comatosis

Почему-то Акааши ожидал увидеть его в старой доброй белой форме академии с золотыми и чёрными вставками. В футболке, любезно обтягивающей мышцы на руках и его фирменных чёрных наколенниках, скрывающих от глаз накаченные бедра и часть икр. Чёрное худи и такие же спортивные штаны не давали полюбоваться приятным глазу телом. Белые кроссовки (какими должны были быть, но, к сожалению, не являлись) были испачканы и невольно ассоциировались с тяжёлой жизнью в грязном городе. Кейджи посмотрел на свои кеды, хорошо сочетавшиеся с университетской формой. Они, к слову, были почти чистыми. Присмотревшись к силуэту лучше, Акааши даже немного разочаровался, поймав себя на мысли, что чёрный цвет Бокуто идёт даже больше белого. А ведь все без исключения в их школьной волейбольной команде гордились своей белой формой. Теперь он думал, что альтернативный вариант был в разы лучше. Котаро стоял на тротуаре спиной к Кейджи и с кем-то разговаривал по телефону, активно жестикулируя и переминаясь с ноги на ногу. Акааши, не смотря на не очень хорошее зрение (забыл очки дома, как и тетрадь по математике, лучше бы голову забыл), узнал друга, ещё издалека увидев белую макушку и услышав до боли знакомый голос (правда до боли — что-то неприятно защемило в груди и потянуло внизу живота). В мыслях он сразу отметил, что прическа Бокуто немного изменилась.«Подстригся, но остался совой» — подумал про себя Акааши и улыбнулся собственной мысли. Слишком много он сегодня улыбается. Наверное, выглядит глупо. Наконец, заприметив Акааши, Бокуто сунул телефон в карман (Кейджи показалось, что он даже не закончил разговор) и, вскинув руки, побежал на встречу, громко крича: «Акаашииии». Стоя в крепких объятиях, Акааши подумал, что ему жизненно не хватало и этих криков и этих рук. Слишком долго он ждал, чтобы сейчас отстраняться, слишком долго не ощущал его запах и тяжесть его тела. Поэтому они долго стояли так посреди тротуара, мешая прохожим. Бокуто всё говорил ему куда-то в шею, как он скучал и как рад, что они наконец-то встретились. Вскользь даже извинился за то, что потревожил ночью. Акааши не понимал, что ему отвечать на эти неразборчивые слова и только слушал, иногда поддакивая и ободряюще поглаживая по плечам. Казалось, ещё немного, и он расплачется прямо посреди улицы в объятиях Бокуто. Такой реакции Бокуто, наверное, испугался бы. Сейчас казалось, что не было ни трёх лет разлуки, ни трёх лет молчания, ни трёх лет жизни без него. Казалось, что сейчас они с ним развернутся и пойдут по одному тротуару в сторону знакомого спортзала. Бокуто бы болтал без умолку, а Акааши вставлял свою парочку слов. Иногда бы бросал в его сторону недовольные взгляды и отодвигал его к краю тротуара, чтобы тот не зарядил случайному прохожему рукой, которая постоянно что-то вырисовывала в воздухе. Он бы добавлял к его имени привычное -сан и тайком засматривался на его спину, с каждым днём всё больше восхищаясь его энергии и неугасающему энтузиазму. Засматривался бы не только на спину. На ноги, руки, яркую и так часто мелькающую перед лицом улыбку. Он бы почти не расставался с Бокуто. Всё было бы как раньше. Но сейчас он в костюме, Бокуто стал выше, и им за 20. Когда Котаро наконец отпустил друга, Акааши съёжился. После теплых объятий грудь неприятно обдало холодком. — Я тоже рад нашей встрече, Котаро. — сказал Акааши и прикусил губу, округляя глаза. Не это он хотел сказать. Не хотел называть его по имени. Само вырвалось. В ответ он услышал громкий смех. — Так непривычно слышать моё имя после твоих «Бокуто-сан»! — Бокуто попытался спародировать его голос. — Мне нравится! Называй меня так чаще. — и хлопнул по плечу. Акааши выдохнул, улыбнулся и тихо сказал: — Хорошо, — добавляя ещё