Сломанные ракушки

Туристический сезон больше напоминал Джину удар тайфуна. Мощная стихия во всей красе своего неистовства и бесконечная работа над последствиями. Хозяйка кафе уехала в Сеул на неделю по делам, и Джин уже третий день вставал до рассвета, отправлялся в порт за рыбой и на рынок за другими продуктами, готовил гуксу, присматривал за Енджуном, Тэхеном и их сменщиками, улыбался посетителям, снимал кассу, спал по четыре часа, прошлой ночью прямо в кафе, и выживал на сваренном Тэхеном кофе. К вечеру глаза закрывались сами собой, но после двадцати минут дремы в кладовке между стеллажей у Джина появлялось второе дыхание. И с наступлением сумерек масло снова весело шипело в воке, стучал под деревянной доске острый нож, Джин, не слишком вдаваясь в смысл слов, подпевал радио. — Джин-хен, — обратился к подтанцовывающему Джину Тэхен. — Может, выпьем сегодня соджу все вместе? Джин перемешал поджаривающийся лук и кивнул. Ему не мешало отвлечься. — Хорошо. Последний клиент и закрываемся. Тэхен показал ему большие пальцы и отошел к Енджуну, чтобы пересказать ответ. Джин доделал блюдо и махнул сидевшему за столиком мужчине, что его заказ на вынос готов. Ребята быстро закончили с уборкой, закрыли кафе и вышли на улицу. Тем вечером температура была на несколько градусов ниже, с моря дул прохладный бриз. Джин запахнул полы ветровки и, запрокинув голову, вдохнул свежий воздух. Он опустил голову и резко повернулся вправо — уловил у деревьев за тротуаром какое-то движение. Джин присмотрелся и, узнав юношу, стоявшего у широкого дуба, помахал рукой. — О, привет, панамка! Иди сюда! — крикнул Джин приветливо. — Чонгук, верно? — переспросил он, когда юноша подошел ближе. С именами у Джина всегда было плохо. — Ага, здравствуйте, — Чонгук коротко поклонился. — Джин-хен и на ты, окей? — подмигнул Джин. — Окей… — Чонгук неловко засунул руки в карманы и посмотрел по сторонам, будто не зная, что сказать. — Ты ел? — спросил Джин. — Нет, — мотнул головой Чонгук, — только вышел с репетиции. Джин поднял брови, но решил оставить вопросы на потом. Подошли Енджун и Тэхен. Джин представил их друг другу. — Ну что, миньоны, панамка, — он обвел всех делано строгим взглядом, а потом улыбнулся. — Идем пить соджу, я угощаю. Чонгук смущенно потер шею. — Не стесняйся, — подбодрил Чонгука Енджун. — Нельзя отказываться, если хен платит. За что получил от Джина шутливый пинок. Тэхен замахал руками, ухватил Енджуна за локоть и потащил его, не особо сопротивляющегося, за собой вдоль дороги к полюбившемуся всеми работниками "Лапшички" бару-палатке, расположенному в паре кварталов от кафе. Джин и Чонгук отправились следом. — Ты упомянул репетицию, — начал Джин, когда они прошли несколько метров. — Чем занимаешься? Чонгук кивнул. — Да, я приехал вместе с танцевальной группой нашего университета на молодежный фестиваль. — Значит, ты танцор? — Джин окинул его внимательным взглядом. — Не совсем. Я изучаю менеджмент и этнографию. Танцы — это хобби, — объяснил Чонгук. — Практически диаметральные вещи, не находишь? — удивленно заметил Джин. Чонгук снова смущенно потер шею. — Да, но главное, что мне нравится. — Точно! — согласился Джин. — Я не очень любил учиться. Вскоре они подошли к бару, клеенчатые стены которого были подняты. Вокруг витал запах жареной свиной вырезки и острых закусок. Вчетвером ребята расположились за сдвинутыми вместе двумя пластиковыми столиками, Тэхен и Енджун с одной стороны, Джин и Чонгук с другой. Хорошо знакомая с работниками "Лапшички" онни принесла им пулькоги, панчхан и несколько бутылок соджу. Младшие подождали Джина и, взяв палочки в руки, с долгим "ммм" съели по куску свинины. Тэхен разлил соджу по рюмкам и все их быстро опрокинули в себя. — Будто и не в кафе работаете, — шутливо поддразнил коллег Джин, подмигивая Чонгуку. Тот улыбнулся в ответ. Джин подложил ему шипящих кусочков вырезки. — Ешь, они прожорливые. Не успеешь моргнуть, будет пусто. — Хен! — в два голоса возмутились Тэхен и Енджун. — Ну… меня сложно объесть, — сказал Чонгук, отправляя в рот свинину и тут же закусывая ее жареными баклажанами. — То-то у тебя мышцы даже под рубашкой видно, — усмехнулся Джин, аккуратно сжав его бицепс. — Я делаю поддержки, когда мы танцуем, — ответил Чонгук. — Если я уроню Чимина, сначала он меня прибьет, потом наш хореограф, потом снова Чимин. Хожу в качалку. — Как ты все успеваешь? — засмеялся Джин, пока Тэхен налил всем по второй рюмке. — Сплю, где придется. — Вы с Джин-хеном в этом похожи, — подал голос Енджун. — Он сейчас тоже так спит. — Эй! Я люблю свою кровать. Нуна уехала, не на тебя же оставлять вечером "Лапшичку", — махнул на него Джин. — Не-а, ни за что на это не подпишусь! Летом в Канныне работать по ночам смерти подобно. Лучше с Тэхеном прогуляюсь, на луну полюбуюсь. — Ну конечно с Тэхеном, — ровно произнес Джин, внимательно глядя на Енджуна, что уже опустил голову и следил за поджарившимися кусочками мяса. Тэхен сделал страшные глаза и, смотря на Джина, замотал головой. Чонгук перевел взгляд с одного на другого, а потом на Енджуна и улыбнулся. — А вы откуда приехали, ребята? — пришел он на выручку краснеющему Тэхену, который буквально выдохнул, радуясь смене темы. — Мы вдвоем из Сеула, — ответил Енджун. — Я из Сонбука, а Тэ из Каннамгу. А Джин-хен из Аняна. — Я тоже долго жил в Сеуле, но решил переехать в Каннын год назад и пока не пожалел, — добавил Джин. — А я из Пусана, — сказал Чонгук. — В Сеул переехал еще школьником, и даже не знаю, какой город теперь мой родной. — Так бывает, когда переезжаешь, — заметил Тэхен. — Ты, вроде бы, принадлежишь обоим городам, в то же время ни одному. — Да, это про меня. — Дом внутри, Чонгук-а. — Джин опрокинул в себя третью рюмку. — Хен, не пей больше, — замахал руками Енджун. — Сейчас философствуешь, потом начнешь шутить. — Эй! Что не так с моими шутками? — возмутился Джин. — Чонгук, Чонгук! Что сказал скелет, зайдя в бар? Чонгук в недоумении пожал плечами. — Эй, бармен, одно пиво и швабру, пожалуйста. Енджун подавился соджу, а Чонгук и Тэхен рассмеялись, прикрыв рты ладонями.

