Внутри Сяо Чжаня, или Какого хрена?

После не самого приличного по своему содержанию танца приходится уступить Ибо госпоже Чжан, заметить которую удаётся не сразу. А когда это всё же случается, у Сяо Чжаня очень твёрдое ощущение, что он краснеет, наверное, до самых кончиков волос, как будто ему пятнадцать и его застали родители за чем-то крайне непристойным, и трусливо сбегает от лукавой улыбки подышать воздухом, убедившись, что Цянь Чэн смотрит в другую сторону и не будет его преследовать. В этот раз он выходит в прохладный холл и, достав телефон и рухнув в кресло, Сяо Чжань невнятно нашёптывает несколько голосовых Юймин, которую самым наглым образом игнорил после великолепного прямого включения с голым Ибо. Сестра отвечает так быстро, словно всё это время только и делала, что ждала весточки от Сяо Чжаня, вооружившись телефоном и своими дурацкими идеями на тему «Как воссоединить двух дураков». Чего она не ожидает, так это что воссоединять никого уже не надо. Как будто бы не надо. Или?.. Стоит остаться одному, Сяо Чжань уже и не знает точно, чтó означают их поцелуи. Вернее, знает, что они значат для него, но справедливо ли то же самое для расслабленного по жизни Ибо?.. Или это так — приятное дополнение к их афере? Юймин, по ходу дела, читает и слушает по диагонали, выцепляя только нужное ей, и игнорирует все его «возможно» и «не знаю» — чат взрывается стикерами, междометиями с миллионом восклицательных знаков и микрозаписями по паре секунд, информативности в которых ноль целых ноль десятых. Когда это радиоактивное облако чужой эйфории растворяется и Юймин снова может мыслить адекватно (хотя возможно ли это в её случае в целом — большой-большой вопрос), она первым делом интересуется, как они с Ибо добрались до этой точки, но Сяо Чжань зловредно сыплет сплошь сухими фактами: «Ибо сказал…», «я сказал…», «мы сделали то-то сё-то» и так далее в подобном духе. После такого хамства Юймин, как обычно, не выдерживает и звонит ему — несколько раз, пока, проверив время, Сяо Чжань между «выключить телефон нафиг» и «всё равно с ней придётся рано или поздно разобраться» выбирает второе. Наученный опытом, приняв вызов, Сяо Чжань не спешит тянуть к уху телефон — сначала приходится переждать целую серию невразумительных воплей и визгов — потому что Юймин, по её собственному последовавшему за криками признанию, сомневается, что Сяо Чжань прослушал все «поздравительные» голосовые (и в этом она, конечно же, абсолютно права). Трубку он не кладёт лишь по той причине, что в миг этой краткой передышки ему хочется услышать независимое мнение, не замутнённое его собственными интерпретациями тех или иных действий, — считается ли всё, что между ними происходит, признаками того, что Ибо тоже не против попробовать снова встречаться? Хочется, в общем, подстелить соломки, перед тем как прыгать в этот бассейн, где вместо хлорки сплошь сомнения и неуверенность. Потому что в худшем случае барахтаться в нём потом придётся в соло. Понятно, что выборка из двух человек, когда только один из них — непосредственный участник «конфликта», — это просто смешно для того, чтобы принимать какие-либо тактические решения. Но его несколько расслабляет, что Юймин думает так же, как и он. В конце концов, даже госпожа Чжан говорила, что Ибо всё ещё смотрит на него влюблёнными глазами! Да, конечно, родителям не всегда очевидно то, чтó происходит у их детей и внуков, и они зачастую неправильно трактуют то, что видят. Спроси у родителей Сяо Чжаня что-нибудь про его любовные притязания, они же вообще ничего не смогут сказать, а если и ляпнут что-то, то это будет полным бредом, максимально далёким от реальности. Звучит это, пожалуй, грустновато, но такая уж у него семья, сейчас только не хватает ещё и на этот счёт загнаться. Ибо же, в отличие от него, раньше многое рассказывал бабу, легко делился мелочами из их жизни (в пределах адекватного, хотя не обходилось и без каких-то тупых шуток-намёков, из-за которых бабушка могла выдать ему подзатыльник) и в принципе с самого начала не скрывал от неё свои чувства — табу их отношения точно не были. Всё это — неоспоримый факт. Но на другой чаше весов — то, что Ибо скрыл от неё их расставание. Сяо Чжань до сих пор не понимает мотивов этого поступка — говорить, что они всё ещё вместе, чтобы что? После того, как Ибо рассказал об этом тем злополучным субботним утром, Сяо Чжань много раз моделировал себе в голове ситуацию, почему бы он так поступил на чужом месте, и… не смог придумать ничего действительно стоящего. Юймин на эти мысли вслух делает предположение, что Ибо просто не хотелось увеличивать количество проблем, с которыми надо было справляться в и без того сложный период жизни. Только-только был подписан крупный контракт в Южной Корее, который должен был поменять не только профессиональную, но и личную жизнь Ибо: постоянное