Чёрный Ангел

      Моему взору открывалась широкая панорама леса. Всё вокруг словно дышало умиротворением: шелест листвы, пение птиц, лёгкое дуновение ветра… И тихий звон, которого я не замечал раннее.       Я огляделся, пытаясь понять источник этой музыки, как вдруг разглядел в траве необычного вида цветы. Внешне они походили на гвоздики, но были полностью прозрачными, от самого стебля вплоть до тычинок. Словно стеклянные. Я наклонился и сорвал одну из этих гвоздик — при этом раздался ощутимый хруст, и это заставило меня подумать, что цветы, как бы странно это ни звучало, действительно сделаны из стекла.       Только я успел это сделать, как вдруг гвоздика за считанные секунды почернела, а потом и вовсе рассыпалась в пыль. За гвоздикой чернеть начало всё вокруг: земля, деревья и даже небо. Пение птиц смолкло. Надеясь найти хоть какой-то проблеск света в этой непроглядной темноте, я сделал шаг вперёд и тут же почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног, и я стремительно проваливаюсь куда-то в бездну…

***

      Невесть откуда взявшийся грохот, сопровождаемый неожиданной вспышкой боли, бесцеремонно вырвал меня из сна. Я медленно сел и потёр затылок, которым успел неслабо приложиться об пол во время падения. Странное ощущение разбитости и усталости, навалившееся после сна, никак не хотело проходить. Я бегло оглядел свой номер и сразу же заметил рядом с собой опрокинутый стул, который, очевидно, тоже решил вздремнуть и при этом сбросил меня. Как мило с его стороны.       Отель «Звезда» в Тексорами, где я имел честь остановиться, вмещал в себя несколько сотен номеров, а жильцов ещё больше. Однако большинство из них вовсю дрыхли. Может, я и сам поспал бы чуть подольше, но после того цветочного кошмара сон как рукой сняло. Не хотелось бы снова просыпаться и грохаться об пол второй раз. Мой затылок, кстати, до сих пор побаливал, и я что-то не горел желанием повторять этот опыт.       Тексорами был небольшим портовым городком в одном из Отражений, чем-то напоминающем Землю. Несмотря на небольшую площадь и немногочисленное население, здесь было на что посмотреть. Сюда постоянно съезжались купцы со всего света и просто туристы, которым хотелось новых ощущений. Купцы привозили с собой диковинные товары, один лучше другого: пряности, заграничные шелка, драгоценные камни… Всего не перечислить. И, хотя мне всегда нравилось знакомиться с новыми людьми, тексорамских торговцев я предпочитал обходить стороной. Очень уж высокомерный они народ, как по мне. Любят задирать нос и придают своему товару слишком большое значение. Порой мне кажется, что все они являются Отражениями моего брата Эрика — тот тоже всегда много думает о себе. Ну или Джулиана, если так угодно. И к Эрику, и к Джулиану я не испытывал ни малейшей симпатии, и связываться с похожими на них людьми мне не хотелось.       То, что я не слишком лестного мнения о купцах, вы уже поняли. Дворяне, собственно, характером и манерой общения не сильно отличаются. Я бы сказал, что они даже в разы высокомернее купцов. Все из себя такие разодетые, расфуфыренные, с презрительным взглядом, которым они щедро одаривают всех, кто попадает в их поле зрения. Уверен, если бы существовала способность метать испепеляющие лучи из глаз, то они были бы наделены ею в избытке. Я уже давно уяснил, что у здешней знати два основных хобби: сидеть дома и пересчитывать свои несметные богатства, или же сидеть дома, глазеть в окно и перемывать кости остальным тексорамцам. Благо, что они делают это дома, а не на улице, и кроме них самих этих претензий никто не слышит.       О моряках, должен вам сказать, что у них характер куда более сносный, чем у первых двух слоёв тексорамского населения. Собственно, большая часть моего окружения здесь состояла из них. Местные морские волки, как правило, дружелюбно настроены и не прочь поболтать с приезжими вроде меня. Если совсем расщедрятся, могут и достопримечательности показать. Так что, если застать моряка в хорошем расположении духа, есть шанс получить бесплатную экскурсию по городу. Найти моряка в Тексорами очень легко: они либо торчат на пристани (и при этом обязательно курят трубку), либо прохлаждаются в каком-нибудь близлежащем трактире или закусочной. На пристани мы с ними чинно беседовали о всякой чепухе вроде хорошей погоды и их ближайших планов, касающихся выхода в море. Я узнал от них немало преимуществ моряцкой жизни и даже выучил пару морских ругательств. В трактирах же мы занимались тем же, чем там обычно и занимаются: пили и резались в карты.       