Любить умеют даже циники

*** Цзинь Гуанъяо поморщился от боли. Покачиваясь, он вышел из невысокого здания и прислонился спиной к серой стене. Боль на ладони притупленная мощным обезболивающим обернулась судорогой. Он через силу посмотрел на свою руку, и тяжело выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. — Убью, — процедил он и тряхнул головой. Цзинь Гуанъяо огляделся. Слева и справа от него тянулась длинная вереница недорогих офисов, закрытых уже к этому времени. Двух и трехэтажные здания словно нависали на него со всех сторон. Где-то лаяла собака: видимо у кого-то из владельцев не хватило денег даже на самую простую сигнализацию и самый дешевый штат охраны. Восточная окраина Шанхая в этот час была унылой и тихой. Наспех перевязанная ладонь заныла — правая рука была порезана по диагонали снизу вверх. Так Тигр запретил ему лапать свою добычу. Оставил свой знак, свою метку на его прежде идеальном теле. В груди у Цзинь Гуанъяо противно заныло: стыд смешался с омерзением. К самому себе и отцу. Он знал, что отсюда, спрятавшись от всего мира под навесом крыши крыльца, он не увидит золотой небоскреб центрального офиса семейной корпорации. Но все же, ему казалось, что желтые лучи вывесок освещают его лицо в этот миг. Подсвечивают, делают видимой всему миру его неудачу. Он рассчитывал, что отец опутал своими цепями клан Тигра. Приручил его. Поэтому Цзинь Гуанъяо вправе наследовать не только место генерального, но и главенство над… Над Тигром и его тигрятами. Но оказалось… оказалось, что приручать Тигра ему придется самому. Противно засвербило в груди от этой мысли. План был прост — завести двойных агентов в охранной службе семьи Цзян. Деньги и связи ему позволяли это: с каким бы «человеческим лицом» Цзян Фэнмянь не вел свой бизнес, врагов, да и просто недоброжелателей и завистников он приобрел немало. Фэн Тяньчжи. Пристрелить эту бабу или бросить ее Тиграм. Но она решила дейтвовать самостоятельно. Взрыв полицейского архива Фэйцзянь. Поднятые по тревоге силовые части, усиленные патрули по всему Шанхаю и окрестностям… Эта баба хорошо подготовилась. Слишком хорошо! Цзян Чэн и Вэй Усянь. Если первый особыми талантами не блистал, то второй представлял серьезную угрозу. Над созданной им паутиной системы безопасности хакеры Цзинь трудились безз малого полтора года. И все же получили доступ к базе данных. Уже должны были быть загружены архивы документов: все серые сделки, все финансовые грехи семьи Цзинь теперь принадлежали Цзян. Еще пара часов — и две мощные плотины в Илине взлетят на воздух. Поддельные документы, указывающие на вину семьи Цзян уже готовы. Все решат что они решили уничтожить собственный бизнес, чтобы провернуть мошенническую схему с государственным обеспечением. Устранить Не Минцзюэ. Получить в руки личную армию с обширными связями в государственных структурах. Переложить всю ответственность на отца, ведь при случае смерти главы корпорации Не именно Цзинь Гуаньшань — первый наследник огромной охранной империи. Цзинь Цзысюань и Цзян Яньли. Нет ничего проще, чем устроить им автокатастрофу по прибытии в Китай. Все должно было пройти идеально и быстро. Идеально… если бы не взрыв полицейского архива Фэйцзянь. Какими бы продажными не были чиновники в администрации, высшие армейские и полицейские чины — оставить без внимания такой теракт не сможет никто. Цзинь Гуанъяо пылал, горел как при высокой температуре. Он плавился как стекло от огня. Взрыв. Всего лишь одна случайность. Цзинь Гуанъяо тряхнул головой, бросил мутноватый от боли взгляд на циферблат часов. Где-то рядом снова завыла собака. — Мерзкая псина, заткнись! — хрипло крикнул в темноту Цзинь Гуанъяо. Собака на миг замолчала, словно взяла передышку. И тут же разразилась громким лаем снова. Надо было выбираться, пока за Тигром не приехали его тигрята. В голове шумело, язык высох, в горле першило. Тело ломало, как при высокой температуре — организм мстил своему хозяину за глубокую рану на правой руке. Сюэ Ян полоснул его своим Когтем. И Цзинь Гуанъяо увидел свою кость. Он отшатнулся от стены, неровным шагом, покачиваясь спустился на асфальт. Всего три ступеньки крыльца, а ему показалось что он проделал пеший переход в тысячи ли. "Оставлять руки чистыми", — вот было его главное правило. Всю его жизнь. А теперь… Цзинь Гуанъяо сдул короткую прядь с лица, вытянул перед собой подрагивающие ладони. Правая рука наспех перебинтована. На белоснежной прежде повязке расплывалось красное пятно. Темно-золотые брюки, терракотовая рубашка и даже червонного цвета пояс — все было в засохших мерзких каплях крови. Словно нерадивый художник брызнул кистью на холст и капли легли на полотно веером. Его