L'art de vivre

[ Nikitata — PARANOIA ]

[ Не доверять — это паранойя

Твой бэкграунд мне говорит другое

Ну и с кем ты когда меня накроет вновь?

Ты скажешь мне, что не доверять — это паранойя ]

      Чуя изрядно утомился считать секунды, минуты, часы, дни, недели и месяцы с того момента, как слышал от Дазая «Да, я вернусь в Нью-Йорк осенью».  Осенью, мать его.       Осень.  Закончилась.        Два месяца назад.        Общались ли они за это время? Нет.  Потому что решили взять па-у-зу. Грёбаную паузу, чтобы собраться с мыслями, навести порядок в жизни, а затем вернуться к тому, с чего начали — первому свиданию и всей вот этой романтической чуши. Так сказал Дазай.        А Чуя ему поверил.        Он не может не думать о нём, но каждый раз, когда делает это — раздражается. И он слишком принципиальный для того, чтобы писать или звонить, поэтому занимается своей жизнью в самом привычном её ключе: учится, рисует, смотрит аниме и соревнуется со своим котом за самый дерьмовый характер в рамках их квартиры. А ещё в свободное время помогает друзьям готовиться к свадьбе, о которой им всё же удалось договориться и даже выбрать дату, поэтому любовь витает в воздухе вокруг него, а в сердце так и остаётся неприятная дыра, заполняемая бездумной дрочкой.        До конца зимних каникул остаётся пара дней, и университетские знакомые собираются на неофициальную вечеринку в одном из ночных клубов в центре города, а Николай чуть ли не на коленях упрашивает Чую пойти. Он сдаётся и разрешает себя забрать из дома по дороге.        Для чёрного свитера с дырками и бахромой по всей поверхности ткани будет жарковато, но он не собирается танцевать. Он надевает такие же чёрные джинсы и долго стоит над своей коллекцией обуви, как и не решаясь выбрать одну из пар — для кроссовок холодно, а новые ботинки катастрофически натирают ноги.        Эрен ходит по прихожей и орёт, клянча очередную порцию еды, отвлекая Чую от сборов, и когда друзья звонят ему снизу, он всё ещё не надел даже носки.        Настроение ни к чёрту, и ему нужна пара бокалов вина, чтобы настроиться на вечер развлечений, но он и это себе позволить не может из-за дурацких таблеток, подавляющих тревожность.        Такси встречает его запахом дешёвого ароматизатора, смешанного с парфюмами двух парней, сидящих сзади, и Чуя морщится, садясь вперёд. Николай травит шутки из очередного сборника самого глупого в мире юмора в своей голове, а Фёдор смеётся над каждой, подтверждая, что они идеальная пара. Он говорит, что рыжему давно пора отвлечься и попробовать пообщаться с кем-нибудь ещё, но Дазай так плотно засел под рёбрами, что одна мысль об этом вызывает странное чувство отвращения. Ему не нужен никто другой. Но и Дазай ему тоже не нужен со своими приколами. Тот буквально сбежал от отношений, будто пытался отомстить за всё, что выкидывал Чуя, и это ощущается как минимум обидно, а как максимум — желанием разбить ему лицо при встрече. Если она вообще когда-нибудь состоится после Аомори.        Чуя почти жалеет, что переспал с ним, хоть это и было очень приятно, потому что, чёрт, Дазай умеет делать все эти классные вещи в постели, если ты расслаблен рядом с ним и действительно доверяешь, не пытаясь переступить через себя. Но теперь он не заслуживает ни капли доверия, и… — Чуя, подъём! Мы приехали! — Николай трясёт его за плечо, просовывая голову между передними сидениями, и вот, как рыжего достают из такси и тащат под руку в клуб со светящейся неоновой вывеской.  Дазай не заслуживает доверия, да. Он заносчивый, ещё более психически неуравновешенный, чем Чуя. Он лживый манипулятор. Он ни черта не умеет рисовать. Он не видит никакого смысла в жизни, поэтому делает всё на автомате. И тратит деньги родителей. Тратил.  Возможно, он уже успел найти себе работу за полгода отсутствия.        У него слишком много недостатков, чтобы о нём думать и искать его лицо среди всех людей, которых можно увидеть в Нью-Йорке. Будто он может приехать сюрпризом, угадать местонахождение Чуи и подойти к нему с какой-нибудь дежурной фразой, вроде «Привет, скучал?» или «Эй, красавчик, можно с тобой познакомиться?».        