тише (так, чтобы Бокуто не услышал) — Котаро. Не сосчитать, сколько раз в мыслях он называл его по имени. Сколько раз клялся себе не называть его так в жизни. — Акааши! Я так рад, что ты пойдешь на этот матч! Сегодня я буду особенно стараться! Выложусь на все 500%! Команда, в которой я играю — потрясающая. Но на днях ушёл старый связующий и теперь на его месте совсем малыш. Я никак не могу с ним синхронизироваться. — Бокуто, жестикулирующий и до этого, вытянул руки вперед и махнул рукой так, будто бьёт по мячу. Они уже какое-то время шли по парковой дорожке. Акааши слушал Бокуто и просто наслаждался его компанией, почти ничего не говоря в ответ на все его эмоциональные реплики. — У него, конечно, есть потенциал, но ему не сравниться с Наями. Бокуто замолчал, остановился, закрыл глаза и положил руку на подбородок. Акааши уставился на его лицо. Длинные ресницы слегка подрагивали. Пряди волос выбивались и попадали на лоб. Ветер заботливо укладывал их обратно. Кейджи и самому бы хотелось поправить непослушную тёмную прядь, аккуратно заправив её за ухо. Но одновременно с этим он не хотел делать лишних движений. Не покидало ощущение нереальности происходящего. Он даже не заметил, как задержал дыхание. Боялся испортить момент? Бокуто неожиданно резко помотал головой и, открыв глаза, возобновил шаг, проходя мимо Акааши. — Нет, всё-таки лучший связующий, с которым я играл — это ты, Акааши. Бокуто сказал это уверенно, без каких-либо лишних эмоций. Такая интонация сильно удивила Акааши. Он и забыл, каким может быть Бокуто. Но долго удивлять Кейджи он не собирался, поэтому скоро снова заговорил в привычной манере. — Акааши! После матча обязательно сходим куда-нибудь поесть. Или можем выпить. Да хоть напиться! Ты же пьёшь? Или тебе завтра на учёбу? Хочешь — просто погуляем. Знал бы ты, как я рад, что мы встретились. Великое упущение в три года! Так круто, что ты всё же позвонил мне. Кстати! Мы можем сходить в парк! Он тут недалеко. Покатаемся на колесе. Я куплю тебе сахарную вату. Или индейку. Что ты хочешь? Ты вроде не очень любил сладкое. — Хочу побыть сегодня с тобой. Кейджи сам себе удивлялся всё больше и больше. Какой-то он чересчур смелый сегодня для человека, который три года боялся одно сообщение написать. Хотя осознал Акааши, что сказал что-то не то, только тогда, когда молчание между ними затянулось больше, чем на минуту. Пытаясь спрятаться от взгляда Бокуто, он инстинктивно спрятал руки в карманы брюк и сделал вид, что искренне любуется небольшим озерцом в парке. — Акааши, ты всегда был таким романтиком? Тогда попробуем всё. За одно отпразднуем нашу победу. Смех Бокуто сводил на нет все неловкие моменты и буквально заставлял расслабляться. Акааши же совсем не хотел сопротивляться. Он тоже улыбался. — Игра даже не началась. Сначала победите, а потом посмотрим. К тому же, откуда такая уверенность? Ведь ваш связующий… — Связующий — не вся команда. — перебил его Бокуто, важно упирая руки в боки. — Конечно, это очень важный игрок. Важный, как и все остальные. Мы его поддержим и вместе победим. Поэтому не сомневайся в нас, ладно? Котаро улыбнулся и немного ускорил шаг. Акааши с восторгом смотрел на него, шагая позади. Он повзрослел, изменился за эти три года. Но всё равно остался тем самым его Бокуто. Как же здорово. Он думал, как же здорово общаться с кем-то настолько близким, родным и любимым всем сердцем. Было настолько комфортно, что мозг отказывался воспринимать происходящее как реальность. Вот было бы пиздецки обидно проснуться сейчас в кровати и увидеть печальный потолок своей квартиры. От этой мысли неприятно скрутило живот. Чтобы исключить самое страшное, Акааши ущипнул себя за ногу, всё также держа руки в карманах. Когда понял, что