Крестьяне сами по себе тоже довольно общительны и избытком высокомерия не страдают, в отличии от дворян и купцов. Правда, проблема в том, что их общительность не знает границ. А ещё они жутко злопамятны. Как-то раз я от нечего делать завёл дружбу с одним из них. Уже не помню, как его звали — кажется, Джон, а может, и Джеймс. Однажды я проезжал мимо его дома, а этот Джон или Джеймс вкалывал в своём огороде и, заметив меня, помахал мне рукой в знак приветствия. Мне в тот день нужно было доехать в одно место, где я не бывал прежде, а потому в тот момент я был поглощён изучением карты местности. Естественно, его жеста в свой адрес я не заметил. И знаете что? Он до сих пор на меня обижается. Мало того, он не упускает удовольствия при любом удобном случае напомнить мне, как сильно я его тогда оскорбил. Словом, от крестьян я тоже предпочитаю держаться подальше. Если все они в один прекрасный день на меня обидятся, я просто свихнусь.       Путешественники же народ довольно разномастный. Я и сам к ним отношусь, и могу с уверенностью сказать, что о них нельзя что-либо говорить наверняка. Многие из них приезжают в Тексорами для осмотра достопримечательностей, некоторые — чтобы приобрести ценные товары от здешних купцов, а кто-то — и таких больше всего — просто чтобы оторваться по полной программе. Раз уж на то пошло, то и я тоже приехал сюда для того, чтобы оторваться и на какое-то время забыть о своих проблемах. Вполне естественное желание, особенно если ты — принц Эмбера.       Приняв душ, переодевшись и кое-как причесавшись, я посмотрел на себя в зеркало. Холодная вода окончательно вымыла из меня остатки усталости вместе с ощущением разбитости, но вот мысли о дурном сне до сих пор остались. Поспать мне удалось от силы часа два, а то и меньше. Откровенно говоря, я ожидал на утро увидеть мертвенную бледность, жуткие круги под глазами и волосы, торчащие во все стороны, как у огородного пугала. А у моих волос ещё и цвет подходящий. Так что я был приятно удивлён, сделав вывод, что выгляжу более-менее сносно, несмотря на недосып.       Я вернулся к себе в комнату и посмотрел на часы. Стрелки показывали половину шестого — странно, мне-то изначально казалось, что прошло гораздо больше времени. Идти сейчас на пристань или в трактир не было смысла: даже для моих друзей-моряков день ещё не начался. Можно было поболтать с кем-нибудь из жильцов, но и их двадцатый сон пока не близился к концу. Я осторожно приоткрыл дверь своего номера и выглянул в коридор, надеясь хоть кого-нибудь да встретить. К собственному удивлению, я заметил там старушку маленького роста — уборщицу миссис Джойс. Она энергично подметала пол, напевая арию из какой-то незнакомой мне оперы — впрочем, довольно фальшиво. Интересно, ей тоже приснился кошмар? Или она страдала бессонницей?       Конечно, я мог поговорить и с миссис Джойс, но от этой мысли я сразу же отмахнулся. Эта пожилая работница отеля страдала тяжёлой формой перфекционизма. Она не только старалась сама выглядеть идеально (что в её возрасте было уже проблематично), но и считала необходимым указывать всем жильцам «Звезды» на их недостатки. Поэтому я быстро закрыл дверь, не желая быть обнаруженным.       Чтобы хоть как-то убить время, я решил прибраться на своём письменном столе. Прибраться там действительно стоило, потому что стол был покрыт заметным слоем пыли и завален всякими бумагами, канцелярскими принадлежностями и прочим хламом. Я решительно сгрёб со стола всё лишнее и как можно тщательнее стёр с него пыль. Книги, валявшиеся на нём, я положил на небольшой стеллаж у стены. Отправив ненужный мусор в корзину и сложив все разбросанные канцелярские принадлежности в стакан, который стоял на подоконнике, я засунул руки в карманы брюк и окинул стол придирчивым взглядом.       Итак, стол чист. Убил я на приведение его в порядок от силы минут пять, не больше. А время ползло всё также медленно…       И тут я заметил на полу рядом со столом предмет, который не замечал раннее. Я наклонился и, подняв его, понял, что это была моя колода Карт. По привычке я всегда носил их с собой, но так давно ими не пользовался, что даже подзабыл о их существовании.       