Они втроём поднимаются на второй этаж, где забронировано и сдвинуто несколько столов, и другие ребята уже что-то пьют в ожидании, пока полностью соберётся достаточно большая компания из общего чата вечеринки.  — Чу, что ты будешь? — заботливо спрашивает Фёдор, отодвигая стул рядом с собой, чтобы ему было удобнее сесть, и рыжий немного тает от того, что рядом с ним действительно приятные и заботливые люди. — Энергетик, — отвечает он, садясь и кидая взгляд на Николая, изучающего страничку с коктейлями всех цветов радуги. — Или безалкогольный мохито. Сок. Не знаю. Выбери что-нибудь на свой вкус, хорошо? — Тогда это будет что-нибудь с вишней, — пожимает плечами Фёдор, нажимая на кнопку вызова официанта.       Одногруппники, однокурсники и совсем немного те, кто учится на других направлениях, обсуждают пересдачи и оставшийся семестр перед выпускным, будто больше не о чем поговорить. Кто-то предлагает поехать потом в караоке или завалиться в кальянную и поиграть в приставку, пока Чуя думает о том, как бы побыстрее свалить обратно в свой дом-милый-дом, где можно поваляться в кровати с планшетом и котом.        Ему приносят «детскую» пина-коладу без капли рома внутри, но с целой горой сладких коктейльных вишенок поверх взбитых сливок, и это ощущается хорошо.        Ровно до того момента, пока он не видит Сигму. Левая бровь ползёт вверх, отражая на лице полное непонимание, потому что…  — О, привет! Как хорошо, что ты приехал! — тут же вопит Николай, вскакивая и бросаясь ему на шею. Кажется, он вполне серьёзно отнёсся к тому, что этот парень стал подарком на его день рождения, поэтому и воспринимает его, как своего бело-сиреневого щеночка. Поэтому он и пригласил его на вечеринку. Всё логично.        Не важно, что он — выпускник.       И что он — друг Дазая.       Это просто ещё один парень, который хочет потусить вместе с ними, потому что дружит с Николаем благодаря умению Чуи сводить людей друг с другом. И всё.  — Я чуть с ума не сошёл сегодня в офисе, — вздыхает он, занимая свободное место за столом. — Если бы можно было поучиться ещё лет пять-десять вместо работы, то я бы однозначно это сделал.  — А где ты работаешь? — неожиданно для всех подаёт голос молчаливый Чуя, привлекая к себе внимание. — Это какая-то архитектурная фирма, да?  — Не совсем, — отвечает Сигма, мягко улыбаясь ему. — Родители устроили меня в свою компанию на должность ассистента генерального директора, чтобы я набирался опыта в бизнесе. И от архитектуры там нет абсолютно ничего, кроме моего желания построить казино где-нибудь в Токио.  — О, это впечатляющая мечта, — говорит Чуя. — А ты случайно не… — он почти успевает спросить то, что его интересует гораздо больше, но Николай перебивает, начиная раздражать, и остаётся только закатить глаза.       Этот вечер точно обречён на провал, и не следовало соглашаться сюда ехать — вот, что думает Чуя, допивая свой приторно сладкий коктейль и уходя вниз на танцпол чёрт-его-знает-зачем. Там более шумно, но не нужно ждать официанта, а можно заказать коктейль прямо на баре. И он уже в шаге от того, чтобы выпить, наплевав на всё лечение. Мозгу нужно немного покоя и тишины. А ещё — перестать разгоняться до первой космической в загонах полугодовой давности.         Чуя усаживается на высокий стул перед стойкой и вдумчиво смотрит в меню, взвешивая в голове решение об алкоголе, и ему кажется, что проходит целая вечность, пока он читает составы всех коктейлей по очереди. Песни сменяют одна другую, превращаясь в очередной сумбур в голове из-за мощных битов и филигранных диджейских переходов между ними.  «Если я незаметно уеду домой, то никто не заметит, да?» — думает он, теряя своё терпение окончательно и так и не выбрав ничего, что будет в себя заливать в попытках не умереть от скуки.        Кто-то садится рядом и касается его плеча, поэтому Чуя резко поворачивается с самыми подходящими словами для ситуации, в которой тревожат его и без того некомфортный внутренний мир: — Чувак, съе… — срывается с губ прежде, чем глаза приоткрываются то ли в ужасе, то ли в удивлении.  — Так сразу? — Дазай подпирает ладонью щёку, ухмыляясь так, будто только что получил все деньги мира за одни свои сияющие глаза.  — Нет, извини, — говорит Чуя, прищуриваясь. — Для тебя путёвка более интересная — нахуй, — он разворачивается на стуле и встаёт, теперь точно намереваясь уйти, но этот придурок идёт следом, и его преследование ощущается спиной и затылком. — Чуя, подожди!  — Подождать? — шипит он себе под нос, пробираясь через толпу. Да он заебался ждать, ясно? И сейчас собирается подняться наверх, забрать свою грёбаную сумку и уехать отсюда, пока не пролилась чья-то бессовестная кровь.          Дазай догоняет Чую, пытаясь преградить ему дорогу к лестнице, чтобы начать диалог заново, но одного злющего взгляда голубых глаз достаточно для того, чтобы сделать шаг в сторону. Но не прекратить идти за ним.  — О, вот и ты! Дазай нашёл тебя? — спрашивает Николай, как ни в чём не бывало, но и он шугается, когда рыжий подходит к своему стулу и забирает сумку, висящую сбоку. Чуя говорит Фёдору, что позже переведёт ему деньги за свой коктейль, и направляется обратно, но там Дазай.       Он смотрит на него сверху вниз, скрестив руки на груди и явно нарываясь. — Сука, что тебе не понятно? — спрашивает Чуя, едва сдерживаясь, чтобы не пнуть его в колено. — Мне ничего не понятно, — отвечает он. — Сам пригласил меня сюда, а теперь ведёшь себя как последний мудила. Впрочем, ничего нового. Спасибо и на том, что за полгода хоть одно сообщение написал. — Чего?! — ахает Чуя, поворачивая голову назад. Николай прячется за Фёдором, понимая, что гениальный план в своей реализации несётся на огромной скорости прямо туда, куда рыжий недавно послал Дазая, и теперь правда переживает за свою жизнь. — Вот же… — вздыхает он, поворачиваясь обратно к Дазаю. — Во-первых, я не приглашал тебя сюда. И меньше всего на себе хотел тебя видеть, но один мой талантливый друг, видимо, очень плохо понимает английский язык после нескольких лет в Нью-Йорке. Во-вторых, это тебе нужно объяснить, какого хуя я не получил от тебя ни одного сообщения за это время.  — Как будто это у меня проблемы с построением отношений и привязанностью к людям, — фыркает Дазай.  — Поэтому ты и идёшь нахуй, — Чуя отталкивает его, чтобы пройти, но тот никуда идти не собирается и останавливает его за запястье: — Нет, мы обязаны поговорить, раз увиделись. — Ничем я тебе не обязан!  — То есть, проблема всё-таки в тебе, да, Чуя? — Дазай умеет раздражать. Очень сильно раздражать. Так сильно, что ему хочется выбить все зубы, да только жалко его лицо. Красивое.  Как и весь он — красивый. И была у Чуи некая слабость к рубашкам с закатанными рукавами и венам на предплечьях. И к этому голосу, который говорит такие правильные и логичные вещи, но не спустя блядские полгода.        Со стороны они выглядят так, будто сейчас уничтожат друг друга, а ударной волной снесёт всё вокруг. Николаю не нравится то, что он видит и слышит, поэтому он нервничает и наклоняется к своему будущему мужу: — Ты всё ещё уверен, что это была хорошая идея?  — Это была прекрасная идея. Посмотри, как Чу сразу оживился, — ухмыляется Фёдор.  — Если деньги на нашу свадьбу придётся потратить на восстановление бара, то у нас будет очень серьёзный разговор.  — Не будет у нас такого разговора. Я уверен, что у них получится нормально поговорить, — отвечает он, продолжая наблюдать, как и все за столом, — Ну либо мы оплатим кому-нибудь психолога.  — М-да. Ты просто гений.  — Спасибо, сладкий, — говорит Фёдор, игнорируя едкий сарказм. Он действительно гений, и точно знает об этом.        Чуе правда хочется ему врезать, и его ни капли не смущает разница в росте. И плевать ему на то, что вокруг есть люди, внутри заведения — камеры, и он может конкретно попасть, если нападёт на человека. Сейчас перед ним стоит тот, кто виноват в длительных страданиях и разрушенной жизни. И нет, он не любит драматизировать.  Совсем не любит.  — Я терпеть не могу тебя и твои тупые выходки, — бросает Чуя, чувствуя напряжение из-за чужого внимания. — Мне нужно охладиться, — это не обещание, но уже хоть что-то, поэтому Дазай пропускает его, сам мечтая сбежать от чужих глаз.        