проживание в другой стране, жёсткие имиджевые условия, невероятная занятость на съёмках, потенциальные рекламные контракты. «А возможно, он просто не хотел лишний раз выслушивать, что облажался в отношениях, знаешь же, какой пилёж могут устроить на эту тему родные», — так заканчиваются рассуждения его сестры, и звучат они так, словно основаны на собственном опыте. Но, даже если и Юймин сталкивалась с таким в своей жизни, Сяо Чжань никак не может согласиться с таким вариантом в отношении Ибо, поэтому несколько секунд он молча гипнотизирует один из стоящих здесь снимков молодожёнов, обдумывая вероятность такого события. Порой действительно могло показаться, что госпожа Чжан держит внука за взбалмошного юнца, отдавая в их паре предпочтение взрослому (только по паспорту!) Сяо Чжаню, но он-то точно знает, что, несмотря на её тёплое отношение, госпожа Чжан всецело обожает Ибо. И не в том смысле, что она слепо балует его и прощает всё, а в том, что, узнай она об их расставании, она бы точно всецело поддержала внука. А так получается, что Ибо по каким-то своим причинам отказался от важной союзницы. Сяо Чжань просто не может представить себе, чтобы госпожа Чжан упрекала Ибо за их расставание. Да и вообще, от упрёков легко было бы избавиться, если бы Ибо рассказал про гениальный опус Сяо Чжаня, где он вывалил, как китайская реинкарнация Шахерезады, тысячу и одну причину, почему им следовало расстаться. «Знаешь, ба, у Чжань-Чжаня окончательно потёк котелок, он заебал — прости-прости, но по-другому и не скажешь — сам себя настолько, что решил, что не достоин этих отношений и бросил меня, вручив охренительно длинное письмо и взяв слово, что я открою его спустя неделю пребывания в Корее, отлично зная, что к тому времени у меня уже начнутся жёсткие съёмки на шоу, ради которого я упарывался всю свою сознательную жизнь». Ему даже приходила мысль, что Ибо банально было стыдно за эту выходку. Ведь самому Сяо Чжаню достаточно стыдно вспоминать об этом и сказать про детали расставания кому-то, кроме терапевта, он так и не смог. Даже Юймин. Особенно ей — она бы точно покрутила пальцем у его виска, но Сяо Чжань регулярно делал это и сам. Это, конечно, не очень одобрял его мозгоправ — так что пришлось постепенно избавиться от этой привычки. Эту часть рассуждений он скрывает за мычанием, пока наконец не выдаёт Юймин свой главный страх: возможно, Ибо, в отличие опять же от Сяо Чжаня, просто не нужен был никакой союзник — драма была, так сказать, односторонняя. Не то чтобы он хотел, чтобы Ибо страдал, но тогда ему показалось, что для человека, который — вроде бы — любил его, Ибо слишком просто принял их расставание. Ладно, это Сяо Чжань возвращается к старым-добрым догадкам, над избавлением от которых он так долго работал. Классно, что теперь он хотя бы может отловить этот момент, жаль — что он всё ещё не контролирует свою голову настолько хорошо, чтобы эти глупые мысли вообще не появлялись на горизонте. Возможно, сейчас вместо пустых по сути разговоров с сестрой ему следовало бы позвонить терапевту, потому что извилины в голове угрожают превратиться в клубок змей и начать шипеть-шипеть-шипеть перед тем, как укусить и отравить своим ядом с таким трудом достигнутую способность опираться только на реальные факты. А может, учитывая, как Сяо Чжаня безумно размотало за эти несколько недель после появления Ибо, весь прогресс был лишь видимостью? Неловко признаваться, сколько времени было потрачено, чтобы научиться тормозить себя в накручивании и признать очевидное: Сяо Чжань в реальности вообще не знает, что тогда чувствовал Ибо, поскольку они по факту расстались удалённо и впредь никогда толком не обсуждали этого, и не будет знать, пока не спросит об этом напрямую. У него не было и нет никаких данных, чтобы что-то там говорить о том, кому и как далось их расставание. Возможно, именно тот факт, что Ибо так и не сообразил рассказать об этом бабушке, — лучший признак, что всё было не так просто, как Сяо Чжаню показалось сначала. Но это снова — додумывание. Пожалуй, сейчас самое время вспомнить о том, что Сяо Чжань может повлиять только на то, что делает сам; если хочет как-то что-то исправить, то надо взять себя в руки и показать самому себе, что его труды не были бессмысленны. И если надо что-то узнать, надо спросить напрямую. Даже если этот разговор будет не из приятных. Особенно, если так. Надо просто пойти в зал и предложить Ибо обсудить всё здесь и сейчас. Сяо Чжань даже что-то такое объявляет Юймин, которая горячо его поддерживает в любых начинаниях, связанных с его любовным интересом. Только вот приступить к реализации этого плана никто не успевает — Сяо Чжаня, явно засидевшегося в холле, выходит проведать главный зачинщик всех его терзаний, так что прощаться с Юймин приходится параллельно с тем, как Ибо тянет его за руку не пойми