Благие намерения мне никогда не помогали

— А у меня шоколадное! — И сливочное. Ты же оба мороженных забрала, — напомнил я Ульяне, после чего опустошил банку последним глотком. Но вот, чтобы сжать и помятую банку выкинуть в урну, у меня не хватило сил. Видимо, не врала баба Лида, когда говорила о том, какие толстые были раньше металлические банки.       Кинул просто так в урну, после чего встал с крыльца. — Ладно, пойду я. Раз после ужина свободное время, пойду прогуляюсь. — Стой, Дима. Ты забыл? После ужина соревнование по шахматам. — Что? — новость меня удивила. — Когда об этом говорили? — Так на линейке.       Понятно. Опять я пропустил важную информацию, потому что был занят более важными делами. Ловил ворон и мечтал о девушках.       «Мечтают ли неудачники об гаремах?» — Видимо, пропустил. Ладно, пойду тогда в столовую. Поем перед соревнованием. Встретимся там. — Ага, — Ульяна доела шоколадное и принялась за сливочное.       Отвернувшись от этой картины, я направился ко входу в столовую. Там стояла Алиса, которая мгновенно перешла в недовольное состояние, когда заметила меня. — Чего такая мрачная, Алисёнок? Не понравилось сидеть в запертом доме?       Видимо, эта фраза её испугала, так как тот факт, что она пряталась в запертом домике от уборки, не должен быть вообще кем-то обнаружен. — А ты откуда узнал? Следишь за мной? Или хочешь меня увидеть голой? Если так, то я вмажу тебе, если увижу. И мучиться из-за того, что тебе больно, не буду, так как это наказание.       Какие умные речи, господи… — Неважно. Хочешь отлынивать от уборки — твоё право. А что касается подсмотреть, то в душе большая вероятность, что тебя заметят голым, ведь там ты, по крайней мере, одежды не носишь.       Я уже собирался пройти мимо неё, как вдруг её рука перегородила мне дверь. — А ты куда это так спешишь? Неужели хочешь поскорее в соревновании поучаствовать? — недовольная моська.       К чему бы это? — Не-а, мне лень, хочу отказаться, — сказал я откровенно.       И это на Алису подействовало не очень, она расстроилась, но, видимо, недолго, так как быстро вернула боевую ярость на своё лицо вдобавок к ядовитой усмешке. — Так и знала, что ты трусишь проиграть. Видимо, даже играть не умеешь. Раз отказываешься от такой простой игры. — А ты прям мастер, что ли? — Ещё бы! — прям грудь в гордости выпятила. — Меня ещё никто в шахматах не побеждал. — Значит, у тебя хорошие навыки, — сказал я, после чего с диким желанием войти в помещение, взял ручку двери. — Да куда ты сбежать постоянно норовишь? — на этот раз она остановила меня тем, что схватила за руку. — Опять… Что ты ко мне прицепилась, Алиса? — устало вздохнул я.       Меня наш разговор уже успел утомить. Ну нет у меня настроения ставить на место задиру, которого хлебом не корми — дай человека унизить. Мне лень… — А давай заключим пари? Если… Если я выиграю, то я расскажу Ольге Дмитриевне, что ты следил за мной, когда я принимала душ, и, поверь мне, она скорее поверит мне, чем тебе, когда ты начнёшь ей доказывать, что не делал этого. — Это ещё почему? — возмутился я. — Ты мальчик, тем более семнадцатилетний. А такие постоянно подсматривают за девочками, — усмехнулась Алиса.       Я протестую! Это сексизм! Девушки, хоть никогда в этом не признаются, тоже любят подсматривать за красивыми парнями. И, что касается семнадцати лет, они в это время тоже сходят с ума от гормонов. Так почему им верят сильнее, чем нам? Это сексизм и несправедливость! — Не. Не хочу. Если хочешь заключить пари со мной, то только, если я могу свои условия выбрать, в случае моей победы. — Ха! Да ты не победишь меня, я же говорила, что меня ещё никому не победить. — Испугалась, что я могу стать первым? Так и скажи. Сразу откажусь от спора и пойду спать. — Вот ещё. Давай, говори свои условия.       