Чуя подышит свежим воздухом, успокоится, и всё пройдёт. По крайней мере, он на это надеется.  — Да, покурить вместе — это очень хорошая идея, — раздаётся над головой голос Дазая, который снова пошёл следом.  — Я бросил, — отвечает Чуя, спускаясь обратно на первый этаж. — Это в твоём стиле, — посмеивается Дазай.  — А?! — и что это за наглость, спрашивается? Он пришёл сюда, чтобы помириться или постебаться? Что за придурок?! Чуя пытается сдержать ярость, накатывающую сильнее с каждой секундой, и поворачивается к нему, — В твоём стиле торговать лицом и думать, что тебе за это всё простят? Разоделся-то!  — Красивый? Ты тоже очень хорошо сегодня выглядишь, — отвечает Дазай.  — Я всегда хорошо выгляжу! — Это правда. Так мы поговорим? — Нет! — последняя капля, и Чуя снова хочет сбежать, уже думая, в какой каморке внутри бара запереться, чтобы никто не нашёл, но Дазай хватает его за запястье ещё раз, останавливая и притягивая к себе. — Да что ты себе п-… — «позволяешь» говорит Чуя уже про себя, потому что в его губы впиваются чужие.  Блять.  И ещё раз блять!  Красный флаг!  Красный!  Красный-красный-красный! Какого чёрта?!        Он просто взял и поцеловал его у всех на глазах после того, как он отказался разговаривать? Что за… …И почему тело предательски радуется, само делая шаг навстречу?        Он ужасно злится на себя, на друзей, на него и на весь мир, но отвечает на поцелуй так, будто может умереть без его губ.  — Хм, это… — хмурится Николай, всё ещё наблюдая за ними уже с безопасного расстояния.  — Ещё лучше, чем я думал, — отвечает Фёдор, поднимая бокал, чтобы с ним чокнуться коктейлем.  — Будет пощёчина или..? — спрашивает он, поднося свой бокал к его, а затем находя ртом трубочку и делая глоток.  — Или.        Чуе кажется, что этот поцелуй бесконечный.        Нет, что он ждал его целую вечность. Такая мелочь, без какого либо разрешения. Спонтанная, яркая и до сумасшествия приятная. Вызывающая внутри столько эмоций, что сердце может словить перегрузку.       Рука Дазая так тепло ощущается на его щеке, а вторая, на талии, — самое правильное, что с ним когда-либо происходило.        Он злится.        Он хочет его остановить.        И одновременно так же сильно хочет, чтобы поцелуй никогда не заканчивался.  У них никогда не получалось разговаривать. И зачем пробовать, если закончиться всё может очередным скандалом?        Возможно, именно так решил Дазай, иначе сложно оценить его действия, но он слегка отстраняется и пробует спросить:  — А если мы сбежим со скучной вечеринки вместе?  — Да никуда я с тобой не побегу! — тут же вопит Чуя, упираясь ладонями ему в грудь, чтобы отпихнуть. — И руки убрал быстро!  — Так и думал, — посмеивается Дазай, обхватывая его запястья вместе и утягивая к двери.  — Эй! — Чуя пытается сопротивляться, но приходится переставлять ноги следом за ним. — Стоять!  — Давай, Чуя, ты ведь быстрее меня бегаешь! — он снова смеётся.        Смешно ему, блять, над человеком издеваться, вы только посмотрите! И посетителей заведения распихал, даже не извинившись, и дверь открыл, и на парковку их вытащил, только ускоряя свои шаги.  — Ты просто отвратительный! Отвратительный, Дазай! Слышишь?! Остановись сейчас же! — вопит рыжий, точно понимая, что врежет ему, как только освободит свои руки.        Вокруг темно, потому что перед баром стоит лишь одинокий фонарь, закрытый кроной деревьев, и очень сложно не наступить в лужи по дороге, поэтому злится Чуя в разы сильнее. И зачем так быстро идти?!        Куда они торопятся, а?  — Я убью тебя, если не отпустишь!  — А мы уже пришли, — отвечает он, разворачиваясь к нему около своего мерседеса. — Только отпускать я тебя не хочу, а то ты снова пропадёшь.        Чуя открывает рот, чтобы возмутиться, но блять-блять-блять, теперь он прижат к холодному капоту автомобиля, и Дазай снова его целует, так и не отпустив запястья. И ему снова хочется ответить.        Нет, ну что это такое?!        Он вцепляется пальцами в края пиджака и тянет Дазая на себя, прикусывая его нижнюю губу. Чуя вытряхнет из него всё дерьмо и накажет за все выходки. Он должен это сделать. И обязательно сделает.  Но чуть позже.  