куда. Сяо Чжань же, секунду назад полный бравады и уверенности, только и рад малодушно отложить на потом серьёзные разговоры, потому что чужой план ему нравится куда больше. И добавляет некоторой уверенности в исходе всего мероприятия. Как двоюродный брат виновницы торжества Ибо слишком хорошо знает технические пространства первого этажа и щедро делится знанием о разных шторах, нишах и даже подсобках на спонтанной индивидуальной экскурсии, во время которой они делают остановки в нескольких укромных местах, чтобы должным образом их опорочить. Или освятить — это смотря как рассуждать. — Ты в курсе, что твоя шея на вкус как шампанское? — запальчиво шепчет Ибо, прижимая Сяо Чжаня к двери очередной комнаты непонятно для чего, и приступает к повторной винной дегустации. — Директор Цянь… — Пощады, гэгэ, прошу, — почти воет Ибо, не отстраняясь, но как-то безысходно утыкаясь носом ему в шею. — Слушай, я прекрасно знаю, что ты за человек, несмотря на всю твою припездь, — как будто в отместку за это Ибо берёт короткую паузу, чтобы прикусить за челюсть и только после этого продолжить, тяжело обдавая дыханием на каждом слове: — Так что дело не в том, что я там что-то подозреваю и в чём-то тебя пытаюсь обвинить. Цянь Чэн просто раздражает меня самим своим существованием, так что избавь меня от подробностей. Я ни-че-го не хочу знать про ваши делишки, ок? — Поверь, хочешь, — Сяо Чжань оттаскивает от себя Ибо за воротник гавайки, как нашкодившего щенка за шкирку, заставляя остыть — себя в первую очередь. После их познавательно-развлекательного забега по отелю ему тоже не то чтобы легко держать себя в руках. Начинает он с относительно забавного: — Во-первых, шампанское на меня выплюнул Цянь Чэн, когда я пошутил, что не отказался бы от свадьбы с похожими акробатическими экзерсисами. Срабатывает это практически мгновенно, Ибо отстраняется и внимательно смотрит на Сяо Чжаня, словно пытаясь понять, насколько тот на приколе. — То есть сначала это шампанское побывало у него во рту, — с напускной горечью делает нужный вывод Ибо и после заминки облизывает губы, пожимая плечами: — Что ж, мне похер. Что там во-вторых? — Во-вторых, Цянь Чэн в курсе, что мы не вместе. Ибо ну вот вообще никак не впечатляет только что услышанное — он ловко прокручивается вокруг своей оси, в ту же секунду избавляясь от контроля, и уже собирается вернуться к интересующим его частям тела Сяо Чжаня с легко брошенным: — А мы разве нет? Но очень вовремя ловит грозный взгляд и не менее грозное, несмотря на то что Сяо Чжаню вообще-то очень хочется улыбнуться от услышанного: — Я тебя сейчас запру здесь. Кажется, только тогда в глазах напротив прослеживается понимание, что Сяо Чжань не шутит и очень намерен поболтать прямо сейчас. Будто не доверяя самому себе, Ибо, состроив крайне несчастное лицо, сначала сжимает кулаки и суёт их в карманы, но потом, похоже, решает, что этого недостаточно — вздыхает, осматривается, отходит к противоположной стене, упираясь в неё лопатками, оставляя между ними дистанцию назло любому коронавирусу, и в итоге, скрестив руки на груди, зажимает ладони под мышками, оставляя снаружи лишь большие пальцы. Сяо Чжань от таких потуг в самоконтроль отвлекается от тревожных мыслей и фыркает в полусмешке. — Что? — с самым оскорблённым видом огрызается Ибо и дёргает подбородком в его сторону, гневным шёпотом выплёвывая одну претензию за другой: — Ты вообще себя видел? Я двенадцать лет ждал в Азкабане! Майка эта твоя ещё… Это ж долбануться просто! — под конец он переводит взгляд куда-то в потолок и тяжко выдыхает вверх с таким чувством, толком, расстановкой, что его и без того переживающая не лучшие времена чёлка окончательно теряет презентабельный вид. — Итак? — Итак, — отзеркаливает Сяо Чжань не только реплику, но и позу — тоже упирается лопатками в дверь и складывает руки на груди, хорошенько запахивая пиджак — чтобы не отвлекало ничего. — Цянь Чэн откуда-то прекрасно осведомлён о том, что мы расстались. Он мне даже дату назвал. Что, если он расскажет всё госп… бабу? — Честно? На это мне тоже абсолютно п о х е р. — А мне нет, мы обманывали её! — О да, обман всех обманов прям. Во-первых, это наше личное дело, во-вторых, не думаю, что это как-то сильно взволнует бабу, — распрямив плечи, тянет Ибо. — Наверное, она расстроится, узнав, что мы расставались в целом. — Но её мнение… — Я тебя умоляю, гэгэ, ну какое ещё мнение! — запрокидывает Ибо голову, звучно ударяясь затылком о стену. Шумно втянув воздух сквозь зубы, он продолжает совершенно обыденным тоном: — Просто скажем как есть: что я это всё придумал, чтобы подкатить к тебе по старой памяти, бла-бла-бла, — м-да, план у Ибо, конечно, идиотский, Юймин, когда прознает, будет угорать над ними всю оставшуюся жизнь. А с учётом, что сяочжаневская стратегия ничем не лучше, они в целом стоят друг друга. — Скорее