Очерки Подземья

      Эльф был довольно-таки молод и, в отличие от прочих собратьев, что встречались их компании до этого, недурно сложен. В пику всей подземной моде на нем были одежды бурой ткани, поверх которых юноша носил только кожаную куртку с шерстяной подкладкой. Ни капюшонов, ни кольчуги, ни стали. Раскосые глаза, красные и темные, как текущая по венам кровь, смотрели на все и ни на что вообще и выражали абсолютное ко всему безразличие. Известная поза, что давно набила оскомину каждому, кто хоть немного знал нрав подземных народов.       Тем удивительнее стала резкая перемена, произошедшая в этом извечном образе, когда на плечо пришельца легла атаманская ладонь.       — Имя. Звание, — отрывисто прошептал Ретт, напряжено поглядывая по сторонам.       — Ла’атис. Сержант, — тем же тоном ответствовал юноша; голос у него был низкий и слегка скрипящий, точно он долго не разговаривал.       — Цель миссии. Коротко, — Ретт словно не спрашивал, а читал с листа пункты в каком-то документе.       — Основная — разведка. Сопряженная — шпионаж, — отрапортовал Ла’атис; его глаза впились в лицо атамана с такой жадностью, что зверь беспокойно заворчал. — Обе провалены.       — Не так быстро — еще ничего не завершилось, — хмыкнул Ретт, обернувшись к нему; прозрачно-голубые глаза смотрели на юношу с невыразимой и совершенно необъяснимой теплотой. — Но я буду только рад, если это случится поскорее. И для этого нашей команде не помешал бы лишний клинок.       — Я в вашем распоряжении, капитан, — безропотно отозвался Ла’атис.       Подобному исходу оставалось только подивиться, однако Хальсин не нашел на это сил, ибо последняя пара часов вместила в себя столько событий, сколько не вместила бы последняя пара недель. Водоворот, подхвативший их у причала подземного храма, закрутил мир в неукротимом вихре, быстро вытянувшемся вдоль спицы истории и упершемся острым концом в этого молодого эльфа-дроу, коего они застали в местных казематах, охраняемых одноглазым двергаров вкупе с его ручными подземскими пауками. И то были далеко не все коллизии, уготованные им капризной судьбой. Едва они расположились на постой, как к их скромному обиталищу неподалеку от гавани начали стекаться жидкие потоки страждущих, желавших оказать «почтение» новоприбывшему брату по вере. Или выказать претензии злостному неплательщику. По пути обе эти группы едва не передрались, Ретт насилу их успокоил. Благо, цель и тех, и других была общая — вызволить верного Нере из-под завала в кратчайшие сроки.       Собрав всех наиболее сильных и важных двергаров за одним столом с ганзой (Хальсину отводилась роль закованного немого слушателя у дальней стены), Ретт взялся вести совет… что далось ему далеко не просто. Вскорости выяснилось, что меж группировками лежит холодная вражда, какую они не скрывают и которая расшатывает покойную жизнь крепости до основания. Даже простой совет, элементарное обсуждение, давалось им с величайшим трудом, поминутно переходя в яростную склоку. В конце концов, атаман взял быка за рога — принялся вести себя круто, вне зависимости, кто перед ним — «брат по вере» или простой наемник.       «Что случилось в переходе?» — спрашивал он с отрывистой резкостью.       «Проржавели подпорки, сгнили несущие опоры», — докладывали ему.       «Как вы это допустили?» — спрашивал он с прямым обвинением.       «Это не мы!»       «Это они!»       «Друховы твари!..»       «Культистские выродки!..»       «Абсолют узнает об этом, — бросал он голосом низким и спокойным, и собрание вмиг затихало. — Если вы не будете достаточно осмотрительны. Мне сообщили, что в помещении скапливается газ. Что за газ?»       «Подземный, господин», — мигом отвечали ему.       «Насколько опасен?» — спрашивал он.       «Смертельно, господин», — с плохо скрываемым ужасом отвечали ему.       «Сколько верный Нере продержится?» — спрашивал он.       «Часа два-три, господин», — с нескрываемым напряжением отвечали ему.       «Чем завален проход?» — спрашивал он.       «Скала, господин. Старый камень. Порода с примесями, от такого трудно избавиться быстро».       «Значит, придется потрудиться», — уверенно произнес Ретт.       Видно, эта уверенность на грани невозмутимости вызвала к нему неподдельное уважение, причем с обеих сторон. Такое, что не успей собрание окончиться, как с ним захотели встретиться лидеры обеих фракций. И беседы с ними были во много раз содержательнее, чем прошлый словесный раздрай.       Первым явилась Сержант, заместитель и главный помощник командира, верная последовательница Абсолют. С ней Ретт беседовал отдельно и около завала, так что подробностей, увы, Хальсин не смог вызнать. Слабая сторона его роли заключалась в том, что ему не дозволялось покидать крохотный закуток, какой ганзе выделили для постоя. Это не только выглядело бы подозрительно, но и было банально опасно — кто знает, не выкрадут ли его напрочь бесчестные, нечистые на руку работорговцы? Место его пленения нынче находилось, как ему виделось, в хозяйственной части: по коридорам то и дело носились слуги, мелкие торговцы и ремесленники, сопровождавшие воинов в походе. Совсем неподалеку он даже приметил с пяток глубинных роттэ, вяло жующих овес у кормушки; их густой мускусный душок, смешенный с запахом снеди и разгоряченного металла, долетал до него с порывами подземного ветра, вольно носившегося по обширным залам.       Не весь храм был врезан в скалу, часть его размещалась внутри гигантских пустот, пещер, наподобие тех, где располагалось большое количество подземных городов, так что холод, сырость и сквозняк были неизменными спутниками здешнего климата. К тому моменту, как Ретт вернулся, Хальсин основательно промерз, и, заметив это, атаман приказал накрыть его «тряпкой какой», чтобы драгоценный пленник не издох — «госпожи матроны куда больше заплатят за живую тушу».       Обернутый в меховую ткань, какую для него добыла Карлах, Хальсин уловил отрывок прелюбопытного разговора меж ним и Сержантом:       «…А что госпожа Минтара? Видали вы ее?»       «А то как же. Залетела фурией, обгадила начальника с белобрысой макушки до хорошеньких сапог и полетела обратно на жердочку. Сейчас, небось, уже чирикает при генеральском ухе».       «Вижу, тебе она не нравится».       «Ой, что вы, господин! Охотница Минтара…»       «Не льсти ей, Сержант. Уж точно не при мне. Я — последний, кто хочет все это слушать».       «Ах, воно че… Раз так, я вот что скажу. Шлюха она дроурская! На рожу страшенная, на язык едкая, а сама гордая, точно у нее в родственниках Верховная Матрона. Видела я, во что она наряжается — один срам. Вот скажите, господин, разве может приличная женщина по лагерю шляться в жилетке с разрезом до пупа?! Хотя… Кому я это говорю. Вы ж, небось…»       «Ты говоришь это мужчине, у которого мать всю жизнь покрывала голову, а на людях носила одежды исключительно в пол. Я ценю обнаженное тело… когда остаюсь с ним наедине. В противном случае, оно все равно что витрина — для всех и не для кого. Не мой фасон…»       Они говорили о чем-то еще, однако Хальсин уже почти не вслушивался. Тело его охватила дрожь, в душе воспылал истый пожар. Минтара! Жива! Как такое возможно?!       «Что сподвигло тебя оставить эту мерзкую душегубку в живых? — вопросил он после того, как Сержант ушла; его лик был хмур, его голос был мрачен. — После того, что она совершила. После того, что она поклялась совершить! Неужели ты забыл?..»       «Честь и долг», — сдержанно, почти холодно перебил Ретт.       От взгляда его Хальсину стало не по себе. Так смотрит человек, что совершил сделку с совестью на неравных условиях… и отныне ему противно самому от себя. Помедлив, парень наклонился и, прижавшись щекой к щеке, промолвил с неумолимой суровостью:       «Я не забыл. И никогда не забуду. Но если бы не она, нас бы тут не было. Я все объясню. Не сейчас, но обязательно. Клянусь».       