Я опустился на стул, с которого до этого успешно грохнулся, и задумчиво повертел колоду в руках. На обложке пачки был изображён белый единорог — наш фамильный герб. Такая колода имелась у каждого члена королевской семьи. Я отлично помнил тот день, когда в возрасте восемнадцати лет прошёл Лабиринт и Дворкин подарил мне мою первую колоду. Давно это было, а кажется, что всего пару лет назад — настолько свежими были мои впечатления.       Я осторожно извлёк Карты из пачки, отложив ту в сторону. Уже бессчётное количество раз я их рассматривал, но никогда не уставал это делать. Сколько я на них не смотрел, ощущения были всё те же.       На картах были нарисованы люди, одетые в нечто, напоминающее костюмы не то XVII, не то XVIII века. И все они без исключения были моими братьями и сёстрами. Принцами и принцессами Эмбера.       На первой карте был изображён высокий и худой мужчина с прямыми каштановыми волосами, которые свисали ниже плеч. Одет он был в костюм для верховой езды жёлтых и коричневых тонов и оранжевый плащ. Это был Бенедикт, самый старший из нас и лучший фехтовальщик Эмбера. Я всегда относился к нему с уважением, хотя поболтать с ним в дружеской обстановке мне никогда не удавалось. Серьёзный, ответственный и беспощадный в бою, Бенедикт был примером для многих из нас.       Со следующей карты на меня глядел Эрик, надменно сверкая своими голубыми глазами. У него были иссиня-чёрные кудри и такого же цвета борода и усы. Он был в чёрном камзоле и красном плаще поверх него. Пояс, за который, он заткнул пару перчаток, тоже был красным. Красавец, конечно, что ни говори, но у меня он вечно ассоциировался с главным героем сказки о Синей Бороде — человеком, который убивал своих жён. Ему бы подошло.       За Эриком следовал Каин, разодетый в парадный камзол чёрных и зелёных тонов и в чёрной треуголке, сдвинутой набекрень — видимо, Дворкин успел зарисовать его до того, как шляпа окончательно упала с головы. С треуголки свисал длинный плюмаж, чем-то напоминающий мне хвост персидской кошки, которая опрокинула на себя ведро зелёной краски. У него были тёмные волосы и тёмно-карие, почти чёрные глаза, которые смотрели вдаль. К большинству из нас, своих родственников, он относился нейтрально, но вот некоторых ненавидел. К сожалению, я принадлежал к последней категории.       Затем я увидел человека, который выглядел как олицетворение огня во плоти: одет в шелка исключительно красных и жёлтых цветов, с огненно-рыжими волосами и голубыми глазами. Он улыбался, но улыбка эта была несколько хитрой, словно он знал что-то важное, то, чего не знают остальные. В руке он держал кубок с вином — похоже, его Дворкин поймал в трапезном зале. Что ж, в таком случае понятно, почему у него такой вид. Это был Блейз, и, скорее всего, он был не вполне трезвый в момент позирования.       Следующим был Бранд, внешне очень похожий на Блейза. Такой же рыжий, но с зелёными глазами и без бороды. На нём был зелёный костюм, предназначенный для охоты, из-за чего он был похож на Робина Гуда. Только шляпы с пером не хватало. Мне он тоже нравился, хотя в последний раз я видел его очень давно. Он, как и я, частенько пропадал в Отражениях и в один момент так и не вернулся. С тех пор я его не видел и понятия не имею, где он сейчас.       Рыжие в нашей семье ещё не закончились. На следующей карте была нарисована дама с роскошной огненной шевелюрой, что в совокупности с её зелёными, как крыжовник, глазами выглядело весьма зловеще. На ней было зелёное платье с лавандового и фиолетового цветов отделкой. Её звали Фиона. Я знал, что она владеет магией, и это чуточку повышало её в моих глазах. Но в остальном я относился к ней скептически. Вид у неё здесь был крайне недовольный — ага, я бы тоже так поджимал губы, если бы меня в таком виде рисовали.       Затем появился Джулиан, с ног до головы облачённый в доспехи необычного белого цвета — пробить эту броню может разве что серебряная пуля. Длинные тёмные волосы создавали резкий контраст с его одеянием, а голубые глаза смотрели холодно и отстранённо. На лице было ноль эмоций, да и вообще весь его вид словно выдавал решительное «без комментариев». Скажу честно, его я никогда особенно не любил. И весь этот его гламурный вид ничего не меняет — симпатичные люди зачастую являются самыми подлыми, хотя бывают и исключения.       