***

После позднего ужина Тэхен и Енджун ушли в пансионат, в котором снимали номер, а Джин вызвался проводить Чонгука до гостиницы. Они прогулялись по опустевшим улочкам и вышли к прибрежному деревянному помосту, за которым блестело в свете высоких фонарей море, а песок пляжа казался мягким, пружинящим одеялом. — Люблю Каннын, — сказал Джин, раскидывая руки в стороны и наслаждаясь ветром с моря. Чонгук последовал его примеру, случайно задевая ладонь Джина пальцами. Джин поймал его за руку и потянул вверх. — Выше, выше! На носочки. Закрой глаза, почувствуй море. — Чонгук закрыл глаза, Джин тоже. — Слышишь его? Воркует… глубокое, доброе. В нем столько сокровищ. Чонгук пошатнулся, но сильнее стиснул ладонь Джина и устоял. — Дыши ровно, иначе не услышишь, — тихо добавил Джин. И через несколько минут Чонгук отозвался: — Слышу… — Что оно говорит? — Не знаю… поет, кажется. — Теперь уже Джин сжал пальцы Чонгука в своих. — Оно поет… но я не понимаю. Джин и Чонгук одновременно открыли глаза и посмотрели на море, а потом друг на друга. Джин отпустил его руку. — Хорошо, что ты пришел сегодня, — он слабо улыбнулся. — Да… — просто ответил Чонгук. Джин немного прокашлялся, закутался в ветровку и, обнимая себя за плечи, сказал: — Я работаю без выходных, но по вечерам могу показать тебе Каннын и научу понимать море. Если хочешь. Чонгук широко улыбнулся, и от его улыбки, милой и немного смешной из-за больших передних зубов, у Джина странно заныло в грудной клетке сердце. — Спасибо, хен. Хочу.