затошнило, горло сжал противный спазм, в желудке заворочался змей с острой чешуей. Через силу Цзинь Гуанъяо сделал еще несколько шагов в сторону улицы. Ему надо пройти всего лишь четыре здания по левой стороне. И там Цзинь Гуанъяо встретят его люди. В правом кармане завибрировал телефон. — Ищут, — процедил он сквозь зубы и тяжело выдохнул, прикрыл глаза. Мерзкая псина надрывалась лаем. Цзинь Гуанъо не может показатьсяимна глаза в таком виде. Слабый, жалкий, дрожащий от боли, на грани обморока. Рана от Тигра должна быть боевой. Хотя бы для них. Он несколько раз глубоко вздохнул, сфокусировал взгляд в одной точке перед собой и осторожно сделал шаг вперед. Никто не должен видеть слабости Цзинь Гуанъяо. У него их просто нет. Не сейчас, когда он уже почти что поднялся на вершину крупного бизнеса. Когда он уже почти что сидел в кресле генерального директора и владельца. Не сейчас! Не здесь! Не на окраине Шанхая! Цзинь Гуанъяо сделал еще шаг и покачнулся: миг и он рухнул на одно колено, рефлекторно выставил вперед ладонь. Правую ладонь. Раненую ладонь. Боль взорвалась внутри него новогодним фейерверком, короткий крик боли вырвался из горла, потонул в лае псины. Цзинь Гуанъяо впервые в жизни испытывал такую физическую боль. Никто и никогда, за все почти что тридцать лет, не смел его тронуть даже пальцем! Он стоял на одном колене, он упирался правой ладонью в асфальт. Не мог ни вздохнуть, ни пошевелиться. Боль растекалась по его венам вместо крови, парализовала его. Собака где-то поблизости рвалась с поводка. Правая рука дрожала, локоть ходил ходуном. Даже дышать, даже смотреть было больно. Цзинь Гуанъяо почувствовал, как по его пальцам бежит кровь. Одним усилием воли он оторвал ладонь от грязного асфальта и тут же завалился на бок. Над его головой, вопреки всем огням большого города, светила круглая как пятак луна. — Заткните эту тварь! — процедил он сквозь зубы, замотал головой из стороны в сторону. Собачий лай оглушал, мешал думать. Цзинь Гуанъяо показалось, что даже его сердце бьется в груди с неохотой. Эти размеренные громкие звуки вколачивали его в асфальт не хуже молота. Всего четыре здания. И спасение. Четыре здания. Всего десять минут ходьбы. Цзинь Гуанъяо перевернулся на живот, прижимая к груди окровавленную руку, оперся левой ладонью об асфальт. Огромным усилием воли он подтянул колени. Под аккомпанемент собачьего звонкого лая Цзинь Гуанъяо встал на колени. А когда вокруг воцарилась оглушающая тишина, он не смог в это поверить. Пошатываясь, Цзинь Гуанъяо поднялся и сделал еще один шаг. Его тело бил озноб, в ушах все еще звенел проклятый звонкий лай ебанной псины. Еще один шаг. Он почти что вышел из ограждения, оставляя за спиной одноэтажное здание. Тигр маскировал одну из своих нор под торговый склад. Цзинь Гуанъяо знал — местные тигрята сейчас прилипли к камерам наблюдения и покатываются со смеху. Волна стыда погребла под собой боль. Адреналин ударил Цзинь Гуанъяо изнутри, а пламя мести и ярости, вспыхнувшее в его груди, придало ему сил. Он мгновенно взял себя в руки, и все еще баюкая раненую руку отправился прочь. К своим. Половина двенадцатого. Пьеса в доме Цзян, должно быть, подошла к своей кульминации. *** Не Хуайсан приехал в самый разгар борьбы с огнем. Он едва успел затормозить и выпрыгнул из машины на ходу. Полагаясь на блестящую автоматику, которая позволит машине остановиться и не задеть другие авто, он пробежал несколько шагов по тротуару. Машина остановилась, покачнулась и мигнула фарами своему хозяину, но Не Хуайсан этого не заметил. Как не обратил внимание на осеннюю прохладу. Он ринулся вперед, туда где догорал полицейский архив. Туда, где ревели полицейские сирены. Где толпились случайные редкие прохожие, патрульные и охранники. Туда, где мелькали вспышки камер, а репортеры что-то кричали в микрофон. Туда, за оцепление из ленточек. Туда, где полицейские опрашивали случайных свидетелей, кому-то все время звонили и переругивались между собой. Туда, где ревело пламя и слышался треск… Когда мимо дежурной будки и поднятого шлагбаума провезли медицинскую каталку, Не Хуайсан споткнулся на ровном месте. Он замер, огромными круглыми глазами наблюдая за накрытой белым полотном тележкой. Весь его мир сузился до этой белой простыни. Мир вокруг стал безмолвным, оглушил, подкосил его внезапной тишиной. Словно у картинки выключили звук, оставили на мониторе лишь быстро сменяющие друг друга кадры. Яркость резала глаз: гаснущее пламя с трудом уступало пожарным. Вспышки камер, горящие фары патрульных машин. И все это он наблюдал в абсолютной гробовой тишине. Ни звука не доносилось до него через эту плотую завесу. Белое полотно. Невысокое