С этими словами он припал губами к его истерзанным ладоням, и яростный жар, охвативший все естество, почти сразу угас. «Все молились у идола… Я молился…» Хальсин все еще был полон негодования и непонимания, однако смирил зверя внутри усилием воли. Ретт знает, что делает. Если не верить ему даже в такой мелочи, как верить ему во всем остальном?.. «Как скажешь, сердце мое», — прошептал он, получив в ответ огненный взгляд и поцелуй, полный благодарности.       После этого прибыли Бритвар и страж Кур, с коими атаман беседовал уже под прикрытием временного пристанища — и верной ганзы.       «Ты, Ретт, вижу, парень толковый, — после быстрых и весьма скупых любезностей заявил Бритвар; члены наемников позволяли себе фамильярный тон даже с атаманом. — Брат брата видит сразу, ага?»       «Я тебе не брат, — отозвался Ретт ему в тон, впрочем, беззлобно. — У нас мамки разные. Разве что по отцу…»       «Ах, ты», — прорычал было Бритвар, но Кур дернула его за рукав.       «Хватит вам, петухи, — огрызнулась она, уперев руки в бока. — Дела серьезные, эльф вот-вот окочурится. Надо завал разгребать».       «Я денег не дам, — тут же отрезал Ретт, хмуря брови. — Не я вас нанимал. Сука, этот ушлепок хоть аванс выдал?»       «Ага. Пинком под зад, — фыркнул Бритвар и сплюнул. — Не, он, естессна, сувал нам понемножку на то да се. Но там же гроши! Мы не на это договаривались. Уговор с вашей шайкой был четкий, как штык, так что либо платите по счету, либо…»       «Сказал же, не заплачу, — рыкнул Ретт и тяжело вздохнул. — Я сам, мать его, на мели. Мне обещали по возвращении с гребанной Рощи теплый окорок, бочонок пива и мешок золотых. Где это все?»       «Там же где Нере», — произнесла Кур, вмиг ухватив его мысль.       «Значит, ветер дует нам в одну сторону, — заулыбался Бритвар, показав насквозь гнилые зубы. — Как поделим?»       «Половина», — произнес Ретт.       «Да пошел ты!»       «Пойду. И вы — вместе со мной».       Несколько долгих мгновений они прожигали друг друга взглядами. Хальсин знал благодаря Уиллу и Гейлу, не отходивших от Ретта ни на шаг, что за спиной у Бритвара было не так-то много людей — едва ли десяток добрых воинов, а остальные, сколько бы их ни было, прислуга. Они с Реттом, считай, примерно равны по силе, и двергары прекрасно это понимали.       А потому рожа их главы скривилась так, словно у него вырвали коренной зуб вместе с куском десны.       «Пес с тобой, — сплюнул Бритвар — прямиком на собственную ладонь. И протянул ее атаману. — По рукам».       «По рукам», — Ретт тоже сплюнул и завершил рукопожатие.       Было оно на вид крепким, а вот на деле… одному Сильванусу известно. Сильванусу — и самому атаману. Хальсин еще помнил резню на лодке, помнил, каким огнем горели прозрачно-голубые глаза. «Мы здесь не для переговоров. Мы здесь для боя». Однако подозрения, какие только могли возникнуть, Ретт от себя отвел. Выиграл немного времени. Попутно выяснилось, что на разбор завала были посланы рабы, коих набрали в поселениях близ озера, и что одна из рабынь сбежала, якобы прихватив с собой бомбу, способную враз разворотить всю скалу.       «Но ты не раскатывай губу, — отмахнулся Бритвар. — Мало ли чего эти слепошары видели. Половина из них в глаза долбится, остальные — слепы, как кроты. Хочешь, с мелкими побазарь, может, выдадут чего полезного».       Однако, скорее всего, и пропавшую гномку, и бомбу придется искать самим — на это главы наемников намекнули весьма прозрачно. Видно, что попали они не просто в храм, но в форпост, где при должном усердии и достаточном желании можно отыскать множество прелюбопытных вещиц…       «А. И это, — двергар указал глазами куда-то в стену с такой миной, точно его сейчас стошнит, — надо что-то с этой зенкой сделать. Знаю, это тип ваши, но от нее ж проблем не оберешься».       