всего, она скажет, что я у неё всегда был дурачком, так что уж кому-кому, а тебе вообще париться не надо. Ты в курсе, что у тебя сейчас абсолютно маньячная улыбка, хотя минуту назад был взгляд убийцы? Сяо Чжань и сам не заметил, как губы сами собой растянулись от услышанного, но схлопнуться и снова нахмуриться после такого заявления он не может — похоже, его лицевые мышцы взбунтовались, стоило чуток расслабиться и потерять над ними контроль. — Просто очень счастлив сейчас, — честно отвечает он и продолжает улыбаться. Правда за правду — что ж, ничего сложного в этом, кажется, нет. — Отлично, может, тогда мы хотя бы подрочим друг другу? — сразу же приободряется Ибо, но сникает, как только Сяо Чжань прекращает улыбаться. — Ну что ещё-то?.. — В-третьих, — с нажимом произносит Сяо Чжань и набирает воздуха, чтобы сказать то, что говорить вообще-то не очень хочется, но почему-то он думает, что так будет правильно, хотя и испортит напряжение между ними. — Цянь Чэн приставал ко мне в туалете. От этого признания мигом повисает тишина. Сяо Чжань продолжает стоять неподвижно, следя за реакцией Ибо, в то время как последний подбирается и выпрямляется, отлепляясь от стены. — Ты хочешь сказать… без твоего согласия? — тупо переспрашивает Ибо, видимо, так и не собравшись с мыслями — ну какое может быть согласие с Цянь Чэном, учитывая, как охотно Сяо Чжань позволял Ибо протирать собой все стены десять минут назад? Поэтому в ответ на это гениальное заключение Сяо Чжань только приподнимает брови, несколько сомневаясь в логических способностях Ибо и надеясь, что его сейчас не заставят пожалеть о том, что решил поделиться этим эпизодом, который в глубине души кажется даже более стыдным, чем идиотское письмо, — очень тяжело не скатиться в рассуждения, что он сам спровоцировал Цянь Чэна своими высказываниями, оголением и чем бы то ни было ещё. Да, это может показаться глупым и смешным — взрослый мужик за тридцать, далеко не беспомощная рохля, жалуется бывшему, что младше его на шесть лет, что его немножко зажали в туалете. Но вообще-то подобные эпизоды ранят любого, кто оказывается в подобной ситуации, заставляя сомневаться в себе и в том, что когда-либо думал. К тому же ни один человек не осмелился бы заявлять, как могло всё закончиться, если бы не появился Ибо. — Он что-то сделал? — кажется, что лицо Ибо по-прежнему ничего не выражает, но Сяо Чжань слышит, как звенит его голос из-за сдерживаемых эмоций. — Я отмывал пиджак от шампанского, а Цянь Чэн почему-то решил, что я собираюсь вернуться в зал в этой проклятой майке и предложил свой. А когда я отказался, то слово за слово всё скатилось к тому, что он знает, что мы с тобой уже давно не вместе, а потому мне не имеет смысла крутить носом и пора принять его ухаживания, — Сяо Чжань делает кавычки в воздухе, — затем… затем зажал меня у раковины. Ну а дальше ты уже сам видел и слышал. — Бля-я-я, ну и мудила этот твой Цянь Чэн, ему… — Ибо даже не договаривает до конца — резко замолчав, отворачивается в сторону и разминает шею, обхватив её одной рукой, а потом выдыхает, снова пристально глядя на Сяо Чжаня: — Мы ведь можем рассказать об этом бабу? Или я один, хочешь? Или ты сам?.. — Я подумаю, ладно? — Можно ему хотя бы врезать? — с надеждой спрашивает Ибо. — Не стоит, — улыбается Сяо Чжань, и эта слабая улыбка, конечно, никак не сравнится с тем, как он улыбался в начале этого разговора. — Ты в порядке? — спрашивает Ибо, и его осторожный тон очень контрастирует с той напористостью, с которой они ввалились в это маленькое помещение. — Уже да, — на самом деле Сяо Чжань не особо может понять, как себя чувствует. Слишком насыщенный день, слишком много эмоций в целом — и все они слишком переплелись между собой, разделить их на составляющие сейчас ему неподвластно. Можно лишь утверждать, что ему однозначно сильно полегчало, когда он рассказал Ибо, но предсказать, как всё это откликнется, когда всё будет позади и будет возможность подумать в спокойствии и тишине. А может, и вовсе — на созвоне с терапевтом. — М-м, хочешь, — закусив губу, мычит Ибо, сам, видимо, не замечая, как начал заламывать пальцы, — вернёмся в зал? Сяо Чжань почти готов рассмеяться с этой настороженности и растерянности Ибо — очевидно, тот не сталкивался с таким раньше и не может сообразить, как ему себя вести. Вместе с тем Ибо сейчас выглядит таким расстроенным и уязвимым — даже больше, чем сам Сяо Чжань в зеркальном отражении в туалете, так что потешаться над таким нельзя и он просто молча качает головой. В конце концов, какое ещё «вернуться в зал»? Не-не-не, этим вечером он больше не намерен конкурировать за внимание. — Тогда? — неуверенно начинает Ибо. — Тогда убери свои руки обратно под мышки и стой смирно, — стараясь звучать беззаботно, предлагает Сяо Чжань и отталкивается от двери, которую подпирал всё это время.