За ним следовал высокий и широкоплечий мужчина с идеальной осанкой, в костюме серых и голубых тонов. У него была коротко постриженная борода и длинные тёмные волосы — такие же, как у Джулиана. На шее у него висел изящный охотничий рог, а на лице застыло смеющееся выражение. Звали его Жерар, и к нему я относился с симпатией. Он обладал недюжинной силой и обострённым чувством справедливости. И то, и другое порой доставало ему проблем, но он всегда старался делать всё возможное для блага Эмбера. В правой руке он, как и Блейз, держал кубок с вином.       На следующей карте я увидел девушку в чёрном платье с широким серебристым поясом. Её тёмные волосы были уложены в хитроумную причёску, а синие глаза обрамлены длинными ресницами. Это была Дейдра. Не знаю, что про неё сказать, ибо я редко с ней контактировал.       За ней следовала блондинка в платье цвета морской волны с глубоким вырезом и ясными лазурными глазами. Длинные волнистые волосы доходили ей чуть ли не до пояса. Её имя было Флоримель, но все мы звали её Флорой.       Затем появилась девушка в переливающемся зеленовато-сером платье. У неё были нефритового цвета глаза и того же оттенка волосы, что указывало на её происхождение из Рэмбы — подводного Отражения Эмбера. Звали её Льювилла. Она была не похожа на всех нас, но была единственной из моих сестёр, которая мне нравилась. Хотя бы потому, что она никогда не участвовала в делах двора. Кроме того, она отнюдь не была злой и даже имела довольно мягкий характер, что в нашей семье было большой редкостью.       На следующей карте был изображён я сам. Худощавое телосложение, голубые глаза, смотрящие с хитроватым прищуром и слегка взлохмаченные соломенные волосы. Что ж, я тут хотя бы улыбался, в отличии от некоторых. По крайней мере, моя физиономия не была такой кислой, как у Джулиана или Бенедикта.       На мне были коричневые в красную полоску брюки, тёмно-коричневая жилетка и оранжевая рубашка с коричневым воротником и манжетами. На моём поясе висела короткая золочёная шпага с нанесённым на неё орнаментом в виде части Лабиринта. В правой руке я держал коричневую фуражку с жёлтым козырьком.       Кстати, мне кажется, что моя цветовая гамма мне не идёт — у меня светлые волосы, и оранжевые и жёлтые оттенки с ними как будто сливаются. Дворкину вообще взбрело в голову нарисовать меня в тот момент, когда я этого не ожидал. А то так я, может, и надел бы что-нибудь получше.       Как только я взглянул на следующую карту, дыхание моё на пару секунд остановилось, а сердце, наоборот, забилось в два раза быстрее.       У человека, смотревшего на меня с карты, были чёрные вьющиеся волосы, которые доставали до самых плеч, бледная кожа, которая из-за волос казалась ещё бледнее, и пронзительно-зелёные глаза — настолько яркие, что их цвет едва граничил с неестественностью. На нём была чёрная с серебристым отливом рубашка, такого же цвета брюки и чёрный плащ, который был слегка подвёрнут. На его поясе висела серебряная шпага, а застёжка плаща была сделана в виде серебряной розы. Может, он и не был красивее Эрика, но исходившее от него обаяние никого не оставило бы равнодушным.       Это был Корвин. Мой любимый брат во всех смыслах этого слова.       Под этим словосочетанием я подразумеваю не только то, что он мне нравился, в отличие от некоторых других моих братьев. Но Бенедикт, Бранд и Жерар мне тоже нравились, а Корвин… По правде говоря, Корвин был для меня особенным.       Я уже и не помнил, с каких пор мои чувства к нему из братских переросли в типичные романтические. И с одной стороны — это было, конечно, неправильно: мало того, что мы с ним одного пола, так он мне ещё и братом приходится. Хотя брат он мне только по отцу, матери у нас разные. Первые несколько лет я понимал, что так быть не должно и обеими руками отмахивался от своих чувств, надеясь, что «это пройдёт».       Чёрта с два оно пройдёт.       Мало того, что «это» всё никак не проходило, так оно ещё и постепенно усиливалось, пускало корни в мой разум и сердце, после чего забыть о своих чувствах стало для меня невыполнимой задачей. И, что хуже всего, я ни одной живой душе не мог доверить свои мысли. Если бы у принца Эмбера был девиз, то звучал бы он примерно так: «быть гордым и одиноким, никогда не принимать руку помощи, никому не доверять и всё делать самому». Я уже давно понял, что правда иногда бывает жестокой, а потому держал свои чувства при себе, надеясь, что этим всё и ограничится.       