Ближе, чем осмелишься

Сколько времени Кайл смотрел на картину, он не знал. Он даже не был уверен, что действительно на неё смотрел, потому что в его голове одним щелчком открылись все двери, которые он для себя решил пока не открывать. Кто такой Ноэль Фитц? Что он такое? Как он может говорить без слов, так, что Кайл его безусловно понимает? Как может входить в чужие сны? Как он может вообще знать всё то, что знает о нём? За что Кайл извинялся в то утро? Откуда в его голове эти извинения, эти слова, что вообще с ним происходит рядом с Ноэлем? Почему губы говорят сами, руки действуют сами, без его желания? И почему это всё оказывается правдой? Откуда он знает, что говорить, чтобы Ноэль действительно услышал? Что Ноэлю нужно от него в конечном итоге, что он позволяет чуть ли не жить здесь, позволяет рыдать у себя на плече, зачем он так нянчится с ним? Почему Кайл постоянно возвращается сюда, почему тянет? Чего Кайл не может себе пока позволить? И что откроется, если заслужить это право узнать о прошлом Ноэля, о его тату, о нём самом? И почему так отчаянно нужно всё это узнать? Что за навязчивая идея? Кайл ещё не до конца пришёл в себя после того, что произошло с ним. И это не считая того, что в реальном мире, если вспомнить о фактах, а не об эмоциях, тоже случились некоторые перемены. Все вопросы разом посыпались на него, и от тяжести этого незнания Кайла затрясло. Затряслись ноги, руки, он упал на колени, всё ещё не отводя взгляд от картины. Вот теперь его проняло окончательно, когда собственные глаза смотрят в твои, как из отражения. С одной стороны, она объясняла всё, с другой… Ужас, почти первобытный ужас одолел Кайла, он не был готов к такой откровенности, он её видеть не хотел, знать не хотел, эта обнажённость причиняла ему боль. Кайл вдруг подумал, что он не хочет больше ничего. Ни знать, ни чувствовать, ни учиться чему-то. Он больше не должен здесь находиться, он должен бежать от этого. Ноэль говорил, что Кайл сойдёт с ума рядом с ним, и да, он знал, что это правда. А теперь эту правду знает и Кайл. Он всё же отполз назад, не успев ещё подняться на ноги, и закрыл дверь перед своим носом. Смотреть на это он больше не мог. Без своего изображения перед глазами он как-то резко пришёл в себя. Надо валить отсюда! Он вскочил, выбежал из коридора, едва не падая, и, проскочив дверь в столовую, сорвался к спасительному выходу. — Кайл! Понимая, что у него совсем немного времени, он зацепился за угол, чтобы повернуть к прихожей как можно быстрее, и почти уже достиг двери, когда его всё же остановили сильные руки. — Что произошло? Что? Что случилось? Ты будто демона увидел! — Ты! Ты и есть демон… — задыхаясь ответил ему Кайл. Он смотрел на Ноэля огромными глазами, в панике пытаясь сообразить, как же вырваться из этих цепких рук. — Ты не человек, Ноэль! Ты что-то… Иное… Отпусти… Я понял… Я не приду больше! Ноэль мгновенно убрал руки, отступил, не пытаясь даже удержать Кайла в вертикальном положении. И Кайл шмякнулся на пол, не устояв на дрожащих ногах, а Ноэль не сделал ни шага, чтобы ему помочь. — Не будь идиотом. Хочешь уйти, иди. Только рубашку накинь, холодно. И глаза потуши, а то перепутают с наркоманом и загребут в участок. А у тебя сейчас не так много тех, кто мог бы тебе помочь. Раз уж моя помощь тебе не нужна. Почему, кстати? Неужто обиделся? — Не понимаю… — Когда накрыло яростью, почему не пришёл? У тебя же крыша ехала от злости. А ты на работу пошёл. Сорвался бы там на кого-то, лишился бы места, нажрался бы в сопли, ещё глупостей наделал бы. С Ирмой покувыркался бы, а потом не знал, как вообще жить. Но остался бы с ней, снимали бы квартирку… — Прекрати! Хватит! Хватит! Да не понял я, что меня накрыло… Я не понял даже, что настолько зол! И вообще, — Кайл поднялся с пола и отступил на шаг к двери, — оставь меня в