худое тело. Черная прядь на красном жестком изголовье. Она всегда была такой хрупкой, нежной, маленькой. Такой невесомой, что Не Хуайсан удивлялся — как она только могла стать… стать и быть такой. Сильной. Страх, терзавший его где-то на самом дне души полностью стал хозяином его разума и тела. Ужас душил его, ломал ему изнутри кости, стирал память. В эти липкие ледяные секунды Не Хуайсан не осознавал сам себя. Он не ощущал ни ветра, ни запахов. Страх заполнил его изнутри, визгливым хохотом напоминал ему, убеждал: На этой ебанной медицинской каталке тело Фэ... Грудь резануло словно мечом, наотмашь. С легким удивлением он ощутил спазм в горле, почувствовал что дышит. Следом вернулся слух. За спиной послышалось хлопанье дверцами, топот ног. А он все стоял и смотрел: за тем как у распахнутых дверей карет скорой помощи снуют врачи, как они одергивают белую простыню. Слушал, как они что-то кричат друг другу, но их слов он не понимал. Она никогда бы не поставила под удар невиновных, никогда не прикрылась бы, как щитом, случайными людьми. Только не она, выученная с самого детства беречь и защищать других. Даже когда они с Фэн Тяньчжи познакомились — она его защищала. Маленькая девочка с клинической депрессией стояла с огромной палкой наперевес…. Фэн Тяньчжи. Едва это имя свободно промелькнуло в его голове он почувствовал как сжалось в судороге горло. Это имя вонзило тысячу игл в его сердце. Если кто и мог погибнуть в этом огне то только… Только она. Страшная пустота внутри обернулась ненавистью, столь сильной что казалось вышла темной тенью за пределы его тела. Черным душным маревом накрыла город. За его спиной двадцать бойцов. Они прошли ад везде, где только открывались его врата по миру. Они помнили вкус пороха уличных боев с триадами. Двадцать бойцов, чьей выкладке позавидует спецназ. Двадцать. Еще столько же, и если нужно больше он вызовет по рации. Их будет меньше сотни: но всем погоным и легавым придется попотеть, чтобы остановить их. И пусть попробуют схватить самого Не Хуайсана. Их будет меньше сотни, но этого хватит чтобы утопить Шанхай в крови. Не думать. Не говорить. Не вспоминать. Мстить. Но для этого он должен сделать шаг. Один-единственный. Только один. Сейчас. Он должен набраться храбрости и увидеть ее лицо: искалеченное и изуродованное осколками. Увидеть ее изломанное взрывом тело. У нее не будет мемориальной таблички и цветов на кладбище. Весь Шанхай станет ее поминальным пиром и подношением в ее честь. Набраться смелости. Самому увидеть ее лицо. У него забрали ее. Забрали. Все эти люди: которые пытаются погасить пожар, которые ведут прямой эфир, которые суетятся как муравьи... Они и правда думают, что останутся в живых? Они и првада считают, что у них есть это завтра? Думают, что как ни в чем не бывало сварят утренний кофе и после поедут по своим делам? Они все и правда думают, что имеют право жить как раньше?! Не Хуайсан им этого не позволит. Всех сожрет огонь. Медики откинули белую простыню, Не Хуайсан на миг отвернулся, но все же сделал шаг вперед. Залитым расплавленным железом боли сознанием он уловил фразу: «кислородная маска.» Короткую фразу. Сказанную быстро, приказным тоном. Брошенную старшим медиком медсестре. Кислородная маска... Что? Не Хуайсан дернулся, а в следующий же миг вспомнил как дышать: с громким хрипом, едва только получил в легкие заряд кислорода, на медицинской каталке вдруг резко сел молодой парень в грязной от копоти пожарной униформе. - Молоденький... Куда полез?! - долетело до Не Хуайсана. Парнишка сел на каталке, как оживший мертвец в своем гробу. Он жадно прижал к лицу маску, и невпопад кивая на вопросы суетящихся медиков, жадно вдыхал кислород из баллона. Он дышал, он вцепился в свою маску как в последнюю надежду. Парнишка жил. И будет жить. Как и все они. Не Хуайсан хохотнул: облегченно, неловко, а через секунду уже рухнул на асфальт, скрестил ноги и облегченно растирал ладонями лицо. Ощущения своего тела, мира вокруг обрушились на него каменным градом, обернулись волнами судороги и дрожи по телу. Он снизу вверх посмотрел на небо и прошептал: - Бойня отменяется. Это не она. Все остальное уже не важно. Он любовно погладил золотую бусину на своем алом шнурке. "Я найду тебя. Скоро. Где бы ты ни была. Я скоро буду, Чжи. Не важно, ждешь ты или нет. Я приду. Выйду из твоей тени, свалюсь тебе прямо на голову. Больше я тебе не уступлю, Чжи. Это слишком дорого мне стоит. Всехх денег семьи Не не хватит, чтобы погасить этот счет. Найду. Моя."       