܍

Как и принято на свадьбах, застолье заканчивается довольно рано — Сяо Чжань и Ибо умудряются пропустить почти всё, возвратившись под самый конец. И то — с исключительно корыстными целями. Как-то так и складывается, что, пока Ибо пытается совершить диверсию в виде кражи бутылки шампанского (которую, впрочем, им отдали бы и так, если бы они просто попросили, но «так» — не очень интересно), Сяо Чжань от всей души получает по лицу букетом от Ван Фули — тот, между прочим, оказывается довольно тяжёлым. А ещё — с довольно низкими полётными качествами. Кто бы знал, что репетировать надо было не пролёты и прочие технические штуки повышенной сложности… В общем, этот увесистый артиллерийский снаряд с приятным зáпахом, вместо того чтобы полететь прямиком к алчущим подружкам невесты, которые очень воодушевились тем, что и эту традицию решили не обходить стороной, приземляется ровнёхонько на лицо Сяо Чжаня, пока тот, отвлёкшись, краем глаза наблюдает за тайной операцией Ибо, которая в тот же миг перестаёт быть тайной, потому что Ван Фули, обернувшись и увидев, кому достался букет, слишком напористо начинает интересоваться, где же муженёк Сяо Чжаня, и последний, растерявшись, тут же бессознательно и с глупейшей улыбкой на лице сдаёт подельника красноречивым взглядом в нужную сторону. Букет решено оставить поймавшему, пусть даже не совсем обычным образом. Но, если уж на то пошло, что в этой свадьбе вообще происходило по-обычному? Не принимается во внимание и тот факт, что кто-то из подружек огорчённо канючит, что это нечестно — ведь пара и без того обручена. Угодивший в лоб Сяо Чжаню букет становится заключительным аккордом свадьбы. Гости расходятся, пересматривая видео, сделанные на телефоны, и добродушно посмеиваясь над выражением лица и реакцией Сяо Чжаня. Помимо любительской съёмки, конфуз был запечатлён ещё и профессиональным видеографом, так что в будущем у Ибо, который по пути в номер сокрушается, что пропустил часть веселья, тоже будет шанс наверстать и увидеть в хорошем качестве полное изложение событий, приведших к краху его едва начавшуюся воровскую карьеру — ибо шампанское им в итоге дарят в качестве поздравления с будущей свадьбой. — Надо было вазу красть, — находит новый повод для досады Ибо, когда они подходят к номеру с трофеями вечера — букетом и бутылкой шампуня. Сяо Чжань с сомнением смотрит на цветы — они изрядно поистрепались из-за того, как сначала попали в него, застав врасплох, а потом следом упали на пол, так что вряд ли их спасёт ваза и вода. — Кто ж знал, — отзывается он, забирая шампанское у Ибо, приваливаясь к стене и глядя на поиски ключа от номера. Будет вишенкой на торте, если тот куда-нибудь вывалился во время танцевального номера Ван Фули. — Нашёл, — победоносно хлопает себя по заднему карману Ибо и являет на свет карту. — Какой план? Если хочешь, можно куда-нибудь сходить погулять, времени ещё полно, но сначала мне надо в душ. Кажется, я воняю как тварь. — До твари тебе ещё вонять и вонять, — спешит обрадовать Сяо Чжань, заходя следом за Ибо в номер и сразу избавляясь от бутылки и цветов. — Я бы остался здесь, только кондей надо включить, — и на всякий случай разъясняет, пока Ибо не успел чересчур воодушевиться, лишая себя плана отхода, — думаю, нам не мешало бы нормально поговорить. — Ла-а-адно, — сощурившись, с некоторым сомнением соглашается Ибо, а потом огибает кровать и зачем-то смотрит в окно. Сяо Чжань не сразу понимает, что не он один тут нервничает, пока Ибо не оборачивается с невразумительным: — Мы же?.. — и затыкается, глядя, как Сяо Чжань подходит к нему ближе, подбирая по дороге полотенце. — Мы же — да, — заверяет Сяо Чжань и пихает Ибо в грудь полотенце. — Иди уже, я пока найду вазу и лёд. Пить шампанское тёплым — себя не уважать. На самом деле, Сяо Чжань не уверен, что шампанское им пригодится, потому что так или иначе в планах у него поднять всё самое гаденькое и неприятное из их прошлого. Он успевает сходить до ресепшена, получить нужное, вернуться и применить по делу — шампанское охлаждается, цветы госпитализированы, — но Ибо всё ещё в душе, возможно того переколбасило эмоциями не меньше. В ожидании Сяо Чжань успевает несколько раз измерить шагами комнату, потом, поймав своё отражение в зеркале, ему в голову приходит