покое! — Как скажешь… Доброй ночи, Кайл. Если с концами решил — ключи оставь, а то соблазн будет слишком велик. Кайл дошёл до двери, двигаясь спиной вперёд, потом развернулся, чтобы открыть её, но так и не прикоснулся к ручке. — Я вернусь? Этот вопрос на самом деле возник у него ещё в тот момент, когда Ноэль с ним попрощался. Ведь Кайл сам постоянно возвращался в те сутки, в тот день и ночь, вообще мыслями он постоянно был где-то около Ноэля и тех событий, в которых он участвовал. — А я откуда знаю? Сам как думаешь? Кайл резко развернулся и посмотрел на Ноэля таким взглядом, что у того мурашки побежали. Ноэль сделал жест руками, будто сдаётся, а потом поднял взгляд вверх, словно смотрел куда-то над Кайлом. — Вернёшься… — Тогда к чему про ключи? Почему они вообще у меня есть? Ноэль пожал плечами. Потом снов посмотрел вверх. — Потому что без ключей ты вернёшься гораздо быстрее. Сама возможность вернуться для тебя будет успокаивающей, и ты будешь топтаться по своим граблям дольше. А что до второго вопроса… Сам как думаешь? Тебе вообще-то виднее. Так зачем тебе ключи от моего дома? — А это твой дом? — Кайл отлип от двери, на которую опирался всё это время, и сделал смелый шаг к хозяину. — Нет, мне разрешили пожить здесь, пока хозяева живут в поместье. Ужинать? Или так и будем тут выяснять? Кайл почти гордо проследовал в столовую, словно это не его ноги ещё десять минут дрожали в панике. Панике от того, сколько всего ненормального происходит в этих стенах, и насколько это ненормальное не нормально. А когда они уселись за стол, он дерзко спросил: — Почему «Проклятое дитя?» — Ешь, Кайл, — довольно жёстко выдал Ноэль и принялся за свой ужин. — Господи, я уже думал, ты… Ты ведь только её видел, любопытный воробышек? Кайл снова побледнел и решительно отогнал воспоминания о том, что увидел. — А есть и другие? — Ты ведь знаешь, что есть. И не налегай на вино, после того, что ты сегодня прошёл, не надо тебе этого. — А ты всегда ужинаешь с вином? — Довольно часто. Я люблю вино, сейчас оно стало куда лучше, чем было… Или я просто привык правильно его выбирать… Но… — Ноэль затих, и несколько минут они ели в тишине. Потом Ноэль отложил приборы. — Поделись. — Я не… — сразу Кайл действительно не понял, о чём он. Смотрел в свою тарелку и думал, что именно из его ужина хочет Ноэль. А потом до него дошло. — Зачем? Я не хочу снова… — Снова так не будет. И ты же знаешь, что я справлюсь если что и с тобой, и с твоими эмоциями. Просто прими тот факт, что я так умею. — Ноэль? — внезапно совсем другим тоном спросил Кайл, замерев с вилкой в руке. — Что ты хочешь от меня? Я знаю, что это я к тебе привязался, и я вернулся, и я это всё затеял, но в конечном итоге ведь это ты от меня чего-то хочешь. Ноэль улыбнулся. — Я очень стараюсь не хотеть. Потому что это развивает тот вариант, которого мне хочется, и в итоге всё меняется быстрее. В тебе прежде всего. Поэтому я не стану отвечать на этот вопрос. Тогда всё ещё быстрее изменится. А быстро — это всегда больно. Не дуйся… Кайл вспыхнул. — Я не дуюсь… — он вернулся к ужину, но его щеки зарумянились. Так к нему никто не обращался. — Я спросил об этом, потому что мы с тобой чужие. Но ты ведёшь себя как близкий. — И ты тоже. Это ничего. — Это пройдёт, хочешь сказать? Ноэль покачал головой. — Нет. Просто мы в чём-то близкие. Знаешь притчу про близкого и родного? Если коротко, то когда у мудреца, который стоял на краю пропасти в одном шаге от падения спросили, кто его самый близкий человек, он ответил, что это вопрошающий. Потому что он стоял ближе всех. И только он мог спасти мудреца. Просто протянув ему свою руку. А когда у него спросили, что же на это скажут родные мудреца, тот ответил, что на то они и родные, чтобы кланяться близким за то, что они рядом. В общем, перевод не очень, я не слишком хорошо перевожу с