Ночь истончения грани

Снег падал и падал. Самое неприятное было даже не то, что его было много и что он был холодный, а то, что шел он не отвесно вниз, а под углом — прямо в лицо. Коты уже перестали пытаться стряхнуть с себя непонятно откуда взявшиеся противные белые хлопья и только изредка мрачно поводили ушами. Они к такому не привыкли. Теоретически Кир знал, что где-то далеко на севере от гор до самого океана простирается Страна вечной зимы. Но представлял ее немного не так. Там, откуда он был родом, тоже иногда была зима — не вечная, конечно, и даже редко морозная и снежная, но какая-никакая. Поэтому понадеялся на старые карты и решил срезать путь — подумаешь, прохладно. Кир пошевелил пальцами — несмотря на рукавицы из шерсти нуков, они готовились онеметь. Забежавшая вперед Бачата обернулась и поглядела на него осуждающе. У них с Альвисом шерсть, конечно, густая, но не до такой степени, чтобы чувствовать себя как дома в ледяной пустыне. — Сейчас доберемся до леса, будет теплее, — ободрил нуков Кир, — хотя бы сверху ничего падать не будет. Лес на горизонте и вправду виднелся — густой и хвойный. Сгодится, чтобы хоть чуть-чуть укрыться от метели. Немного тревожило, правда, что через лес ехать придется в ночи: солнце скрылось за горизонтом уже несколько часов назад. Но делать нечего — фонарь пока горит, а нуки и так в темноте видят как днем. Оставалось надеяться только, что никаких животных крупнее его котиков в этом лесу не водится. Кир несильно сжал коленями пушистые бока Альвиса. Вперед, к опушке леса. Осталось чуть-чуть. Без Альвиса и Бачаты не обходилось ни одно путешествие с тех пор, как Кир встретил их в одной из своих самых опасных и трудных экспедиций. Путь тогда лежал через Туманную гряду — неизведанные горы на востоке. До Кира их и вовсе не было на картах. Там-то и водились гигантские коты с кисточками на ушах, которых местные звали на своем языке «нук-н-йем», а Кир для удобства сократил до нуков. В быту нуки вели себя, как самые обыкновенные кошки, зато в путешествиях были незаменимы: чего стоит одна только теплая шерсть, а если учесть выносливость, сообразительность и бесшумность… Да что там — просто Кир, Альвис и Бачата подружились так крепко, как только могут подружиться человек и два кота, и походов друг без друга уже, кажется, не представляли. Лес встретил их еще большей тишиной, чем та, что царила на снежной равнине. Бачата замерла и принюхалась. Кир поправил тюки с провизией на ее боках и почесал за ушами, но урчать она на этот раз не стала. Она исподлобья смотрела вперед, туда, где еловые ветви смыкались почти сплошной стеной, и, хоть пока и не шипела, она выгибала спину, словно готовясь к встрече с невидимым врагом. — А знаешь, ты, пожалуй, права, — прошептал Кир. Он закрепил фонарь на седле и снял со спины лук. Перестраховаться никогда еще не было лишним, особенно если коты что-то чуют. Нуки ступали мягкими лапами по снегу, постепенно продвигаясь вперед. Сугробы доходили Альвису до почти до самого подбрюшья, так что Киру пришлось подогнуть ноги, чтобы не скрести наст сапогами. Сперва он еще пытался отводить ветви, норовившие ударить в лицо, но вскоре сдался, опустил голову и натянул капюшон. Коты тоже с трудом уворачивались от ударов когтистых еловых лап. Интересно, как далеко простирается лес? Весь ли он хвойный, есть ли в нем хоть какие-то прогалы? По-хорошему надо было бы это выяснить, чтобы нанести на карту не бесформенное пятно, а четкий контур, но ночью пытаться оценить масштабы чащи было совершенно бесполезно. Вот рассветет — можно будет выбрать дерево повыше, взобраться и осмотреться. А пока найти бы укромный уголок пересидеть ночь: спать в такой холод небезопасно, но дать отдохнуть нукам надо, они звери сильные, но не железные. Ели становились все выше, и это облегчало путь: если раньше нижние ветви были достаточно пышными, чтобы заслонить дорогу на уровне человеческого роста, то теперь они начинались только над головой, а внизу тянулись, насколько хватало света, голые стволы, уныло одинаковые, но хотя бы не колючие. И снега под ногами теперь было куда меньше. Альвис выкарабкался из последнего глубокого сугроба и брезгливо отряхнул лапы, качнув седока. — Ну что, заночуем? Здесь, под еловым и снежным куполом, можно было наконец-то сделать привал. Теплее не было, если только совсем немного, зато не дул ветер, не падал снег и подлесок не мешал выпрямиться в полный рост. Кир сдвинул капюшон на затылок и потянул за поводья, намекая Альвису, что пора бы остановиться. Но нуки остановились сами, и не просто остановились — одновременно, будто по какой-то беззвучной команде, замерли как вкопанные. И зашипели. Хвост Бачаты замолотил из стороны в сторону. «Так», — только и успел подумать Кир. И вытащить стрелу из колчана. За деревом качнулась белая прозрачная тень и тут же исчезла. Показалось? Бачата попятилась — значит, показалось не ему одному. Может быть, это