Около тебя

            Энджел до недавнего времени ненавидел Рождество. А кому в аду оно нравится? Демонам всё равно, обычным грешникам тошно.             Этот праздник — напоминание, от которого им не укрыться. Улицы в преисподней не украшают. Снег здесь никогда не идёт. И друг друга никто не поздравляет. О подарках и речи не идёт. Но радио–демон не может не сообщать аду во всеуслышание о рождественском чуде, которое совершают ангелы из рая для больных и нищих детей с Земли. И зачем Аластору рассказывать о добрых поступках?.. Чтобы воодушевить грешников, которые хотят искупиться, исправиться? Конечно нет. Ему просто нравится наблюдать за прохожими. Они все кривятся, когда слышат о совершаемом добре в канун этого праздничка. — Маленькая девочка уже долгое время тяжело больна, но ангелочек уже летит ей на помощь… — прелесть! Теперь она сможет отпраздновать Рождество в кругу своей любящей семейки. Ну если вы помните, что такое семья, — демон снисходительно улыбается, и в алых глазах блестит нотка садизма. — Мамочка и папочка устроят торжество на вкус своей доченьки — как мило! — с напускной радостью вещает он.             Знает, что каждого простого грешника отравляет чувство одиночества. И заложникам преисподней гадко слушать, как какой–то ребёночек продолжает счастливо жить со своими близкими родственничками. А демоны настолько обесчеловечились, что ставят себя выше потребности в безусловной любви, будто они никогда в ней и не нуждались. Но они так и не извлекут человеческую природу из себя полностью. Перекраивание своей сущности приведёт их к лишению рассудка.             В отличии от демонов обыкновенные жители ада чем дольше находятся в нём, тем хуже помнят своих матерей и отцов. Дни в этом месте проходят очень быстро — каждые десять лет ощущаются для его обитателей как мгновение. Здесь время стирает им память об их человеческих жизнях. Грешники даже не помнят: за что попали сюда.             Но одиночество. Оно с ними постоянно. Эту пустоту в душе не заглушить алкоголем, наркотиками и совокуплением. Друзья тоже не восполнят отсутствие родительской любви, ибо это отдельный вид любви. Каждый вид этого чувства по–своему особенный, от того незаменимый.             Папа и мама… Для грешников, отбывающих наказание более двадцати лет, уже чужие слова. Но всё равно причиняющие душевную боль, от которой уродливо рыдаешь. Чувствуешь, что был лишён «фундамента», без которого не будешь жить счастливо. Вместо этого ты будешь делать всё ради одобрения того, кто кажется тебе авторитетом, родительской фигурой. И будешь жадно выискивать в его глазах и словах одобрение своих озвученных мыслей, совершённых действий и поступков. Ты перестанешь быть собой. А если эти «мама» или «папа» восхищаются тобой, это дарит тебе каплю любви. И это словно вдыхает в тебя жизнь, что плакать хочется, чувствуя эту горькую частичку счастья.             Так Даст и повёлся на Валентино. Один из повелителей ада ростом метра три. Весь из себя прекрасный и крутой. Статный, стильный и самоуверенный. По–началу был милым и заботливым по отношению к Энджелу. Ярко восхищался его внешностью и давал денег столько, сколько ему было нужно.             Но как только Даст почувствовал себя в безопасности, расслабился и проявил заботу в ответ, Валентино стал равнодушен к нему. А когда он не хотел и отказывался пить, упарываться или сношаться с кем попало, мужчина становился агрессивным и жестоким. Стал давать пауку средства чисто на еду. Энджел думал, что порадует своей заботой повелителя преисподней, однако вот как всё оказалось. И сначала Даст не понимал, что сделал не так. Но, хорошо поразмыслив, усвоил, что Вэл из тех, кто любит эмоционально холодных личностей, которые ни с кем сильно не сближаются. Такие кажутся морально сильными. А парень проявил слабость, за что и поплатился.

