Сложности семейной жизни Северуса Снейпа

      Северус Снейп всегда вел себя с женой, как положено настоящему мужчине.       Приносил деньги в дом. Дарил цветы. Подавал жене мантию, чистил ее обувь вместе со своей. Оборудовал кухню так, как хотела жена, то есть накупил в нее магловской техники, даже не понимая, зачем это нужно, если есть бытовая магия. Никогда не забывал про годовщину первого свидания и свадьбы, дни рождения тестя и тещи и даже дни рождения Гарри Поттера и всех многочисленных Уизли, потому что жена всегда принимала приглашения от них и таскала его с собой, а он, будучи хорошим мужем, ходил с ней. В интимных отношениях был инициативен и активен, следил за тем, чтобы жена тоже получала удовольствие. Более того, он первым делом заботился об удовольствии жены, а уже потом о своем.       И Гермиона Грейнджер-Снейп ценила его старания. Говорила спасибо. Смотрела на него с благодарностью и с радостью. Вкусно готовила и улыбалась, подавая ему еду, и даже иногда чмокала его при этом в макушку. В постели была отзывчива и всегда нежно целовала его после оргазма.       Но почему-то от года к году, от месяца к месяцу Северусу Снейпу становилось все грустнее...       Хотя он, конечно, знал, почему.       Потому что хотел он другого.       Он хотел приходить с работы не к накрытому столу, а в чистую удобную кухню, в которой он сам будет творить кулинарные шедевры. В кулинарии и зельеварении много общего, и то, и другое про гармонию сочетаний и про магию, и ему хотелось этим заниматься. Он хотел встречать жену ее любимыми блюдами и смотреть, как она смеется от удовольствия, и чувствовать, как она целует его в щеку, прежде чем пойти переодеться из рабочей одежды. Но ведь кухня — это женские обязанности, не так ли?       Хотел не дарить ей цветы, а вместе с ней выбирать книги и, главное, читать ей их вслух. И, читая, тихонько поглядывать за тем, как она слушает. Когда она слушает, на ее лице столько всего отражается, она становится такой красивой, такой живой... Но если она замечает, что он на нее смотрит, выражение ее лица меняется. Но это же так по-детски — читать вслух? Верно?       Хотел, чтоб она ездила к этим Уизли и Поттерам одна, а он бы закрывался на целый день в лаборатории или в своих теплицах. А потом встречал ее, сытую, веселую и иногда даже пьяную, и кружил ее. Но это же неприлично — не сопровождать жену? А кружить ее — это вообще как-то странно. Одно дело в танце, и совсем другое — просто так, от избытка чувств. И вообще, восторженность — это не по-мужски...       А ночью он хотел хоть иногда просто лежать и наслаждаться тем, как она его целует, гладит, как перебирает его волосы, как устраивается на нем сверху и сама задает ритм и темп... Впрочем, нет, не иногда. А часто, очень часто. Но мужчина должен быть напористым, правда?       А еще иногда хотелось по вечерам не заниматься сексом, а просто обниматься с ней, играя ее пальцами или разговаривая. Но мужчина же должен быть всегда готов...       Деньги приносить и чистить ботинки для всех он, конечно, будет продолжать, не проблема. Как Гермиона будет распоряжаться, на каком белье им спать, какими одеялами укрываться и какого цвета сегодня сделать жалюзи. Она в этом разбирается лучше. И вообще, ему нравится — и не просто нравится, а кажется милым, — что она меняет цвет жалюзи в спальне и в кухне по своему настроению. То они желтые, как цыпленок, то оранжевые, как мандарин, то сине-фиолетовые, как глубины неба сразу после заката, то ярко-синие, как оперенье болтрушайки, то нежно-зеленые, как весенняя трава во дворе Хогвартса. Как-то она сделала их изумрудно-зелеными, но он попросил не использовать этот цвет, для него это навсегда останется цветом авады кедавры — той, что ему пришлось бросить в старика-наставника несколько лет назад. Но Северус Снейп никогда не скажет, что это мило, он стесняется этого слова. Он обычно говорит: «Как тебе больше нравится, дорогая!» Иногда ему хочется разбросать по зеленому полю жалюзи розовые цветочки, но где он, а где розовое?       И все это тоже прибавляет ему грусти...