сделал глупость, поведясь на странную фразу «ущипните меня, если я сплю», тихо рассмеялся и догнал отдаляющегося Бокуто. Он, кстати, всё это время что-то рассказывал, не заметив, что Акааши отстал. — Тебе надо было это видеть! Кстати, мы ведь теперь тоже можем в кино сходить! Акааааашиии! Я тебя на все ужастики свожу! Не отвертишься! Будем нагонять упущенное! Радостно обнимая друга за шею, он случайно коснулся губами его макушки и, засмеявшись, отошёл на полшага, возвращая Кейджи возможность дышать. — А хватка у тебя стала сильнее. — потирая шею, пробормотал Акааши и замолчал. Хотел сказать что-то ещё, но забыл. Его взгляд привлекли два шнурка, волочащихся по земле. — Обижаешь, Акааши. Я ведь не сидел сложа руки эти три года. Бокуто выпрямился и, подняв руку, согнул её в локте, напрягая мышцы. — Потрогай! — Котаро сказал это легко, будто сейчас он не старался привести свои мышцы в максимально напряженное состояние. Акааши не стал отказываться от предложения и потянулся к бицепсам. Обхватывая руку, спрятанную под широкой толстовкой, он здорово удивился. Понимание, что даже двух его рук не хватило бы, чтобы полностью обхватить это, заставило округлить глаза. И это с его длинными пальцами! Теперь он ещё больше ждёт их матч. — Круто, правда? — видя реакцию Акааши, Бокуто не мог не порадоваться за себя. И это отчетливо слышалось в его голосе, который теперь стал на тон выше. — Это поражает, Бокуто. Ты и правда много работал над собой. Кейджи старался говорить настолько эмоционально, насколько ему позволяла его сдержанность. Ему хотелось, чтобы от его слов Бокуто радовался или хотя бы улыбался. Но, как бы он не старался сосредоточиться на (выдающихся и чертовски красивых даже в мешковатом худи) руках Бокуто и его рассказах о нещадных тренировках, взгляд его то и дело возвращался к бедным шнуркам, которые, буквально, уже втоптали в землю. Он старался подгадать момент, чтобы не перебивать Котаро, но тот не замолкал. Тем временем они ни на шаг не приблизились к спортзалу, остановившись у одной из скамеек ещё тогда, когда Акааши посчастливилось оказаться в крепкой хватке волейболиста. Но Бокуто всё же не был самовлюбленным эгоистом, поэтому в разговоре всегда обращал внимание на собеседника (даже если со стороны казалось совсем иначе). Без его внимания не могли остаться неожиданная безучастность Кейджи и его взгляд, то и дело падающий на землю под ногами. — Акааши, ты меня слушаешь? Неожиданный вопрос застал Акааши врасплох, но он попытался скрыть это. Быстро собравшись с мыслями, максимально спокойно ответил: — Слушаю. — Не слушаешь. Кроссовки тебе рассматривать интереснее? Голос Бокуто звучал наигранно недовольно. Это хорошо, что он уже не ребенок и не обидится из-за такой мелочи. — Твои шнурки. — Я вижу свои шнурки. Поверь, всё под контролем. Бокуто согнулся пополам и заправил два истоптанных шнурка в кросовок. Выпрямившись, он встретился с непонимающим взглядом Акааши и смешно выгнутой бровью. — Только не говори, что… — Да умею я шнурки завязывать! — неожиданно слишком громко сказал Котаро (видимо, очень не хотелось, чтобы Акааши сказал то, что собирался), от чего Кейджи отшатнулся и зажмурился. — Вот, смотри! Дабы подтвердить своё громкое заявление, Бокуто взял в руки шнурки, свисающие с капюшона худи и начал их перематывать. Акааши с недоулыбкой смотрел на попытку связать два шнурка и чересчур старательное лицо Котаро. Главное — не засмеяться. — Вот! Получилось же! Держится. Котаро упер руки в бока и гордо выпятил грудь, показывая Акааши нечто, связанное из двух печальных шнурков. Это явно не был тот узелок, который ожидали увидеть оба. То есть, хотите сказать, что он до сих пор не научился? Акааши не выдержал и от души рассмеялся.

