё знакомый стражник, что броситься под мечи своих знакомых, чтобы спасти твою душу. Но живыми не останетесь. Михаэль Кайзер — Нет… Пожалуйста… — руки сжимают землю, пытаясь хоть как-то вымолить у Бога спасение. Вот только, разве это возможно, когда дуло ружья направлено прямо в лоб? Ты чувствуешь запах страха, пороха, огня и смерти. Этот человек безжалостный. Вся вера в людей испаряется с каждой секундой. На тебе только старая белая ночнушка. Ноги босые и уже несколько холодные, что почти не чувствуешь их в своём контроле. На глазах застыли стеклянные слёзы. Ты всего лишь студентка, что подрабатывала в библиотеке, так почему должна была испытать такое в своей жизни? Метал ружья касается подбородка, заставляя поднять взгляд на молодого мужчину. Михаэль Кайзер привлекательный человек, но такой злой. Дуло движется ниже по дрожащей шее, пока не останавливается на коже между грудей. Ледяные глаза пронзительны. Можно ожидать, чего угодно. Всадит пулю? Заставит раздеться и начнёт издеваться? Или вообще сначала отпустит, а потом начнёт стрелять? — Красивая, — мужчина говорит на чистом немецком, что откликается эхом в ушах. Вокруг никого. Нельзя было надеяться на спасение, но мольбы у его ног никак не могли прекратиться. Умирать совершенно не хотелось. — Прошу… Вас… — Куда же ты побежишь, красавица? — Михаэль убирает оружие в сторону, сам опускаясь на колени рядом. На его лице всё ещё нельзя ничего прочитать. Крик затихает. Большая рука оказывается на твоей шее, притягивая ближе к нему. Он смотрит жестоко, без капли сочувствия; хоть его там и не должно быть совсем. — Как тебя зовут? — Т/и. — шёпот. Блондин проговаривает что-то про себя, едва шевеля своими тонкими губами. Кайзер пробует твоё имя на вкус, смакуя каждую букву губами и языком. Пальцы сжимаются вокруг гланд. Дышать тяжело. Язык хочется вывернуть наружу. Он наслаждается этим. — Бежать в лес бесполезно. Только умрёшь быстрее. — Кайзер усмехается, отдавая подсказку перед тем, как склониться над твоим лицом и пустить воздух по твоим лёгким через грубый поцелуй. Губы саднят от боли. Кислород жутко холодный. Капля слюны стекает из уголка рта. — Жаль, что мы встретились на разных сторонах в этой жизни. Я надеюсь на другую. Мужчина сжимает ружьё и поднимает его к верху, делая пару выстрелов. Адреналин давит на всё тело, вынуждая подняться и побежать в сторону города. Он остаётся позади, наблюдая, как треплется на ветру белая ткань твоей ночной рубашки. Возможно, тебе ещё удастся спастись. Но не от этих настойчивых ледяных глаз. Шидо Рюсей Он несёт твоё безжизненное тело на руках, осторожно, как будто боится, что можешь разбиться ещё больше. Холод девичьей кожи жжёт его пальцы, но Шидо даже не думает, чтобы отпустить. Молча идёт по тёмной дороге к храму, утопая в ночи, как будто пытается спрятаться от собственной боли, от вселенной, что отняла тебя у него. Голова болит. Ноги еле движутся. Когда-то клялся, что не отпустит и сдержал бы эту клятву, если бы мог. Если бы… Глупый врач, с его чёртовой неопытностью, с его проклятой нерешительностью… Рюсей вспоминает, как молил того исправить ошибку, а потом… потом его кулаки уже были покрыты кровью, заляпывая всё вокруг. Мужчина убил его. Рыдания прорываются наружу, разрывая тишину храма, когда он опускается на колени перед алтарём. Все поверхности ледяные. Смотрит на твоё лицо — спокойное, умиротворённое. Ему едва видно. Такого вида Шидо не видел даже при жизни. Злость поднимается огромной волной, обжигает грудь, заставляя его стиснуть зубы до боли. — Это… Это всё, что ты можешь сделать?! Забрать?! Отнять?! Будь ты проклят, жалкий божок! — взгляд молодого мужчины устремляется к потолку храма, словно пытается найти того, кому