Быть самым младшим членом королевской семьи Эмбера — да и любой королевской семьи в принципе — то ещё удовольствие. Не понаслышке знаю. Все над тобой издеваются, твоё мнение ни во что не ставят, а в лучшем случае тебя просто игнорируют. Корвин не относился ни к первой категории, ни ко второй. Мало того, что он не считал меня пустым местом, в отличии от остальных, так он ещё и обучил меня фехтовать. Во многом благодаря ему я и стал тем, кто я есть сейчас. Кто знает, возможно, я и его ненавидел бы, относись он ко мне также, как все эти сукины дети мои остальные братья.       А некоторое время назад, на Отражении Земли, он угодил в автокатастрофу.       С того дня я ушёл из Эмбера в Отражения и увлёкся планеризмом.       Когда поднимаешься в небо, все твои мысли словно остаются внизу, на земле, и ты не можешь думать ни о чём, кроме этой пьянящей и дарующей свободу скорости. Поэтому, летая на своём красном планере, я просто наслаждался бескрайней голубизной небосклона, шумом ветра и ощущением полёта. Тогда мне начинало казаться, что я могу от всего убежать: от родственников, от дворцовых интриг, от всех этих семейных распрей. Но от себя не убежишь, ведь я родился принцем Эмбера. Мне нравились приключения, которые происходили со мной, но… Иногда так хотелось свободы.       Если и было что-то, что объединяло всех нас, принцев и принцесс, так это безграничная любовь к Эмберу. Может, мы и ненавидели друг друга, но все без исключения любили свою родину, Реальный мир.       Однако теперь я стремился отдалиться как можно дальше от Эмбера, от своих родственников, от всего, что хоть каким-то боком напоминало мне о Корвине. Я побывал во многих местах, перезнакомился с уймой интересных людей и узнал от них много нового. Я ежедневно летал на планере, напивался до потери пульса, резался в карты, загонял себя настолько, чтобы потом уснуть без сновидений… Словом, делал всё, чтобы хоть на какое-то время забыться. Но это не помогало. Мысли о погибшем брате всё равно прорывались через выстроенную оборону, безжалостно разъедая мой мозг, словно кислота.       Меня переполняли злость и ненависть. К нашему отцу за то, что он ни черта не следит за своими детьми и, вероятно, даже не знает, сколько из них погибли, к братьям и сёстрам за то, что они не придают этому значения, к самому себе за то, что я не смог это предотвратить. Наконец, к самому Корвину, который бесследно исчез, даже ничего не сказав.       Тело Корвина так и не нашли, и это заставляло меня ещё допускать мысль о том, что не всё потеряно. Я знал, знал, что пора бы уже смириться и принять тот факт, что его больше нет. Всё. Занавес. Представление окончено. Но надежда, как известно, умирает последней. Поэтому я ухватился за этот предлог, как утопающий за спасательный круг. В конце концов, если бы не то обстоятельство, уверен, я бы уже сошёл с ума.       Поскольку тела не было, а хоть какой-то похоронный обряд надо было провести, было принято решение соорудить ему гробницу на склоне горы Колвир. Наша семейка на удивление быстро смирилась с его исчезновением, а Эрик и Джулиан, наверное, и вовсе плясали от радости.       Единственными, кто так и не смирился с мыслями о его смерти, были я — и Дейдра.       Из мыслей меня выбил телефонный звонок. Пару секунд я напряжённо смотрел на аппарат, стоявший на прикроватном столике, соображая, кто мог мне позвонить в такую рань. Тут до меня дошло, что звонил, вероятно, Морис — один из моих друзей. На данный момент он тоже проживал в «Звезде». Как бы смешно это ни звучало, но он, как и я, остерегался встретить в коридоре миссис Джойс и получить от неё какое-нибудь нудное замечание. А потому все вопросы мы привыкли улаживать по телефону.       Я подошёл к аппарату.       — Алло.       — Это Чарльз Прайс? — раздался сердитый мужской бас, принадлежащий явно не Морису.       — Какой ещё Чарльз Прайс? — в тон ему ответил я.       — Чарльз Прайс, говорю! Кто у телефона?       — Меня зовут Рэндалл Кори.       