Мечта

—Нет! Это невозможно, неужели ты не понимаешь? — Эрик весь вскинулся в своем кресле. Этот разговор вводил его в ужасное и печальное состояние, отвратительно близкое к депрессии. — Да почему же? — Чёрный грустными и уставшими глазами пронзительно посмотрел на колясочника. — Умоляю тебя, Эрик, дай себе шанс хотя бы помечтать об этом. Я правда не понимаю что не так. В чем же твоя проблема? Мужчины сидели в светлой гостиной и сверлили друг друга тяжелыми взглядами. Тишину можно было не то что резать ножом, ее надо было разрубать топором. Они только вернулись с прогулки, на которую так хотели пойти этим теплым апрельским утром. Но всего пару часов назад они даже не подозревали, что окажутся в таком положении. В эту ледяную тишину, такую непривычную в этом доме, боялась лезть даже Булька, которая с тихим вздохом убежала к своей лежанке. Этот разговор происходил между ними не впервые. Всё началось еще четыре года назад, когда Лэри и Спица попросили молодого художника и его сожителя присмотреть за детьми на выходных, которые те хотели потратить на ремонт в детской. Эрика перспектива провести 48 часов с малышнёй не очень вдохновляла, но Чёрный, который внезапно проникся этой их ситуацией, сыграл решающую роль в решении этого вопроса. И надо признать, те выходные прошли просто замечательно для всех. Вечно уставшие родители продуктивно работали, отдыхая от шума. Чёрный и Курильщик отвлеклись от рутины и ноющих каждую осень шрамов на бедных телах. А дети же просто резвились, получая много новых хороших эмоций. Два дня безудержного веселья, необычных забот и смеха быстро кончились и оставили много тепла в душе. Черный, неожиданно улыбчивый и смешной, провожал детей с тоской в глазах. И даже Циммерман, который по началу не мог привыкнуть к шумным «киндерам», после этих бурных выходных предложил женатикам иногда отдыхать и оставлять детей с дядей «Эиком» и дядей «Шашей». Тогда это и началось. Лёжа в кровати и обнимая своего парня со спины, специально, чтобы спрятать свое смущенное краснеющее лицо, Чёрный спросил то, что крутилось у него на языке целую неделю. — Ты хотел бы завести ребёнка? Эрик, до этого пытавшийся уложить поудобнее свои ноги, внезапно замер. — Да. Не совсем. В смысле нет. Спи уже, — голос его под конец дрогнул, а сам он весь сжался и попытался поскорее уснуть, игнорируя тихое «почему» из-за спины. Блондин решил пока не трогать своего возлюбленного, уловив в этом ответе тяжелую тревогу и неопределенность, лежащие камнем на его груди. Но через пару месяцев, прогуливаясь в Рождественские выходные, они остановились на площади с ёлкой и религиозными декорациями. Катить коляску по таявшему снегу было тяжеловато, поэтому Саша поставил коляску рядом со скамейкой, куда и присел отдохнуть. Вокруг них стояло много детишек, которых привлекал маленький спектакль, рассказывающий о чуде рождения Христа. Александр, заметив как его ненаглядный с нежностью и светлой тоской смотрит на эту картину, снова попытался задать тот самый вопрос. — Саш, ну не при детях же. Да и нам с тобой говорить о таком в Рождество — настоящее богохульство, — Эрик фыркнул и попытался отвести пустой взгляд. Но, как и в юношестве, от цепкого взгляда Чёрного не могла скрыться ни одна деталь, касающаяся Циммермана. Обычно чуткий и уступчивый, в этот раз Саша решил стоять на своем и во что бы то ни стало узнать от милого точный ответ и аргументацию. Но время шло, а Черный всё еще был далек от разгадки. Каждый раз Эрик находил отмазку, чтобы отложить разговор на потом. Пару раз даже устраивал истерику и дулся по несколько дней, хотя блондин пытался не лезть к нему, когда тот нервничал из-за выставок или отца. После какой-то из ссор, шатен подарил любимому щенка бультерьера, видимо надеясь, что отцовские инстинкты успокоятся и перестанут его донимать. Но всё это поведение и такие острые реакции не ранили Сашу, ведь он знал, что колясочник делает это в попытке защитить своё нежное и ранимое сердце, пусть и не понимал от чего именно тот пытался защититься. И вот так сегодняшний день стал роковым в жизни молодых Циммерманов—Чёрных. Последний год они проживали на родине Эрика, в Германии, чтобы адаптироваться к жизни перед возможной операцией на позвоночник. Свободный график художника и его менеджера позволял совершать прогулки когда им вздумается, а приятная теплая погода располагала к прогулкам в цветущих парках. Тогда-то они и встретили их. Двух счастливых мужчин лет 35, ведущих за руку совсем маленькую девочку, которая весело пищала «Vater, papa, seht, seht da!» и симпатичную таксу, которая вторила словам девочки. При виде этой