Хальсин нахмурился в непонимании, но Ретт уверенно пообещал, что возьмет «зенку» на себя, походя бросив фразу, дескать, здешние абсолютисты — полнейший сброд, от какого «уважаемый генерал» с превеликим удовольствием избавился… коль подвернулся бы случай. Этот намек был не менее прозрачен, чем прошлый, так что наемники покинули их закуток, преисполненные от вида дальнейших перспектив.       По итогам всех хлопот, обрушившихся на их головы, точно поток воды из проломленной стены пещеры, вырисовывалась не самая приятная картина. Счет в буквальном смысле шел на минуты, и притом сами обстоятельства казались столь сложны и неоднозначны, что совершенно непонятно, как можно отделаться от них малой кровью.       А теперь еще этот эльф…       — Радость моя, — с ледяной иронией произнес Астарион, когда Ретт привел юношу-дроу в их импровизированный лагерь, — тебе не кажется, что у нас и так чересчур тесно?       — Не боись, он много места не займет, — хмыкнул Ретт и указал новоприбывшему на угол, где расположился Хальсин, привязанный к кольцу, вбитому в стену. — Садись туда. Друид, поделись с ним покрывалом.       — Не стоит, — произнес юноша. — Костюм теплый.       Однако послушно присел, куда приказали, бросив на Хальсина короткий взгляд. Лицо его было острым и благородным, с тонкими скулами, прямым носом и твердым подбородком. Вопреки всей эльфийской моде, его аккуратная голова была начисто выбрита; только несколько прядей с макушки падали на ровный лоб, едва касаясь бровей. На длинной худой шее с левой стороны виднелась приметная черная татуировка: жирный паук с толстыми лапками, три из которых от тельца отделяла чистая серовато-синяя кожа, точно их отрубили и отпихнули прочь. Под нижними лапками вилась надпись, которую Хальсин не смог разобрать. Три коротких слова, выбитых размашистым, но изящным почерком.       Заметив, как он посматривает на него, пришелец нежданно спросил:       — Такой же, как я, или?..       — Не твое дело, — твердо, но мягко ответствовал Ретт. — Меньше говори, мальчик. Больше слушай. И слушайся. Это самое главное.       — Да, капитан.       — Еще раз назовешь меня «капитан», дам по шее.       — Да, кап… — Ретт — взаправду! — замахнулся, и парень примолк. — Да. Господин.       — Другое дело, — хмыкнул атаман, погладив паренька по затылку. — Умен малец, далеко пойдешь. Какая дивизия?.. Хотя нет! Не говори. Всему свое время. Сейчас надо разобраться с Нере.       От одного лишь упоминания дроу глаза мальца вспыхнули. И не только — и даже не столько — злобой, сколько… презрением. Жгучим, абсолютно неконтролируемым. И прозорливый взгляд прозрачно-голубых глаз уловил это влет.       — Нам придется его достать, — сурово промолвил Ретт.       — О, моя радость!.. — расхохотался Астарион — и тут же оборвал себя. — Погоди. Ты серьезно? Зачем? Пускай он задохнется там насмерть. Эти ничтожества ничего не смогут сделать без своего главы.       — Вместе с Нере заперты невинные гномы, Астарион, — мрачно произнес Уилл. — Мы не можем бросить их на произвол судьбы.       — Можем — и должны, — резко заявил вампир, скривив очаровательное лицо. — Что такое парочка бесполезных гномов в сравнении с адептом дражайшей Асболют?       И снова он взялся за старое, снова эти безжалостные, полные яда речи. Хальсин нахмурился, но тут слово взял Ретт, напомнив:       — Я уже пообещал вернуть этих несчастных, и я это сделаю… просто потому, что мне не очень хочется подохнуть на виллах их озлобленных родственников, мой свет. Побереги свой оппортунизм до лучших времен.       — Каким бы очаровательным он ни был, — с тонкой улыбочкой произнесла Шэдоухарт.       — О, моя дорогая, — ей в тон пропел Астарион, глядя на шаритку чуть ли не с нежностью.       — Меня крайне заинтересовала та глубинная гномка, о которой упоминали наемники, — суховато произнес Гейл, небрежно поглаживая Шэдоухарт по руке. — С одной стороны, кажется крайне странным, что при такой кучности и небольшой территории ей удалось скрыться в неизвестном направлении. С другой, нельзя не отметить, что храм столь стар и ветх, что здесь сами собой должны появиться потайные места, в которых достаточно ловкий и хитрый человек — и уж тем более, гномка! — сможет найти укрытие. Я считаю, атаман, нам стоит проверить этот след.       — Поддерживаю, — кивнул Ретт, поднимая руку. — Голосуем.       Ни одного голоса «против», даже Астарион, надменно фыркнув, вскинул свою хиленькую ручонку. Пришелец внимательнейшим образом следил за ходом собрания. Пламя факелов и жаровни отбрасывало на его точеное лицо живописные блики. «До чего он хорош собой». В груди поднялось знакомое тепло, однако он усмирил его усилием воли. Нынче не время для подобных вещей. Быть может, после. В более… покойной обстановке.       — Что скажешь, Ла’ат? — спросил Ретт, обернувшись к юноше. — Ты ничего не видел?       — Нет, капитан, — ответствовал юноша.       И ему вмиг прилетело по затылку. Дрожь пробежала по ганзе, и они с изумлением — и некоторой оторопью — воззрились на своего атамана. Однако юноша только зажмурился, точно кот, которому в морду плеснули водой.       — Я что сказал? — спокойно, почти буднично произнес Ретт.       — Простите, сэр, — быстро проговорил юноша.       — Любое лишнее слово, Ла’ат, — продолжил Ретт уже куда более напряженным тоном. — Любой, даже самый легкий намек — и все. Глаза прозреют, мозг заработает — и крови напьются все. Мы с тобой — в первую очередь!       — Мой рот на замке, а ключ — ваш, сэр, — вмиг заявил юноша с поразительной самоотверженностью. — Клянусь Золоченым Полотном и священной Астрой.       При этих словах в прозрачно-голубых глазах мелькнул странный огонек; полные губы растянулись в легкой улыбке, однако улыбка та была невеселой. Печальной, даже горькой.       — Священная Астра. Да… — протянул атаман, почесывая место, где вилась его татуировка, и указал пальцем на шею юноши. — Это вульгарный дроу?       — Да, — тут же выпалил паренек, и алые глаза его вспыхнули невыразимо ярко. — Девиз Шестой дивизии.       — Да я вижу, — кивнул Ретт все с той же необъяснимо тоскливой улыбкой. — Рад служить с тобой, солдат. Ты нам очень пригодишься.       — Для меня честь быть вам полезным, господин Ретт, — ответствовал паренек, глянув на атамана совсем не скрываясь: жадно, с истым восхищением, точно на малое божество. — Мои навыки, мои клинки, мое тело и моя душа — ваши. Полно и всецело.       После того последовала короткая пауза. Было видно, что атаман желает сказать что-то еще, но отчего-то не решается. Приоткрыв рот, он рассматривал молодого дроу, этого стройного, гибкого и храброго юного воина, чей лик в отсветах факелов и полумраке пещер напоминал оживший бюст искусно выполненной статуи. Зверь тихо заворчал при сем виде. Что за тайны скрыты за этим пылающим взором? Что за секреты хранят эти тонкие, упрямо сжатые губы?.. С атаманом они говорят, презирая все формальности и препоны, точно давно знают его. Но как же так?       Великий Сильванус, что еще их лихой молодой воин скрыл от них всех?!.. Что его мальчик нынче не договорил?       — Ты, — произнес Ретт наконец хрипловато, — не выглядишь… удивленным.       О чем это он? Снова вопросы, снова мрак неизвестности — а Хальсин так надеялся, что распрощался с ним навсегда!.. Впервые за весь разговор тонкие губы юного дроу тронула улыбка. Легкая, озорная, даже как будто лукавая.       — Лейтенант никогда не сомневался в вас, сэр, — заявил он негромко.       — Правда? — хмыкнул Ретт, приподняв бровь. — Что он сказал, когда узнал обо всем?       — Ничего, сэр, — хохотнул юноша, показав белоснежные, мелкие, как у хищного зверька, зубы. — Только долго, о-очень долго смеялся.