древнегерманского. Но суть такова — когда каждый относится к ближайшему, как к близкому, мир становится красивее. — Ты мне всё это зачем говоришь? — Затем, что мы с тобой близкие, Кайл. Уже давно. С того момента, как я тобой любовался, а ты не смог оставить это в покое. И это печально, что мы близкие, но не друзья. Однако так и должно было быть. Кайл помотал головой, понимая, что теряет суть. Однако Ноэль смотрел на него испытующе. — Я расскажу. Но ты мне тоже расскажешь. Потому что моя алекситимия, кажется, прогрессирует. Потому что я не могу понять, почему я чувствую себя преданным тобой. Ноэль кивнул в согласии. — Отец узнал, что я отказался от практики, которую он мне организовал. Я ещё летом слился. А теперь я отказался от оплачиваемой практики с последующей отработкой дипломной и трудоустройством. Я не хочу туда. Не хочу. Он был в бешенстве. Забрал аванс за квартиру и если бы смог, отменил бы оплату за обучение и учебники. Сказал, чтобы я дома не показывался, пока не возьму себя в руки и не вернусь в футбол. Что я должен любыми способами договориться о практике. Что я… Ломаю себе жизнь, что он организует мне тест на наркотики через колледж и что… Что я весь в мать, что я… Нет смысла всё это пересказывать. Но суть ты уже понял. Он сказал, чтобы я забыл его номер и даже не пытался пользоваться кредитками и счётом. Пока не прочищу голову. Поэтому ответ на твой вопрос — мне нужны ключи от твоего дома, чтобы он стал и моим тоже. — Какая интересная формулировка… Теперь Кайл и сам почувствовал, как румянец вспыхивает на его щеках. — Я имел в виду, что могу участвовать в аренде одной комнаты. Мои типсы в кофейне не слишком уж велики, но я вполне могу… — Забудь. Мне не нужны деньги. И нет, я не богач или что-то в этом роде. Но мне хватает. Тебе будет трудно в моём поле. Ты рядом со мной… Меняешься. — О, я заметил. И кажется уже принял своё безумие. Я реально иногда говорю чужими словами. — Не такие уж они и чужие, Кайл. Ладно, это всё равно в какой-то степени неизбежный опыт, так что… Всё просто продолжается быстрее. Только давай мы уговоримся. Ты не касаешься больше моей спины — это всё же личное пространство. И ты не заходишь туда, куда нельзя. Я стану запирать эту комнату, но ты… Не зайдёшь туда больше. Это прозвучало очень уверенно, и Кайл глубоко кивнул. — Так почему… — Не «Проклятое», а «Покинутое дитя». Да, я написал её около двух недель назад. Только не понимал сразу, что это именно ты. А когда стал понимать, то просто продолжал писать в потоке. Эти чувства сами там появились, у меня не было какой-то задумки. Просто так вышло, и мне жаль, что ты увидел её так. — Это тот образ, что ты видел тогда, в начале года? — Ноэль кивнул. — И он как-то наполнился содержанием? — Снова кивок. — А потом я пришёл сюда, и ты что? Даже не подумал, что мне нужно её увидеть? Прежде чем… — Кайл, ты сейчас снова душишь свои слёзы. Но если они идут, пусть идут. Ты любил свою маму. И ты любил своего отца. А потом у тебя мамы не стало. Ты её лишился. Она для тебя словно умерла. А отец, вместо того, чтобы понять твою боль, затыкал её игрушками, секциями и учёбой. Правильным воспитанием и… Приличиями. Господи, теперь я ненавижу это слово не меньше, чем ты, — Ноэль поднялся из-за стола и присел рядом со стулом Кайла. Словно тот и сейчас был семилетним мальчиком. — Поэтому там ребёнок с охапкой воздушных шариков. Один. В парке, где весело всем, кроме него. Он растерян, он скорбит о своём возможном, но не сбывшемся детстве, он плачет и он так несчастен. Ты любил свою маму, Кайл, но даже не оплакивал толком. Не потому, что тебе не было больно, а потому что траур — это неприлично. Ведь мамы и так не было. Ты на сто процентов состоишь из мамы и на сто процентов — из папы. А у тебя в один миг отобрали и её, и его. Ведь он не принял твою печаль. Он