***

            Когда Валентино был ещё добр к Энджелу, мотылёк подарил ему волшебную свечу. Она не имеет запаха, ничем не украшена и выглядит просто. Будто из мира людей взяли стандартную свечу. — Энджи, если поместить её в частный дом и зажечь днём, она предскажет будущее тем, кто в нём находится. Она покажет грядущее только на предстоящие два месяца. Каждый находящийся в доме может посмотреть свою судьбу лишь раз в год. Больше раза свеча не покажет, — ведал мужчина, пока паук с интересом внимательно слушал. — Предупреждаю, что нельзя смотреть на горящую свечу одновременно двум и более разумным существам. Нужно поочерёдно. Иначе свеча разольёт свой огонь по зданию и сожжёт его дотла. По этой же причине её нельзя выкидывать. И помалкивай об её существовании — она не любит публичность. Если проболтаешься, она оставит лёгкий ожог на твоём личике. — А откуда свеча у тебя, Вэл? — Тебе необязательно знать, мальчик. — А что может её… погубить? — словно боясь, что свеча услышит, прошептал парень последнее слово. — Хм.., — Валентино задумался. — Уход от своей судьбы одного из тех, кому она предсказала будущее. Случившись это, фитиль в ней больше никогда не загорится. Она лишится сил, и тогда можно будет выкинуть, не страшась её мести.

***

            Даст побаивался пользоваться этим заколдованным предметом. Но когда ему выпал призрачный, как ему казалось, шанс попасть в рай, он зажёг свечу, надеясь увидеть своё счастливое будущее. Воск окрасился в ярко–голубой цвет, а позолоченный подсвечник засветился. Отбрасываемая свечой тень трансформировалась в силуэты Энджела, Чарли, некоторых ангелов и жителей рая. Фигуры показали, что дочь Люцифера достигнет верховного суда над пауком, и по его решению он будет жить в эдеме. Даст уже было обрадовался, как увидел, что будет скитаться по этому месту, не зная к кому приткнуться. Все, к кому он подойдёт, будут охотно с ним общаться, но ни с кем он не сблизиться, не сдружиться. И тут огонь потух, свеча снова стала выглядеть обычно.             Энджел помнил, что это всего лишь два месяца, но в его мысли проник вызывающий душащую тревогу вопрос: одиночество поглотит его в раю навсегда или нет? Он и до этого думал: что будет делать без Чэрри. Но отгонял эту мысль от себя. А теперь ему хочется исчезнуть, а не принимать решение.