какой-то зверь? И ничего удивительного, что белый, в таких-то снегах… Тень проплыла снова. Она не была похожа ни на зверя, ни на человека — ни на кого и ни на что. Просто сгусток серебристого тумана. Что может сделать туман? По идее ничего. Безопасность, конечно, легко могла оказаться обманчивой, но туман приближался, и встречи с ним в любом случае было не избежать. Кир похлопал Альвиса по крупу, легонько подталкивая вперед. На чутье нуков он привык полагаться, но могли же они, в конце концов, просто испугаться чего-то нового и неизвестного? Альвис нехотя, в качестве одолжения, сделал несколько маленьких шагов, как обыкновенный кот, трогающий лапой воду, а Бачата и вовсе на этот раз предпочла держаться позади. Кир, кстати, не был уверен, что там безопасней: туман, если только это действительно был он, мог зайти и со спины. Он обернулся. Сзади темнел только ельник, сомкнувшийся за ними, как только они через него прорвались. И больше ничего. И почему Бачата глядела с таким ужасом?.. А вот когда Кир повернул голову обратно и посмотрел вперед, он понял. Туман был не где-то за деревьями, он был прямо здесь, возле его лица. Вблизи он оказался не облаком, похожим на дым, а чем-то, состоящим из крохотных мерцающих тусклым серебром звездочек, словно снег при свете луны. Кир не успел ни натянуть тетиву, ни подумать, стоит ли это сделать: серебристый сгусток окутал все вокруг, застилая глаза и заставляя вдохнуть полной грудью колючий морозный воздух — еще более колючий и морозный, чем тот, что и так был вокруг. Кажется, ничего страшного не произошло, по крайней мере, спина Альвиса все так же ощущалась под седлом, а сзади все так же слышалось тихое дыхание Бачаты. Мир вокруг, на секунду исчезнув в поблескивающей вязи, проявился снова, только теперь все покрыл легкий светящийся серебристый налет — и землю, и еловые стволы; и даже в воздухе витала тонкая мерцающая пыль. Кир перевел взгляд вниз, на собственную одежду — на рукавицах и полах плаща тоже осел льдистый туман. Тишина стала вдруг полной. Исчезли все звуки — и шаги, и дыхание, и даже стук собственного сердца, который всегда отдается в ушах, стоит наступить тишине. И в этом безмолвии раздался голос — даже не голос, а легкий шепот, Кир слышал его только потому, что больше слышать было нечего: — Кир… иди к нам… Кир… Шепот переливался и звенел, как тихие далекие колокольчики. Кто-то едва слышно засмеялся: будто льдинкой ударили о льдинку. — Кир… мы здесь, рядом… у нас хорошо, у нас не холодно, с-с-совсем не холодно, больше никогда не холодно… иди к нам… сюда, под лед… Сердце кольнуло — не страхом, чем-то непроизвольным. Кир сжал губы и яростно мотнул головой, как если бы это невидимое вкрадчиво зазывающее существо могло его увидеть. А может — кто знает — оно и вправду могло. А потом скомандовал вполголоса: — А вот теперь скачи, Альвис. Скачи во всю прыть. Это была бешеная скачка. Кир прижался грудью к холке кота, чтобы не мешать бегу и не напороться на какой-нибудь неудачно торчащий сук, всецело доверяясь чутью нука. Альвис несся так, как, наверное, никогда в жизни не несся даже по открытому полю. Слева, справа и впереди мелькали смолистые стволы, но каждый раз, когда казалось, что столкновение неизбежно, коты успешно огибали препятствие. Рядом, тоже едва разбирая дорогу, широкими прыжками скакала Бачата, и ее шерсть серебрилась, как и все вокруг. В ушах от скорости выл ветер, так что Кир, к счастью, больше не слышал, зовут ли его потусторонние голоса. И, когда стало казаться, что скоро земля вспыхнет под лапами нуков, не выдержав такой гонки, одновременно произошло три вещи. Серебристое свечение погасло — так же внезапно, как и вспыхнуло. Звуки вернулись на свои места — если только у звуков могли быть места — теперь он ясно услышал, как пытались отдышаться Альвис и Бачата и как скрипел под их лапами снег. А еще раздался резкий хлопок, от которого все трое вздрогнули, а Альвис и вовсе отпрыгнул в сторону, потому что раздался он прямо у него под боком. И стало совсем непроглядно темно. Это лопнул фонарь, понял Кир. Он осторожно ощупал бок Альвиса — вроде бы не поранило осколками. — Ну что, думаете, оторвались? — сквозь зубы выдохнул Кир, но, судя по тому, как жалась к нему Бачата и как подрагивали под рукой уши Альвиса, коты в этом сомневались. — Я тоже понятия не имею, что это было, ребят. Давайте продвинемся еще немного вперед — и отдыхать. Он провел рукой по спине Бачаты, отыскивая нужную сумку, чтобы нашарить огниво и попытаться снова добыть хоть немного света. Тут поджидал новый не особенно приятный сюрприз: не хватало одного из тюков с провизией, а возле меха с элем рука и вовсе наткнулась на мокрое — какая-то острая ветка, видимо, продырявила его, и теперь вытекло, наверное, уже добрых две пинты. Нет, хорошо, конечно, что пострадал эль, а не шкура Бачаты, да и без воды не останутся — всегда можно растопить снегу, но и что-то