мысль сменить майку на футболку. Но реализовав эту идею, он тут же переодевается обратно, а потом ещё несколько раз проделывает эту цепочку действий по кругу и в итоге, провыв: — Какого хрена я делаю? — бессильно обрушивается на кровать, всё-таки оставшись в несчастной майке. После секундной истерики куда-то в покрывало, он выпрямляется, поправляет волосы и, аккуратно сложив руки на коленях, осматривается, не зная, чем себя занять, потому что из-за нервозности не может сосредоточиться ни на чём. Ладно, может быть, в этой паузе есть и свои плюсы — можно успеть перевести дыхание, подумать, с чего начать и всё такое. Но все подготовленные реплики разлетаются, когда дверь ванной наконец открывается, являя распаренного Ибо в шортах, что явно шли парой к идиотской гавайской рубашке, и тёмной футболке. Они тупо пялятся друг на друга несколько секунд, пока Сяо Чжань не разражается тупым: — Привет? Ситуация — сюр. Как и вся жизнь Сяо Чжаня, впрочем. — Ну привет, — Ибо кривовато улыбается и закрывает за собой дверь. — Как водичка? — светским тоном любопытствует Сяо Чжань, добавляя ещё несколько процентов абсурда этой мизансцене. — Неплохо-неплохо, рекомендую тоже ополоснуться, если будет время, — не менее церемонно отвечает Ибо и проходит мимо, нацелившись на кресло и как будто бы случайно встряхивая мокрыми волосами над Сяо Чжанем, за что тут же вознагражается щелбаном по колену. — Шампанского? — предлагает Сяо Чжань, стирая капли с щеки и показывая той же рукой в сторону одиноко стоящего ведёрка, на котором уже успел выступить конденсат. Ибо на это предложение качает головой: — Воздержусь, — и развалившись в кресле, постукивает пальцами по колену, рассматривая Сяо Чжаня. Видимо, начало разговора за Сяо Чжанем, но он никак не может выбрать точку отсчёта, и Ибо не делает проще, когда хмыкает: — Ты как-то напряжён или мне кажется? — Ты издеваешься? Ибо прекращает выдавать свою бесшумную дробь и складывает указательный и большой: — Чуть-чуть? — Ты мне так мстишь? — вдруг осеняет Сяо Чжаня, хотя Ибо из всех сил изображает удивление на своём лице: — А есть за что? — За то, что бросил тебя «по переписке»? — слабым голосом выдвигает один из вариантов Сяо Чжань, потому что мстить ему в целом есть за что. — О, — Ибо чуть наклоняет голову и сгибает одну ногу, упираясь пяткой в край кресла, — значит, ты всё-таки понимаешь, что это было не очень? — А ответить на мою простыню «ок, значит, друзья?», по-твоему, норм? — возмущается Сяо Чжань, не совладав с собой, и выпрямляется ещё больше, хотя на мягковатом матрасе это не так-то уж легко. — А что я должен был сказать? Ты очень подробно расписал, почему не хочешь иметь со мной никаких романтических дел, — с насмешкой объясняет Ибо и добавляет тише: — Интересно, чтó изменилось сейчас, — Сяо Чжань открывает рот, чтобы как-то защититься, но Ибо не даёт ему этого сделать, заводясь буквально за пару секунд: — Знаешь, никогда не сомневался в твоём перфекционизме, вышло очень доходчиво, спасибо. И весь план вышел отличный — отправить меня в другую страну, убедившись, что я не смогу оттуда сбежать, и сбросить на меня информационную бомбу вместо обещанной поддержки. Напомнить тебе, что ты сказал, когда всучил мне в аэропорту своё проклятое письмо? Сяо Чжань качает головой — он и без чужой помощи помнит всё прекрасно, но Ибо, очевидно, не собирается давать ему спуску: — «Только не открывай сразу, через недельку, когда соскучишься, почитаешь и тебе станет легче», — Ибо даже умудряется натужно рассмеяться, прежде чем рявкуть: — «Станет легче», серьёзно, блядь? Ты же понимаешь, что я вскрыл его раньше, чем пристегнул ремень безопасности — хотя и он бы не спас меня от того, что ты там понаписал, знал бы заранее — попросил бы кислородную маску. — Я не думал, что… — сдавленно говорит Сяо Чжань, жадно впитывая каждый грамм раздражения, негодования и злости, исходящий от Ибо, потому что… заслужил? — Не думал? — не даёт ему оправдаться Ибо. — Это многое бы объяснило, но знаешь, что самое ужасное? — Сяо Чжань снова беспомощно качает головой. — Самое ужасное — что ты думал! Ты думал, блядь, и, очевидно, много — как бы всё устроить, да? Это ведь ты уговорил меня подписать контракт! — выплюнув это, Ибо откидывается в кресле, накрывает лицо