18 карат Невезения одного Каджита

      Это был холодный, тёмный зал в древнем нордском стиле. Пустой, с мрачным освещением — редкие факелы то тут то там давали некий свет, но всё ещё было непривычно темно. Приложившись головой об каменную плитку, Элмаон разлепил золотистые очи, поднял торс над полом, пытаясь придти в себя. Прохождение через тёмный портал… По правде сказать, это не первый опыт прыжков через порталы, однако после данного перехода сказывалось такое чувство, будто из него высосали всю ману до капли, не оставили и крохи. Скверно.       — Вот же… Ублюдок.       Пока эльф ругался себе под нос, стоявший за его спиной Ааронир обошёл лежащего на полу талморца, встал сбоку поодаль от него. И затем преклонил колено, склонил голову в покорном жесте. Сплёвывая кровь с опухших губ, Элмаон задрал голову кверху, взгляд золотистых очей медленно поднимался по ступенькам ввысь, к резному каменному трону, на котором восседала фигура данмера, облачённого в поношенную дорожную робу. Черты лица, пускай и сквозь темень, были узнаваемы.       Солджиус сидел в расслабленной позе, сложив руки на подлокотниках трона, словно хозяин сего места. Словно то было его святилище, его собственный маленький план Обливиона. Его холодный взгляд и тёплая, отцовская улыбка создавали невероятно жуткий контраст. Даже Элмаону стало не по себе, спесь постепенно сошла на нет, но злоба никуда не делась.       — Я сделал всё так, как вы пожелали, Повелитель, — отчитался Ааронир, укладывая ладонь на колено.       Солджиус кивнул, медленно, отстранённо, плавно махнул ладонью, приказывая встать. Воин повиновался, вместе с ним встал и Элмаон. Скрипя зубами, он гневно прожигал данмера золотистыми глазами. Так, словно тот встал на пути к его мечте, к его могуществу. Посягнул на его честь. А таких Элмаон никогда не прощает. Все они умирают в страшных муках в его камере пыток.       — Почему? — злобно проскрипел альтмер.       — Что «почему»? — с улыбкой поинтересовался данмер, подпирая голову рукой. Талморца пробрала дрожь от вкрадчивого голоса «партнёра», но виду он не подал. Лишь сжал кулаки, крепко, до одури. Как же ему хотелось вмазать в эту смазливую серокожую рожу.       — Почему ты вмешался? Почему ты не дал мне свершить своё возмездие?! — на одном дыхании выдал он. Ждал ответа.       Чуть опустив голову с более осмысленным взглядом алых очей, Солджиус усмехнулся. Вздыхая, он медленно поднялся с каменного трона под наблюдением гневных золотистых огней заклинателя. Спрятал ладони в складках мантии, неторопливо начал спускаться по ступенькам, складывая тёмные губы в тонкую улыбку.       — Элмаон, Элмаон, Элмаон… — вкрадчивый, вежливый голос с теплотой произносил имя альтмера вслух, пока сапоги данмера цокали по каменной тверди. У подножия ступеней данмер остановился на самой последней, словно перед ним установился барьер, не дающий пройти дальше. — Пожалуй, со своей никому не нужной местью ты забыл о многом. Многом, очень, очень и очень важном.       Доставая левую ладонь из складок мантии, Солджиус призвал в ладонь сгусток фиолетовой дымки, демонстративно зачитал заклинание.       А затем он опустил её вниз, заставляя высокого эльфа пасть под силой тяжкого груза, что упал на его плечи, сдавливая кости. Элмаон пластом свалился на холодный пол, округляя глаза от боли и удивления. Что это с ним? Что происходит?       До него дошло не сразу: это было заклинание Телекинеза. Невероятно мощное в руках столь сильного мага как Солджиус. Элмаону до такого ещё расти и расти. И это злило его ещё больше. До хруста костей, до скрипа зубов, до жгучей ненависти в груди. И это напоминало, почему он сотрудничает с ним — ему была нужна его сила.       — Как ты… К-как ты смеешь?!.. — прохрипел талморец, пытаясь усилием оторваться от земли.       — Как смею я? — придавая своему голосу столь наигранное удивление, что вся фальш видна невооружённым глазом, Солджиус махнул ладонью — так, словно смахивал с рукава надоедливого комара — и тело альтмера отбросило в стену. Приложившись хребтом о камень, Элмаон, потеряв возможность дышать на несколько мгновений, начал как рыба на суше ртом жадно глотать воздух с выпученными глазами, да тщетно. Золотистые глаза с оттенком испуга уставились на приближающуюся к нему фигуру данмера. — Как смеешь ты, Элмаон, ставить свои прихоти и хотелки выше нашей цели? Всё, чего мы добились, ты был готов перечеркнуть ради какой-то жалкой мести несчастному каджиту. Кем ты возомнил себя? Богом?       Солджиус подошёл к лежащему у стены заклинателю, всё ещё жадно хватающим ртом воздух, пытаясь прогнать боль в спине. Слабо, но он ощущал свои ноги — значит, позвоночник в порядке.       — Похоже, ты забыл, благодаря кому вообще дожил до сего дня, — данмер склонился над Элмаоном. Альтмер в испуге заметал глазами в разные стороны, его рот то открывался, то закрывался, но его словно лишили голоса. Словно отрезали язык. Рука эльфа плавно легла на острый выбритый подбородок, чуть приподняла кверху. — А я напомню: мне. Только благодаря мне мой любимый племянник Сорес не знает о том, что тебе удалось выжить в том столкновении на Солстейме.       Отпуская лицо шокированного альтмера, данмер выпрямился, пряча руки за спиной. Его взгляд, осмысленный, с зажжённой искрой, вновь охладел. Тёплая улыбка померкла, оставляя на губах кривую, неестественную ухмылку.       — За твои проступки в отношении Сореса мне бы следовало своими руками лишить тебя жизни. Ещё тогда, в тот самый день, когда твоими стараниями погибла Ралса, — равнодушным голосом изрёк он, замолчал, создавая лёгкую паузу. И продолжил, более вкрадчиво, более тихо, заглядывая прямо в душу Элмаона через его золотистые глаза. — Цени то, что я увидел в тебе талант. Только благодаря нему я позволил тебе жить.       Поворачивая голову в сторону Ааронира, данмер изобразил странный, неестественный жест ладонью, приказывая вынести тело альтмера из зала.       Вернувшись на трон, Солджиус равнодушным взглядом смотрел на то, как преданный воин выносит Элмаона через портал. Он натянуто улыбнулся, представляя, как альтмер вскипает от злости к нему. Его счастье, что проваленное задание ему не аукнется.

***

      Виндхельм, вечер, таверна «Новый Гнисис»…       — Ай! Ай-ай, стой, женщина! Подожди!       — Акраш! Не ёрзай, я пытаюсь правильно снять бинты!       Поскольку битва с Элмаоном не прошла для каджита без последствий, причём весьма болезненных, по совету Анвелла, нордлинга-мага, он на какое-то время обосновался в Виндхельме. Из-за переполоха в главной таверне сего снежного городишки, ему и Рин пришлось искать другое пристанище. Здесь на сцену вышел знаменитый «Квартал Серых», некогда именуемый «Снежным». Кажется, почему так прозвали сей район говорить не стоит. Можно только упомянуть, что в нём обитают так нелюбимые всеми нордами остроухие создания. Да, эльфы.       За остатки золотых из своего кошелька каджит договорился с хозяином «клуба» — этакое данмерское название таверны — о комнате на двоих на пару дней. И ещё пару монет сверху за молчание, мол, таких не видели, таких не знаем, и тому подобное. Подстраховка не помешает на случай, если Элмаон не успокоится и отправит за ним ассасинов, отсасинов и прочую нечисть с ядовитыми кинжалами.       — Знаешь, ты могла бы быть и понежнее!       — Ну прости, что я не знахарка! Я тебе только зелье лечения могу сварить, да и то, ингредиентов на него нет!       Приподнимая обнажённое туловище на кровати, кошколюд, кряхтя от боли в боку, подполз к изголовью и подложил подушку, чтобы было удобнее сидеть. Взгляд кошачьих голубых глаз аккуратно… Нет, не аккуратно, скорее пристально, был акцентирован на лице девушки.       Рин немного покраснела и замялась на стуле, отводя взгляд.       — Не пялься, мне и так неловко… — буркнула она, тонкими пальцами сжимая край своей робы.       — Трудно, когда передо мной сидит столь обаятельный алхимик.       Едва не закашляв, магичка покраснела ещё пуще прежнего и хотела уже рефлекторно стукнуть кошколюда по голове, но осеклась, вспоминая про рану. И разумеется, воспользовалась этим поводом, чтобы его не бить. Да. Только этим. И никаким более.       …по крайней мере, она сама хотела бы в это верить.       — Вы посмотрите, он ещё и флиртовать тут пытается, бессовестный.       Акраш с натянутой улыбкой пожал плечами и отвёл взгляд куда-то в сторону. Кажется, портрет на стене какой-то очень странный, да… Эльфы какие-то нарисованы… Да…       Ох, да кого он надуть хочет? Акраш вздохнул, головой покачал. Какой уж тут флирт, если у этой несносной девки на лице написано, что она корит себя во всех грехах человечества? Без сомнений, Рин всё мнит себя виноватой в том, что случилось там, у сгоревшего дотла трактира. Её трудно не понять. Каджит пытался убедить магичку, что её вины во всём этом нет, но… Это нелегко. Рин уже несколько дней хлопочет возле него, меняет бинты, варит зелья на оборудовании, сделанном из дерьма и палок — причём, почти буквально. Данмерский скаттл здесь раскидан повсюду, а каджит даже знать не знает, что такое этот их «скаттл».       