Естественно, это не было моим настоящим именем. Но когда живёшь в Отражениях, приходится волей-неволей подстраиваться под здешнюю моду, язык, правила… Даже менять имя и придумывать о себе легенду. Сперва это было непривычно, но со временем иметь второе имя стало казаться мне вполне естественным. Такие «поддельные» имена были у нас всех, и это, в общем-то, было в порядке вещей.       — Рэндалл, дайте мне Чарльза! — настаивал мой собеседник.       — Здесь таких нет.       — То есть как это нет?       — Просто нет. Вы ошиблись номером, — буркнул я.       В трубке раздались сердитые гудки.       Я вернулся к столу. Настроение теперь было слегка испорчено, но это не помешало мне вернуться к воспоминаниям.       Так, о чём это я? А, точно. Дейдра.       Дейдра была младшей сестрой Корвина, причём и по отцу, и по матери. Ни для кого не секрет, что она была к нему очень привязана — даже носила одежду той же цветовой гаммы, что порядком бесило Эрика, который также являлся кровным братом как Корвина, так и Дейдры.       Кроме того, они довольно гармонично смотрелись вместе: оба статные, темноволосые, с выразительными глазами и обезоруживающей улыбкой. Оба были истинным воплощением красоты и грации. И оба умели иронизировать и язвить. Да, те двое определённо стоили друг друга. Не удивительно, что исчезновение Корвина нанесло Дейдре такой сильный удар. Впрочем, тут я мог её понять.       Я беседовал с Дейдрой редко и в основном по необходимости, но интуиция мне подсказывала, что её чувства к Корвину были не просто сестринскими. Уж не знаю, взаимно это было или нет, но то, что они были очень дружны, не вызывало сомнений. Неприятно признавать, но это и было главной причиной моего предвзятого отношения к ней.       Снова зазвонил телефон, повторно прервав ход моих мыслей. Я вздохнул и потянулся к трубке, надеясь, что на сей раз это тот, о ком я думаю.       — Морис, это ты? — с надеждой спросил я.       — Я! — обрадовался мужской бас. — Чарльз, дай мне мистера Дэвиса!       Да чёрт возьми.       — Я не Чарльз, и никакого мистера Дэвиса здесь нет, — сдержанно произнёс я.       — Тьфу ты, — мрачно сказал бас и повесил трубку.       После похорон Корвина Дейдра заперлась в своей комнате и прекратила всякую связь с роднёй. Полагаю, она переживала. Даже на самой церемонии она демонстративно не появилась, словно давая понять, что в смерть брата верить не собирается, и всё это для неё отборная чепуха. Я же с тех пор, как ушёл в Отражения, ни разу не видел Эмбер и уж тем более не контактировал со своими братьями и сёстрами. Даже сейчас я не имел ни малейшего понятия, как обстоят дела в Янтарном королевстве.       Телефон затрезвонил в третий раз. Я схватил трубку и рявкнул в неё, уже не опасаясь, что миссис Джойс за дверью может услышать и нагрянуть ко мне в компании своих занудств:       — Нет тут никаких Чарльзов Прайсов! И мистеров Дэвисов тоже нет!       — Рэндалл, ты чего кричишь? — раздался удивлённый голос Мориса. — Не с той ноги, что ли, встал?       Ну, если учитывать то обстоятельство, что встал я сегодня вообще с головы, то определённо не с той.       — Пойдёшь сейчас со мной и Грэем в трактир, тот, что рядом с нашим отелем? — продолжал Морис. — Народу там пока нет, можем занять любое место.       — Морис, сейчас семь утра.       — Так они в семь утра и открываются. Поверить не могу, что ты не в курсе. Неужели у тебя никогда не было мыслей прийти туда раньше всех и заграбастать всего да побольше? — он весело усмехнулся.       — Ладно, — сдался я. — В семь так в семь. Вы где?       — Грэй уже возле двери, копытом бьёт, а я у телефонной будки за углом. Как только доболтаю с тобой, сразу пойду к нему.       — О’кей. Буду там через пять минут.       — Ага. До встречи. Не торопись только.       Я повесил трубку и быстро сгрёб обратно в колоду карты, которые всё ещё валялись на моём письменном столе. Затем я набросил куртку, которая в свою очередь обнаружилась у меня под подушкой — всё-таки апрель в Тексорами только начался и разгуливать на улице в одной рубашке рановато. Колоду Карт я опустил в карман — мало ли, вдруг пригодится. Я в последний раз быстро оглядел свой номер, проверяя, не забыл ли я чего важного, и, выйдя в коридор, запер дверь на ключ.       