Она вытянула руку. Я, подумав пару секунд, пожал её и, не прерывая рукопожатия, начал говорить свои условия. — Если я выиграю партию с тобой, то ты бросишь курить. — А давай. Хоть стимул появиться, — усмехнулась рыжик.       А теперь добьём её вторым условием. — И ты мне дашь тебя поцеловать. — Ну кон… — до неё наконец дошло что я сказал. — Что?! Какой, к чёрту, поцелуй?!       Она пыталась разжать руку. А не дали. — Ну, как хочешь. Раз ты так сильно боишься мне проиграть то, пожалуйста. Я…       Она с красным от смущения лицом разорвала рукопожатие. — Хорошо! Хорошо, согласна… Но ты всё равно меня не сможешь выиграть. Я уверена!       Она развернулась и, видимо, чтобы контактировать со мной поменьше, ушла в здание столовой. — До встречи на соревновании.       Моё пожелание удачи было встречено игнорированием и фунтом презрения. Ну и ладно, нестрашно. Я зашёл внутрь столовой и взял свою порцию ужина. Опять все столы были заняты, и сесть опять некуда, однако мне опять повезло. Свободное место нашлось рядом с Мику. — Не возражаешь, если я сяду? — О, Дима. Конечно, садись.       Я так и сделал, после чего принялся за ужин, но одна вещь меня заинтересовала. Очень сильно заинтересовала. Микуська молчала, не старалась заговорить с радостным настроением, как у неё, видимо, уже вошло в привычку, и не рассказывала про кучу вещей, а я не слушал. Да и внешний вид у неё был не очень. Вместо того, чтобы с довольным лицом поедать то, что ей понравилось. Или с недовольным лицом, аки «недовольный ребёнок» отодвигать еду, которая ей не понравилась. Руководительница музыкального клуба была какой-то… Подавленной. Даже через чур. — Микуська, ты так выглядишь, словно на гвоздь наступила. — А-а-а? — ультрамариновый музыкант повернул голову в мою сторону. — Да я, нет. Ничего. Всё в порядке. Ха-ха. Правда… Правда, всё хорошо. Не переживай.       Сказать вместо одной фразы: «пошёл к чёрту!» несколько? Любим, умеем, практикуем… — Да ладно тебе. Может, мне неприятно, когда тебе плохо, — сказал я, закидывая в рот очередную порцию пюрешки.       Глаза Мику смотрели на меня пристально. Видимо, думает, говорить мне причину такого настроения или нет. Надеюсь, она всё же решит сказать. — Ну, ладно. Скажу тебе, честно-пречестно. Правда, только… Вот, только не смущай меня своими словами. Хорошо? А то мне неудобно.       Сказать вместо… Кхм… Повторяюсь. — Ну давай. Я тебя внимательно слушаю. — Да я, просто… Понимаешь… Устала очень. Да, очень устала.       Ага, то-то она так нервничает, когда говорит. Видимо, уборку в одно лицо наводила, раз такая усталая. А Алиса, скорее всего, ушла и как-то пригрозила ей. Вот она и нервничает. — От… От куда ты знаешь? — А? — я посмотрел на девушку и, к сожалению, понял, что опять сказал свои мысли шёпотом.       А, так как мы сидели очень близко, она прекрасно меня услышала. Выкручивайся, балбес, иначе бед потом не оберёшься! — Я просто предположил. Просто, когда я Лене помог, ну эту… — почесал затылок, так как опять забыл слово. — Стенгазету доделать.       Девушка кивнула, видимо, поняла про что речь идёт. — Ну помог ей, и пошёл в домик, чтобы время убить. Ко мне Ульяна зашла. — Ульяна? А что она у тебя делала? Расскажи, пожалуйста.       Вот голос у неё очень мелодичный и очень приятный, как и у любой певицы, но… Мне как-то жутковато стало от комбинации милого голоса и пристального взгляда на информацию, что у меня Ульяна была в гостях. И, пусть и хорошо замаскированное, но требование спросить о том, что Ульяна у меня делала.       