Сейчас он слишком растворяется в этой странной атмосфере, по которой он так блядски сильно скучал, что не готов себе запретить немного удовольствия.        Их языки сплетаются вместе, пока губы сминают друг друга, и Дазай уже не держит его запястья, переместив руки на талию, но Чуя продолжает держать их на его груди. Эта фатальная ошибка заставляет хотеть больше — горячую кожу под подушечками пальцев, красивый рельеф мышц перед глазами и низкие бархатистые стоны. Он ведь обычный человек с самыми обычными потребностями, которые просто напоминают о себе, когда тебя так целуют.  — Холодно, — тихо выдыхает ему в губы Чуя, чувствуя, как вся спина покрылась мурашками. — Открой тачку, пожалуйста.  — А, да, — отвечает Дазай, запуская одну из рук в карман брюк, чтобы нащупать в нём ключи и снять сигнализацию. Но он был максимально не готов к тому, что рыжий резко дёрнется в сторону и потащит его за рубашку к задней пассажирской двери. — Чуя?  Ох, нет.        Видимо, он переоценил лимиты терпения рыжего, и сейчас ему светит смерть от удушья прямо на задних сидениях собственной машины — вот, что он думает, когда Чуя открывает дверь и достаточно грубо пытается запихать его       Дазай смирился со смертью.        Он заслужил, потому что не стоило позволять себе лишнего, начиная с колких шуточек и заканчивая внезапными поцелуями. У них сейчас не такие отношения, чтобы делать подобное.  — Просто замолчи. Ты ужасно раздражаешь, — отвечает Чуя, залезая следом на сидение с ногами и захлопывая за собой дверь. Секундное замешательство Дазая в желании оценить ситуацию заканчивается для него тем, что… его снова целуют?!  «Вот это нихуя себе» — думает он про себя, решая, что Чуя прав, и им не стоит терять время на разговоры.        Он пытается занять более удобное положение и усаживает рыжего на свои колени, отвечая на дикий поцелуй и напрочь забывая про дыхание. Дазай залезает руками под его свитер, пока Чуя начинает расстёгивать пуговицы на рубашке.        Губы не прекращают двигаться, сминая и засасывая друг друга по очереди, а пальчики Дазая поднимаются к груди Чуи и начинают сжимать сосочки: — Мх… — самый прекрасный звук на свете, по которому он скучал очень сильно. Есть некоторые прелести в том, чтобы влюбиться в неопытного парня — каждое проявление его наслаждения воспринимается мозгом, как самый лучший подарок. А Чуя всегда был щедр на реакции со своим чувствительным телом, и это очень заводит.        Поцелуй останавливается, когда Чуя сдирает с себя свитер — ему стало слишком жарко, и Дазай пользуется этой шикарной возможностью, чтобы припасть губами к его шее, а руки сместить на задницу в обтягивающих джинсах. Поясница выгибается, и рыжий снова стонет, подаваясь вперёд. Он отшвыривает свитер и запускает пальцы в каштановые волосы, сжимая их.  — Ах, блять, — Дазаю немного больно, но возбуждение разрядами тока раскатывается по телу от того, что он наконец-то чувствует Чую таким, какой он на самом деле является — властным, эгоистичным и жёстким.  — Тс-с.        Он ведь не пил? От него пахнет только парфюмом, а на губах остались капельки вишнёвого сока. Или сиропа из коктейля.  Сладкие-сладкие.        Дазаю очень хочется задать ему бесконечное количество вопросов, но если он не получил в глаз до этого момента, то точно сможет получить после, если откроет рот в самый неподходящий момент.  С Чуей нельзя разговаривать.  С ним работают только действия.  А поговорить он может со своим внутренним миром у себя в голове.        Поэтому Дазай опускается поцелуями ниже, пока не оказывается губами на уровне его груди. Левый сосочек пойман в жаркий плен, и теперь уже Чуя не может сдержать себя, будто до этого старался это сделать.        Он так протяжно стонет, надавливая на его голову, и Дазай прикусывает розовый бугорок, даря ему ровно те ощущения, которых он хотел.        Поза ужасно неудобная, и вокруг так душно, но Чуя упорно лезет руками к его брюкам и расстёгивает их. Проникает под бельё и обхватывает член Дазая сверху, тут же опуская кольцо из пальцев вниз.  «Блядство» — думает он про себя, не понимая, где прятался всё это время такой Чуя. Дикий, горячий, инициативный и в разы более привлекательный.        