Конспирация

      — Приходи ко мне на день рождения? — внезапно предложил Дима, очень внимательно посмотрев на лежащую рядом Полю.       — Вот это новости, ты что, собрался праздновать? — даже удивилась она.       Сон как рукой сняло. Несмотря на усталость, долгий день и весьма нетомный вечер. Ещё пятью минутами ранее всё чего хотела Пелагея — лечь и заснуть самым крепким в мире сном, но теперь всё иначе и спать ей не хочется совсем.       — Наверное… есть идея как сделать это красиво и подвязать туда благотворительную историю. Хочется наконец выбраться из этого состояния непразднования и закатить вечеринку, представляешь? Тридцать пять не праздновал. Праздновать сорок — плохая примета. А до сорока пяти, кто знает… доживём ли мы все?       — Я тебе не доживу! — шутливо пригрозила ему кулаком Ханова. — И что, планируешь прямо светскую тусовку с прессой и кучей гостей?       — Прессы постараюсь допустить минимально, — принялся рассуждать мужчина. — Фотограф и видеограф будут обязательно, мне нужна хроника на память. А на счёт гостей… ты знаешь, организатор из меня так себе. Придётся обращаться к Яне. А уж эта дама обязательно притащит с собой Киркорова и подружек из светской тусовки. Но у меня есть идея фикс собрать там и близких тоже. Может даже родителей уговорить удастся…       — Ты же знаешь, я не люблю все эти светские тусовки с кучей пафосных гостей, — вкрадчиво начала говорить Пелагея, будто бы подготавливая почву для будущего отказа.       Дима замер, боясь даже дышать и мысленно готовясь к отказу. По сути, её присутствие или отсутствие на одном вечере ничего не изменят. Сейчас она рядом. Будет рядом и после. Но всё же ему очень хотелось её видеть среди гостей. Иметь возможность пригласить её на танец и спеть песню лишь ей одной, несмотря на множество людей вокруг. Как он любит.       — Но ради тебя я, так уж и быть, сделаю исключение и приду, — завершила фразу Пелагея.       Билан сначала даже не поверил своим ушам. Просто завис на пару секунд, а после шумно выдохнул и улыбнулся. Она будет.

24.12.2024

      Сейчас, находясь в фотозоне и фотографируясь с очередным своим гостем, Дима не мог выбросить из головы эти воспоминания, прокручивая их как минимум в качестве собственного успокоения. Она придёт. Она обещала.       Но почему-то не приходила.       Он, конечно, всё понимал, как и любой адекватный и понимающий человек. Что она не обязана приезжать на его день рождения самой первой. Но время шло, и с каждой минутой Дима всё больше начинал сомневаться: сдержит ли Поля своё обещание. Может быть, она сделает выбор в пользу конспирации? Тем более, уж если докапываться до мелочей, она его уже поздравила. В числе самых первых и самых близких. В ночи. А потом уехала, пообещав вернуться. Как Карлсон в советском мультике. А от того становилось ещё тревожнее, ведь серия в которой Карлсон обещал вернуться, не имела продолжения.       Билан усмехнулся течению собственных мыслей. Только он мог связать моменты личной жизни и мультяшного персонажа воедино.       Дежурная улыбка на камеру с очередным гостем, пара слов благодарности за то, что этот гость соизволил прийти… это уже стало превращаться в рутину. И вдруг знакомый смех где-то у входа.       Сначала он даже подумал, что этот смех ему мерещится. Но нет, это и правда была Пелагея.       Когда Дима увидел её, у него буквально перехватило дух. Он и прежде никогда не мог адекватно реагировать на её присутствие рядом, но сегодняшний день бил все рекорды.       Поля не просто так готовилась к его дню рождения. Она явилась сюда во всеоружии. От одного только выреза её платья у Димы кружилась голова. Перевести взгляд куда-то ещё было неимоверно трудно, а в мыслях было лишь желание разогнать всех гостей, чтобы остаться с Хановой наедине. Томительно медленными поцелуями покрыть всю область выреза её платья, а потом чуть потянуть рукава в стороны… потому что с таким платьем, кажется, не нужны были никакие дополнительные потайные молнии, ведь глубина выреза позволяла прекрасно его снять…       Дима с трудом сглотнул образовавшуюся во рту слюну и чуть кашлянул, прочищая горло.       