Не Хуайсан был уверен, а быть может убеждал сам себя: она чувствует, что он идет. Каждое слово, промелькнувшее в его голове, отпечатается на ее душе. "Найду. Моя" - на доли и доли секунд он стал этими двумя словами. Найду. Моя. Он потерял всякий счет времени, а мир вокруг обрушился на него звуками, вонью гари. Жизнь поднялась в нем, вцепилась легкой судорогой в тело. Слишком большая эмоциональная раскачка: от страшной ненависти до облегчения. Тело мстило ему за пережитый стресс, напоминало о себе. Тошнило, сердце бешено колотилось в груди, в животе свернулся тугой и крепкий узел. Воздух наполнял грудь, резал легкие изнутри. Не Хуайсан был жив. Голоса вывели его из транса: — Господин Не! — Господин! — крики его сопровождения заставили Не Хуайсана поморщиться, такими громкими они были. Его охранники были в полной боевой готовности: бронежилеты, разгрузочная выкладка такая, что позавидовали бы и армейские. Все как на подбор -- рослые, крепкие, тренированые. В открытых шлемах поблескивали полные решимости глаза. Фэн Тяньчжи не была им чужой. Каждый из них кто ехал за Не Хуайсаном в служебной машине, вместе с ним готовился к самому худшему. Кто-то считал ее младшей сестренкой, а кто-то видел в ней свою дочь. Фэн Тяньчжи здесь любили, любили по-настоящему. Если бы.. если бы это оказался ее труп. Ее бездыханное тело... Не Хуайсану бы не потребовалось тратить время на приказы. Бойцы кинулись бы вперед, оглянувшись лишь раз. Лишь для того, чтобы убедиться - их командир идет с ними. Пусть Цзян катятся подальше. Пусть сами расхлебывают кашу которую заварили. Пусть сами, своими руками гребут весь жар из очага. Фэн Тяньчжи его. Фэн Тяньчжи теперь с ними. Не Хуайсан покачал головой, закрыл ребром ладони рот. И смеялся, и смех этот гулким эхом раздавался внутри него. Она жива. Не Хуайсан жив. Даже этот парнишка на медицинской каталке живой. Он с неприкрытым удовольствием откинулся назад, его кадык дернулся, когда он с громким звуком вытолкнул из груди свой страх. — Все в порядке, в порядке, — обратился Не Хуайсан к своим людям, которые замерли в ожидании приказов. — Ступайте, — он качнул головой в сторону полицейских машин, — опросите, вы знаете как действовать, — он махнул рукой в сторону машин. - Поможем легавым, инструкция 2С, - закончил Не Хуайсан. Десяток человек, отрывисто кивнув ему хором гаркнули: «Есть!» и бодро застучали сапогами по асфальту. Их помощь пришлась как раз кстати: охранники обменявшись с полицейскими привестствиями вместе приступили к делу. Часть из отряда поспешила на помощь к пожарным и спасателям. И двое людей примкнули к живому кордону патрульных, которые мягко но настойчиво прогоняли с места проишествия репортеров. Молодой пожарный уже вскочил с каталки, бросился к своим товарищам, и получил звонкую оплеуху от своего старшего. Полез не туда. Не Хуайсан лишь покачал головой. И все же, пара проныр успели сделать свое дело. Едва только заметили Не Хуайсана, который так просто сидел на асфальте, они улучили момент, поднырнули под руку полицейского и сделали, как показалось самому молодому Не, не меньше тысячи снимков за раз. Он не стал давать дополнительного приказа, лишь лениво, будто бы шутя, прикрыл лицо рукой. Пусть сегодня эти писаки творят в интернете что хотят. — Ман Фан, — бросил Не Хуайсан невысокому мужчине, командиру его отряда. Тот мгновенно оказался напротив мужчины, вытянулся по струнке, при этом не закрыл Не Хуайсану обзор. — Поищи тут кого-то из людей Цикады. Поспрашивай, порыскай вокруг, — Не Хуайсан запрокинул голову, устало выдохнул и прикрыл глаза. Кто-то из отряда Не Хуайсана подскочил к медикам, быстро затараторил, указывая на своего начальника. Невысокая медсестра взволнованно смяла в руках свой халат и растерянно кивала в ответ. — Господин Не, вставать будете? — отозвался Ман Фан. Он вел себя непринужденно, словно все шло так как и должно быть. Не Хуайсан медленно наклонил голову, жестом дал понять что оценил его заботу. — Мне и так хорошо, — махнул ладонью Не Хуайсан. — Иди, — он мотнул головой в сторону патрульных, которые быстро обменивались новостями с новоприбывшими. Ман Фан бодро козырнул в ответ и направился к полицейским. — Живая, — только и мог выдохнуть Не Хуайсан наблюдая за тем, как гаснут последние языки огня. Как спасатели все же разгребают завалы. Он оглядел чернеющий небосвод, подсвеченный огнями большого города, нашел взглядом несколько блестящих в ночи звездочек. — Живая, — неслышно повторил он, наслаждаясь покоем. Пустота которая осталась в его душе от лсного пожара ненависти постепенно заполнялась покоем. Он вздрогнул: ему почудилось что телефон в кармане завибрировал. Не Хуайсан бросил взгляд на экран телефона. Уведомлений не было. Зато живо встал перед глазами текст ее последнего сообщения: "Я ухожу на Охоту. Прости. Люблю." Прежде чем погасить