...

      Гермиона Грейнджер-Снейп была очень внимательным человеком. И она видела, что с мужем что-то происходит. Но все попытки поговорить наталкивались на его неизменное «все хорошо, дорогая».       Она старалась быть более старательной в быту, более заботливой в общении, более отзывчивой в постели. Все же она много работала и подозревала, что мужу просто не хватает ее внимания, а он не говорит ей об этом, потому что не хочет, чтобы семейная жизнь стала тормозом для ее карьеры.       Но ничего не помогало. Северус становился все более хмурым и молчаливым, а в постели более техничным и менее чувственным.

...

      Однажды Гермиона не выдержала.       Отстранилась и уперлась руками в грудь мужа, когда он вроде как страстно целовал ее и вел половой акт именно так, как она обычно любит. Она наконец поняла, что ее смущает, — она не ощущает его вдохновения и его желания.       — Северус, — сказала она, — супружеские отношения — это не долг и не обязанность. Это любовь. Если тебе не хочется, ты не обязан заниматься со мной сексом! Ни в конкретный момент, ни вообще!       И выскользнула из-под него.       Северус растерялся. Возможно, впервые в жизни он не знал, что сказать. Как это, не обязан? Его жена — молодая энергичная женщина, она любит секс, и он всегда стремится доставить ей удовольствие. Разве не так должен поступать любящий мужчина?       А она меж тем села и надавила на его плечо.       — Ложись! Ты перевозбужден, я помогу тебе расслабиться, а потом поговорим об этом!       Все еще не понимающий, что происходит, Северус лег на спину.       А руки жены побежали по его телу — плечам, груди, бокам, животу, бедрам, ногам... Оглаживали его, легко щекотали. Потом ее ладонь легла на низ его живота. И он, сам того не ожидая, задохнулся от каких-то новых, небывалых чувств, среди которых он смог опознать только волнение и нежность.       А она уже зажала его член между ладонями и ритмично сжимала, сжимала, сжимала его.       Когда подкатило жгучее нетерпение, он, закрыв глаза от неловкости, положил свою ладонь поверх ее и резко сдвинул ее ладони вверх, потом вниз. Она поняла, поймала ритм, и через несколько движений он, вздрагивая, выбросил первую порцию спермы ей в руки.       Когда стих последний толчок, он оттолкнул ее, перевернулся и, сгорая от стыда (кончил, как подросток, «в кулак»!), уткнулся лицом в подушку.       А она вытерла руки о валяющуюся тут же на кровати футболку от своей пижамы и погладила мужа по ягодицам.       — Отдыхай! — сказала негромко.       И легла ему под бок, положила голову на его поясницу и обняла его за бедра.       Прислушиваясь к странным и очень приятным ощущениям от щеки жены, ее волос и ее руки на себе, Северус Снейп уснул.

...

      Дождавшись, когда дыхание мужа стало почти неслышным, Гермиона поднялась, укрыла его одеялом, и пошла в душ.       Глядя на себя обнаженную в зеркало, думала: «Ну хоть раз я получила то, что давно хочу! Что со мной не так, что он берет меня, но не отдает мне себя?»

...