Не думать о Пелагее. Не думать о вырезе платья Пелагеи. Не думать о том, как это платье снимается…       Он опустил глаза чуть ниже, стараясь успокоить дыхание (и не только дыхание) и тут же натыкаясь взглядом на разрез по ноге.       Это был запрещённый приём. Пелагея это прекрасно знала. И не менее прекрасно этим пользовалась.       — Ты хочешь чтобы я не дожил до конца этой вечеринки? — почти промурлыкал он ей на ухо, чуть приобнимая за талию и ведя к фотозоне. — Или чтобы вечеринка закончилась не начавшись, потому что я на неё не приду?       — А что не так? — невинно похлопала ресницами женщина, слишком очевидно кося под дурочку.       — Я тебе вечером объясню, когда всё закончится, — многозначительно пообещал Билан.       — Вечером ты уже забудешь, давай сейчас, — возразила Пелагея, флиртуя с ним уж слишком открыто.       — В камеру улыбнись давай, — очень топорно перевёл тему Билан. — И иди занимай своё место.       С организацией вечеринки ему действительно помогала Яна. В том числе и с рассадкой гостей. И, признаться честно, Дима едва ли с ней не поругался после того, как Рудковская предложила посадить Пелагею довольно-таки далеко. Но сегодня Дима был как никогда рад такому решению. Потому что будь Пелагея в этом платье рядом с ним, он не смог бы думать ни о чём кроме её выреза и разреза по ноге, которые он так любит.       И это правда помогает, ведь всю вечеринку ему удаётся держать себя в руках. Лишь только пару раз руки тянутся поправить платье Поли, а ещё пару раз ему просто хочется поцеловать её. Хотя бы в щёку, в чём он себе не отказывает.       Да и Пелагея не особо заботится о конспирации, активно общаясь с родителями Димы, с которыми в принципе и знакома быть не должна. Если, конечно, придерживаться легенды о дружбе.       И пока гости пьют, хозяин вечеринки остаётся абсолютно трезв. Однако сказать, что рассудок его не затуманен нельзя. Потому что каждый взгляд на Пелагею пьянит его получше самого крепкого алкоголя. Вырез её платья сводит с ума, заставляя думать предусмотрены ли в этом особняке спальни и можно ли воспользоваться одной из них.       Дима чудом держит себя в руках до конца мероприятия. И как ни странно, у него даже остаются силы, чтобы поблагодарить гостей за их присутствие на столь важном для него вечере.       Пелагея остаётся до последнего, то беседуя с одним гостем, то с другим, то вдруг делая вид, что тоже начинает собираться домой. Но так или иначе действительно уходить она собирается одной из последних, уже напрямую подойдя к Диме и собираясь с ним попрощаться.       — Поехали ко мне? — шёпотом выдохнул мужчина, стоило только этой коварной женщине с не менее коварным вырезом подойти к нему весьма близко.       — Поехали, — легко соглашается она.       — А Тася? — тихо интересуется он, стараясь внешне имитировать лишь светскую беседу двух друзей.       — Она сегодня с мамой. Ну, в смысле, с моей мамой, а не с её, ведь её мама я…       — У тебя сегодня какие-то проблемы с формулировками, — не сдерживает смешка Дима, — слишком много выпила что ли?       Пелагея лишь загадочно улыбается, пожимая плечами.       И когда гости наконец расходятся, Дима и Поля получают возможность выдохнуть. Одними из последних этот праздник имени Билана покидают его родители, с которыми Пелагея прощается как со своими и клятвенно обещает передать их привет своей матери.       А когда они остались вдвоём во всём зале, Дима шумно выдохнул:       — Поехали домой, я так устал…       Пелагея с ним соглашается, но её энергии пока ещё достаточно для того, чтобы бросать на мужчину игривые взгляды и напевать забавные строки из песен. Собирается она довольно быстро, лишь накинув шубу нараспашку поверх платья.       — Ты пойдёшь прямо так? — вкрадчиво поинтересовался Билан.       