рукой, упершись ею в подлокотник и как-то разом сдувается, когда делится подозрениями: — И наверняка уже тогда запланировал всё это. — Раньше. Сяо Чжань и сам слышит, как безэмоционально это звучит, и дальше он продолжает так же отчуждённо, смотря на собственное отражение в выключенном телевизоре напротив. Тёмное, чуть подёргивающееся и размазанное пятно — как-то так он и чувствует себя сейчас, когда приходится расковыривать старые воспоминания. — Я это писал не день и даже не месяц. Сначала это было что-то вроде дневника — «за» и «против» наших отношений. Я просто постепенно добавлял пункты, пока не заметил, что я дописываю одни «против». Потом замаячила Корея, и я решил, что это идеальный момент для расставания. — Вау, — разочарованно выдыхает Ибо, отнимая руку от лица и вперяясь взглядом в Сяо Чжаня, — ну это хотя бы честно, спасибо. — Мне было плохо, — ненавидя себя за то, что это звучит как оправдание, жалким тоном Сяо Чжань. — И ты решил сделать плохо мне? Очень по-взрослому, — с обидой в голосе комментирует Ибо. — Нет же, — поспешно отвечает Сяо Чжань. — Я думал, что так будет лучше. — Кому? Тебе? Мне? — Всем. — А я-то думал, что это какая-то неудачная шутка, розыгрыш в твоём этом параноидальном стиле, даже проверил календарь на всякий случай. Потом мне пришла в голову мысль, что ты так стрессанул из-за отношений на расстоянии. И всю долбаную неделю после, когда ты отвечал мне совершенно обыденно, записывал мне видео, да даже секстился, хотя для тебя, получается, всё уже было в прошлом… — Извини, я не знал, что ты уже прочитал всё, — вклинившись в маленькую паузу, шепчет Сяо Чжань и закусывает губу, так и не глядя на Ибо, но по мере возможностей наблюдая за тем, как силуэт в отражении только больше размывается. — Всю неделю, — кажется, толком даже не услышав извинение, снова пытается поймать мысль Ибо, — я ждал, что ты скажешь мне выбросить это тупое письмо, что это какая-то нелепейшая ошибка, я не знаю. Тезисы к твоей фотовыставке или проекту. Что-нибудь, блядь, только не то, чем оно было. Когда ты этого не сделал, я подумал — окей, может быть, тебе просто нужна пауза. Я решил, что надо просто дать тебе время отдохнуть и… мне, если честно, тоже. Всё навалилось в один момент, и я уже просто не вывозил. Мне надо было как-то работать, хотя я перестал понимать, зачем я это делаю — просто делал и всё, чтобы не оставалось времени на то, чтобы думать о тебе. Иногда я засыпал, думая, что скоро этот кошмар закончится, что я проснусь в нашей квартире в Китае — и я наконец-то смогу рассказать тебе, какой паршивый сон мне приснился и как я хотел обратно. Каждый. Ёбаный. День. — Почему ты ни разу не сказал об этом? Ты мог бы намекнуть, — ломким голосом уточняет Сяо Чжань. — Из-за твоего ответа я был уверен, что сделал всё правильно. — То есть это я виноват? Я столько раз делал первый шаг, но при таких обстоятельствах мне казалось важным, чтобы его сделал ты. Выбрал хотя бы раз меня, показал, что я тебе важен, несмотря на все эти бредовые доводы. И я, блядь, так злился на тебя за то, что ты бросил меня в такой важный момент, но одновременно верил, что дистанция нам поможет — я же раздражал тебя одним своим присутствием в последнее время, и, если честно, было тяжело. Хотя я старался думать, что ты переживаешь тоже и не хочешь расставаться так надолго, потому что ты смешно раздражался на всё и бубнил как дед. Радовался этому неравнодушию, которое ты выражал в собственной ворчливой манере. Ты, наверное, смеёшься, что я идиот, да? — Похоже, будто мне смешно? — проведя тыльной стороной ладони по щеке, зло шепчет Сяо Чжань, не до конца уверенный, что имеет право на раздражение в такой ситуации. — Ты что, плачешь? — моментально растеряв запал, тихо спрашивает Ибо. — Нет, просто глаза вспотели, — ядовито парирует Сяо Чжань, пережав переносицу и смотря на потолок в надежде, что глаза прекратят слезиться. — Ты не имеешь права так поступать, — ошеломлённо выдаёт Ибо. — Не после того, как ты сам бросил меня, блядь. — Ох, ну простите, что я действительно сожалею об этом, — не снижая яда в голосе, цедит Сяо Чжань и, не удержавшись, добавляет, пользуясь чужими словами: — Каждый ёбаный день, представь себе, — а потом поворачивается Ибо, который выглядит настолько же растерянно, как и