картины, у обоих парней защемило сердце от нежности. Но едва Александр улыбнулся одной из самых нежных улыбок и открыл рот чтобы что-то сказать, Эрик севшим голосом попросился домой. Немедленно. — Эрик. Милый. Meinе Liebe, — блондин, тяжело вздохнув, пересел с дивана на пол у ног парня, чтобы заглянуть ему в опущенное лицо. — Прошу тебя, объясни мне всего один раз почему ты так против усыновить ребёнка. Я не хочу больше причинять тебе боль, но я хочу быть уверен, что у тебя есть серьёзный и обдуманный ответ. — Саша снова вздохнул и положил голову на колени художника, тихо продолжив: — Я ведь тоже человек, у меня есть чувства и мечты. Эрик, не ожидавший такого, честно попытался успокоиться, но его дурной характер снова дал о себе знать, и в попытке защитить себя, он начал кричать: — Что не так? В чём моя проблема?! Verdammt! Да в том, что я гребаный инвалид! Я не всегда могу позаботиться о себе, что уж тут говорить о ребёнке, которому постоянно будет нужна помощь, а я всего лишь несчастный овощ! Пойми, ты будешь просто загибаться, потому что я сам не лучше ребенка, я это знаю. И нам надо будет заботиться не о собаке, а о настоящем человеке! Это огромная ответственность, особенно моральная! — внезапно художник посмотрел на своего парня красными заплаканными глазами, в которых резко появился холод. — Саша, ты не обижайся, но ты сирота, никогда не знавший родителей, а я - не получавший любви хотя бы от одного из них. Я очень хочу ребёнка, стать семьёй чуть побольше, растить его вместе с тобой, наблюдать как он вырастет и заведёт свою семью. Но я мыслю рационально и понимаю, что мы просто не справимся, мы дадим надежду маленькому ангелочку, а потом у нас его заберут, потому что мы просто два поломанных жизнью инвалида! — последняя фраза была наполнена желчью и ненавистью к себе и целому миру. Наконец опустошив свою душу, Эрик зашёлся в немой истерике, спрятав лицо в худых трясущихся руках. Чёрный, переваривая всё это, молча смотрел в одну точку. Всхлипы через некоторое время затихли, и, утерев лицо, покрывшееся красными пятнами, шатен глубоко вздохнул и сумбурно прошептал скороговоркой, будто надеясь на то, что тогда блондин его не поймет: — Я понимаю, что теперь ты захочешь уйти от меня. Я сниму тебе квартиру, выплачу неустойку и отдам все документы на Бульку. Я не буду мешать тебе. — Циммерман попытался отъехать назад, но Саша удержал его за колени, а потом, внезапно отмерев, он бросился на Эрика, крепко обнимая и зацеловывая его всего. Сперва опешив от такого, колясочник снова начал плакать, цепляясь за уже мокрую рубашку своего парня. — Родной мой, любимый, meine Sonne, Господи, я не представляю как тебе было тяжело всё это время, — продолжая тихо и целомудренно целоваться, они перетекли на пол, младший на колени старшего. — Я люблю тебя так сильно, что даже конец света не смог бы разлучить нас с тобой. Мне так жаль, что ты через всё это прошел, мне так жаль, что я не мог тебе помочь раньше, — на эти слова Эрик отчаянно замотал головой, пытаясь показать, что вины Саши в этом совсем не было. Ему было очень стыдно и он спрятал лицо в ложбинку между шеей и широким плечом Чёрного. — Эрик Отто Циммерман, посмотри на меня, — блондин устало улыбнулся, чувствуя облегчение, когда парень робко посмотрел ему в глаза. — Ты для меня самый удивительный, самый чудесный и самый лучший человек на Земле. Когда я с тобой, я чувствую, что могу всё на свете, и я готов сделать что угодно ради тебя. Если ты не готов стать родителем, то я больше никогда не вернусь к этому вопросу, чтобы не разбивать тебе сердце, но если ты дашь шанс нашей семье, то я стану самым счастливым человеком на свете. Я прошу тебя подумать об этом в последний раз, — он посмотрел ему прямо в прекрасные глаза, блестящие от слез. — Я...я хочу попробовать, Саша. Но мне так страшно что что-то пойдет не так, что я облажа- — Нет, перестань, — парень не дал ему договорить, аккуратно поглаживая по лицу и останавливая назревающую панику. — Эрик, все будет хорошо, обещаю тебе, разве я хоть раз нарушал своё слово? — колясочник отрицательно покачал головой. — Мы можем начать ходить в приюты, оформить наставничество, идти в своём комфортном темпе, понимаешь? И когда мы будем готовы, мы станем настоящей семьёй для маленького ангелочка, ты согласен? Шатен посмотрел на своего любимого с нескрываемым обожанием и потянулся за поцелуем, но за секунду до желанного мгновения с его губ сорвался остаточный истеричный «ик». Посмотрев округлёнными глазами друг на друга, они легко рассмеялись, расслабляясь в объятиях друг друга. Они готовы попробовать осуществить свою мечту.