согревающее по такой погоде не помешало бы. Кир принялся отстегивать мех, зажимая дырку пальцем и пытаясь выдумать, чем бы ее залепить в условиях идеального отсутствия чего бы то ни было, как вдруг случайно скользнул взглядом по особенно густой темноте шагах в десяти от них. А оттуда на него смотрели два кроваво-красных глаза. — Добрый вечер, — вздохнул Кир, медленно отпуская бурдюк с элем, чтобы снова потянуться за стрелой. Ему вторило двойное жалобное «мяу». А в следующую секунду на них прыгнули. В кромешной темноте, прорезанной только блеском глаз — кошачьих и того существа, что летело сейчас на них — Кир не мог разглядеть, что именно это было. Скорее всего, что-то вроде крупного волка: оно клацало зубами и по-собачьи рычало. В пользу этого варианта говорило и то, что зверь был не один — местах в трех вокруг них Кир заметил еще по паре горящих красных глаз. Стая, получается. Впрочем, разбираться в особенностях вида не оставалось времени, хотя и было бы как-то обидно быть съеденным в полной темноте, не разглядев, чьим поздним ужином стал. Кир натянул тетиву и выстрелил, ориентируясь на звук. Рычание стало свирепее и перешло в вой — попал? А потом такие же едва различимые, но клацающие зубами силуэты бросились на них со всех сторон. Альвис неудержимо понесся вперед, рванул в сторону, оглушительно мяуча, и Кир не удержался в седле. Земля была все-таки покрыта слоем мягкого снега, поэтому почти даже не ушибся, только стало еще холоднее. Замерзающими пальцами он выдернул из колчана новую стрелу, но рычащая громадина оказалась быстрее. Ему надавили на плечи когтистыми лапами, прижимая к земле, над ухом клацнули зубы, а в нос ударило зловонное дыхание. Кир пнул волка коленом туда, где у обычного зверя должен был находиться живот, и выхватил из-за пояса кинжал. Волк взвыл и как-то резко шевельнулся — в темноте Кир не видел, как, но кинжал из его руки выбило. Кир зажмурился, хотя в голове мелькнула мысль, что это лишнее: и так темно. Он даже успел, кажется, улыбнуться этой мысли. А потом над ним с отчаянным «мр-р-р-ряяяяяяуу» что-то пронеслось — и волк исчез. Кир пошарил вокруг, тщетно пытаясь нащупать кинжал, и поднялся на ноги. При нем все еще были лук и стрелы, но проку от них в темном лесу, без малейшего проблеска пусть даже лунного света?.. Он прижался спиной к какому-то удачно подвернувшемуся древесному стволу и вгляделся в черноту. Глаза горели прямо перед ним, но не так ровно, как до нападения, а беспокойно, то потухая, то вспыхивая кровавым огнем. И появлялся этот огонь каждый раз немного в новом месте, как если бы зверь кружился, пытаясь поймать свой хвост. Но самим собой волк занимался недолго — все-таки почуял человека. Голодный рык не заставил долго себя ждать. Благодаря дереву, волк не бросился бы теперь со спины, и в этом было немаловажное преимущество: Кир успел изготовится и встретить прыжок полетом стрелы. Промахнуться было практически невозможно — он целился прямо меж красных глаз, единственных источников света в этой непроглядной чаще. — Мя-я-я-яв!.. — послышалось в ответ. — Бачата! — Кир не представлял себе, как он мог промахнуться, когда цель была так близка и так очевидна, но кошачий крик боли он не перепутал бы ни с чем. — Прости! Ты цела? Его немного успокоило подвывание, донесшееся с той же стороны, что и жалобное мяуканье — по крайней мере, жива, а восстанавливаются нуки быстро. Но куда делся волк, растворился он, что ли? Не мог же он исчезнуть бесследно? Кир на ощупь двинулся вперед, выставив перед собой руку, и вскоре наткнулся на что-то мягкое. Мягкое пахло котом и дышало как кот. Кир стянул одну рукавицу, и ощупал шерсть существа. — Альвис? — он не был уверен, что по одной только густоте меха верно установил личность нука, но возмущенного «мяу» не последовало — значит, прав. Коты всегда очень трепетно относились к своим именам и путаницы не терпели. — Надо найти Бачату. Такую короткую и конкретную реплику Альвис понял бы без труда и присоединился бы к поискам, если бы успел. Красные глаза приблизились так внезапно, что ни нук, ни человек не заметили, в какой момент из двух горящих вдалеке точек они превратились в огненные шары прямо перед ними. По рукаву Кира что-то скользнуло — то ли зубы, то ли когти — хрустнула ткань, но разорвать нучью шерсть с одного броска волку оказалось не под силу. Кир оттолкнул Альвиса в сторону — и так чувствовал себя виноватым перед котами. А вот новую стрелу выхватить не успел, тем более — прицелиться. Шкура волка неожиданно оказалась холодной, как снег. Или это он до того замерз, что для него теперь все вокруг ледяное? А вот руке, когда по ней, разрывая плащ, все-таки полоснуло что-то острое, стало горячо. А потом реальность покачнулась, его снова опрокинуло в снег, и тогда холодное и горячее он различать перестал. Над головой лязгнуло, рыкнуло и затихло. Он провалился бы в темноту, если бы темнота и так не была вокруг. Теперь