экран мобильного, он всмотрелся в фотографию на заставке. Большой белоснежный веер, который вот вот распишут. Распишут вместе. Она стояла к нему лицом. Фэн Тяньчжи улыбалась: так широко и ярко, что никто бы и не заподозрил что эта улыбка главы безопасности. В правой руке она держала кисть, которая вот-вот прикоснется к белому полотну. Не Хуайсан обнимал ее со спины: одной рукой он поддерживал ее локоть, словно собирался направить ее кисть. А другой рукой уже приготовился вывести на ткани первый иероглиф. Счастье.. этот короткий вечно-ускользающий момент удалось запечатлеть на снимке. В кадр не попало никого лишнего: ни скучающих лиц на мастер-классе, ни суровой старухи мастера. Были только они. Вместе. Единые. Одно целое. - Едины, - выдохнул он. Прошептал тихо-тихо, так, что сам мир вокруг него засомневался, говорил ли эти слова Не Хуайсан. Не Хуайсан снова потерял счет времени, прежде чем обзор ему закрыли две мужские тени. И в этот же момент легкая вибрация на правом запястье заставила его рассмеяться. В этот раз по-настоящему. Драгоценные камешки в глазах дракона вспыхнули и погасли. *** — Расскажи, дочь Фэн Си, как умер твой отец? — Сюэ Ян пристально следил за Фэн Тяньчжи. Пристально, нагло, жадно вглядывался в малейшие изменения выражения ее лица. Фэн Тяньчжи не стала прятаться, но взгляд все же опустила. У всего в этом мире есть свой предел: даже у ее выдержки. Одно дело сидеть в пещере тигра и играть с ним на свою жизнь, тянуть время, заставить врага поверить в то, что все идет по ее плану. И совсем другое дело: говорить с убийцей своей семьи о его преступлении. Она сжала ладони в кулаки с такой силой, что вены вздулись на ее ладонях, и без того гудящих от шнура. Сюэ Ян хмыкнул, холодно прокомментировал: — Не глумлюсь, — и тут же взметнул обе ладони вверх, когда Фэн Тяньчжи резко подняла голову, метнула на него пылающий адским огнем взгляд. — Триады вспомнили о чести?! — вырвалось у нее против воли. Грудь бурно вздымалась, а шнур жалобно заскрипел на ее руках. Виски едва не выплеснулось из бокала на пол. Сюэ Ян смерил ее ледяным спокойным взглядом: — Триады всегда помнили о чести, дочь Фэн Си. Фэн Тяньчжи опустила взгляд: ей нужно было несколько секунд передышки. Терять голову было нельзя — слишком опасно для нее самой. Но беда была в том, что боль была слишком огромной. Беда была в том, что она вот-вот от нее задохнется. Это было то самое безумие, ее безумие. Безумие так долго и так тщательно скрываемое ото всех. Даже от самой себя. — О чем мне рассказать тебе, — она с красноречивым стуком поставила бокал на стол, — Сюэ Ян? Как ты изрешетил моего отца? Как ты направил в сторону участка противопехотный гранатомет? Что именно из того, — она медленно поднялась на ноги. Руки связанные плотным черным шнуром на миг прекратили ныть. — Что именно из того что ты сделал моей семье ты забыл? Сюэ Ян из клана Тигра? — Сюэ Ян все так же молча наблюдал за ней, и, когда расстояние между ними сократилась настолько, что Фэн Тяньчжи со своей выучкой могла даже отекшими запястьями выхватить у него клинок из-за пояса… лишь тогда он взметнул ладонь. — Я не о том, девочка, не о том. Хотя ожидаемо. Я бы тоже на такой вопрос молчать не стал. Сядь. – Сядь, - вновь повторил он и уже иначе. Этому приказу уже сложно было не повиноваться. — Я спрашивал тебя о том,что ты знаешь о смерти своего отца? И больше ни о чем. Дочь Фэн Си, — он придвинулся к ней так близко, что они оба могли ощутить дыхание другого на своем лице, — я Тигр, а не малолетка, которому впервые дали в руки ствол. Ты — враг, если ты забыла. К врагам триады и правда относились иначе. Считая себя единственными истинными хранителями традиций давно потерянного Китая, они считали весьма почетным завести одного, личного врага. Жить, творить свои злодеяния, ожидая с ним встречи на узкой горной тропинке. Ожидая смерти от того, кого они сами назначали себе в палачи. Разумеется, на такое имели право только главы кланов. И больше никто. Фэн Тяньчжи отступила, рухнула обратно на стул. — «Золотой путь», — пробормотала она. — Мой отец погиб, потому что ты пришел мстить за «золотой путь». Вы возили золото, в Лаосе самое дешевое, — она прикрыла глаза, а голос ее звучал низко, хрипло. — Брали во Вьентьяне по рыночной цене, реализовывали через точки сбыта в Гонконге, на Тайване и Макао. Открыли точку даже здесь,– Фэн Тяньчжи покачала головой. –Один из ваших, — она ухмыльнулась, все еще не открывая глаз, — придумал хитрую штуку. Она кожей почувствовала сигаретный дым, глубоко вдохнула сизые клубы. — Растворял золото в кислоте, — Фэн Тяньчжи распахнула глаза и кровожадно улыбнулась своему зрителю, — царская водка, если