кидает эти вопросы. Блондин задыхается, ослеплённый гневом. Слёзы капают одна за другой. Нельзя остановиться. — Дай… просто дай ещё шанс… Позволь увидеть её снова, хоть раз. Прошу. Всхлип. Слёзы катятся по его щекам. Касаются твоего лица, будто пытаются оживить, вернуть тебя. Шидо склоняется ближе, его пальцы дрожат, когда проводят по твоим волосам, по лбу, по губам, что теперь холодны, как лёд. — Я клянусь, найду тебя в другой жизни, — голос его срывается на хрип, но он продолжает, как будто ты всё ещё можешь слышать. Будто прямо перед ним. — В следующий раз… в нужное время. В нужном месте, слышишь? Мужчина наклоняется к тебе, взгляд его полон решимости и отчаяния. — Просто подожди меня, милая… Я приду за тобой. Обещаю. Внутри что-то ломается, когда он достаёт маленькую флягу, наполненную ядом. Садится рядом с твоим телом, обнимает тебя в последний раз, тихо шепча свои обещания, которые теперь кажутся ему спасительными. Когда тьма начинает окутывать его сознание, блондин благоговейно закрывает глаза, представляя, как однажды найдёт тебя, даже, если для этого нужно будет пересечь тысячи жизней и пройти через самую глубокую бездну. Рин Итоши Земля глухо содрогается под ногами, и отдалённый гул разрастается, как тяжёлый грохот. Всё вокруг рушится, могучие стены клана Итоши начинают трещать и почти лопаться по швам. В воздухе разлетаются обломки, а запах сырости, наполняющий пространство, предвещает катастрофу. Вокруг крики. Сердце бьётся в рёбрах, будто в последний раз, разрываясь от страха, но и от вины — вины за то, что жизнь оборвётся здесь, именно здесь. Оглушительный треск, и тяжёлая балка обрушивается вниз. Слёзы брызгают из глаз. Её вес придавливает ноги, вонзая боль глубоко под кожу, словно резкий, невыносимый укол. Попытка дёрнуться — лишь очередной всплеск агонии. Сердце бешено колотится, и вместе с ним растёт понимание: отсюда не уйти. Сквозь пелену из горячих ручейков и пыли, сквозь хриплое дыхание и боль, виднеется знакомый силуэт. Тёмные волосы, бирюзовые глаза — и он, молодой господин Итоши с ужасным страхом на лице. С каждой его тяжёлой тенью шагов становится больнее, но не от боли физической. Нет. Вашей любви придётся погибнуть. — Уходи, — шепчешь едва слышно, прерывая дыхание. — Спасайся, дурак! Уходи, прошу! Он не слушает, его лицо из камня, но лазурь глаз полна страданий. Рин опускается на колени, сжав твои ладони до побелевших пальцев, и его голос — голос, что всегда был холоден и равнодушен — теперь дрожит, как хрупкий лёд. — Нет. Я здесь останусь. Огромная волна уже видна на горизонте. Она приближается, обрушиваясь на землю, затопляя и разрушая всё на своём пути. Её рёв оглушает, наполняя всё пространство предвестием конца. — Рин… умоляю… живи ради нас… Спасайся… Уходи, я умоляю… — слёзы катятся по щекам ещё быстрее и чаще, словно водопад, а каждый вдох даётся всё труднее. — Нет. — голос твёрже, его глаза горят отчаянием. — Я не оставлю тебя здесь. Ты видишь, как он сражается с собственными чувствами, как боль за тебя терзает его душу. Бирюзовый холодный рассудительный взгляд теперь потерян и полон скорби. Это безумие. Чистое. Его упрямство — это просто безумие. Волна уже уносит обломки и остатки зданий. — Встретимся в следующей жизни. — шепчет мужчина на ухо, крепко сжимая твои руки. Его губы едва касаются твоего лба. — В нужное время. В нужных обстоятельствах. Я найду тебя. Рёв воды, треск деревьев, всё поглощает глухая тьма и вода, и в последний миг лишь тепло его рук остаётся, как отголосок далёкой надежды. Саэ Итоши Ты просила его не уходить. Умоляла на коленях. Но самурай не слышал всего этого. Селяне сторонились тебя, шептались за спиной, выискивали взглядами, будто ждали этого момента, когда