***

            Даст смотрит классические рождественские фильмы и мультфильмы, которые стащил девять месяцев назад из синематеки Вокса. В то время паук был под защитой Валентино, поэтому Энджелу за воровство не прилетело.             Он повторяет за героями: наряжает ёлку, украшает дом изнутри и снаружи. Его не поймут, ну и хер с ним. Рождественские украшения не продаются, поэтому он делает их сам из бумаги, картона, красок с помощью ножниц и клея. Как в детстве. Готовит маленький праздничный ужин для себя, Чэрри Бомб и своего питомца. На сцене в кино, в которой запекают свинку, Толстый Наггетс дико пугается, бежит и прячется под диван. — Ну… мой милый, я никогда с тобой так не поступлю, — нежно говорит Даст.             Нагибается и четырьмя руками с трудом достаёт визжащего сопротивляющегося поросёнка, готового в любой момент убежать от него. Энджел выпрямляется и садится на диван. Верхними руками ласково гладит любимое им животное по голове и спине, нижними руками — по животу. Мин–пиг, успокоившись, расслабляется и балдеет. Громкий короткий стук в дверь. — Чэрри, дверь открыта, заходи! — кричит паук. Бомб заходит и закрывает за собой дверь на замок. — Энджел, Вэл рвёт и мечет! Кричит, что тебя несколько месяцев нет в студии, что ты его сообщения игноришь. Чё случилось? — девушка плюхается на диван, поворачивается к парню и смотрит на него с недоумением. Замечает, что он погрустнел на имени Вэл. — Чэрри, я пока не хочу об этом говорить, — Энджел ставит на пол питомца, и он идёт исследовать новшества в доме. — Верней, не готов, — тише произносит Даст. Он ни разу не посмотрел Чэрри в глаза. — Ну ладно… А что это за штуки у тебя в доме? Выглядит красиво, — осматривается она. — Спасибо, я сам сделал. Это рождественские украшения. Я хочу отметить Рождество с тобой. Хотя бы немного, — стесняясь, неуверенно говорит паук, что тоже подмечает девушка и умиляется. — Я за любой движ, который тебе нравится. Расскажи об этом Рождестве. Это человеческий праздник, да? — Да. Ты больше ничего не помнишь? — Не–а. Разве что знаю: накануне ангелочки деток спасают, и всё. Я удивлена, что ты помнишь. Ты уже достаточно долго здесь. — Человеческие фильмы не дают мне забыть, — парень облокачивается на спинку дивана и смотрит вниз сквозь своих ног. — Чэрри, Чарли сказала мне, что я достоин быть в раю, потому что завязал с алкоголем, наркотой и прошлой работой. Я больше не травлю моё тело и не позволяю пользоваться им уже как… четыре месяца. Она сказала, что борется за меня. — Ого… То–то я удивлялась: чё это, когда мы вместе зависаем, ты как паинька себя ведёшь, — Бомб собирается с мыслями. — Если ты навсегда попадёшь в рай, это будет чудом. И ты достоин этого, Энджи. Я буду рада за тебя. Я при первом нашем диалоге почувствовала, что ты неконченный. И если тебе нужна будет моя помощь, обращайся. — Я не знаю: хочу ли этого, — повисла напряжённая долгая пауза. — Ты чё?.. — хотела сказать «тупой», но осеклась. — Мне страшно оказываться в совершенно новом месте. И тебя там не будет, — Энджел тяжело вздыхает, горбится и всеми локтями опирается о свои колени. — Я услышал в одном фильме, что Рождество — это праздник, во время которого нужно проанализировать свою жизнь: свои мысли, чувства, действия и поступки. Это время благодарности и прощения, — с восхищением в голосе молвит Даст. — Я… подумал и понял, что мне хорошо с тобой. Я это чувствовал, но не осознавал. Рождество — семейный праздник. Когда вся семья празднует вместе. А ты и Наггетс моя семья, — преодолевая стыд из–за откровения, говорит паук. — Энджел, я… даже не знаю, что сказать, — Чэрри подбирает слова. — Ты мне тоже дорог. И мне жалко будет потерять тебя. Но… я пропащая. И застревать здесь из–за меня?.. Это глупо. Подумай лучше, — она пододвигается к парню и нежно гладит его спину. — Давай пока ты со мной, мы будем зависать и тусить вместе, как раньше. Оторвёмся напоследок. Теперь на наших тусовках я дурью баловаться не буду — клянусь, — он молчит. — Хочешь показать мне что–то из того, что ты посмотрел? А покормить меня не хочешь? Я ужасно голодная! — Давай посмотрим «Кошмар перед Рождеством», а после — «Как Гринч украл Рождество». Еду сейчас принесу, — Энджел встаёт и идёт на кухню. — Кайф, — Бомб снимает с себя обувь и садится в позу лотоса.             Паука мучал вопрос: что ему делать? Его самый близкий дал ему однозначный чёткий ответ. Но мучение продолжается. — А что может её… погубить? — Хм… Уход от своей судьбы одного из тех, кому она предсказала будущее. Случившись это, фитиль в ней больше никогда не загорится. Она лишится сил, и тогда можно будет выкинуть, не страшась её мести.

MORGENSHTERN — Около тебя

***