решил, что если затереть её, растворить в чём-то другом, то ты быстрее переживаешь это. А ещё так было удобнее, ведь правда? Удобнее, что сын не просится к маме. Что она ушла из ваших жизней одномоментно, — Кайл неловко пожал плечами, но он понимал, о чём говорил Ноэль. Понимал и сжимал зубы от этого понимания. Его любили, когда он был удобным. И не любили — когда нет. — Проживи свою любовь к ней, проживи свою вину за то, что не скорбел, проживи то, что скучаешь о ней, всегда скучал. Проживи сожаления о том, что не слушал её, не разговаривал, не наладил общение, когда стал старше. Она тебя любила всё равно. Безусловно. Так, как умела. И отец любит так, как умеет. И эту боль тоже проживи. Проживи сожаления о том, что он не любил тебя так, как тебе хотелось, как тебе было нужно. Проживи, что скучал по нему, что тебе его не хватало. И вину свою проживи за то, что так и не стал для папы тем, кем хотел стать. За то, что выбрал сейчас свою жизнь, а не его идею о себе. Потому что я хочу подвести тебя к очень важной мысли, но без этих пониманий она просто не пройдёт к твоему сердцу. А тебе жизненно важно понять, что ты имеешь право сам принимать решения. И эти решения могут не нравиться твоему отцу. Могут. Но тебе уже не семь. И не тринадцать. И даже не шестнадцать. Ты можешь принять то решение, которое считаешь правильным для себя, а он может не согласиться, может его не принять. Но это не повод надевать себе на шею рабский ошейник и стараться сделать так, чтобы тебя одобрили. Ты прекрасен, Кайл Торн, и ты имеешь право выбора просто по праву рождения. Всё это время Кайл глотал слёзы, они текли по его щекам, однако ощущения, что он снова в истерике, не было. Это были спокойные слёзы. Про такое говорят — они просто текут. Тихо, без всхлипов и нытья. Просто освобождают от лишнего. — Я очень любил свою маму. Она умела любоваться красотой так, как ты любовался мной. И мне очень… — Кайл всё же всхлипнул, — мне очень жаль, что её больше нет. Я так скучаю… — Я знаю… Я понимаю… — Ноэль поднялся и вытянул Кайла из-за стола. Обнял его крепко и похлопал па спине. Это сейчас не чувствовалось так, как было в курительной комнате. Это всё ещё были приятие и сочувствие, но уже куда более зрелому и взрослому человеку. Всего пару часов назад это было сочувствие к маленькому мальчику, которое Кайл так некрасиво обсмеял. — Спасибо. Ты говоришь такие слова… И ты так их говоришь… Будто ты целитель душ. — Знаешь, меня иногда тоже пугает твой выбор слов, Кайл. Давай-ка допивать вино и укладываться. Уверен, тебе было не просто сегодня. А завтра ты, вроде как, переезжаешь? Помощь нужна? Кайл улыбнулся. — Не особо. Главное, у меня уже есть ключи от нового места. Если бы тот звонок от отца не выпал на пятницу, Кайл стопроцентно прогулял бы учебный день. Прежде всего потому, что он едва смог отодрать себя от кровати в половину одиннадцатого, чувствуя, будто по нему проехал трактор. Головная боль с каждым движением давила на виски, и он с трудом дошёл до мастерской, чтобы спросить, нет ли у Ноэля болеутоляющего. Но там он своего новоиспеченного соседа не застал. Зато увидел новую картину. Это был кто-то, склонившийся над столом, с ручкой или карандашом в руке, его голова почти касалась столешницы. За окном был точно рассвет, и в этой технике Кайл не видел ещё ни одной картины. Входная дверь хлопнула, и Кайл услышал, как ключи звякнули о маленькую тумбочку. А потом воздух наполнился ароматом какой-то травы и горечью. — Доброе утро. О-о… — протянул Ноэль, — да тебе совсем худо. А я то думаю, с чего меня потянуло на чай… Вот, это тебе, — он протянул стакан с виднеющимся фильтр-пакетом из-под крышки. — Пей-пей, тебе нужнее. Накрыло? Кайл зачем-то кивнул, но попробовал напиток с осторожностью. Скривился и протянул стакан обратно. — Погоди, у меня был мёд где-то. И