не будет никого, кто заступится. В глазах их читалась ненависть, и каждый вечер оборачивался мрачным ожиданием неизбежного. И вот он вернулся. Снег хрустел под ногами. Пыльный, вымотанный, но живой — спешил по узкой тропе к дому, чувствуя твоё присутствие даже на расстоянии. Но приоткрыв двери, Итоши застыл. Ты лежала там, где всегда любила встречать его — на пороге, посреди деревянного пола, утыканного глубокими следами от клинков и вил. Всё тело, холодное и безмолвное, хранило лишь остатки тепла, словно ждало, что кто-то коснётся его с нежностью, которой в последние часы так не хватало. Алые пятна крови затвердели от времени на твоей домашней одежде, разливаясь вокруг тёмными кругами. Лицо испуганное, белое, как лунный свет, сохранило следы боли и одиночества. Некому было спасти невесту самурая. Саэ подошёл к телу, присев на колени. Его пальцы непривычно дрожали, когда шатен с осторожностью убрал прядь волос с твоего лица. В голове лишь пустота, лишь ледяная волна, которая давила, не оставляя места для мыслей. Вина. Его холодные бирюзовые глаза, привыкшие видеть смерть, сейчас ничего не выражали. Мужчина только шептал едва слышно, как бы боясь потревожить твой покой. — Прости, жена… — слова казались бесполезными, хрупкими перед мёртвой тобой, которая наверняка воздымала его в криках. — Я обещал вернуться, и всё же… Склонясь ниже, он едва касался твоих рук, тех самых, что пытались удержать его на этом же пороге. Каждое прикосновение, каждый миг, что ты просила остаться — всё это оживало в его памяти, разрывая сердце. Итоши больше не уйдёт. Больше не бросит тебя. Но уже ничего не нужно. — Я найду тебя, Т/и. — голос его, наконец, дрогнул, выдавая всё, что скрывалось за этим спокойствием. — В следующей жизни. Останусь рядом, обещаю. Немного помедлив, Саэ закрыл твои раскрытые глаза, поцеловав лоб с такой нежностью, какой не показывал при жизни. Рео Микаге Сумерки медленно опускались на городок, окуная его в дрожащую темноту. Сын императора шел через узкие улицы, едва слыша собственные шаги. Лёгкая, привычная улыбка уже тронула его лицо, когда он подумал о том, как увидит тебя снова, как присядет рядом, как услышит мягкий, полный тепла голос, как коснётся рук, тонких, изящных, крепко держащих чашку чая. Рео знал, что сегодня сделает всё, чтобы больше не уходить в одиночестве. Выкупить тебя — было его решением, его обещанием. Глупо, может быть, для тех, кто смотрел со стороны. Но только не для него. Однако что-то неуловимо изменилось. На улицах почти не было людей. Да и чайный домик был закрыт, темный, мертвый — никто не вышел встретить, никого не было у входа. Микаге остановился, обвёл взглядом переулок и вдруг заметил что-то, что не должно было здесь быть. Твоё тело. Одинокое, разбитое, бесчувственно лежащее на холодной, сырой земле. Волосы мерзко спутаны, лицо — чужое, изуродованное, другие руки обескровили его, а белоснежные одежды превратились в грязные, окровавленные лохмотья. Это была не ты. Или…? — Нет… нет… — тихо, почти шёпотом, парень рухнул на колени рядом, без сил осознать. Пальцы дрожали, прикасаясь к твоей щеке, уже холодной, уже пустой. Сердце билось так сильно, что казалось, он чувствовал его в каждой клетке тела, в каждом уголке разума, в каждой частичке того, что когда-то было мечтой. А теперь — лишь туман, болезненный, чужой, мучительный. — Как? Как это произошло? Кто сделал это с тобой? — боль была острой, жгучей, режущей до самого сердца. Она стала его личным проклятием. Здесь, на этой земле, в этой жизни, ему не оставалось ничего, кроме тебя. Но и тебя тоже забрали. — Прости… прости… — только это Микаге мог шептать, склонившись к твоим волосам, цепляясь за каждую черту, что ещё оставалась