Оказавшись в коридоре, я первым делом покосился на уборщицу, которая по-прежнему подметала. Не сомневаюсь, что когда она закончит, пол будет сверкать так, что глазам будет больно смотреть. В попытке поскорее слинять из отеля, пока она меня не заметила, я медленно попятился в сторону выхода и через несколько шагов наткнулся на торшер. Лампа накренилась и начала стремительно падать, но я успел её подхватить до того, как она грянулась оземь и перебудила половину отеля. Но даже так мои действия произвели немало шума. А миссис Джойс, может, и была старовата, но уж точно не глуховата. Поэтому она вздрогнула и быстро оглянулась, обеими руками сжав свою швабру, словно собиралась треснуть ею меня по башке. А моей башке и так сегодня досталось, так что ссориться, а уж тем более драться с ней мне не хотелось.       Желая показать ей, что я не подразумевал ровным счётом ничего плохого, я окончательно водрузил торшер на место, потом повернулся к ней и, примиряюще подняв обе руки, изобразил на лице некое подобие улыбки:       — Привет, миссис Джойс.       Миссис Джойс удивлённо заморгала, потом опустила швабру и покачала головой:       — Вы напугали меня, мистер Кори.       — Извините, — промолвил я всё с той же улыбкой. — Я не хотел отвлекать вас от работы, — при этом я сделал ещё пару шагов назад, тем самым обогнув торшер и приблизившись к выходу.       — Да уж понятно, что не хотели, — пробурчала моя собеседница и отвернулась: — А теперь идите и не мешайте мне.       Я был только рад это сделать.       Уже направляясь к выходу, я краем уха услышал, как она бормочет: «Нет, ну надо же… Какая нынче молодёжь стала…». Я не знал, расценивать мне её слова как комплимент или как упрёк. На первое от такой персоны можно не очень-то надеяться, так что, вероятно, второе.       Я вышел на улицу, и прохладный весенний ветер взъерошил мне волосы. Свежий уличный воздух после отеля казался прямо-таки роскошью. Почти весь Тексорами до сих пор спал, но, несмотря на ранний час, по его пока ещё пустынным улицам плелись редкие и сонные прохожие. Я и сам шёл неспеша, стараясь как следует разглядеть утренний город. Я посмотрел на берёзу, росшую возле одного из домов, ветви которой колыхались на ветру, словно приветствуя меня. Неожиданно мне вспомнился Арденский лес в Эмбере — вот там-то берёзы были что надо. Да и сам лес был необычайно красивым. Помнится, Корвин его обожал — торчал там сутки напролёт, охотясь и просто гуляя.       Проклятье! И почему я снова о нём вспомнил?       Чтобы выветрить из головы ненужные мысли, я перешёл на бег. После двух часов сна за письменным столом все мои конечности затекли, так что небольшая разминка была бы очень кстати. Да и Морис с Грэем наверняка меня уже заждались.       Кстати, о Морисе и Грэе.       Если судить их по чисто «тексорамским» типам личности, то Морис был морским волком до мозга костей, а мы с Грэем — путешественниками. Они оба были уже не молоды (ну как «не молоды» — лет за тридцать) и оба отрастили себе бороды, но из них фонтаном била юношеская энергия. К тому же для меня их возраст не имел никакого значения. Хотя я, как и все члены моей семьи, выглядел достаточно молодо, я был гораздо старше, чем все тексорамцы вместе взятые. Познакомились мы полгода назад в том же трактире, куда я сейчас направлялся. И быстро поняли, что у нас много общего. Каждый из нас любил приключения, дальние странствия и азартные игры вроде карт. Правда, играли мы не на деньги, а чисто для развлечения. Но и это было здорово.       Я не сбавлял темпа, пока не добежал до пункта назначения, и сразу же увидел их, стоящих возле двери. Только тут я позволил себе, наконец, остановиться. Заметив, что друзья на меня смотрят, я улыбнулся во все тридцать два зуба и шутливо отдал им честь. Морис и Грэй улыбнулись в ответ и поприветствовали меня дружескими кивками.       — Ты сегодня в хорошем настроении, — заметил Грэй, а Морис ухмыльнулся в усы.       — Я вроде как раз говорил, что тебе не нужно никуда торопиться, — буркнул он, глядя на меня.       Я рассмеялся:       — Я и не торопился. Просто, когда меня переполняет энергия, мне срочно надо её куда-то деть.       Морис открыл дверь трактира, жестом приглашая нас с Грэем зайти.       — Странный ты всё же, — беззлобно бросил он в ответ на мои слова.       — О, как вежливо, — не остался в долгу я.       — Хватит вам, — осадил нас обоих Грэй. — Морис, разве не ты тут хотел лучший столик занять?