к ней просто присоединилась еще и тишина. * Когда Кир пришел в себя, он долго не мог понять, где находится. Нет, про Страну вечной зимы, лес и волчье нападение (если это, конечно, были волки) он помнил прекрасно — лучше некуда. Проблема была с другим, пожалуй, куда более насущным — с его собственным положением в пространстве. По всем законам здравого смысла верх должен быть там, где у человека голова. Если это по-прежнему было так, получается, он медленно летел вверх: по крайней мере, его методично влекло куда-то головой вперед. Допустить мысль, которая, в общем-то, в сложившихся обстоятельствах легко приходила на ум — что его все-таки загрызли, а это отлетает к небу душа — ему помешали две вещи. Во-первых, у мертвых, как правило, ничего не болит. А во-вторых, когда они возносятся к праотцам, их ноги при этом уж точно не волочатся по земле. А у Кира волочились. Не видно было по-прежнему ни зги, но дыхание нуков он слышал. Не волчье, уж на том спасибо. Кир осторожно вытянул правую руку — левая после встречи с волком была ненадежным помощником — и убедился, что верх там, где кот. Альвис тащил его, ухватив зубами за плащ, как нуки носят своих котят, только вот, вероятно, Кир оказался все-таки побольше и потяжелее нучьего детеныша. Почуяв, что он очнулся, Альвис ослабил хватку и осторожно положил его на снег. — Ну что, снова оторвались? — усмехнулся Кир, поднимаясь и пытаясь вернуть потерянное равновесие. Собственный голос прозвучал хрипло. Альвис ткнулся носом ему в плечо — испугался за него, наверное. Волков видно не было, да и коты успокоились — значит, опасность миновала. Бачата поспевала, прихрамывая в паре шагов от них: вот ведь, все-таки ранил. Но стрела из лапы не торчала, а способности нуков к регенерации всегда поражали воображение. Через четверть часа лапа будет как новенькая. А потом Кир внезапно сообразил, что если все это только что увидел, значит, что-то рассеяло тьму. А ведь фонарь они заново не зажигали. Может быть, они на поляне, и над ними светит луна? Кир обернулся. В чем-то он оказался прав: они действительно были то ли на небольшой поляне, то ли и вовсе на краю леса. Ветви здесь не сливались в сплошной купол, а позволяли разглядеть кусочки темного ночного неба, с которого светили полная луна и несколько ярких звезд. Но основной отблеск, падающий на заиндевелую землю, был вовсе не бледно-лунный, а рыжеватый и теплый. И его источник Кир не угадал. Прямо перед ними стоял дом. Самый обыкновенный деревянный дом — ничто в нем не привлекало бы внимания, не стой он посреди дремучего леса. Из его-то окон и выбивался свет, ложась на снег дрожащим узором. А из печной трубы поднимался к холодным звездам белый дымок. — Как думаете, то, что там внутри, питается незадачливыми путниками и их котами? — спросил Кир вслух. Нуки сочли вопрос риторическим и затрусили к невысокому крыльцу. Кир поплелся за ними следом — в конце концов, он уже столько раз подверг их опасности за одну эту ночь, что не вправе осуждать, если теперь у них перспектива погреться у огня сильнее опасений. Лес снаружи таил не меньше ловушек, к которым, в отличие от тех, что могли поджидать их внутри, примешивался еще и риск насмерть замерзнуть. Он постучал, а Альвис поскребся в дверь, но никто не отозвался. Кир стукнул сильнее, оба кота призывно мяукнули — снова ничего. Ответили им, конечно, как водится, именно тогда, когда Кир уже думал отступить и пойти бесцеремонно заглянуть в окно. Что думали коты — он не знал, но они тоже явно не были в восторге. — Иду! — отозвался звонкий молодой голос, — сейчас открою! И через пару мгновений дверь действительно открылась. На пороге стоял человек. Ну, то есть, вполне возможно, не человек, а эльф, тут Кир не мог бы поручиться: уши были скрыты длинными волосами. Хотя сами волосы — кудрявые и золотистые — подтверждали скорее версию насчет эльфа. Впрочем, расовая принадлежность хозяина дома теперь интересовала Кира менее всего — главное, что он не сожрал их с порога и, по всей видимости, должен был понимать человеческую речь. Раз сам ее применял, да еще и говорил на том же языке, что и Кир. Кстати насчет речи: надо было, наверное, что-нибудь сказать. За долгие недели общения с одними только котами Кир от этого отвык. Иногда он, конечно, говорил с нуками, но скорее от нечего делать, чем по настоящей необходимости. Они понимали без слов. — Добрый вечер, — сказал Кир. То ли человек, то ли эльф кивнул, но ничего не ответил и ждал продолжения. — А мы тут… не то что заблудились, просто как бы ночь на дворе, не май месяц, и в лесу тут у вас бродят всякие… В общем — не пустишь ли переночевать? — Без приглашения войти можешь? Нет, Кир, конечно, ожидал чего угодно, но точно не этого. Объяснять ему ничего не спешили, а судя по напряженно сжатым губам, хозяин дома был настроен весьма решительно. Увидев замешательство Кира, он и вовсе на несколько шагов отступил внутрь комнаты. Там было