Пелагея лишь кивнула, с удовольствием наблюдая, как глаза Билана в очередной раз опускаются к вырезу её платья и задерживаются там. Она вполне осознанно и даже целенаправленно выпрямляет спину и расправляет плечи, стараясь предоставить ему наилучший обзор. И почти пищит от радости, когда Дима делает шаг к ней. И ещё один…       — С ума сошла? На улице же зима! — почти шёпотом неодобрительно выдаёт Дима, плотно запахивая её шубу и стараясь застегнуть все пуговицы, при этом пару раз будто бы ненароком касаясь обнажённой благодаря вырезу кожи.       — Я же до машины, тут недалеко, — не скрывая разочарования, оправдывается Пелагея. Но шубу не расстёгивает.       Но только как Дима садится за руль, Пелагея снова позволяет себе всё, что приходит в её не совсем трезвую голову. Сначала она просто долго рассматривает Билана, сосредоточенного на дороге. Затем, осмелев, кладёт руку на его бедро, выписывая по ткани брюк какие-то узоры своей ладонью.       — Поль, убери руку, отвлекаешь, — предупреждает её Дима, организм которого весьма резво реагирует на прикосновения.       — Ты такой красивый, даже когда сосредоточенный и хмурый, — легкомысленно выдаёт Пелагея, даже не собираясь убирать руку, а наоборот, поглаживающими движениями приближаясь к области паха мужчины.       — А тебе противопоказан алкоголь, потому что ты от него сходишь с ума, — бурчит Билан, из последних сил стараясь игнорировать её ласки.       — С ума я схожу не от алкоголя, а от тебя, — ничуть не обидевшись, отвечает Пелагея. Но руку всё же ненадолго убирает, чтобы расстегнуть шубу и чуть сменить положение тела, выставляя ногу в разрез. Она понимает, что Билан сейчас сосредоточен на дороге, но тем не менее, всё равно чуть ёрзает на сидении, стараясь привлечь его внимание. И когда её старания не приносят результатов, она отстёгивает ремень безопасности, чтобы положить голову ему на плечо.       — Ты можешь посидеть спокойно? — обречённо вздыхает Билан. — Твоя дочь и та ведёт себя намного лучше.       — Какое может быть спокойствие, когда ты рядом? — невинно хлопает глазами Пелагея.       И Дима смиряется, чуть сбавляя скорость от греха подальше.       — Штраф будешь сама платить в случае чего.       — А можно я расплачусь натурой? — почти на ухо шепчет ему Пелагея, возвращая руку ему на бедро и поглаживающими движениями подбираясь к ширинке брюк. — Просто я мать-одиночка…       Билан шумно выдыхает, но ничего не говорит. Пелагея же принимает это как сигнал к действию, дотягиваясь до его шеи и целуя его: сначала в шею, потом в линию подбородка, скулу, уголок рта…       — Блять! — не выдержав такого напора, громко выругался Билан, резко сворачивая на обочину, от чего Пелагея соскользнула на другой край сиденья. — Ты чего добиваешься? Хочешь Тасю без обоих родителей оставить? А, мать-одиночка? Хорошо, что дорога сейчас полупустая, а если бы нет? Аварию спровоцировать хочешь?       — Нет… — растерянно бормочет Пелагея. — Никакую аварию я не хочу, я тебя хочу.       Дима и не успевает опомниться, как эта женщина изловчается перебраться к нему на колени, предоставляя ему самый лучший обзор на декольте, обхватывает его лицо руками и целует уже полноценно в губы.       Дима поддаётся её напору, правда ненадолго. А потом ухитряется отстраниться и спросить:       — Что на тебя нашло-то? Ведёшь себя как девчонка, у которой гормоны скачут.       — Любовь нашла… — невинно отвечает Пелагея, прикусывая уголок губы и глядя на Билана из-под полуопущенных ресниц.       — Ну не в машине же!       — Почему не в машине? Ты знаешь, между прочим, на каком-то портале написали, что в период моего брака с Телегиным мы с тобой регулярно занимались сексом в красном мерседесе. А такого не было. Я решила, нужно исправить, чтобы хоть не так обидно было. Обвиняют ведь за то, чего не было. И пусть я сейчас не замужем, с опозданием, но, как говорили классики, с любовью своевременной…       Дима, слушая её оправдания, смеётся в голос, и это к лучшему, ведь благодаря этому с него частично спадает возбуждение и выдерживать этот вырез до пупа перед глазами становится чуточку легче.       — Поль, давай вспомним, что мы не в красном мерседесе, а? — весело предлагает он. — И что красного у нас и не было никогда. А потом, нам не по двадцать. Мне сорок три стукнуло. Сегодня у нас секс в машине, а завтра я лечу спину, оно нам надо? Тем более, на переднем сидении, где мы с тобой находимся сейчас. Так ещё и конспирации конец, если вдруг кто увидит. Зато сразу новая карьера начнётся. На порнхабе.       — Ладно, уговорил, — с плохо скрываемым разочарованием в голосе, соглашается с ним Пелагея, возвращаясь на пассажирское сиденье и даже пристёгивая ремень безопасности.       Остаток дороги проходит в тишине. Дима даже грешным делом успевает подумать, что Пелагея заснула. Всё-таки, долгий день, плавно перетекающий в ночь, алкоголь в крови и элементарно позднее время вполне могли взять верх. Но нет, блондинка задумчиво смотрела в окно.       Но несмотря на внешнее спокойствие, оба пытались совладать с эмоциями. Получалось с трудом, но всё же, получалось.       Когда Дима наконец остановил автомобиль у своего дома, Пелагея даже без напоминания поплотнее запахнула шубу. Соблазнение соблазнением, а на улице зима всё же. Дима, заметив её движения лишь едва заметно усмехнулся и одобрительно кивнул головой.       — Мы вместе отмечали твой день рождения а потом поехали к тебе домой… — задумчиво бормочет Пелагея, пока Дима открывает дверь, — звучит так же странно, как и слухи про красный мерседес…       — Странно? — цепляется за её слова Дима, приподнимая бровь и едва заметно улыбаясь. — Может, тебя домой отвезти, чтоб не странно было?       — А может ты не будешь тратить свою энергию на всякую ерунду, а займёшься чем-то более полезным? — кокетливо предлагает ему Пелагея, медленно снимая шубу и снова открывая Билану обзор на своё шикарное декольте.       — Поль, а можно всего один вопрос? — задержав взгляд на вырезе и тем самым вызвав у женщины улыбку, вкрадчиво поинтересовался Дима.       — Смотря что ты хочешь спросить, — кокетливо склонив голову к плечу, ответила Пелагея.       — Ты, — сделал шаг навстречу ей Билан, — это платье, — ещё один шаг, позволивший ему подойти почти вплотную, — долго, — он коснулся подушечками пальцев края её выреза, и очерчивая его по контуру, почти не касаясь кожи, — выбирала?       Пелагея завороженно следит за каждым его движением, почти не улавливая сути вопроса. Все чувства, что она старательно подавляла в дороге, разом вспыхнули вновь, и единственное, что остаётся в её голове — желание. Мольба, чтобы Билан был смелее и отбросил эти свои игры, стянул с неё это платье и…       — Уж очень оно не свойственно твоему гардеробу, — завершает мысль Дима, явно довольный такой реакцией, а от того широко улыбающийся.       — Да, — невпопад отвечает Поля. — Долго.       А затем, прилагая невероятные усилия, всё же берёт себя в руки.       — Его в моём гардеробе и не было. Я купила его специально для твоего дня рождения. Нравится?       — Очень, — честно выдыхает Билан и наконец подаётся вперёд, чтобы поцеловать свою невероятную женщину. Не в щёчку, а по-настоящему, в губы, проникая языком в её рот, позволяя рукам очертить контуры её талии, найти столь интригующий разрез на платье, чтобы коснуться её бедра, поднимаясь пальцами выше. Пелагея в ответ закидывает на него ногу, стараясь прижать его ближе, чтобы он больше не смел отстраниться. Не смел играться с ней, как кот с добычей. Чуть подрагивающими пальцами, не разрывая поцелуй, лишь чуть отстраняясь телом, она стягивает с мужчины его пиджак и пытается расстегнуть пуговицы рубашки. И с трудом сдерживает разочарованный стон, когда мужчина разрывает поцелуй.       — Ну не в коридоре же, — улыбается он, поднимая с пола пиджак и бережно его отряхивая. — Вещь дорогая, ещё пригодится.       Пелагея несильно ударяет его по плечу, но разозлиться по-настоящему на него не может. Понимает, что он её дразнит. А потому дразнит в ответ, аккуратно снимая с шеи дорогое колье и освобождая волосы из тугого пучка. А после самостоятельно проходит вглубь дома, направляясь в спальню и объясняя свои действия кивком на украшение в руках.       — Ну не в коридоре же его оставлять. Вещь дорогая, должна рядом со мной храниться.       