***

В школьной команде между игроками ходила локальная шутка о том, что Бокуто был приемным сыном Акааши. Иначе как объяснить их постоянное совместное времяпрепровождение, даже вне стен спортзала? А также перекусы, заботливо сложенную школьную форму в раздевалке, завязанный галстук (сам Бокуто научился только в конце последнего года), и постоянное наличие нужных тетрадей? Всем этим занимался Акааши, причём безвозмездно. Вот и прикрепилось за ним звание второй мамы Котаро. Конечно, без постоянных подколов со стороны сокомандников и одноклассников не обходилось. Последней каплей стала новость, которой со всеми любезно поделился Коноха Акинори. На очередной тренировке Бокуто задержался в раздевалке дольше остальных, чем удивил не только Акааши. В тот день настроение у Кейджи было мягко говоря отвратительное. Правда, разницу особо никто не замечал, потому что мусорные баки он не пинал и матом не ругался. Выдавало его лишь то, что он стал меньше говорить (куда ещё меньше?) и недовольно коситься на объекты, даже косвенно выступающие в роли раздражителей. В такие дни Котаро не был исключением. При всей любви Кейджи, доставалось и ему. И, когда кто-то из ребят пошутил, что Бокуто без помощи мамы не разобрался, какой стороной надеть футболку, Акааши, кинув испепеляющий взгляд в сторону шутника (чем вызвал у него икоту и, может быть, проклял), пошёл в сторону раздевалки, мысленно готовясь отчитывать болвана-Бокуто. Но перед ним предстала картина, которая заставила испариться всю злость и негодование. Он даже забыл, что секунду назад уже готов был покрывать кое-кого благим матом. Бокуто сидел на скамейке и, пыхтя, завязывал шнурок на кроссовке. Точнее, пытался. Услышав скрип двери, он трясущимися руками запихал шнурки вовнутрь и вскочил со скамейки, улыбаясь во все 32. Выглядел он сейчас как нашкодивший пятиклассник. Небольшая комната наполнилась тихим смехом. Акааши искренне смеялся, вытирая проступившую слезу. — Ээй! Не смейся, Акааши! И не говори никому, понял? Быстро успокоившись, Кейджи посмотрел на бедолагу (так он успел назвать его в мыслях). Бокуто стоял, смущённо отведя взгляд. Кончики ушей и щеки заметно покраснели. — Не переживайте, никому я не расскажу. Кейджи ещё раз усмехнулся и сел на одно колено перед Бокуто. Достав несчастные шнурки, быстро связал их в аккуратный бант и затянул как можно туже. — Бокуто-сан, научить вас завязывать шнурки? — выпрямляясь, с улыбкой спросил Кейджи. Плохого настроения как не бывало. — Да чего ты! Умею я! Просто сегодня…не получилось… — на последних словах Котаро сник. Акааши опять засмеялся. — А как вы раньше справлялись? — Раньше они не развязывались! — обиженно протараторил Бокуто. Из-за его интонации можно было подумать, что он готов был расплакаться прямо здесь. — Что, прямо со дня покупки? — Да! Комната снова заполнилась смехом, но на этот раз это был не Акааши. Коноха Акинори стоял в дверном проёме и смеялся, обхватив себя руками. — Чёрт, вот это новости. — сквозь смех сказал он, на что Акааши лишь закатил глаза. Он особо не обращал внимания на все эти шутки. Да и если бы обращал, продолжал бы ходить за Бокуто, как за маленьким ребенком? — Коноха, гад! А ну тихо! — раздосадованный и ещё больше покрасневший Бокуто в спешке снимал олимпийку, которую зачем-то успел надеть. — Неее, с чего это я буду молчать? Котаро с непонятным криком побежал к Конохе, но тот ловко увернулся от захвата и побежал в зал. Так в список причин, по которым стоило называть Акааши мамой Бокуто добавился ещё один пункт: Акааши завязывает шнурки Бокуто, потому что тот, балбес, до сих пор не научился делать это самостоятельно. После Кейджи несколько раз пытался научить Бокуто, но никаких результатов это не принесло (кроме пары десятков убитых нервных клеток у обоих). В конце концов, сдавшись, Акааши просто добавил в список своих дел ещё одно, связанное со шнурками Бокуто-сана. Его это особо не утруждало, а видеть покрасневшее то ли от стыда, то ли от досады лицо Котаро ему нравилось.