так восхитительно тепло и так заманчиво потрескивал огонь в камине, что Кир пожал плечами, поднялся на верхнюю ступеньку крыльца и шагнул через порог. — Прекрасно. А то, как ты верно заметил, тут ходят всякие. В таком случае будьте как дома. Только лапы вытирайте! Последнее он бросил на бегу, исчезая где-то в сияющей глубине дома. Кир почему-то принял это на свой счет и обстоятельно потоптался на плотном серо-коричневом коврике возле двери. Настоящие же обладатели лап требование проигнорировали и ворвались в комнату, оставляя по всему полу мокрые следы. Все надо было понюхать и обшерстить, прежде чем свернуться двумя меховыми клубочками у огня. Оставалось порадоваться, что лапа у Бачаты уже не болела и бегать ничего не мешало. Кир закрыл за собой дверь на крючок, отрезая путь ледяному ветру, и огляделся. Комната показалась бы достаточно просторной, если бы не Альвис с Бачатой — все-таки гигантских котов не зря называют гигантскими, и по их появлении значительную часть помещения немедленно заполнили мохнатые бока и довольные морды. Но место все же оставалось: например, для уютного кресла у камина, которое, кажется, справлялось с задачей искусить и заманить путника гораздо лучше, чем те голоса в лесу. Или для столика в углу, сверху сплошь заставленного какими-то склянками и бутылочками, наполненными чем-то непонятным, но не особенно пугающим, а снизу оснащенного парой дюжин ящиков и ящичков разных форм и размеров. Пальцы болели, отогреваясь, но подвижность к ним возвращалась, и Киру удалось расстегнуть фибулу и выпутаться из плаща, который легко можно было не класть, а поставить, прислонив к стене, — его покрывала ледяная корка. Шерсть котов тоже свисала сосульками, а сумки и сбруя, которые он кое-как отцепил с их спин, на ощупь ничем не отличались от сугробов. Кир боялся себе представить, сколько луж натечет с него и нуков, когда они окончательно оттают. Замечательная будет плата за гостеприимство, если они затопят дом. В дальнем конце комнаты обнаружилась ведущая на второй этаж узкая деревянная лестница. Человекоэльф, кем бы он ни был, уже сбегал по ней с какой-то большой коробкой под мышкой. — Садись погрейся, чего стоишь?! — крикнул он, как только заметил, что Кир торчит посреди комнаты, не зная, куда себя деть. — Держи вот, — он вытащил вдруг из коробки что-то круглое и ярко-оранжевое и бросил Киру, продолжая спускаться по ступенькам и пытаясь не уронить коробку. Кир честно попробовал поймать круглое на лету, но левая рука после волчьих когтей слушаться совершенно отказывалась. Круглое покатилось по полу, и тут же им заинтересовались коты. Кир знал, что это что-то съедобное, какой-то фрукт: видел похожие в экспедиции на юг, еще до Альвиса и Бачаты: тогда еще в джунглях его чуть не сожрало какое-то хищное растение, забудешь такое. Правда, как этот фрукт называется, он не помнил и не был уверен, что это можно котам. У человекоэльфа сделалось такое лицо, как если бы это в него что-то с большой скоростью летело. Он спрыгнул с нижних ступеней, поставил коробку на пол (вот это в присутствии котов, возможно, было зря) и стремительно подошел к Киру. — Что с рукой? — Да ерунда. Просто тут в лесу… нам немного дали люлей. Это должно было прозвучать небрежно, а получилось немного смущенно: Кир вспомнил про неудачно пущенную стрелу и лапу Бачаты. — Давай посмотрю. Теперь, когда они стояли рядом, Кир осознал, что смотрят на него снизу вверх. Это обстоятельство, кстати, делало версию про эльфа менее правдоподобной: Кир привык, что для человека он достаточно высок ростом, но если доводилось иметь дело с эльфами, большой разницы не чувствовал. Сейчас она, впрочем, нисколько не мешала. Кир встретил взгляд цепких голубых глаз и почему-то почувствовал себя спокойно. Это было ничем не обосновано, но Кир не стал копаться в себе. — Ты целитель, что ли? — Кир принялся расшнуровывать рукав. — Почти. Я что-то вроде мага. Ты к огню-то садись все-таки. На этот раз Кир последовал совету и с наслаждением вытянул ноги в сторону камина. Маг зазвенел своими склянками, пересыпая и смешивая какие-то порошки. Вдруг он звонко хлопнул себя по лбу и повернулся к Киру. — Ты же человек? Забыл спросить. Кир кивнул. — Тогда все правильно, — обрадовался маг, влил в колбу что-то из бутылки, встряхнул и поглядел на содержимое на просвет. — Сейчас будет готово. А то знаешь, рост такой… думал, может ты эльф… — А ты эльф? — осторожно спросил Кир и, когда получил в ответ недоуменно-веселый взгляд, пояснил: — Волосы. — Почти угадал. Я полуэльф. Он приподнял копну кудрей, и Кир увидел, что одно ухо у него обычное, а другое эльфийское, заостренное. — Прямо так… буквально полуэльф? — Ага, — легко подтвердил он и рассмеялся, а ведь мог бы, пришло вдруг в голову Киру, и обидеться. У Кира тоже сделалось легко на душе, как от кружки хорошего эля. Хотя чего-чего, а эля у него как раз больше не было. Полуэльф выудил из ящика какую-то