быть точной. Разливал в бутылки из-под виски и перевозил их через границу. Когда ваш умелец возвращался в Коулун*, — ни мускул не дрогнул на ее лице когда она произнесла название главного гнезда триад, — уже обратно выделял из этой смеси золото. Мой отец полтора года готовил операцию по ликвидации «золотого пути». — И это все о чем тебе сказали? — Сюэ Ян с удовольствием раздавил окурок в физрастворе, где еще недавно полоскал свою рану Цзинь Гуанъяо. — Да. Ты потерял огромный источник дохода. Твое влияние среди других кланов триад пошатнулось, — она равнодушно пожала плечами, — и ты решил смыть свой просчет кровью. Нашей семьи, — она растянула губы в усмешке. — И все? Я думал, что Фэнмянь, — Сюэ Ян театрально взмахнул руками, — расскажет тебе сказочку о воплощении зла, который решил творить бесчинства, потому что у него гнилое сердце. — Так и было, — Фэн Тяньчжи пожала плечами, — он и правда рассказал мне такую сказку. Философскую притчу о том, что от истинного зла нет защиты, но мы все равно должны ему сопротивляться. — И когда узнала остальное? — В восемнадцать. – Сама? – со странным удовольствием поинтересовался Сюэ Ян и снова окинул ее хищным прищуром. – Сама. И десять лет, я жила с ним под одной крышей. Смотрела ему в глаза. Ела с его стола. Пользовалась его защитой. Сюэ Ян милостиво кивнул, разрешив ей оставить подробности при себе. По большей части ему было все равно как она узнала про "золотой путь". Грохнула кого-то, заплатила, дала – было неважно. Куда важнее было что рассказал девочке о прошлом Цзян Фэнмянь. — Он никогда не умел воспитывать, — горестно покачал головой Сюэ Ян. — Всегда проповеди, — он сцепил пальцы в замок, положил ладони на колено. — Ему надо было стать священником, а не генеральным директором. — Сколько лет вы знакомы? — Фэн Тяньчжи устала. Она смертельно устала от всех этих тайн. Она устала глохнуть от внутренней пустоты, которая каждый раз настигла ее на пути к правде. В этот миг ей захотелось к чему-то простому и понятному. Словно весь груз прожитых двадцати восьми лет начал давить на ее плечи. — Мертвых не вернуть, — вдруг отозвался Сюэ Ян. Он по-прежнему не выпускал ее из виду, впитывал, вбирал в себя каждый ее вздох. Наслаждался ее терзаниями, радовался ее затекшим в петле запястьям. — Не вернуть, — эхом прозвучал ее голос. — Но за них можно отомстить. — Месть, — кивнул Сюэ Ян. — Тигры понимают и уважают месть. Но прежде… я знаю Цзян Фэнмяня всю свою жизнь, — в глазах Сюэ Яна на миг мелькнула тень сожаления, — я, он, твой отец… мы выросли вместе. Птицы одного ветра, одного крыла… *** — Господин Не, я нашел… — Господин Не! — два голоса: его подчиненного и молоденькой медсестры грянули одновременно. Он посмотрел сначала на Ман Фана, потом на мужчину в черной кожанке и армейских сапогах рядом с ним. Его лицо человека средних лет пересекал шрам, на боку глухо, едва слышно ворчала рация. В руках он держал планшет. Девушка из медицинского персонала топталась рядом с ними: через руку у нее был переброшен теплый плед. Весь ее вид говорил о том, что несмотря на неопытность она готова оказать любую помощь пострадавшим. "С боевым крещением тебя, малышка," – с жалостью подумал Не Хуайсан. — Помощь не нужна, — кивнул девушке Не Хуайсан и ловко, пружинисто вскочил на ноги. Он подкрепил свои заверения обворожительной улыбкой, проводил ее благодарным наклоном головы и только теперь обратился к двум мужчинам. Медсестра горестно вздохнула и шагнула обратно, к своим. — Ли Янь, — тут же козырнул ему охранник в кожанке, — заместитель Сяо Пэя. Второе… — Второе доверенное лицо госпожи Фэн, — Не Хуайсан позволил себе легкую ироничную полуулыбку. Ли Янь мгновенно наклонил голову, и что-то быстро набрал на сенсорном экране планшета. — Пока лега… полицейские разбираются, — буркнул Ли Янь осторожно покосившись себе за спину, — вот что выудили мы, — он резко развернул экран в сторону Не Хуайсана. Уличная камера на здании напротив зафиксировала все четко. Не Хуайсан забрал планшет из рук охранника, пристально вгляделся в кадры. Размытая прежде фигура во всем черном появилась словно из воздуха и прямо перед мемориальной табличкой. Положила свой большой букет траурных цветов. Бело-золотых цветов. Пионов. "Моя принцесса, ” — ухмыльнулся он про себя. — Звук? — бросил он двум мужчинам не отрывая взгляда от экрана. — Никак нет, — ответил Ли Янь. Не Хуайсан покосился в его сторону. «Манера говорить и держаться, явно бывший военный» — подумал он. — Слишком далеко находилась камера от эпицентра взрыва. Не Хуайсан кивнул в ответ и снова посмотрел на экран планшета. Фэн Тяньчжи несколько раз прикоснулась к выбитым на черном граните именам. Он