      Проснулся Северус уже засветло, укрытый одеялом. Гермиона спала рядом. Странно, обычно она в выходной встает раньше и идет готовить завтрак.       Полюбовавшись спящей женой и еле сдержав желание погладить ее выбравшуюся из-под одело ступню, аккуратно укрыл ее еще и своим одеялом («Она любит, когда тепло...» — подумал с нежностью) и встал.       Что это вчера было? Жена почему-то остановила его, сказала, что секс — не долг, и сделала все сама! И это было... это было... это было волшебно! Словно самая легкая, и при этом глубинная магия! Какие у нее руки! Северус не находил слов, чтобы описать, какие у нее руки, когда он ощущал их не через свой напор, а просто расслабившись. Волшебные руки...       Но почему она его остановила? Ей было нехорошо с ним? Он что-то делал грубо? Неправильно? Она что-то подозревает?!       «Подозревает, конечно, — вздохнул Северус про себя, — она же не раз пыталась поговорить со мной об этом, а я...»       Умывшись и вернувшись в спальню одеться, Северус еще раз глянул на спящую жену. Будить ее он точно не будет. В кои-то веки предоставляется возможность приготовить завтрак самому.

...

      На кухне первым делом Северус навел собственный порядок. Чтобы еда получилась, какая надо, в кухне все должно быть по своим местам, как в лаборатории, и в то же время под рукой.       С удовольствием отметил, что жена поддерживает на кухне чистоту и что почти все, что ему нужно, есть.       Надел фартук жены, которым она не пользуется (но Молли Уизли продолжает ей при этом дарить фартуки), и начал фантазировать...       Оладьи из овсяных хлопьев, карамелизированные фрукты, бекон и тоненький воздушный омлет на тостах... Все это красиво разложить по тарелкам и расставить на столе. И можно варить кофе. Или не варить пока? Если еду можно прикрыть магическим куполом, чтобы не остывала, пока Гермиона не пришла, то кофе должен все же быть свежайшим. Наверно, можно сварить только себе, а Гермионе — когда она встанет.       Северус потянулся за маленькой, на одну чашечку, керамической туркой, и почувствовал ее взгляд. Он всегда чувствует, когда она на него глядит.       Самая чудесная женщина на свете стояла в дверях и с восхищением смотрела на него .       — Как красиво, Северус! И так аппетитно пахнет!       Не зная, что ей ответить, он проговорил:       — Мне не хотелось тебя будить!       Потом почему-то смущенно добавил:       — Кофе?       — Да, пожалуйста!       Северус Снейп не подозревал, что это будет так волнительно — наблюдать, как любимая женщина ест приготовленную тобой для нее еду, с аппетитом, с удовольствием, как радостно и удивленно вскидывает на тебя глаза.       — Вкуснятина, Северус! Ты готовишь, как зелья варишь!       — Нет, — ответил он, — зелья я варю по работе, а готовлю для удовольствия, а это совсем разное!       И, снова смутившись, тут же добавил:       — И чтобы тебе дать отдохнуть!       — Спасибо... — проговорил она негромко.       Было действительно вкусно.       После завтрака, ни говоря ни слова, Северус Снейп провел ревизию холодильника и начал доставать на стол мясо из морозилки, овощи, оливковое и кунжутное масло. Из шкафчика достал рис и специи. Готовить обед.       Хмурился, чтобы скрыть неловкость, и никак не мог попросить жену не смотреть на него.       Впрочем, он и не хотел, чтобы она уходила из кухни. Пусть сидит тут, пьет кофе чашку за чашкой и смотрит, смотрит... Ему приятно ее присутствие.       — Северус...       — Я подумал, что пусть у тебя будет целый день отдыха! — буркнул он торопливо.       — Я не об этом. Но спасибо!       — А о чем?       — Почему ты не позволяешь гладить себя?       — В смысле?       — Почему ты в постели не позволяешь мне ласкать себя? Как только я хочу тебя погладить, ты сразу перехватываешь инициативу, и я ничего не могу сделать. Тебе неприятны мои прикосновения? Поэтому ты становишься все более отстраненным? Северус, если тебе нехорошо со мной, я тебя не принуждаю к... контакту. Мне очень нравится быть с тобой, но принуждать в этой теме нельзя ни в коем случае!       Северус Снейп замер в изумлении. Принуждать? Неприятны? Ему неприятны ее прикосновения?! Да он таял вчера под ее руками!       Она молча ждала ответа, глядя немного печально ему в глаза.       Он грустно проговорил:       — Я не знаю...       Она кивнула.       После паузы немного сдавленно и негромко попросила:       — А можешь ты хоть иногда разрешать мне делать с тобой, что мне хочется? Как вчера. Мне так нравится самой тебя целовать. Нравится играться с твоими волосами, они такие мягкие. Иногда очень хочется...       Гермиона перевела дыхание.       — ... хочется самой быть сверху. Ты офигительный любовник. Но меня задевает, что ты отодвигаешь мои руки, когда я пытаюсь сама что-то сделать, и сам захватаешь мои губы, когда я пытаюсь тебя целовать.       Она снова перевела дыхание.       — Прости, если этот разговор задел или оскорбил тебя, Северус! И, еще раз, если я тебе неприятна, ты не обязан со мной спать! Ты можешь забыть, отбросить все мои просьбы, но, пожалуйста, будь со мной честным!       Не в силах ничего сказать, ошеломленный Северус Снейп наблюдал, как его жена, его любимая прекрасная жена встает, ставит чашку с недопитым кофе на стол, подходит к нему, смотрит на него одновременно с болью и страхом, и с глубоким, жадным ожиданием, а потом, не дождавшись ответа, разворачивается, и, опустив плечи, уходит из кухни.