Ай, да ладно. Я что, в детектива тут играю? Кажется всякое, а я в эту ерунду верю. — Да я ей однажды ключ дал, чтобы она выспалась. А то Ольга Дмитриевна её наказать хотела за то, что они с Алисой не спали ночью. И, знаешь чем? Не дать ей выспаться. — Странные у нашей вожатой наказания. Не спал? Поздравляю, ты выспаться не сможешь. — А знаешь, что самое смешное? Она даже не следила за тем, чтобы наказание работало. Однако Ульяна ей поверила. Ну, я и предложил ей поспать на свободной кровати в моём домике. Я всё равно был освобождён утром. Ну за то, что печенье сделал, — ответил на немой вопрос Микуськи. — Вот она и поняла, что мой домик можно как убежище использовать.       Девушка прыснула. — Она и пришла сегодня перед ужином, говорит: «Дверь заперта», так и догадалась, что Алиса внутри. — Вот лисица хитрая, — нахмурилась девушка. — Спряталась там, где я бы ни за что не догадалась искать. — Спряталась? Только не говори, что вы…       Мику покраснела, видимо, смутилась. — Да она предложила в прятки сыграть на спор, сказала: «Мику, давай посмотрим, если найдешь меня в течение часа, я сама уберусь, если нет, то ты».       Что? Что за… Я бы посмеялся, честно, но подозреваю, что такая реакция заставит нашу бедную японку от смущения сознание потерять. — Кхм… — прокашлялся я, подавив призыв засмеяться. — Тогда, ладно. А то я уже хотел с претензиями к Алисе пойти. Её товарищ тут загибается, а она отдыхает. — Не надо, Димочка. Правда-правда. Всё хорошо. Алисонька хорошая. Просто ты её плохо знаешь.       Судя по тому, как она её защищает, эти двое хорошие подруги. Но прятки…       А вообще, чего я прицепился? Это СССР, в это время, в любом возрасте, играть в разные дворовые забавы не считалось чем-то неприличным. Это в моё время в такое играть неприлично, так как это либо «малышовые забавы», либо у твоих родителей нет денег на хороший телефон или компьютер для игр. — Опять «Димочка»… Мику, ты смотри, если назовёшь меня так, если рядом кто-то будет, то меня сразу же запишут в твои женихи. Против твоей воли, так что будь аккуратнее со словами. — М? — её глаза меня внимательно осмотрели. — А я и не против, ты очень удачный кандидат на роль жениха.       Она улыбается, а я готов, чтобы от ступора спастись, упасть. Ничего себе у неё флирт. Да даже не флирт, это самый настоящий прямой намёк! Прямей двух параллельных прямых! Или… Или она так шутит? — Отряды не расходиться! После ужина соревнование лагеря по шахматам!       Тьфу, а я уже и забыл про эту ерунду. Может пропустить?       «Если я выиграю партию с тобой, ты бросишь курить. И ты мне дашь тебя поцеловать»       Точно. Я же собирался утереть нос Алисе. Вот ведь нарвался на неприятности… А хотя. Не, всё-таки неприятности. — Шахматы. Жаль, здесь только в них умеют играть. Я бы очень хотела в Сёги с кем-нибудь сыграть. Да кто согласится. — А давай я. Я не против с тобой сыграть.       Мику с удивлением посмотрела на меня. — Правда? Правда-преправда играть умеешь и сыграешь со мной? — Конечно, почему бы и нет. Давно уже не играл, так что сыграть не против. — Уря! — девушка хлопнула в ладоши. — Тогда, как придёшь, обязательно сыграем!       Довольная японка взяла поднос с посудой и, что-то напевая себе под нос, удалилась относить посуду. Я же понял, что вообще не притронулся к своему ужину. Ничего себе поговорили! Ладно, по крайней мере, порадовал одного человека.       Минута ушла у меня, чтобы доесть свою порцию. После чего пару секунд, чтобы отнести поднос. И, только я начал искать место, чтобы дождаться начала соревнования, меня тронули за плечо. Ольга Дмитриевна, кто-же ещё. А ещё я понял, что стал «добровольцем» на работы, по подготовке столовой к соревнованию.