сердцем догадался — она вела с погибшими свою беседу. О чем она говорила за минуты до взрыва? Что хотела сказать отцу и его сослуживцам? Просила совета? Помощи? Клялась отомстить? Он не должен был отпускать ее одну. — Госпожа Фэн подложила взрывное устройство под двери архива, — Ли Янь зорко следил за молодым Не, и Не Хуайсана это позабавило. — Решила... — Решила, что забвение лучше чем лживое сострадание, — перебил его Не Хуайсан и вздрогнул, когда на записи промелькнул чёрный Феррари. Сердце кольнуло от тревоги. Он жестом приблизил изображение машины. — Понял, попытаемся стереть, — Ли Янь понимал все с полуслова. Не удивительно, что Фэн Тяньчжи ему доверяла, отметил Не Хуайсан про себя. — Пока не нужно, — процедил Не Хуайсан. Он наблюдал за тем, как Сюэ Ян вышел из машины, как Фэн Тяньчжи медленно скинула с головы капюшон. Как не торопясь она закатывала рукава. Шрам. Чудовищный уродливый шрам на правой руке. Шрам, который она отказывалась скрывать, стирать, убирать со своего тела. О чем они говорили с Сюэ Яном? Что заставило его так похабно улыбаться? Дальше на видео возникли помехи: грянул взрыв и картинка зарябила. Но Не Хуайсан успел разглядеть как быстро Сюэ Ян схватил Фэн Тяньчжи, рванул за себя. Он использовал свою машину как единственное доступное укрытие. — Господин Не, мы предполагаем что... — начал Ли Янь. — Крепкие нынче "Феррари" делают, раз тачка способна пережить взрыв, — не удержался от шпильки Не Хуайсан, погасил экран планшета и вернул его охраннику. — Бронированная, — пожал плечами Ман Фан. Ли Янь в ответ кивнул. — Отследили куда они поехали? — Так точно, господин Не, - Ли Янь отрывисто кивнул. — Чудно, — Не Хуайсан демонстративно поправил ворот. — Едем? — он мотнул головой в сторону машины со своими бойцами. Ли Янь тут же гортанно рассмеялся, Ман Фан в ответ сверкнул глазами. Подчиненные переглянулись между собой, а Не Хуайсан, развернувшись на каблуках резко, словно гончих подзвал, щелкнул пальцами. Оба мужчины шагнули за ним, как вдруг на поясе Ли Яня ожила рация. *** Мерно гудел старенький вентилятор. Но ему было не по плечу развеять мрачные тени, которые заплясали по стенам, от слов Сюэ Яна. Призраки прошлого оживали с каждым его словом, восставали из своих могил. Оживали фотокарточки на надгробиях, мертвыми огоньками вспыхивали глаза давно ушедших. Фэн Тяньчжи стало не по себе: словно вот-вот она прикоснется к нечто такому, после чего уже не сможет, не сможет… Не сможет чего? Ее внутренний голос замолк, оборвался на полуслове. Вся ее жизнь сконцентрировалась в одной точке. — Да, детка — по рождению я такая же элита как и твой папочка. Скажу больше — мы выросли в одном из золотых районов Шанхая. Улица Туаньшоу, –протянул он с какой-то злой бравадой. — Знакомое место, — пробормотала она и жестом попросила налить себе ещё виски. Наблюдая за тем, как Сюэ Ян с охотой наполняет ее бокал, ей вдруг отчаянно захотелось чтобы это все на проверку оказалось сном. Сто восемьдесят человек охраны по территории Пристани Лотоса. Усиленные патрули на въезде и выезде... Его голос вывел ее из забытья. — Наши деды и отцы крепко дружили — и у нас троих просто не было шансов. На нас все закончилось, — на его лице снова мелькнул тигриный оскал. — Как в сказке: друг смелый, друг умный, и друг трусливый. Найди в этой троице моего папашу, — Сюэ Ян постучал подошвой ботинка по полу. — Третий, — Фэн Тяньчжи потянулась за бокалом. — Слишком простые загадки загадываешь, глава Тигров, — дрезко отсалютовала она в его сторону бокалом, — даже грустно становится. — Годы никого не щадят, — со звериной грацией он приподнялся со своего места, скользнул напротив нее и замер, чуть склонив голову набок, — старею. Становлюсь сентиментальным. — И тебя сожрет своя же стая. Печальный конец. Сюэ Ян бросил в ее сторону колкий холодный взгляд. — Тебе это не по душе? — он медленно подался вперед и резко, с силой впечатался ладонями в стол. Фэн Тяньчжи следила за ним с ироничной улыбкой. — Твоя жизнь принадлежит мне, Сюэ Ян. И будет очень хреново прийти к твоей пещере, — она тоже качнулась ближе, опустив руки с бокалом вниз, — и найти там клочки от твоей шкуры. — О-о-о, — протянул он. — Дерзкая девочка с дерзкими словами, — Сюэ Ян вдруг, в один миг стал серьезным, его лицо словно скрылось за непроницаемой маской. — Перестарался … ? — на выдохе спросил он словно самого себя. Снова. Снова этот треклятый вопрос заданный самому себе. Он едва заметно нахмурился, снова и снова с головы до ног оглядел женщину перед собой. В его жизни были ошибки. Как и в жизни любого. Только другие могут исправить свои ошибки или жить с ними дальше, как ни в чем не бывало. А у Сюэ Яна такого