в подсобке часом ранее, и его прорывает от осознания, что тот на него больше не злится: — Я ненавидел себя, знаешь? За всё — за то, что сначала родился не таким, за то, что потом не смог наступить себе на горло, хотя бы создать видимость и привести в дом девушку, хотя я пытался! — Ты же стопроцентный гей, если не больше, — непонимающе бубнит Ибо, а Сяо Чжань издаёт истеричный смешок. — Видишь, ты даже сейчас не понимаешь, о чём я тебе говорю! Наша жизнь, семьи, восприятие всего — оно противоположное, и я правда хотел бы относиться ко всему так же легко — в семнадцать привести своего парня домой и ожидать не того, что меня выставят за дверь со всеми пожитками, а что ему начнут показывать мои самые стыдные детские фотографии, — Ибо грустно улыбается, безошибочно узнавая в этой истории себя. — Я думал, что я смогу научиться, глядя на тебя. Но со временем я возненавидел себя и свою жизнь ещё больше за то, что из всех возможных людей влюбился в тебя. Это, блядь, просто несправедливо, — с горьким смешком говорит Сяо Чжань. — Ты был постоянным напоминанием о том, как я не умел. Иногда я вообще не понимал, почему ты меня терпишь. И не успел оглянуться, как оказался в очень глубокой депрессивной жопе. — Сейчас тоже? — Нет, — мотает Сяо Чжань головой, — не настолько. Я в постоянной терапии последние полгода, мне понадобилось время, чтобы осознать, что мне нужно лечение. И найти подходящего специалиста тоже заняло время. Но сейчас мне правда лучше. — Почему, — запинается Ибо, — ты никогда не говорил об этом? Мы могли бы вместе… — Не могли бы, — отрезает Сяо Чжань. — То, что я сейчас говорю это так легко, не означает, что я понимал всё это тогда. Я был постоянно зол и рассержен, был уверен, что ты меня никогда не поймёшь, и толком не осознавал всей глубины проблемы. И именно поэтому я стал вести дневник — пытаясь найти что-то хорошее, вообще-то это неплохая терапевтическая практика, но в моём случае всё пошло не совсем по плану и только усугубило положение. И знаешь, что хуже всего? Иногда… в глубине души, несмотря на все разговоры, упражнения и сессии с терапевтом, я всё ещё верю в каждый довод, что написал два года назад. — Однако сейчас ты здесь? — Однако сейчас я здесь, — тупо повторяет Сяо Чжань, сложив руки между колен, и безучастно следит за тем, как Ибо поднимается из кресла и садится рядом на кровать чуть в стороне от Сяо Чжаня, подгибая одну ногу под себя, — потому что я дурак, которому очень нравится страдать, но который всё равно надеется не пойми на что. — Ты и правда дурак, — говорит Ибо, осматривая его пристальным взглядом. — И майка у тебя под стать дурацкая. — Это все обвинения? — подыгрывает Сяо Чжань, и получается довольно естественно — он и правда чувствует внутри какое-то всепоглощающее освобождение, когда Ибо в курсе его проблем и до сих пор не сбежал. — Прости, — раздаётся у него за спиной внезапно, но полноценно развернуться в свою сторону Ибо не даёт — крепко обнимает со спины, падая лбом Сяо на плечо Чжаню, который невольно напрягается. — За что? — спрашивает Сяо Чжань, чуть повернув голову. — Прости, что не смог поделиться со мной тем, что тебя действительно волновало. Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через это. Заметно расслабляясь в тёплых неподвижных объятьях, Сяо Чжань не сдерживает смеха: — Ты не представляешь, как я тебя ненавижу сейчас. — За что? — вскидывается Ибо. — Какого хрена ты должен быть таким? — Каким? — недоумение красной строкой написано на чужом лице. — Потому что ты звучишь как методичка про эмпатию и поддержку? — Сяо Чжань тыкает пальцем Ибо в лоб, который откидывается на спину, пробурчав в ответ что-то вроде «не знаю никаких методичек», и переводит тему: — Я пойду в душ и лягу пораньше, ладно? — Давай потом как-нибудь? — поворачиваясь на бок и приподнимаясь на локте щурится Ибо. — В смысле? — В смысле я уверен, что после всего мне положено немного шампанского. Прямо сейчас. — То шампанское, что прошло обработку ртом Цянь Чэна, стесняюсь спросить? — Да-да, а ещё смешалось с потом, пылью и слезами, мой любимый коктейль, — закатывает глаза Ибо и хлопает по покрывалу. — Просто иди уже, блядь, сюда.

܍

Позади меня столько городов, столько «привет», «пока»

Потерять тебя было нужно мне, чтобы найти себя¹