белоснежную ткань и оторвал от нее кусок. На хруст обернулись коты, синхронно вскидывая треугольные уши. Ткань и склянки их не заинтересовали, а вот коробку они заметили и посмотрели друг на друга со значением. Полуэльф понюхал получившуюся субстанцию, довольно улыбнулся и смочил ею ткань. — Зовут-то тебя как? — Кир. — А я Эжен. Он взял ладонь Кира в свою, чтобы обработать рану, поэтому получилось что-то вроде неловкого рукопожатия. Оба прикосновения — и пальцев Эжена, и колдовского раствора — оказались одинаково теплыми, и Кир подумал, как все-таки еще мало согрелся. В этой мысли, правда, определенно было что-то уютное, и, когда Эжен отпустил его руку, Кир подъехал вместе с креслом поближе к огню. Кресло противно проскрипело по полу. — Сейчас должно подействовать, — заключил Эжен. — Больше ничего не болит? Кир отрицательно качнул головой. — Мяу! — раздалось из угла комнаты. Это было не злое и не испуганное «мяу», а скорее восхищенное. Кир посмотрел в ту сторону и сам не удержался от возгласа примерно с такой же интонацией: — Лопни моя волынка… Альвис и Бачата стояли над коробкой, которая, конечно, уже валялась на боку. А из нее во все стороны катились оранжевые шары. Их было не просто много: они были везде. — Любопытные у тебя котики, — произнес Эжен каким-то неопределенным тоном, останавливая подкатившийся к ним шар носком ботинка. — А зачем тебе столько?.. Кир попытался было вскочить с кресла, чтобы помогать собирать, но Эжен жестом остановил его, а потом щелкнул пальцами, пробормотал себе под нос какие-то слова, которых Кир не разобрал, и шары, поднявшись в воздух, сами стали ссыпаться обратно в коробку. Коты завороженно провожали их взглядом, задрав вверх морды. — Что ты спросил? — отвлекся наконец от работы Эжен. — Зачем столько мандаринов? Это для духов и демонов. Точно, мандарины! — вот как это называлось. Видимо, непонимание очень уж отчетливо отразилось у Кира на лице, потому что Эжен объяснил без новых вопросов с его стороны: — Сегодня Ночь истончения грани. В твоей стране не отмечают? Наш мир и потусторонний сближаются, работают такие чары, которые в обычное время ни у кого не выходят. И всякие существа наружу лезут. А я вот их мандаринами кормлю. — Демоны едят мандарины? — А то. Нарочно заготовил побольше, чтобы они не подрались, как в прошлый раз, — Эжен сдвинул порошки и зелья в дальний угол стола и уселся на освободившееся место. — Черные маги всегда их подкармливают. На Ночь истончения грани принято что-то друг другу дарить, а кто будет готовить подарки для демонов… Но нужно же поддерживать хорошие отношения. А поскольку тут волшебников негусто, сам понимаешь, выходит, я один могу что-нибудь для них сделать… Он задумчиво поглядел куда-то мимо Кира, а Кир содрогнулся, представив себе гостей, которые скоро могут нагрянуть. Он ведь не успеет убраться отсюда прежде, чем они появятся. Ни в одном путешествии Киру как-то не доводилось встречать демонов, но не верилось, что они питаются одними мандаринами. Может быть, их еще интересуют, например, коты? Снадобье, тем временем, нагревало руку все сильнее и сильнее, и если вначале это было скорее приятное тепло, то теперь жгло уже ощутимо. Наверное, так ему и полагалось, но терпеть становилось трудно, и Кир потер больное место — собственные пальцы ощутились ледяными. — Слушай, эта твоя штука всегда так кусается? Эжен встревоженно соскочил со стола. — А что, жжет? — на мгновение в его глазах промелькнул какой-то отстраненный интерес ученого, но тут же сменился живым участием. — Не то слово, если честно. — По идее не должно. И снова его рука оказалась между теплых ладоней Эжена, которые стали за это время как будто бы еще горячее. Эжен прошептал какие-то слова на неизвестном Киру языке, на этот раз другие, более длинные и замысловатые, щекотно пробежал пальцами по царапинам, а потом просто подул на кожу. Его волосы всколыхнулись и свет, упавший на них от камина, будто стек вниз, повторяя изгибы кудрей. И боль исчезла. Совсем. Кир сказал бы кое-что про волынку, если бы не говорил этого уже, когда рассыпались мандарины. — Легче? Странно, что эликсир себя так повел. Вот не надо было мандрагору у коробейников покупать… Опять, наверное, на Драконьих пустошах собирали. А она там паленая — сам понимаешь, дракон. Кир все еще смотрел на собственную руку — следы когтей стремительно исчезали, бледнея и растворяясь. — Ты точно черный маг? — Я комбинирую, — пожал плечами Эжен, запрыгивая обратно на стол. Он пошарил в одном из ящиков, вытащил большую плоскую флягу, сделал несколько глотков и устало прикрыл глаза. — Мне сегодня колдовать и колдовать, полгода потом не захочется… Ладно, — он бодро встряхнул волосами и заговорил громче. — Рассказывай, как тебя к нам занесло. Я бы сказал, что ты откуда-то из-за гор. Судя по костюму. — Я оттуда и есть, — подтвердил Кир. — Поехал посмотреть, что тут у вас творится. Я составляю карты. Здешних