«Король Эльфов»

Казалось, это место было всегда. Стены его давно иссохлись, потеряв свою пышную зелень и теперь скалились уродливыми дырами между туго сплетённых меж собой ветвей — колючих от сотен иголок на них. Под ногами всегда хрустела слишком сухая земля и корни на ней сплетались в лишь им понятные паутины, точно желая поймать идущих по коридорам за ноги, утащив в недра самого ада. Лабиринт. Он был всегда: от начала Раскола Граней и не менялся даже после того, как измерений стало больше. Он стал коридором меж некоторыми из них и это наложило свой уродливый отпечаток. Лабиринт умер. Густой и белый, точно дым, туман, теперь окутал его коридоры, запутывая незваных гостей, а твари, скрывающиеся в его тупиках, выходили из них на охоту, почуяв живую душу. Страшны были обитатели Лабиринта, страшен был его Страж. И он тоже, словно древний памятник, стоял в самом центре жуткого места, воздев тонкие жилистые руки к несуществующему здесь небу. Он замер в ожидании новой жертвы. Или нового Гостя. Первые были здесь часто, вторых он смиренно ждал, зная, что застынет навечно, если хоть один из них умрёт. Раньше положенного. Лабиринт был всегда и Разлом был всегда. Но было нечто и более древнее, чем неживые коридоры, сплетённые точно из щупалец огромного монстра… Страж повернул голову, многолетняя пыль и сор спали с его острых кривых плеч. Раскрылась уродливая огромная пасть и послышался жадный вдох. Где-то, среди сотен поворотов и тупиков, завыли проснувшиеся твари, но быстро смокли, когда с конца Лабиринта послышался Зов. Он звучал протяжно и к шелесту листвы примешался звон колокольчика. Дзынь. Руки Стража опустились. Дзынь. Нога шагнула с каменного пьедестала. Дзынь. Треск. Страж раскинул руки, размял пальцы. Кривые и длинные, они опускались ниже колен и едва не волочились по земле. Горбатая фигура скрючилась ещё сильнее и редкие жирные волосы колыхнулись, провожая убогий поклон существа. Много лет он сторожил Лабиринт и всегда был верен тому, кто ждал его по ту сторону, куда создание этого места не могло выйти. Но Король мог сюда войти, если бы хотел. Страж содрогнулся, едва представив себе того, кто послал Зов. Это значило, что нужно идти к Разлому, который скрывался за братом того дерева, что когда-то сотворило иной мир. Оно вело своей кривой глоткой прямо в мир, где находились излюбленные гости Лабиринта — людские дети. Люди по ту сторону Разлома были странны для Стража, а дети их ещё страннее. Но они были трусливы и не могли на него напасть, а это упрощало работу. Он приводил их сам, вёл за хлипкие руки через туман и после уже никогда не видел. Они уходили играть. Игры Короля были настолько таинственны, насколько жестоки. Сюда падали изредка кости тех игрушек, которые не впечатлили Его Величество и Страж их убирал, обгладывая, в яму в одном из тупиков. Это было не страшно. Это было красиво: белые, точно туман, кости блестели на сухой тёмной земле чисто и кровавые куски мяса только лишь завораживали. О нет, это было ничуть не страшно. Страж боялся, когда Король выходил в коридоры сам, утаскивая лишь те игрушки, которые считал особенно красивыми. Он сам вёл их в своё обиталище и Страж знал, что именно их ждала самая спорная судьба. Ведь Страж был здесь, кажется, всегда. И Лабиринт. Но лишь Король помнил, как они оба были сотворены. И мир по ту сторону казался ему молодым. Король эльфов. Король чарующей своим запахом лесной ольхи. Тот, кто всегда был и всегда будет. Тот, кто берёт то что пожелает и не потерпит отказа. Его сказки кошмарны и богохульны, его игры омерзительны и жадность его не знает границ. Равно как и его могущество, идущее изнутри древней магией. Он — страшный кошмар не только детей, но и самых храбрых воинов, что осмелились даже входить в Лабиринт с мечом наголо. Редкий из них выживал, едва завидев своего врага: Король эльфов выходил на свет и протягивал тощую руку, точно приглашая рассмотреть себя получше. Мантия из человеческой кожи почти касалась земли, а вместо горностая была оторочена скальпами. Светлые волосы, темные волосы, рыжие волосы переходили друг в друга, как осенние листья. Под мантией на нем была серебряная кираса, украшенная гравировкой множества голых тел, сплетенных между собой, и нельзя было понять, где кончается один человек и начинается другой. Корона из костей была на нем, детские пальцы, скрепленные золотой проволокой, манили к себе. Но лица не было, только рот с острыми белыми зубами, голод, ставший плотью. И Тьма была скрыта под его собственными, такими странно-светлыми, прядями, достававшими едва ли не до земли. Глаза его точно были всегда закрыты. Он стоял перед своей жертвой высокой мрачной фигурой, точно ворон, севший на копьё мёртвого воина среди таких же мёртвых полей. Он был для кого-то сказкой, богом, ночным ужасом, касающемся ветвей дерева возле окна. Он звал Стража, чтобы тот искал жертв и выходил сам, чтобы найти себе возлюбленных среди жителей той стороны Разлома. Он искал и всегда находил. Он обещал им игрушки, сладости, богатства его леса и любовь лесных дриад, точно родных сестёр. И если ты пошёл за ним — моли бога о смерти, ибо если он не убьёт тебя, насыщаясь плотью… Ох, страшен будет конец невинного ребёнка…. Это было время очередной охоты Стража. Он знал, что последние годы Король всех гонит в свою немилость, точно расстроенный чем-то, а потому лучше его не злить. Звон колокольчика стих и остался лишь шелест и хруст сухих листьев, точно треск костей в могильнике. Король Эльфов ждал, надеясь, что кровь зальёт его тоску. «Прелестный мальчик», — снова вспыхнуло, точно огонёк на болоте, в голове. Образ ребёнка, встреченного много лет в начале зимы, не мог отпустить искушённый до красоты людей разум. Он видел сотни лиц и пробовал сотни тел, смотрел тысячи судеб и ещё больше оборвал, но тот мальчишка был как стрела, пробившая грудь насквозь. Он так цеплял, так завораживал… Ведь был согласен на любые игры, был рад покинуть свой мир и совершенно не боялся Короля, завороженно наблюдая за медленно падающими в пространстве листьями леса. А Король наблюдал за ним, вовлекая всё больше в свои желания, совершенно позабыв о других своих игрушках. Впервые за тысячи лет он был увлечён так сильно и так же удивлён этой открытостью ребёнка. Однако никогда не задавал вопросов, решив, что лишь спугнёт наивное дитя. И увлечение продлилось непозволительно долго, что после эльфийский владыка решил отвести ребёнка обратно, поверив в то, что малыш вернётся. И он вернулся. Он возвращался снова и снова, словно собираясь стать постоянным гостем иного мира, но… В один момент он не пришёл. С того дня прошло время, и ольховый король ждал, когда же мальчик явится, понимая, что однажды это случится. Ждал. Дождался.