...

      Никогда, ни разу, ни на долю мгновения у Гермионы Грейнджер-Снейп не возникало мыслей о расставании. Но сейчас ей казалось, что ее мир рушится. Нет ни бомбарды, ни урагана, просто все осыпается, как труха. Она теряет, она его теряет, своего, кажется, лучшего мужчину на свете... Она наконец смогла сказать ему, что ее беспокоит, и он ее наконец выслушал, но ничего ей не ответил...

...

      Северус догнал ее у дверей спальни. Схватил со спины, сжал в объятиях, и мелко, дробно начал осыпать сухими поцелуями ее голову.       — Да как же может... быть с тобой... неприятно!.. — шептал он между поцелуями. —С тобой... не может... быть неприятно! Ты... ты... восхитительна!.. Я бесконечно... люблю тебя!.. Я бесконечно... рад... что ты моя жена!.. Моя... моя... моя... жена... лучшая...       Повернул ее лицом к себе, трогал и трогал губами ее лицо, в страхе, беспокойстве почти не ощущая, как ее руки сзади забираются под его домашнюю рубашку.       Почувствовав наконец ее ладони на коже, хотел подхватить ее на руки, отнести скорее в спальню и доказать, что он любит, любит, любит ее, и если она хочет, пусть делает с ним, что хочет!       И снова, в который уж раз на сегодня, замер.       Она уже делает, что хочет. А он снова этого не замечает, снова перебивает ее, снова не дает его того, что ей, оказывается, так нужно.       И не только ей.       Ее ладони меж тем поднялись по его спине выше, потом спустились и медленно-медленно забрались под пояс его домашних брюк. После недолгой остановки одна ее ладонь тихонько поползла под поясом вперед... И когда дошла до его живота, его член уже был в полной готовности.       Он закрыл глаза и опустил руки...       Не открыл глаз, и когда она увлекала его в комнату, и когда раздевала его, и когда укладывала его на кровать.       Весь отдался ощущениям.       А она, получив наконец его тело в полное свое распоряжение, гладила, ласкала, щекотала, целовала его всего, везде, и смотрела, смотрела, смотрела на его сначала неуверенную, а потом вполне счастливую улыбку.       Закрыла глаза, лишь когда забралась на него.       И уже он тогда смотрел, смотрел, смотрел, как она, с блаженством на лице откинув голову и неспешно погрузив его в себя до самых глубин, раскачивается, раскачивается, раскачивается на нем.       Но нет-нет, да переводил взгляд на нежно-розовые жалюзи и усмехался, поймав себя на мысли, а что она скажет, когда заметит?