***

      Полчаса ушло на это дело. Почему-то самую тяжелую часть, перестановку столов, опять поручили мне, но, честно говоря, жаловаться было лень. Семён, Шурик и Серый расставили шахматные доски. Я же им не помогал, свою работу я выполнил, так как стулья и столы стояли точно по той схеме, что мне объяснила Ольга Дмитриевна. Постепенно столовая наполнилась людьми. Зрители заняли свои места, а участники, среди которых был и я, сели за шахматные столы. — Через полчаса начинаем соревнование лагеря по шахматам! — оповестил голос одного из вожатых.       Тот самый парень, единственный из вожатых мужского пола. Пока все с увлечением и заметным воодушевлением начали обсуждать игру, я сидел за столом и, не видя другой альтернативы, лежал на спинке стула, и зевал, думая о том, как бы побыстрее закончить эту ерунду. Я уже жалеть начинаю, что согласился на спор с Алисой. — Уже жалеешь, бочка, что согласился со мной играть? — сзади подошла Алиса.       Опять этот нахальный… Стоп, бочка?       «Бочка с салом!»       От болезненных воспоминаний в районе лба заболело. Сдавливание кожи на лбу не помогло. Было такое чувство, будто мой мозг начал сдавливаться черепом. — Так и знала, что ты… — Поцелую тебя… — Да. Поцелуешь ме… — Алиса вновь попалась в ловушку.       Я, даже не смотря ей в глаза, умудрялся путать её так, что она вынуждена смущаться и краснеть. Да, я этого не видел, но, готов поклясться, именно это она сейчас и делала. — Опять ты за своё…       Недовольно бурча ругательства под нос, Алиса удалилась от меня. Я же, наконец открыв глаза, продолжал ощущать боль, будто воспоминания из моей памяти смогли материализоваться и теперь начинают сверлить мои мозги.       Странно как-то. После того как попал в этот лагерь, мои воспоминания начали всё чаще и чаще вылазить из закоулков моей памяти. И мне это вообще не нравиться. То кошмары, после которых я чувствую себя как будто пил, при том, что всю жизнь был убежденным трезвенником. Ещё и глаза мокрые. От этих слез.       Двадцать шесть лет, а я плачу когда сплю как маленький мальчик. Позор. — Первый столик — Гордеев Дмитрий, первый отряд! И Семён Персунов, первый отряд!       Напротив меня сел герой хентая с длинной челкой и, судя по его лицу, он был очень этим недоволен. Наверное, ему не понравилось, что его разделили с его девушкой. Нестрашно. Не всю жизнь же играть будем. Кого с кем посадили за другими столами, я не слушал, однако услышал, что отрядов участвует в этом только два — наш и второй. Остальные отряды признаны младшими, и с чемпионом старших отрядов будет играть отдельно чемпион младших.       Интересная схема, надеюсь, я в этой ерунде… Черт. А ведь я сказал, что выиграю… А хорошо, что я всё ещё занят, я помощник повара на следующие два дня. — Хорошее путешествие, Дмитрий Гордеев.       Я повернул лицо в сторону Семёна. На этот раз его лицо было злодейским. И, если раньше я просто не мог увидеть его глаза из-за слишком длинной челки, то теперь я видел только пустоту на месте глаз. Их просто не было! Что здесь… — Чего? Какое путешествие? От домика до столовой дорожку не назвать путешествием. — А я и не про дорожку. Я про твою поездку в лагерь, — усмехнулся безглазый.       Палюсь. Надо придумать историю из-за чего я вообще сюда попал. Так, сомневаюсь, что я здесь член многодетной семьи. Да и на сироту не похож, слишком целая футболка у меня. Да ещё и Ольга Дмитриевна, которая упомянула, что ко мне хотела приехать мама, во время работ по подготовке к соревнованию по шахматам. Есть только одна мысль, я тот, кому дали путевку за…       А за что? — Ну… Дали путевку, вот я и приехал. — Хорошая путевка, жаль только, что, чтобы ей воспользоваться, тебе пришлось свалиться с восьми метров!       