вообще, пойдём, покажу тебе лофт. Ты как-то странно знакомишься с этим пространством. Ноэль бодро прошёл мимо кабинета, потом свернул в другой коридор. Планировка помещения была непонятной, но ровно до того момента, пока до больной головы Кайла не дошла простая идея. В лофте было два входа. И то, что Кайл видел раньше — это что-то типа черного входа. Ноэль почему-то не пользовался парадным. Логика комнат легко вместилась в его понимание, когда он мысленно развернул планировку. — Давай стакан, — протянул руку Ноэль и тут же утопил в нём ложку с янтарным медом. Потом достал фильтр, размешал сладость и вернул чай Кайлу. — Ты вчера очень многое испытал. Поднял из души такие переживания… — Кайл вздрогнул, когда его память подкинула ему воспоминания о вчерашнем. Это пока даже не уложилось в голове. — Тело справляется, но ему нужен отдых. Этот чай тебя немного успокоит, расслабит, и голова пройдёт. Приляг, я принесу тебе поесть, когда проголодаешься. Только сейчас Кайл отметил, что действительно вообще не хочет есть сейчас и что чай уже немного согрел его и вообще стало как-то комфортнее. Он кивнул, развернулся уже, чтобы уйти, но его снова, как уже случалось, догнал оклик. — Кайл! Давай мы на этом этапе кое-что проясним. У меня хорошая интуиция. Я довольно часто знаю то, что может случиться с большой долей вероятности. У меня высокая степень эмпатии и сильно развит эмоциональный интеллект. Я не «что-то». И та шутка с другой фамилией, и вообще вся наша беседа с Лили, наверное, создала у тебя какое-то впечатление… Не то… — Что ты делаешь? Зачем это? — Я, — Ноэль улыбнулся, — объясняю твоему мозгу, что происходит. Создаю понятную ему реальность, рисую ту картинку, которую он может вместить. Потому что ты со своими семимильными шагами так торопишься… Что приближаешь наступление некоторых событий на несколько лет! И вот опять — во мне просто говорит моя интуиция. Не более того. Я говорю тебе это потому, что мы, похоже, подружимся с тобой. В какой-то степени. Сблизимся теперь и в буквальном смысле. И я не хочу тебя пугать. Ты всё равно неизбежно будешь пугаться. Но хотя бы меньше. — Ты ведь лукавишь… Мы по факту уже довольно долго соседствуем ведь… И ты это не мог не заметить. И ещё… Ты нарисовал меня, Ноэль. Ты нарисовал меня в той одежде, которая у меня была. Ты рассказал мне о том, что происходило. Никакая интуиция так не сработает. Я читал. Поэтому я вот что скажу. Я понял, что ты говорил мне о будущем. О том, что я лезу не в своё дело. О том, что я тороплюсь, хоть и сам не понимаю, каким образом я тороплюсь. Но мой мозг уже говорит мне, что ты умеешь входить в мои сны. А я умею тебя в них звать. И говорить, что ты не «нечто», а простой парень, который умеет рисовать… Ну кого ты пытаешься обмануть? Я просто смирюсь, что ты мне позже расскажешь, если захочешь. Это тоже нужно заслужить, да? — Кайл… — немного напряжённо проговорил Ноэль, а потом покачал головой сокрушённо и как-то смиренно. — Я сейчас скажу последнее, и ты пойдёшь лежать. Ты обладаешь очень интересной особенностью, которой раньше я в тебе не увидел. Ты умеешь ставить перед собой тотальное намерение. Это значит, что, если ты хочешь чего-то, вся твоя суть фокусируется на этом. Ты прёшь вперед, словно у тебя оксид азота под капотом. И только что ты поставил перед собой тотальное намерение заслужить. Всё то, о чём я говорил. О тату, о Джонатане, о том, что я могу. И знаешь, что? — он сделал паузу, а Кайл застыл, будто его приморозило к полу. — Это пиздец. Потому что ты это сделаешь. И опять через боль. Вот что у тебя за цель такая — страдать?! На хрена, если можно бережно к себе, спокойно, набраться терпения и идти по небольшим шагам… Иди ты, Кайл… в спальню. И поспи. Ноэль был расстроен, очевидно, и как-то даже разочарован. Он больше ничего не сказал. И Кайл ушёл к