Можно было бы сказать, что инициатива всегда ебёт инициатора, но в машине нет ни смазки, ни презервативов, поэтому не остаётся ничего другого, как перенять ручную эстафету и расправиться с застёжкой и молнией на джинсах рыжего.  — Быстрее, — говорит Чуя, у которого уже тысячу раз закончилось терпение. Да он ещё от первого поцелуя был готов кончить после такого длительного воздержания от ласк, а здесь целая эротическая шоу-программа в автомобиле. Такого он никогда в жизни ещё не делал.  Такого они никогда не делали.  — Дай я, — отвечает Дазай, поднимая голову и расстёгивая его скинни. Его встречает новый вид агрессивного взгляда, потому что Чуя, вообще-то, старался двигать своей рукой так, чтобы ему было приятно. — Пожалуйста. Ты ведь знаешь, что будет приятнее и быстрее.        Тяжёлый рваный вздох можно воспринять как «да», потому что он толкается бёдрами навстречу, позволяя их твёрдым членам соприкоснуться. И ни капли не жалеет от своём решении, когда Дазай обхватывает их рукой и начинает его целовать. Чуя растворяется в этих ощущениях, снова чувствуя себя в очень надёжный руках в прямом и переносном смысле этого слова.  Ему нравится, как Дазай прикасается к нему. Как сжимает его бедро, как ритмично двигает своей рукой, наращивая темп, как страстно целует его до распухших губ, как он сбито дышит. Ему нравится, как запотели все окна в машине, как растрепались волосы, как испачкались сидения обувью. Ему нравится снова чувствовать его рядом с собой, и быть единственным, кто достоин такого чуткого внимания.  Возможно, он слишком романтизирует всё, что произошло и продолжает происходить, но у него так много разных чувств внутри, которые сложно выразить словами. Он бы вряд ли смог уместить их даже в полотно, но они все просто идеально отражаются в этом процессе.       Эта вечеринка немного превзошла ожидания, приобретя приватный формат со взрывами фейерверков внутри от одновременных оргазмов, которых так мало, что стоны почти печальные от того, как быстро заканчивается всё приятное. Хорошо, что они сняли хоть какую-то одежду, иначе бы всё превратилось в чёртов беспорядок, а не только ладонь Дазая и часть их животиков.        В голове наконец-то тишина.  — Ха-а… — выдыхает Чуя, расслабляясь в полуобъятиях Дазая и прижимаясь к нему своим телом. Вот только становится очень мокро и липко, поэтому он тут же вскакивает обратно, —Чёрт! Салфетки есть?  — Есть, — отвечает он, коротко целуя его. — Я очень сильно по тебе скучал, Чуя.  — Я люблю тебя, ублюдок ты ненормальный, — произносит он тихо-тихо и почти нераздражённо.  — Ты сказал! — на лице Дазая вся радость мира, и он не может удержаться от того, чтобы обнять его, напрочь забивая на чистоту сидений и их самих.  — Да блять, я постоянно говорил, что ты мне дорог! Ты меня не слушал! Ты был просто ужасным парнем! — он вырывается и колотит Дазая по груди, переходя на крик. — Самым худшим, который у меня только мог быть! Я просил дать мне немного времени, а ты что сделал?! Сам сбежал и сердце мне разбил! Как ты вообще посмел сюда прийти спустя столько времени?! — Чуя…  — Хватит меня бесить! Хватит!  — Люблю, люблю, люблю тебя! — отвечает Дазай, пытаясь его успокоить и снова стискивая в объятиях, несмотря на попытки оставить его без лёгких. — Мой самый прекрасный, самый тревожный и вспыльчивый Чуя!  — Я из-за тебя тревожный! — фыркает он. — Я думал, что между нами всё кончено…  — Это я думал, что ты не хочешь меня видеть, ясно?! Нельзя было написать, что ты ждёшь меня в Нью-Йорке, а не просто хотел переспать напоследок?  — Это ты должен был мне написать, придурок.  — Хорошо, я буду писать тебе каждый день, — соглашается Дазай. — Но ты обязан мне отвечать на каждое сообщение, а не гаситься и сбегать в свои бесконечные творческие миры.  — Посмотрим на твоё поведение, — отвечает Чуя, устраивая голову на его плече. — Для начала тебе придётся извиниться передо мной за каждую потраченную нервную клетку. — А я думал, что для начала нам нужно достать салфетки, привести себя в порядок и вернуться на вечеринку, — посмеивается он.