земель как раз не хватало для полной картины севера, скоро можно будет полный атлас выпускать. А вообще мы с одним волшебником решили когда-нибудь сделать карту в объеме, чтобы можно было покрутить и рассмотреть со всех сторон. Как оно есть на самом деле, только в уменьшенном виде. Представляешь, земли, которых ты никогда в жизни не видел, дальние страны — как на ладони… Эжен слушал внимательно, склонив голову набок и немного прищурив глаза, из-за ресниц все равно поблескивающие синевой. Кир придвинулся к огню еще поближе — почему-то никак не получалось согреться до конца. — В общем, шли мы себе спокойно, никого не трогали. А здесь в лесу на нас какие-то твари зубастые набросились. Это у вас волки такие? — А какие они из себя? — Так не видно было. Там сейчас темно, как в гномьем клозете, а у нас фонарь разбился. — Судя по тому, что они успели на тебе отпечатать, это снежноволки, они в пещерах под снегом живут. Вон коврик у меня из их шерсти, — Эжен качнул головой в сторону входной двери. — Они дают вычесывать, когда сытые. Комментировать это Кир не стал, но картина в голове нарисовалась впечатляющая. — Будешь? — Эжен протянул ему флягу. Кир с благодарностью кивнул и хотел встать, но почему-то не смог. Что именно было не так, он не понял, но все тело как будто что-то сковывало, шевелиться выходило, но только слегка. Если бы он сидел на морозе, решил бы, что совсем замерз, но в тепле, у полыхающего огня… — Орочий староста… Он хотел сказать, что подойти за флягой, судя про всему, не сможет, но губы пропустили только ругательство, а потом и сами стремительно стали неметь. Эжен подался вперед. Смотрел он теперь не просто с тревогой или сочувствием, а с настоящим испугом. — А кроме снежноволков ты никого в лесу не встретил? Он протер флягу рукавом и протянул Киру, чтобы он мог встретиться лицом к лицу с собственным отражением. Если бы не оцепенение, он бы вздрогнул бы: вместо зеленых глаз на него смотрели льдисто-стальные, как море в шторм, а несколько прядей темных волос как будто выгорели — их покрыл иней. — Ты никого больше не встречал в лесу?! — повторил Эжен настойчивее. Он забрался на подлокотник кресла и склонился ухом к лицу Кира, придерживая волосы. Это было его эльфийское ухо, и, пока Кир молчал, оно нервно шевелилось. — Там был какой-то серебристый туман, — выговорил, наконец, Кир, заставляя губы хоть немного двигаться. — Мы прошли… насквозь… и голоса… они звали, но мы ускакали… — Так я и думал. Это называют заморозка, а по науке, если правильно помню, — облако Эльзы. Давненько здесь не видели этой штуки. В его голосе зазвучал металл, а легкость, которую Кир принял сперва за неотъемлемое его качество, развеялась. Теперь он был собран и серьезен. На месте неведомой хтони Кир предпочел бы с ним не связываться. На всякий случай. — Если вы прошли насквозь, как ты говоришь, то она, конечно, успела тебя атаковать. Котам она не опасна, ей нужны души, которыми она сможет поживиться сразу, а у них девять жизней, если, конечно, сейчас не последняя. У твоих вряд ли. По ним обычно видно. — И что теперь будет? — Кир не то чтобы спросил, а скорее изо всех сил подумал вопрос, но Эжен, кажется, понял. Или просто догадался. — Она заморозила тебе сердце. Оно постепенно индевеет. Чувствуешь, становится только холоднее? Поэтому, выходит, эликсир тебя обжег — тебе сейчас что угодно покажется слишком горячим. Кир почему-то отчетливо представил, как замерзает окончательно прямо на спине Альвиса — и нуки никак не могут взять в толк, куда делся теплый человек и откуда взялся этот всадник из льда. «И ничего нельзя сделать?» Этого Кир уже точно не произносил вслух. Эжен сначала и не ответил. А потом вскинул голову, будто на что-то решившись, и медленно проговорил, взвешивая каждое слово: — Можно попытаться. Есть одно древнее колдовство… Не уверен, что у меня хватит сил, но сегодня все-таки Ночь истончения грани. Ты разрешишь попробовать? Спрашивает еще. Если бы у Кира бодрее шевелился язык, он непременно сказал бы на этот счет что-нибудь, подходящее к случаю. Но все, что он смог сделать, — кивнуть, да и то едва заметно. Он ожидал чего угодно — что Эжен снова примется варить какое-нибудь хитроумное зелье, или читать заклинания, или чертить магические круги на полу… Но точно не того, что он сделал на самом деле. В одной руке Эжен осторожно сжал его ледяные пальцы, а другую положил ему на сердце, и через камзол и рубашку Кир почувствовал почти неприятный жар. По крайней мере, чему-то новому внутри него он очень не нравился, и Эжена хотелось оттолкнуть. А потом Эжен тихо запел. Этой песни Кир никогда раньше не слышал, но отчего-то она казалась смутно знакомой, будто бы он знал ее когда-то, давным-давно. Или, может быть, ее пели ему во сне. Ресницы тяжелели, и Кир закрыл глаза, наблюдая через сомкнутые веки за причудливым танцем языков пламени в камине. А голос звучал все сильнее и увереннее, заполняя и