Дима её подкол оценивает, вешая пиджак и резвым шагом отправляясь за ней следом. Он заходит в спальню вслед за ней, наблюдая как женщина размещает личные вещи на прикроватной тумбе. Обычное действие сегодня утомляет обоих, но они продолжают придерживаться правил своей игры.       Ни говоря ни слова, Дима лишь продолжает начатое Пелагеей — расстёгивает пуговицы своей рубашки, при этом шагая к кровати.       — А рубашка тоже вещь дорогая? — помогая ему побыстрее расстегнуть все пуговицы, интересуется Пелагея.       — Явно не дороже твоего платья, — отвечает Билан, целуя возлюбленную в щёку, затем в подбородок, оставляя пару поцелуев на шее и переходя к вырезу платья. Дразня поцелуями обнажённую часть кожи, но не спеша избавляться от этого предмета одежды.       — Ты заебал со своими кошками-мышками, — не выдерживает Пелагея, сама принимаясь избавляться от платья и уже жалея, что надела его сегодня.       — Предпочитаешь чтобы я просто заебал тебя, при чём в самом буквальном смысле? — смеётся Билан, наконец проникая ладонями под ткань платья и дразня прикосновениями полушария грудей. — Если тебя это как-то успокоит, то скажу, что мечтал об этом с того самого момента как впервые увидел тебя в этом платье.       Пелагея тихо вздыхает, стягивая с мужчины расстёгнутую рубашку, и стремится избавить его от брюк. И она почти готова прыгать от радости, когда Дима аккуратно стягивает её платье с плечей. И ей уже плевать на стоимость и сохранность этого предмета гардероба. Пусть хоть в клочья раздерёт, только бы был рядом и продолжал свои действия.       Дима наконец легонько толкает Пелагею на кровать, нависая сверху. Снова покрывает поцелуями её грудную клетку, мягкие полушария грудей, чуть прикусывает сосок, заставляя Пелагею вскрикнуть.       Ханова тянется к ремню его брюк, мечтая скорее оставить мужчину без одежды. А он уже и не сопротивляется. Он готов кончить от одного только прикосновения — настолько сильно его возбуждение.       Он снова поднимается поцелуями вверх по её шее, параллельно стягивая с женщины последний предмет одежды. Касаясь её лона пальцами, он понимает, что Поля ждёт этого момента не меньше, чем он сам.       Он тянется к её губам, медленно проникая в неё и заглушая первый стон поцелуем. Но держать этот медленный темп уже не может, ускоряясь. Быстрее, грубее, глубже и увереннее.       — Я люблю тебя, — шепчет Пелагея, чувствуя приближение оргазма, стараясь прижать к себе Диму поближе.       И он, сентиментальный дурак, едва ли не плакать готов от такого случайного признания во время секса. Но в ответ ничего не говорит, только снова тянется за поцелуем, приваливаясь в сладостную негу наслаждения окончательно.       — А можешь повторить что ты мне сказала пару минут назад? — уже устраиваясь поудобнее на подушке и всматриваясь в лицо рядом лежащей Пелагеи, просит он.       — А у тебя проблемы с памятью и ты уже не помнишь? — продолжает заигрывать с ним Пелагея.       — Дело не в этом, Поль, не вредничай, — не поддерживает её игр Дима.       Несмотря на весь их огромный путь, состоящий из проб и ошибок, несмотря на то, что их отношения прошли проверку огнём, водой, медными трубами, замужеством и ребёнком от другого мужчины, он боится, что сказанные слова окажутся лишь словами, сказанными в беспамятстве возбуждения и не имеющими того сакрального значения, которое ему хочется им придать.       И Пелагея видит это. Видит на его лице тень волнения и страха. И не выдерживает больше. Она не хочет быть причиной его страданий снова. И более того, она знает, что Дима как никто другой достоин быть самым счастливым на свете.       — Я люблю тебя, — уверенно повторяет она, протягивая руку вперёд и мягко касаясь его скулы.       Дима ловит её ладонь и оставляет на ней несколько поцелуев, прежде чем ответить:       — И я люблю…       — Я знаю, — улыбается ему Пелагея. — Слушай, а я только сейчас подумала: зачем такой размах дня рождения, у тебя же даже не круглая дата…       — Я думал об этом, — честно признаётся Дима. — Ещё до празднования. И пришёл к выводу, что именно таким должно было быть моё тридцатипятилетие. Но в силу моего нестабильного психологического состояния тогда, я от всех празднований отказался. Загрузился работой, чтобы не думать ни о чём, а всех желающих организовать мне праздник послал далеко и надолго.       