права не было. Ему не оставили выбора. Не научили жить иначе. Он ошибался. Но неужели тут.. сейчас?! — Твой отец, — с елейной улыбкой напомнила Фэн Тяньчжи и откинулась на спинку стула. — Что там с твоим отцом было дальше? Сюэ Ян резко выхватил нож, демонстративно покинул его в воздухе. Он знал — ее немедленно парализует, прибьет молнией на месте. Ее глаза стали круглыми, лицо побледнело, а тело покрылось мурашками. Она не отрываясь глядела на черненную сталь изогнутого клинка. На рукоять, обтянутую кожей, потертую от времени, которая с годами стала нести на себе четкий отпечаток его ладони. Поворот, прямой хват. Поворот, обратный хват. Он ловил ее отражение в мутной поверхности ножа. Она смотрела на то как двигается кисть, на то, как порхает тяжелый нож в его руке. Слушала, как поет рассеченный воздух. — Дай ему себя рассмотреть, — с удовольствием едва слышно прошипел Сюэ Ян. — А после накорми, — против воли отозвалась Фэн Тяньчжи. Она дернулась, как от удара, как от пощечины, резко отвернулась, до жалобного скрипа сжала в руках бокал с виски. Все закончилось быстро: едва только Фэн Тяньчжи выдавила из себя эту фразу, Сюэ Ян мгновенно вернул нож в ножны, ласково похлопал рукоять на бедре. Фэн Тяньчжи лишь сейчас, когда закончился этот танец ловкости рук и стали поняла — он не дал ей перетянуть внимание на себя. Не дал ей перехватить первенство, не дал превратить их разговор в допрос. — Дочь легавого, сразу видно. У тебя это в костях, деточка, — хмыкнул он. — Нутро твое легавое. Как ты нос от этого ни вороти — из одной глины с ними, — его щека дернулась. — Давно следишь за мной? — — Давне-енько, — на лицо Сюэ Яна набежала черная тень. Что-то промелькнуло на его лице, что-то такое, что можно прочувствовать, объяснить и понять только звериной частью человеческой души. Той самой, которая скрыта на самой глубине, спрятана за ворохом бумажных масок. Масок так много… Фэн Тяньчжи вздрогнула. — Зачем? — Зачем что? — он снова осклабился, приподнял губу обнажая ровный ряд белоснежных зубов. — Тронул твоего драконенка? "Драконенок. Перестрался,” — колоколом ударило в ее голове. Мозг, казалось, взорвался в черепной коробке. Фэн Тяньчжи задохнулась. Ее рефлексы были на пределе, а тупая боль в теле лишь подстегнула по-настоящему животную ярость. Драконенок?! Ты посмел протянуть к нему руки и все... Все что ты можешь... Не Хуайсан. Его лицо четко встало перед глазами. Его рана на плече. Его слабая улыбка, его потерянность в глазах, когда он ворвался к Не Минцзюэ и увидел. Увидел ее. Не Хуайсан. Он придет. Нужно лишь продержаться. Она знала, что ему под силу найти ее. Он придет. Он не может не прийти. Скорее Сюэ Ян раскается, чем он оставит ее. Он знает - она ушла на Охоту. Он разделит эту Охоту с ней. Драконенок. Сюэ Ян насмехался, дразнил ее. Она, казалось вынырнула из вод безумия, и теперь жадно вдыхала воздух. Пока в ее голове не прозвучало следующее слово. Перестарался. Вот как... Перестарался? Он разрушил ее до основания, бросил ее подыхать на этих руинах, наблюдал за ее порытками встать. За ее конвульсиями, за попытками спрятаться от прошлого и просто жить. Он шел за ней в тени, сливаясь с ее собственной. Смотрел, как она упрямо, ломая ногти, лезет наверх. Прочь из ямы с кровью и дерьмом, куда сам же ее кинул! И все, все что он сейчас ей мог сказать это ебанное, блядское, проклятое...

Перестарался.

В ней страшным погребальным пламенем вспыхнула жизнь. Все вокруг заволокла красная пелена, не помня себя она резко вскочила на ноги, ловким движением ноги подкинула вверх стул. Подхватила в полете, выставила вперед, словно щит. Метила стальными наконечниками на деревянных ножках прямо в его корпус. Сюэ Ян восторженно охнул, в его глазах мелькнуло садисткое удовольствие. Его взгляд скользил по ее лицу, по бурно вздымающеся груди. По опухшим запястьям затянутым черным шнуром. Наверняка это было больно. Но она держалась. Только бисеринки пота жемчужной тиарой блестели на ее лбу. — Я убью тебя, — спокойно отозвалась она. — Убьешь. Но пока руки коротки и коготочки слабые. Детка, — Сюэ Ян снова оказался ближе, — ты цепенеешь, как кролик от вида моего Когтя. Как же ты меня убьешь, — в его голосе звучала острая и жестокая ласка, — если вся замираешь, стоит тебе увидеть мой нож? Болит? — он взглядом указал на ее шрам. Он ожидал, что она попытается сжаться в комок, спрятаться, стать меньше. Что она захочет раствориться в воздухе. Он хотел видеть — как близко она подошла к этому пределу, за которым ей только один путь. Но она гордо продемонстрировала ему шрам, хотя ее лицо на миг исказилось от фантомной боли. — Нападешь? В глазах Сюэ Яна мелькнуло разочарование.