Нет, конечно, вору нравилось женское внимание к его персоне… Причём, было заметно, что Рин так заботится не только из чувства вины. Тут было что-то ещё, что-то более личное. Всё бы ничего, но из-за инцидента это воспринимается так, словно Акраш пользуется ситуацией. Это казалось ему максимально неправильным. Досадным. Из-за этого было трудно перейти к чему-то большему.       Само собой, захоти каджит — и он мог бы без особого труда добиться большего… Но даже Акраш не настолько сволочь. Это было выше его сил. С этим можно было бы поспорить, знай он её от силы эти самые два-три дня, но не после пары месяцев знакомства и каждодневного общения. Даже после многих разногласий, воспользоваться ситуацией — и самой Рин в частности — это было чересчур. Акраш бывает аморален, но это не тот случай.       — Ты ведь понимаешь, что в этом нет твоей вины? — задал он вслух вопрос, который пытался озвучить все эти несколько дней.       Рин застыла на стуле. Краска с лица постепенно сходила на нет, однако ей на смену пришла дрожь в коленках — вор даже невооружённым глазом видел, как те тряслись, пусть и слабо.       — Я… Нет, да как же не виновата… — начала она причитать под нос, до белых костяшек сжимая ткань робы. — Акраш, что ты такое говоришь… Если бы не я, то с тобой бы не произошло всего этого. Ты бы не лежал сейчас с дырой в животе, ты бы уже давно удрал куда глаза глядят и жил бы себе припеваючи в какой-нибудь таверне, отсиживался… — и вот снова, едва-едва не хлюпая носом, магичка продолжала свою тираду. — Я ослушалась тебя… И вот чем всё обернулось… Я…       Рин хотела сказать что-то ещё. Но была прервана. Грубо, без капли такта. Акрашем. Который впился в её губы своими, заставляя наконец замолчать. Кошколюд знал, что так и будет, что так произойдёт… И не нашёл ничего умнее, кроме как заставить её молчать поцелуем. Чистая логика, ни грамма лишних чувств или внезапных порывов нежности. По крайней мере, вроде работает.       Размыкая поцелуй, Акраш посмотрел на ошарашенную Рин с красными глазами и носом. Нет, теперь она не заплачет, но и первые минуты две точно вряд ли что-то скажет.       — А теперь послушай меня, — отпуская женский воротник, каджит устроился на кровати как у себя дома, тихо вздохнул. — Ты спасла меня от перелома рёбер, когда я лежал на снегу. Ты помогла мне восстановиться и помочь Горому. И даже сейчас ты помогаешь мне восстанавливаться после тяжёлой раны. Без тебя я бы вряд ли дожил до сегодняшнего вечера, прошу, пойми ты уже это наконец.       Пальцами почесав за ухом, Акраш прикрыл глаза, вспоминая картину недавнего боя. Нет, он не слукавил.       — Знаешь, будь на твоём месте Фесерил, то я бы вряд ли смог подняться со снега и присоединиться к драке. А если бы это было так, то тогда Гором мог погибнуть почём зря. Разве это лучше? Ты сама видела, на что был способен этот эльф. Это не хухры-мухры.       Затаив дыхание, Рин не сводила зелёных глаз с каджита. Внимательно слушала каждое его слово, всё ещё пребывая в шоке. В аффекте, можно сказать…       И она в конце концов улыбнулась, мягко, тепло. Вставая со стула, она ловко скинула с ноги один сапог, потом второй. Залезла на край кровати и аккуратно прижалась к мужской груди, укладываясь рядом.       — Ты чего делаешь, Рин…       — Тсс… Дай мне просто тебя поблагодарить…       — Эм… Э-э-э…       Изгибая бровь в непонимании, Акраш хотел было что-то ещё сказать, но тут тонкий палец лёг поверх кошачьих губ и он замолчал прежде, чем с его уст слетело хотя бы слово. Каджит опешил, пока девушка, тем временем, плавно возвышалась над ним. Ладони мягко опустились на пушистые плечи, проскользили за спину, обвивая шею. Рин посмотрела в голубые глаза Акраша и тепло нежно улыбнулась.       — Спасибо… Мне стало немного легче, — шёпотом произнесла она, но так, чтобы он всё хорошо услышал. — Не могу сказать, что ещё не чувствую своей вины… Но мне почему-то легче от того, что ты не обвиняешь меня во всём, не причитаешь, как это делаешь обычно. Спасибо большое.       Акраш аккуратно положил ладонь на женское бедро, обвил рукой стройный худенький стан и кивнул. Да. Хорошо, что так. Первый шаг на пути к решению проблемы уже сделан. Осталось дело за малым.       Губы Рин легли на уста каджита, затягивая того в недолгий, но нежный поцелуй. Тот прикрыл глаза, смакуя вкус её тонких губ, рукой мягко водя по спине. Закончился он, к сожалению, так же быстро, как начался. Магичка отстранилась, ладонью поглаживая кота по макушке.       — А теперь — менять бинты! — с широкой улыбкой провозгласила она.       — Да ты издеваешься… — взмолился кошколюд, поморщив лицо.       Всё же, иногда ему хотелось хорошенько её стукнуть. Этот вечер не стал исключением.