от любимого лица. Казалось, ничего больше не было важным, ни его титул, ни долг перед отцом. Слёзы катились, беспомощно падая на холодную землю. Рео не знал, как продолжать… Он не хотел продолжать. — Проклятие… — голос сломался. — Я обещаю… клянусь… Найду тебя. Найду в другой жизни. Всё, что у меня есть… каждый миг, каждый вздох — будет твоим. Я обещаю, мы снова встретимся, и никто больше не разлучит нас. Гроб не опустят в землю. Джинпачи Эго Он не может. — Тебе нужно это сделать, — ты стараешься говорить ровно и уверенно, хотя голос всё равно выдаёт тебя с потрохами. Сложно признать, что смерть совершенно не страшила. Какие глупости. Конечно это всё больно и так трудно, что хочется плакать. Ещё никогда так не было тяжело разлучаться с ним. Пальцы сжимают ткань дорого расшитого кимоно. — Джин, я доверяю только твоим рукам… — Сумасшедшая женщина… — мужчина рычит сквозь стиснутые челюсти, борясь с желанием отдать приказ спалить всё живое в округе. Но и одно действие и второе абсолютно противоречат его представлениям о мире. Как же поступить? — Что Ками послал в твою безумную голову, раз ты в состоянии мыслить о смерти от собственного мужа?! Хватаешься за ножны на его поясе, не в силах унять учащённое сердцебиение. Это всё, что было нужно. — Я не японка! Ради всех святых духов, нам нельзя было вступать в брак… — ноги сильно дрожат и уже не в состоянии оставлять тебя в стоящем положении. Колени бьются о пол. Взгляд размыливается всё сильнее, пора уже было бы и смириться со своей участью, но всё никак не хотелось. Любовь в Эго так ярко пылала внутри. Слеза капнула вниз. — Они убьют меня, если ты не сделаешь этого первым. Пожалуйста… Ладони складываются в молитву. Причин было много для такого отчаянного поступка. Тебе плевать на всё, что случится с твоей жизнью, если это не касалось возлюбленного. Но за такой проступок, как грех с женщиной-чужестранкой, голову отрубят вам обоим. — Я люблю тебя… Джинпачи выдыхает шумно и резко. Рука тянется к мечу, доставая его из ножен и позволяя лезвию заблестеть в блёклом свете. За разукрашенным сёдзи слышатся чужие громкие голоса и можно увидеть лёгкие очертания людей с оружием и факелами. Либо сейчас либо никогда. Вы оба понимаете это. — Спасибо… Лишь слегка наклоняешь голову и закусываешь щеку изнутри до крови, понимая, что случится совсем скоро. Возможно, если бы вы сбежали и оставили всё позади, то остались жить в своей прекрасной любви. Только уже поздно. Меч заносится к верху. Один… Два… Мужчина падает на колени и втягивает тебя в поцелуй, прижимая ближе к своему телу. Лезвие насквозь проходит через него и тебя одновременно. Алая жидкость бежит по губам обоих из вас. Задыхаетесь от ваших смертей и последней ласки. — Увидимся в следующей жизни… — имя возлюбленного всегда означало вечность. Ноэль Ноа — Тихо-тихо-тихо… — руки мужчины полностью покрыты горячей бордовой жидкостью, а голос ужасно сиплый. По грязному лицу текут слёзы. Ноа разрывается от боли внутри. Пальцы холодные, а дышать настолько тяжело, что он даже старается ни о чём не думать. — Чш… Всё обязательно будет хорошо… Тише-тише… — Но…эль… — Нет-нет, не говори ничего. Тебе ещё нужны силы… — его ладони движутся сами по себе, пытаясь хоть как-то остановить кровь по телу, но… кажется, это абсолютно бесполезно. Где-то за стеной слышались глухие взрывы, что передавались волной по полу и обоим телам. Тяжело смотреть вверх. Однако оставлять возлюбленного в одиночестве было ещё тяжелее. — Спа…сибо те…бе… за всё… — сколько тебе ещё осталось? Минута? Две? Золото в этих глазах было таким красивым и переливающимся, что можно было увидеть своё собственное жалкое отражение. Вам стоило быть готовым, что война забирает