От этих слов образы, что я не мог вспомнить, вспыхнули в моей голове с новой силой. Я видел свой город, и как я иду по нему. Было утро тридцать первого декабря. И из-за новогодних украшений тьма раннего утра была прекрасно разогнана. Но людей всё ещё не было, поэтому до моста я дошёл спокойно. И… Я упал.       Что было перед этим? Я помню только боль в голове. И ничего больше. Боль и… Чувство полета. Так значит я… Свалился на железнодорожные пути? — Кто ты? — Скажем так, я не часть и, одновременно, часть этого мира. И, я так тебе скажу, тебя здесь быть не должно. Зови меня — Пионер.       Я, не решив ещё поговорить с ним, повернулся в сторону других людей. Руками шевелил, говорил: «Эй», но всё было бесполезно. Было такое чувство, будто само время остановилось. Что здесь происходит?! — Они не видят и не слышат, Гордеев, — усмехнулся безглазый.       Да только он был в себе уверен не просто так. Я встал со стула и осмотрел вообще всё помещение столовой. В кухни тоже всё будто остановилось. Даже когда я вышел и осмотрел весь лагерь, то и это не помогло. Ни одного двигающегося человека. Я будто оказался в огромном музее восковых фигур. От осознания этой мысли, мне стало очень тревожно. Я вернулся в столовую и сел за стол. Пионер так и продолжал сидеть там и не двигался. Он начал это делать только тогда, когда я сел за один стол с ним. И, только я это заметил, случилось неожиданное, всё начало темнеть, пока полностью не утонуло во тьме. Я видел только наш стол, шахматную доску и этого… Парня. — Теперь ты понял? Я могу многое. А этот мир, всего лишь чертова иллюзия. Ты не представляешь, какое удовольствие мне приносит эту иллюзию разрушать, — он смеялся очень гадко. — Как нравиться смотреть на лица других нулевых, которые пришли сюда, надеясь, что их жизнь измениться. Измениться только потому, что их здесь полюбят. И научат жить.       Этот смех… Казалось, я слышал его не ушами. Было такое чувство, будто оно проникало повсюду. И я не знал почему. Но теперь я уже не дрожал от шока. Руки стали вновь тверды. И, чтобы прервать этот гадкий смех я стукнул по столу кулаком. Смех прекратился, но фигуры на доске не пошевелились, будто скрепленные клеем. — Заткнись… Заткнись ты, боженька недоделанный. Знаешь, что я могу тебе сказать? Твои угрозы — это дешёвый понт. И, если бы ты действительно мог меня устранить, ты бы это уже давно сделал. Не дожидаясь того момента, когда у нас начнётся партия.       Безглазый нахмурился, но понял, что я его план, по крайней мере, часть, разгадал. — Да. Ты прав. Я не могу отправить тебя обратно, если ты сам этого не захочешь. А, учитывая, что ты провел здесь уже 4 дня, тебе будет трудно захотеть вернуться назад. — Тогда у меня только один вопрос. И, пожалуйста, постарайся ответить на него адекватно. Что ты хочешь от меня, пародия на адекватного человека?       Я заставил его разозлиться. Хорошо, надо ставить любителей заблуждаться на место. — Ты не нулевой. И я не могу понять, что ты вообще здесь делаешь. Ведь этот мир — это место для нулевых.       Каких ещё «нулевых»? Какой «этот мир»? Что вообще этот безглазый несёт? — Какой ещё нулевой? О чём ты вообще?       Он опять натянул на свое лицо мерзкую улыбку. — Ну уж нет. Так не годиться. Если хочешь информацию, за неё нужно платить.       Начинается. Теперь это подобие дьявола требует плату. Ох, как меня это начинает доставать.