***

Так было тогда, три года назад. Стыдно признавать, но даже по этому Акааши соскучился. Чёрт, похоже, это болезнь. Не выдержав, Кейджи рассмеялся, но тут же прикрыл рот рукой. Лицо и уши Бокуто вмиг покраснели, и он уже готов был выпалить что-то в роде: "прекрати смеяться над чужим горем», но не успел. Акааши, приподнимая штаны, присел на корточки рядом с его ногами. Осторожно обхватив лодыжку, чтобы не упасть назад, он достал шнурки и умело завязал их в бант, делая узелок как можно крепче. Ему бы хотелось сделать его слабым, чтобы в скором времени они опять развязались, и Акааши повторно пришлось присаживаться на корточки перед ним (не было у него никаких фетишей!), но он не мог так ударить в грязь перед Котаро. Держась за ногу Бокуто, он смотрел на пыльные кроссовки и невольно думал о том, что кто-то точно также завязывал ему шнурки, пока Акааши не было рядом. Или завязывает по сей день. От этих мыслей в горле появилось неприятное чувство подкатывающей тошноты, живот скрутило и пустота в желудке дала о себе знать. Он не хотел об этом думать. — Готово. Хочешь, повторим те уроки? Может, теперь ты окажешься способнее? Поднявшись, Кейджи поправил задравшиеся штаны и посмотрел на раскрасневшееся лицо Бокуто. Сейчас этот огромный (без преувеличения, он реально стал ещё тем шкафом, просто Акааши решительно не хотел этого замечать) мужчина в чёрной одежде со смущённым лицом выглядел смешно и безумно мило одновременно. Но вёл он себя непривычно тихо. — Как-нибудь в другой раз. — пробурчал он, прижимая к горячей щеке жилистую ладонь. Акааши улыбнулся. Ему нравились слова «в другой раз». Они значили, что этот другой раз будет. Задумавшись, Кейджи взял в руки странный узел, который намотал Бокуто на шнурках худи в попытке показать себя в лучшем свете и, распутав, завязал в бантик. Подняв взгляд, он встретился с парой янтарных глаз. Акааши давно не видел именно этого света. Именно этого блеска. — А мы не опоздаем? — не отрывая взгляда, разбавляя образовавшуюся тишину, тихо спросил Акааши. Он не хотел уходить, не хотел двигаться, не хотел терять из виду его глаза. Но обстановка требовала другого. Придя в себя, Бокуто вцепился себе в волосы. — Чёрт! Изукава меня прибьет! Не объясняя ни кто такой Изукава, ни в какую сторону и сколько им ещё предстоит идти, он взял Акааши за запястье и потянул за собой. Не объяснял, наверное, потому, что Акааши обычно сам до всего догадывался. Точно не потому, что от накатившего смущения его голос предательски дрожал, а щеки загорелись отменным румянцем. Точно не из-за этого. Хотя, Акааши заметил дрожь в его руках.