Пелагея отводит глаза. Помнит прекрасно, в каком году Диме стукнуло тридцать пять. Как и понимает, что стала одной из основных причин того самого нестабильного состояния.       — И вот сейчас, спустя восемь лет, — Дима сдавленно смеётся, — судьбоносный отрезок времени получается, я наконец решил наверстать упущенное и устроить тот самый юбилей, который от меня все так ждали.       — Он получился таким как ты хотел? — тихо интересуется Пелагея.       — Даже лучше, — подмигивает ей Билан.       Ненадолго в комнате воцаряется тишина. Пелагея прикрывает глаза, собираясь уже заснуть после долгого и энергозатратного дня, но тишину вдруг снова нарушает голос Билана.       — Поль, а сделай мне ещё один подарок?       — М? — полусонно бормочет Пелагея.       — Выходи за меня.       Сонливость за секунду будто рукой снимает, и Пелагея даже садится на кровати от неожиданности, придерживая одеяло в районе груди.       — Ты сейчас серьёзно? — испуганно интересуется она. — Или всё шутки шутишь?       — Серьёзнее некуда, — уверенно отвечает Дима, тоже присаживаясь на кровати и в успокаивающем жесте накрывая её ладони своими. — Признаюсь честно, это решение пришло мне в голову прямо сейчас, поэтому никаких колец у меня сейчас нет, а значит и вставать на одно колено по стандарту для меня бессмысленно. Но намерения у меня самые серьёзные. А кольцо я куплю обязательно, может даже завтра. И подарю. Вне зависимости от твоего ответа. И твой ответ вообще ничего не изменит, я не предлагаю тебе расстаться, если ответ будет «нет», всё будет по-прежнему. Я готов ждать тебя ещё восемь лет…       — Это тоже было в твоих планах празднования тридцатипятилетия? — только и выдаёт Пелагея, стараясь зацепиться за что-то другое и не думать о перспективе замужества.       — Нет, не было, — отвечает Дима и один только тон его ответа уже не позволяет сомневаться в его честности и искренности. — Вообще, тогда в тридцать пять я ни о чём не задумывался и был дураком. Знаешь, сейчас скажу наверное довольно жестокую штуку, но это моё мнение. Нам были нужны эти восемь лет и весь тот прожитый пиздец. Может не нам двоим, но мне так точно. Чтобы я смог наконец понять чего хочу. Прийти к выводам. Осознать насколько ты важна и ценна для меня. И вот сейчас я здесь, сижу перед тобой, полностью готовый к женитьбе и семейной жизни…       — Если ничего не изменится, зачем тогда всё это? — непонимающе шепчет Пелагея, реагируя на его слова с неким опозданием.       — Мне сорок три, Поль. Я хочу семью. И хочу её только с тобой и ни с кем больше. Хочешь, Тасю удочерю, дам ей свою фамилию, да хоть отчество. С Яной договорюсь, у неё не юристы, а акулы, Телегин и пикнуть не посмеет.       Пелагея замерла, прокручивая в голове всё сказанное. А в сказанном было много правды. Много того, с чем она была готова согласиться. А ещё много страха и неизвестности. Она боялась, что перевод отношений на новый уровень разрушит их. Что когда они с Димой станут мужем и женой, быстро наскучат друг другу. Пройдёт любовь и останется лишь привычка. А может и привычки не останется — сразу развод. Она обожглась на этом дважды. Третий раз не хотелось. Тем более, с Димой, с которым она хотела быть рядом до последнего вздоха, пусть даже в сугубо дружеских отношениях.       — Я не тороплю и приму любой твой ответ, — напомнил ей Билан. — А теперь давай спать, это был сложный и долгий день.       — Да, ты прав, — заторможенно ответила Пелагея, — такие решения нужно принимать на трезвую голову.       И она снова легла, уткнувшись носом в Димино плечо и попросив его обнять себя. Она не знала как будет лучше, до безумия боялась в третий раз вступать в брак. Но одно она знала точно — невозможное возможно она хотела, чтобы Дима был рядом всегда.