жизни. — Нет, пожалуйста… замолчи… Мы будем счастливы… — ещё один гул где-то совсем рядом. Рана болит всё больше, а алая лужа разрастается в диаметре под вами. Со стен что-то падает, пока они трясутся. Сердце, наверное, уже замедляется. Так жаль. Только этого мужчину совершенно не хочется забывать или перестать быть подле него, крепко держа за руку. — Ещё всё будет… Прошу… Не закрывай глаза, моя любовь… Смотри на меня… Новый выстрел. От вашей квартиры практически ничего не осталось. — Мы уже… счаст…ливы… — из-за собственных жарких ручейков не замечаешь, как с его лица падает всё больше и больше капель. Улыбаешься едва видимо. Больно. Большой палец скользит по грязной мужской щеке, вытирая солёную жидкость, словно она была недостойной находиться там. Он плачет, как мальчишка. — Давай… встре…тимся… в следующей жиз…ни… ещё… раз? Я хочу… быть… твоей же…ной… Ноэль кивает много-много раз, отказываясь принимать реальное за правду. Ты умираешь на его руках. Стекло со свистом вылетает из оставшихся окон, а дыхание замедляется. Страшно? Очень. Но когда-нибудь вы обязательно ещё раз будете вместе счастливыми и рядом друг с другом. В другой день или век, но обязательно так и будет. — Я люблю тебя, Т/и… — кровь уже давно протекает сквозь его пальцы вниз, но Ноа и не собирался опускать их. Не сейчас. — И я… те…бя… Ему точно будет больно самому закрывать твои глаза, поэтому делаешь это сама. Внутри что-то останавливается и душа покидает тело, заставляя все воспоминания погаснуть в один миг. Ноа рыдал ровно пятьдесят девять секунд прежде, чем следующий снаряд убил и его. Крис Принц — Она не ведьма! Я клянусь! Отпустите мою жену! — мужчина едва стоял на ногах, упираясь своими руками в солдат, что пытались сдержать его. Не будь у него этой болезни, то он бы с лёгкостью разделался с этими нелюдями в один миг, но… — Кха! Отпустите Т/и! Уберите свои руки от моей супруги! Его вновь ударили под рёбра, заставляя себя сжать зубы от боли. Твои глаза были мокрыми от такого вида. Что они творили с болезненным мужем?! Кричать с тряпкой во рту получалось плохо. — Мистер Принц, — священник, что стоял перед ним выглядел злобно, держа руки сжатыми в триумфе. — вы прекрасно знаете, что женщинам не подвластны какие-то познания просто так. И мы уважаем вас, как великого лорда, потому и спасаем вас от этой нечисти, что зачаровала ваше сердце. Душа этой грешницы уже принадлежит дьяволу! — Моя жена всего лишь ходит собирать травы для лекарственного отвара, ублюдки! Отпустите её немедленно! — новые удары один за другим сыпались на его тело, что медленно проявлялись чёрными гематомами на теле. Но Принц старался держаться. Ему так не хотелось видеть слёзы на твоём лице и отпускать тебя тем более. Руки начали обвязывать верёвками. — Эта ведьма отправится на костёр. — Крис застывает, чувствуя ненависть и ярость внутри своей крови. Никто не смел так обращаться с леди, а эти церковные фанатики с ужасными ухмылками ставили тебя на колени и обвязывали верёвки вокруг шеи, чуть ли не душа. — Однако, из уважения к вам, милорд, вы не увидите, как её грязное тело будет гореть. — Что?! Нет-нет-нет! Отпустите мою жену! Не троньте её! Какого чёрта вы творите?! Мужчина шипит от боли, но силой заставляет все мышцы напрячься, чтобы отбросить стражников и святых возле себя. Ему нужно было добраться до тебя. Любой ценой. Тело почти не выдерживает. Ещё парочка солдат врезаются в стены зала. Супруг оседает возле твоего изуродованного тела, понимая, что время сейчас идёт на секунды. Вот-вот вас разлучат. — Я люблю тебя, слышишь? — задыхаешься от собственных всхлипов, едва видя перед собой Принца, что так же плакал. Слёзы совершенно не подходили его прелестному лицу. Ещё чуть-чуть. Муж