комнату, и гулкое пространство у Кира в голове. И ладонь Эжена, пока он пел, становилась холоднее. Или, может быть, это теплело у Кира в груди. Древнее слов нет волшебства, в начале было слово, И смерть, пока любовь жива, уходит без улова. Зарей занявшийся восток прорвет завесу ночи, Сквозь камень прорастет цветок и корнем камень сточит; Туда, где прежде стыли льды и валуны серели, Вдохнет цветущие сады касание апреля; И снег растает, словно дым, смывая переправы, Придут на смену льдам седым цветы, листва и травы. Печаль растает без следа, и, как метель ни кружит, Пусть выйдут все осколки льда из глубины наружу И, побежденные огнем, пусть обратятся в лужи; Как ночь бессильна перед днем, так перед жаром — стужа. Самим собой наполнен свет, а тьма внутри пустая; Таких снегов на свете нет, что летом не растают, И нету стен, что не сломать, нет ночи без рассвета, Проходит каждая зима — поверь, пройдет и эта. Когда наступила тишина, Кир не мог бы сказать точно. Наверное, песня уже закончилась, но где-то внутри она все еще звучала, и на ресницах собиралась готовая стечь по щекам талая вода. И то ли во сне, то ли сквозь сон он видел, как комнату наполняют блуждающие огоньки, витают под потолком, кружат вокруг Эжена — и улетают в окно, исчезая в черном ночном небе. И каждый уносит с собой по мандарину. * Кир проснулся совершенно отдохнувшим — такое в странствиях с ним случалось редко. В голове не гудело, руки и ноги не отекли и не одеревенели — несмотря даже на то, что он спал в кресле. Все тело наполняло ровное тепло, и если бы не снег за окном, пускающий в комнату яркие до рези в глазах блики, можно было бы и не поверить в зиму. Нуки, разбуженные светом, тоже поднимали головы и блаженно щурились, как домашние коты. — Доброе утро, — раздалось негромко откуда-то сверху. Кир вскинул голову. Эжен сидел на лестнице, свесив вниз босые ноги, и что-то ел из круглой деревянной плошки, похожей на половинку скорлупы огромного ореха. Волосы у него были небрежно собраны в хвост почти уже развязавшейся лентой, и теперь сверкали на солнце, пушась вокруг головы золотистым облаком. Кир даже приставил руку козырьком ко лбу, чтобы на него посмотреть. — Доброе. И спасибо. От благодарности Эжен отмахнулся и отсалютовал Киру тарелкой. — Есть хочешь? — Не откажусь. Эжен метнулся куда-то наверх золотистым вихрем и вернулся уже обутым и со второй такой же плошкой в руках. Варево оказалось чем-то вроде каши, но куда вкуснее. Оно пахло лесом, костром и медом, но из чего конкретно оно состояло, Кир так и не понял. А спрашивать не стал. — Пора ехать, — вздохнул Кир наконец. — Долго у вас тут еще лес? Успеем сегодня до заката пройти? Эжен кивнул. Он порылся в самом большом ящике стола и вытащил на свет какие-то мешочки. — Вот, возьми с собой. Вижу, у тебя еда заканчивается. И вина еще держи, твое вытекло, тут дырка, кот у тебя напоролся на что-то. Это было весьма кстати: Кир вспомнил, что части запасов и вправду не хватало после ночного приключения. Кир привязал поклажу Бачате на спину, и принялся прилаживать Альвису седло. — Возьми еще это, — сказал вдруг Эжен, вкладывая ему в руку что небольшое и круглое. Кир раскрыл ладонь. На ней поблескивал маленький серебристый дракончик на шнурке, он скалился, безуспешно пытаясь поймать собственный хвост, и Киру почему-то стало немного его жалко. — Это амулет, — объяснил Эжен. — Должен сработать, если тебе встретится еще что-нибудь в том же духе, что вчера. Кир надел амулет на шею и вспомнил вдруг, как Эжен говорил, что в Ночь истончения грани принято друг другу что-то дарить. А у него для Эжена ничего не было. Только теперь он заметил, что его плащ не валяется возле входной двери, а бережно развешан над камином, и уже оттаял и высох. Эжен завернулся во что серо-бурое, подозрительно напоминающее по цвету шерсть снежноволков, и они вышли на ослепительно белый снег. Котов грел собственный мех, и видно было, что им уже не терпится побежать сквозь сугробы, вспахивая в снегу пушистые борозды. Кир придержал Альвиса, чтобы взобраться ему на спину. Эжен стоял, щурился от яркого света, глядя в высокое зимнее голубое небо, и дышал на руки. Киру внезапно пришла в голову идея. Он порылся в сумке и вытащил пару новеньких нучьих рукавиц — уж такого добра у него водилось с избытком. — С праздником, что ли. Голубые глаза восхищенно сверкнули. Эжен сначала провел по шерсти пальцем, как если бы гладил настоящего кота, и только потом позволил рукам утонуть в ней — наверное, рукавицы были ему немного великоваты, но это его, по всей видимости, нисколько не расстроило. Нуки сперва внимательно наблюдали, куда это Кир собрался отдать вещь, сплетенную из их шерсти, но решили, что Эжену можно. — Я буду беречь, — серьезно сказал Эжен. Когда у поворота дороги Кир обернулся, он все еще смотрел им вслед, стоя в снегу у крыльца. — Мяу, — как-то задумчиво вздохнула Бачата. И Кир был с ней, пожалуй, согласен.