себе, так и оставшись в чём-то замороженным. Кайл пролежал в кровати почти до вечера, но он не был уверен, что он спал. Он впал в забытьё, но сном это назвать было сложно. Он словно оказался в мысленном вакууме, и это был бы пугающий коматоз, если бы Кайл осознавал его. Но в какой-то момент мысли снова набрали скорость, и он просто поднялся с кровати. Он чувствовал себя бодрее и очень хотел пить, но голод так и не проснулся. Испытывая дикую жажду, он напился прямо из-под крана в ванной, а потом решил всё же найти Ноэля. Ему нужно было съездить в квартиру, которую снимал для него отец, чтобы забрать свои вещи, а ещё решить, как они будут заниматься. То есть, где он будет учиться, удобно ли будет полностью оккупировать стол в кабинете у мастерской, как он делал это уже какое-то время здесь? Или? В таких мыслях он вытер лицо полотенцем, а когда взглянул в зеркало — замер. Он изменился. То есть, он остался тем же Кайлом, но что-то в его лице поменялось. Оно то ли посветлело, то ли лоб разгладился, то ли ещё что-то… Но он однозначно изменился за это время отдыха. Он поспешил поделиться своим наблюдением с Ноэлем, непонятно зачем продумывая, как именно он выразит этот восторг, и удивление, и подозрительность, и ещё удовольствие, потому что он себе сейчас нравился. Всегда нравился, но сейчас особенно. Он с какой-то почти детской радостью понимал, что чувствует всю полноту своих эмоций, понимает их, и кажется, даже доверяет этим чувствам. Однако он резко затормозил, когда дошёл да мастерской. Ноэль рисовал. Окна были плотно закрыты, и даже шторы были опущены. Свет горел ярко, и Ноэль рисовал. Писал — правильнее, но… Он скорее бросался краской на полотно. И оно было таким пугающим… Фиолетовые, тёмно-розовые, тёмно-зелёные, почти чёрные разводы… Краски смешивались между собой, где-то даже текли вниз аккуратными струйками, а Ноэль с такой силой опускал кисть в воздухе, чтобы брызги попали на холст… Внезапно Кайл почувствовал его эмоцию — точно его. Отчаяние, горечь, боль, и сочувствие, и какая-то беспросветность. Фигура художника перетянула на себя всё внимание от полотна, и Кайл заворожённо смотрел на то, как он двигается. Ноэль был обнажён по пояс, его кожа лоснилась от пота, он делал сильные, резкие движения, потом замирал, будто хамелеон, не двигаясь ни на миллиметр, в какой бы позе его ни застукало размышление. Иногда он ходил туда-обратно, не отрывая взгляда от полотна, будто коршун следил за ним под разными углами, пока его тело перемещалось из точки в точку. Он был хищным и в то же время раненым. Он был прекрасен в этой динамике. В статике тоже. Это было восхитительно — не только то, что он писал, оно как раз-таки скорее пугало, а то, как он создавал это. Ноэль был невероятно красив в этих резкости и жёсткости. И в сломленности тоже. Его волосы, руки, босые стопы — он весь был гармоничен, словно каждая часть его тела чувствовала и выражала его эмоции. В какой-то момент Кайл обратил внимание, что его татуировка почти не видна в таком освещении. Словно она скрылась от его глаз. Кайл был уверен, что это просто обман зрения, но, как ни пытался, на таком расстоянии никак не мог её рассмотреть. А потом это стало не важно, потому что вместо рисунка Кайл увидел сильные правильные линии мыщц, то, как они напрягались и расслаблялись, как переливался пот под ярким светом, создавая заманчивый рельеф. Кайлу так хотелось прикоснуться к ним, изучить эту шелковистость пальцами, будто это могло помочь ему понять, как Ноэль создаёт свои творения. Он был огромен в этом процессе, ярок, прекрасен и совершенно недоступен, будто находился сейчас в каком-то другом измерении. Будто Кайл мог лишь видеть его, но не прикоснуться. — Это моя территория, Кайл, — прогремело в высоте потолков, а потом Ноэль развернулся и сделал пару шагов к гостю. — Это моя