показывает улыбку. — Бог благлосерден, милая, и мы встретимся с тобой снова. В следующих жизнях. Да? Вы оба выгибаетесь от резкой сильной боли, когда на ваши спины наступают, вдавливая в каменный пол. Ты ревёшь от дикого жгучего чувства, когда слышится хруст позади. В ушах практически пустота. Крики переполняют всё пространство. Твои позвоночник и лопатки сломаны; каждая кость впивалась в мясо. Вы умрёте. — Мы найдем друг друга… Клянусь своим сердцем, моя радость… — шёпот возлюбленного мужчины казался единственным и истинным звуком. Едва можно приоткрыть глаза, чтобы встретиться с его ярко голубыми и столь чистыми. — Я буду всё таким же влюблённым дураком с вьющимися златыми волосами… Мы навсегда друг у друга… Истошно кричишь сильнее, когда его бьют по голове, заставляя потерять сознание, а тебя утаскивают подальше от него. Он так и не узнал о маленькой жизни, что только начала биться под твоим сердцем. И больше никогда не сможет. Жаль, что в этот раз вам не суждено быть счастливой семьёй. Может быть в другое время? Марк Снаффи — Помнишь моего друга? — Марк сидит рядом в приёмном отделении, дожидаясь своей очереди на посещение пациента. Он давно так не светился от радости. Что ж, может быть, вся та боль и стоила того, что блондин вновь так ярко улыбался и жил полноценно. Терять самой уже особо нечего. — Так вот, его совсем скоро выпишут отсюда! Представляешь? Поверить не могу! — Я очень рада за него, — мягко киваешь на его слова, поддерживая уголки губ к верху. Хоть теперь этот мужчина был по истине счастлив. Что могло быть лучше? Возможно, быть и самой счастливой возле него, но такая возможность уже давным-давно отпала. — молодец. К концу своей жизни можно было сделать и приятное другому человеку. К тому же, тайно возлюбленному. Органов в теле не хватало ещё больше. — Мы будем собираться в следующий вторник в кафе неподалёку, алкоголь то ему нельзя. — ореховые глаза напротив такие добрые и тёплые, что никакого сожаления внутри полупустого тела нет. Оно того стоило. Ради него. Чтобы Снаффи больше не выглядел столь уставшим и печальным, не сидел часами возле палаты своего друга и не пытался выдавить из себя хорошее поведение. Но скучать за его «как дела?» точно будешь. — Пойдёшь с нами? Я думаю, что тебе тоже скоро станет гораздо легче и ты полностью выздоровеешь! — Буду рада. Видеть улыбающихся людей рядом действительно очень приятно, даже, если и в последний раз. Всё равно смелости за это время уже не набраться. Да и пугать не стоит. Ты всё равно не получишь взаимности и умрёшь с переживаниями и слезами на глазах, а так в памяти останутся столь замечательные моменты. — Я буду здесь вечером помогать ему с вещами, так что мог бы навестить тебя ещё раз. Что скажешь? — этот мужчина такой галантный и вежливый. И впрямь повезло встретиться с ним, хоть и в самом конце своего существования. Зато с помощью новомодных хирургических операций «трансплантаций» ты сделала маленький подарок и спасла близкую ему жизнь. А последующая будет через час. Сердце вырежут и отдадут пострадавшей девочке. И к вечеру тебя уже не будет. — Нет, буду спать, можешь не заходить. — из горла хочет вырваться жалобный всхлип, но приходится сглотнуть его. Он счастлив и это самое главное. Марк немного выдохнул, предчувствуя странный вкус на языке. Ему казалось, что его щёки горели. Посчастливилось же влюбиться в такую красивую женщину. — Тогда, увидимся в другой раз? — мужчина встал с кушетки и вновь улыбнулся своей мягкой и доброй улыбкой. Ты бы очень-очень хотела быть рядом с ним. И такой же счастливой. — Как-нибудь в следующей жизни… — блондин посмеялся от шутки. Только завтра он узнает о твоей смерти и то, что ты была донором органов для его друга.