***

      Морис не прогадал со временем. В закусочной действительно не было ни одной живой души. Обычно здесь и ногу поставить негде было, а посетители здесь не только перекусывали и выпивали, но и беседовали, танцевали, распевали серенады, играли в карты… Поэтому сейчас видеть это помещение таким тихим и опустевшим было немного странно. Мы выбрали столик у окна. Я уселся ближе к стене, Грэй и Морис — напротив меня. К нам тут же подскочила официантка — веснушчатая девушка в красно-белой полосатой юбке — и мы заказали у неё какой-то коктейль на три порции.       — Что сегодня будем делать? — осведомился я.       — Обижаешь, — усмехнулся Морис и, порывшись в карманах, выудил оттуда колоду карт. — Во что сегодня будем? В «Дворец» или в Старую Деву*?       — В «Старую Деву» мы уже три дня подряд играем, — возразил Грэй.       — Тогда в «Секвенцию»?       — С ней то же самое, разве нет?       — А «Домино»?       Я молча наблюдал за друзьями, препирающимися насчёт выбора карточной игры на сегодня, и невольно отметил, что хотел бы ненадолго остановить время в этом моменте. По сравнению с нашей семьёй, похожей на безумный театр, где актёры за кулисами резали друг друга, их ежедневные споры были милыми и безобидными.       — Рэндалл, что насчёт тебя? — обратился ко мне Грэй.       Я улыбнулся:       — Может, в «Омаху»? Давненько мы в неё не играли. Да и правила я подзабыл.       — Хорошо. Давайте в «Омаху», — согласился Грэй, не давая Морису времени на возражения.       Морис раздал карты, и время начало течь гораздо быстрее среди королей, тузов, валетов и дам. Внезапно я в полной мере осознал, как хорошо иметь настоящих друзей, вот так сидеть с ними в трактире и не думать ни о чём, кроме настоящего — ни о прошлом, ни о будущем.       Я бы и хотел сохранить это ощущение подольше, но тут произошло то, что заставило мой мозг разом выйти из этого медитативного состояния.       Со мной заговорил бубновый валет.       Сперва я подумал, что коктейль, заказанный Морисом, вышел слишком крепким, и у меня начались галлюцинации.       «Рэндом», — позвал валет.       Я во все глаза уставился на него, но стало только хуже: его лицо затуманилось, а потом он добавил:       «Помоги мне».       После этих слов чьё-то лицо (не валета!) возникло на карте, и я чуть не поперхнулся, увидев его. Это был Бранд собственной персоной! Чёрт возьми, это был действительно он! И через обычную карту! Но как? Каким образом?       — Я слушаю, — произнёс я, боясь, что связь пропадёт. — Что случилось?       Бранд что-то сказал, но я услышал только середину фразы: «в плену».       — Где? — быстро спросил я.       Я увидел, как он покачал головой:       — Не могу помочь тебе. Нет Карт, да и я слишком слаб. Тебе придётся идти в обход, длинным путём.       — Как мне тебя найти?       — Смотри внимательно, — ответил Бранд. — Запоминай каждую мелочь. Скорее всего, я смогу показать тебе лишь один раз. И прихвати с собой оружие.       Я так и сделал. Напряг зрение изо всех сил. Это было какое-то Отражение, судя по всему, довольно далекое от Эмбера. Бранд находился в башне, вокруг которой обвилось что-то сверкающее, похожее на скопище бриллиантов. Сначала я подумал, что это просто часть самой башни, но присмотревшись, понял, что это было какое-то животное. Возможно, дракон. Только я успел его рассмотреть, как пейзаж в одно мгновение померк, а карта вновь перестала отличаться от остальных.       Я с трудом оторвал взгляд от бубнового валета. Интересно, сколько времени прошло с того момента, как Бранд вызвал меня? По моим ощущениям — минуты две, не больше, но так ли оно было на самом деле? Может, я уже час сижу и пялюсь на эту карту, а Морис и Грэй тем временем не знают, что и думать?       И только тут я заметил, что оба выше означенных мистера обалдело уставились на меня. Вероятно, они сейчас принимали жизненно важное решение: обидеться им на меня, разозлиться или испугаться за столь продолжительную паузу.