В мире грёз

Ксавье

      Где-то там, в альтернативной Вселенной, существовала планета, которой мы дали название Лавбита. Название происходило от соединения таких слов, как «love» и «орбита», потому что, как выразилась тёплым июньским днём Уэнсдей, «наша любовь крутится на орбите этой планеты».       А я, недолго думая, согласился и стал представлять, как же выглядела наша маленькая планета, на которой жили наши скромные чувства, лучшие воспоминания и наши проекции. Проекции, потому что мы всё ещё находились на Земле, на планете, где есть воздух, вода и необходимая нам еда, способная повысить энергию в наших хрупких организмах, не способных выдержать невесомости.       Наша планета — это полёт в мир грёз, такой далёкий, но на духовном уровне — близкий. В дневное время мы жили на планете Земля, а ночами отправлялись в недолгое путешествие на Лавбиту, где мы задавали собственные правила; где одно наше слово — это создание чего-то нового. На нашей планете мысли оживали, словно они живые существа, а не просто лирические отступления и возможные схождения наших разумов с заданной заранее траектории. На Земле мы существовали, а на Лавбите жили. В этом так мало разницы, но так много смысла.       Я думал, будто схожу с ума с тем, какой смысл я вкладывал в создание общей планеты. Рисовать Лавбиту в голове, наверное, не лучшее решение, но я не стал слушать свою вторую личность. Вместо этого я послушал чарующий голос Уэнсдей, вторящий о том, что «у планеты есть душа, она с виду маленькая, но для наших сердец она значимая».       Значимой была и Уэнсдей для меня с её тихим-тихим голосом, не вяжущимся с тем, какие авантюрные планы по захвату мира этим самым голосом она весело шептала мне на ухо каждую нашу встречу. Мы виделись редко, поэтому ценили каждый момент: тревожный, пикантный, неудачный, торжественный — любой, главное, что мы прожили их вместе.       Наша планета тоже не была однозначно прелестной: были моменты, заставляющие посмотреть на Лавбиту, как на бомбу замедленного действия. С виду притягивающая, но способная испугать. Я давно понял, что наши мысли связаны где-то на духовном уровне; что мы способны поддержать даже самые рискованные идеи друг друга.       Вечерами, перед тем, как лечь спать, мы продумывали, как же выглядела Лавбита. С тех пор я осознал, что даже если я и схожу с ума, то делаю это не один, а совместно с ней, с моей Уэнсдей, такой маленькой звёздочкой, притягивающей взор, но в то же время направляющей свои острые конечности в самое сердце врага.       Наша планета перламутрового цвета с двумя плотными кольцами, но это не космическая пыль — это наши фантазии. Они оберегали наши чувства, спрятанные на этой самой планете в мыльном пузыре, и не позволяли окружающим нас людям разрушить ни наши вымыслы, ни наши ощущения, ни наши мечты.       Всё самое лучшее в наших душах мы телепортировали туда, в параллельный мир, в котором просыпались каждую ночь и вместе дивно проводили время. Если не защитить планету, то она рассыпается, словно никому не нужная пыль и развеется по всему космосу, такому бесконечному, страшному и убивающему.       Наша планета — наш райский уголок, в котором мы имели право быть настоящими. Она маленькая, но не из-за того, что наши чувства такие, а потому, что много места нам и не нужно. Она жуткая, потому что голос у планеты звонкий и тягучий. Она волшебная, оттого и будоражащая людское сознание из-за привычного ранее мира, но внутри она, как мягкая сладкая вата, на которой можно прыгать или погружаться, словно находишься в зыбучих песках.       Наша планета в вечных изменениях, в поисках лучшего: со временем менялись наши мировоззрения, чувства, цели, с этим же планета окрашивалась в другие цвета, умирали одни животные и растения — на их место приходили другие. Планета развивалась параллельно нашим отношениям.       Лавбита жила, даже когда мы не спали. На ней всегда текли, казалось бы, прозрачные реки, в которых, если приглядеться, можно было заметить фиолетовый проблеск; дышали разноцветные деревья, а на поверхности отдыхали блестящие листья. Ветер разносил их по всем уголкам планеты. На нашей планете чаще всего можно было встретить павлинов, колибри, фениксов, лебедей, фламинго, сов, журавлей, потому что Уэнсдей любила птиц. А я любил поддерживать её идеи по внедрению новых метаморфоз в планету: у неё богатая фантазия, а у меня золотые кисточки.       Тишина и умиротворение — ключевое в процветании нашей планеты. Согласованность и доверие, как составляющее того, почему на Лавбите нам было комфортно находиться. Я, Уэнсдей, приятная и спокойная музыка без слов, осторожность в действиях. Одно дело, если планету разрушит кто-то другой, совсем другое, если Лавбиту уничтожит кто-то из нас. Это была бы потеря, с которой ни я, ни Уэнсдей не смогли бы смириться, потому что планета хранила не только нашу любовь, но и наши силы.       Планета исцеляла, помогала, сопутствовала. Она была маленькой, но такой важной. Она казалась приятной на вид, но посторонних планета могла убить: Лавбита стояла за нашу хрупкую любовь горой. Поэтому мы должны всегда быть аккуратны с тем, что делаем и говорим. Иначе наш чудесный мир поработил бы крах, а наши сны сменились бессонницами, и наша реальность погрязла бы во мраке, а вместе с ней — и мы, Уэнсдей.