мастерская, — уже куда тише добавил он, но звук всё равно будто исторгался пространством, давая объёмность восприятия. — Извини, я… Хотел… — Кайл забыл, зачем он сюда шёл, вообще, он смотрел во все глаза, как Ноэль вытирает руки тряпкой, как пытается оттереть с ключицы случайную каплю, и снова не мог отвести взгляд. Махина, живая махина, груда мыщц! Почему в колледже Кайл никогда не чувствовал его таким огромным? Он видел лишь тонкость запястий, плавность движений, гибкость, какую-то странную стройность, так откуда это всё появляется здесь? — Боже, ты прекрасен, Торн. Ты отпустил свою злость, а? А какая линия скул теперь… Мм… — Какая линия? — не понял Кайл, и Ноэль подхватил карандаш и альбом с какого-то стула. Провёл несколько раз карандашом и тыкнул Кайла носом в лист. — Теперь такая. А была такая. Кайл смотрел на эти два быстрых рисунка, и не понимал. Не понимал, но чувствовал, о чём говорил ему Ноэль. Его челюсть словно опустилась, он видел в этих линия расслабление и свободу там, где раньше было напряжение и действительно злость. — Так выражение «у него просто злое лицо» имеет под собой конкретную причину? И ты видишь эту злость в отдельном месте? В отдельной черте? Ноэль рассмеялся. — Мне не нужно видеть это, Кайл. Я это чувствую. И, если нужно, из общего могу ткнуть тебе в частное. А не по частному воссоздать общее. Шерлок Холмс — это совсем не про меня… Зачем ты здесь оказался? — Э… Хотел рассказать, что у меня лицо изменилось. Но ты и сам понял. Я просто так люблю смотреть, как ты пишешь… Только раньше ты писал меня и знал, что я вижу, а сейчас я будто исподтишка… Прости, я не буду больше. Ноэль снова рассмеялся, на этот раз куда более открыто и свободно. — Я прошу тебя не делать этого. Но ты всё равно будешь. Потом поймёшь. И всё же, если ты можешь, уважай, пожалуйста, мои границы. Когда я творю, я уязвим и беззащитен. — Не думаешь же ты, что я как-то нападу?! Ноэль выдохнул так, словно разговаривал с малым дитём. — Кайл, ты довольно часто вообще не понимаешь, что ты творишь… Когда шутишь о том, что правда, когда думаешь о том, о чём не надо, ты слова формулируешь так, что иногда хочется сделать фэйс-палм и побиться головой о стену. И совершенно не отдаёшь себе отчёт в том, что мир буквален, что всё в мире буквально. У вселенной чувство юмора очень своеобразное, и вот переносного значения слов у неё вообще нет. Я уязвим в такие моменты — это то, что тебе нужно знать. И я прошу тебя за мной не наблюдать, если я об этом не знаю. А ещё лучше запомнить, что это — моя территория на этом этаже. Моя мастерская, мой кабинет, моя ванная. И без приглашения тебе здесь делать нечего. Ни в одной из комнат. Ты можешь пользоваться центральным входом, от него ближе к парковке. И сюда приходи только по приглашению. Для остального есть телефон. Можешь считать, что это правило гостевания здесь. — Ладно. Что-то еще? — Хм… Давай так. Я покажу тебе мою спальню, чтобы ты знал, где я обитаю, если не вырубился в кабинете. Я там часто спал раньше, но с твоим появлением это было бы неловко и преждевременно. И ещё покажу тебе реальный кабинет, думаю Мора будет не против, если он тебе послужит. Про доставку еды ты знаешь, я обычно оформляю её на неделю, если собираюсь работать. А так, телефоны на холодильнике. Холодильник в кухне. Кухня в том крыле. И если ты не против, я бы иногда пользовался услугами водителя, если нам обоим к одному времени в колледж? И ещё… Если тебе что-то понадобится, там… Лекарства, шампунь или что-то вроде этого, напиши, или скажи мне. А то ты сейчас придумаешь себе что-то, застесняешься, пойдёшь ночью в аптеку, заблудишься, и чаем дело не обойдётся. Ты понял? — Это интуиция? — ехидно спросил Кайл. — Это здравый смысл! — ответил Ноэль, а потом как-то взволнованно посмотрел на Кайла. — И да, интуиция, если хочешь.