Ближе нельзя

      После собрания Сок сразу же ушёл, чтобы не попасть под горячую руку справедливо разгневанного Геджутеля К. Ландегре. Ведь тот с лёгкостью мог отчитать его, словно Сок был не главой клана, а всего лишь мальчишкой, поэтому лучшим решением казалось скрыться из дома, где в первую очередь его будут искать. И Сок забрёл в лес за замком лорда. Глава чувствовал себя опустошённым и совершенно несчастным, потерявшим смысл жизни. Понимая, что его дочери сейчас в разы хуже, он всё же не мог не ощущать к себе жалости. Она, словно удав, обвивающий свою жертву, так же крепко удушала его, выдавливая весь воздух из лёгких. — Санву Сок, довольно жалеть себя, трус, несчастный трус! Что с тобой стало? Что ты из себя представляешь? Во что превратился? Ты убил Эирлис, испортил жизнь дочери и, как оторопелый заяц, прячешься в лесу, вот-вот в нору заберёшься? Нет, — он покачал головой, крепко вцепившись пальцами в волосы. — Нет, я просто хочу побыть наедине.       Не замечая как сошёл с тропы, ссутулившийся, словно нёс на плечах огромные горы, Сок неспешно брёл, иногда спотыкаясь и натыкаясь на деревья. Он страшился кому-то показаться на глаза, боялся, что лорд отправит рыцарей на его поиски. Как он сможет предстать перед глазами Геджутеля? Или Кертье. Роктиса или Элеонор? Никто из них не поймёт его действий, а он не сможет объяснить. Важнее, чтобы к его дочери их отношение не изменилось, пусть даже его, Сока, решат линчевать. Сок резко остановился, словно натолкнулся на невидимую преграду, озарённый осенившей его мыслью. Может, своей смертью он искупит вину перед дочерью?       Почувствовав незнакомую угрожающую ауру, Сок поднял голову. В десяти шагах стоял дворецкий Кадиса, Франкенштейн. Его взгляд был полон ярости, а аура темна. Сок не часто встречал этого человека, даже движимый любопытством или ревностью к дочери, он не искал встреч, посвятив долгие годы алкоголю, но даже при редких столкновениях дворецкий внушал уважение и веру в его способности. Не будь Сок главой клана, с огромной ответственностью, он бы хотел подружиться с человеком. Возможно, вкупе с ревностью, он завидовал дочери, ведь она смогла это сделать. — Что ты здесь делаешь? — Человек был разгневан.       Сок собирался ответить вопросом на вопрос, почему он не может прогуляться вокруг замка, но, оглянувшись, осознал, что находился около особняка Кадиса Этрамы Ди Райзела. Сердце бешено заколотилось. Сок не планировал приходить в это место, он не мог сейчас встретиться с дочерью. Что ответить, когда она спросит, почему он отказался от отцовства? А может, она даже и не подумает его о чём-то спросить? Может, она будет смотреть сквозь него, словно он пустое место? От подобной мысли дыхание спёрло, а в груди чья-то безжалостная рука сжала в кулак все органы. Он поторопился уйти, но его остановил вопрос: — Как ты посмел появиться тут после своей выходки?       Санву вновь посмотрел на человека. Тот был чертовски зол, казалось, сейчас он призовёт оружие духа — было у него что-то наподобие — и прикончит Сока. Отчего-то ему даже не захотелось защититься. Сок выдохнул, пряча руки за спину. Он приготовился принять удар как наказание. Мысль о том, что палачом будет человек, служащий Кадису, не покоробила его, а обрадовала, ведь Сок не считал себя достойным принять смерть от рук глав, лорда или Кадиса. Пусть лучше его убъёт простой человек, большего Сок не заслуживал. Но Франкенштейн будто понял мысли Санву, а может, его остановил безжизненный, почти мёртвый взгляд главы. Он лишь сверкнул глазами и, сказав: — Ты этого не достоин, но твоя дочь в больнице, — поспешно скрылся.       До Сока не сразу дошло сказанное. И осознание обрушилось многотонной лавиной. Ноги онемели, подкосились и, как Сок ни пытался подняться, совершенно не слушались. Он упал на землю и пополз, опираясь на руки, пока и они не подвели. Рухнув на спину, уставившись остекленевшим взглядом в небольшой кусочек неба, видневшийся среди верхушек деревьев, Сок глотал воздух ртом и пальцами копал почву. Неконтролируемые слёзы горячим потоком хлынули из глаз, щекоча виски. — Нет, нет, с ней всё в порядке, всё в порядке, — убеждал он себя, чувствуя, будто тело растекается, словно тающее желе.       Испачканный землёй, с прилипшей на одежду травой, Сок вошёл в палату, когда Мэй уснула, а многочисленные гости покинули её. Неслышно пройдя к кровати, он склонился, чтобы провести грязной рукой по тёмным волосам, откинуть прядку с лица и решиться прикоснуться сухими губами к макушке. Мэй нахмурилась, смешно скривила рот и вновь мирно засопела. Укрыв дочь сползшим одеялом, Сок так же неслышно вышел, напоследок обернувшись на пороге.

***

      Мэй предчувствовала, что это свидание будет особенным. В последнее время Раджак начал смотреть на неё странным, вводящим в смущение, взглядом, и девушка, поговорив об этом с Раскреей и Розарией, почти уверила себя, что Кертье хочет её поцеловать. Из-за того, что их поцелуй будет для неё самым первым, Мэй была окрылена и в то же время сильно переживала. Ей не хотелось испортить волшебный момент, но ждать помощи от кого-либо не представлялось возможным. И ещё стыд преследовал её. Розария, к примеру, обучит её таким приёмам, откуда она только всё знает, что Мэй на тысячу лет от стыда сквозь землю провалится. А Франкенштейн напишет ей целое пособие, но если будет целовать Раджака по методичке… Представляя это, Мэй хохотала, потом набрала в библиотеке замка женских романов. Подчерпнув из них кое-какую информацию, она попыталась обучаться на персиках, но, переволновавшись, съела весь таз, приготовленный Франкенштейном для варки варенья. Не сознавшись в постыдном действии, она вновь засела за чтение романов.       Но свидание пришлось отменить — после тренировки с главой клана вернулся наследник клана Блостер — Кэриас. Поймав друзей у кромки леса, он с рыданиями бросился навстречу им. — Раджак! Мэй! Это я, Кэриас.       Раджак ни единой мышцей лица не выдал эмоций, а Мэй, хоть и расстроилась, но в то же время была благодарна — она настолько переволновалась, что готова была потерять сознание. И встретила друга с улыбкой. — Кэриас, ты закончил тренировки? Обычно вы уходите надолго, а на этот раз ты вернулся так быстро. Я даже не успела соскучиться. — А, у отца возникли какие-то дела, — махнул рукой Кэриас и заглянул за спину Раджака, чуть склонился, чтобы принюхаться к содержимому корзинки. — О, вы на пикник? Что будете есть? Друг, ты куда? Даже не поздороваешься?       Кертье подал Мэй руку и повёл её вниз, на пляж. Кэриас остался стоять на месте, разведя руки в стороны и жалобным взглядом провожая их. Мэй, обернувшись, хихикнула. — Кэриас, не стой там деревом, иди с нами, — она явно ощущала разочарование Раджака, но и Кэриаса ей было жаль. — Ах, Мэй, ты прекрасная фея, не понимаю, что ты нашла в таком бесчувственном чурбане, как Рад… — поймав брошенную в него корзину, Кэриас тут же сунул в неё нос, знакомясь с содержимым.       Мэй опустилась на траву на границе с песком, на который вытянула ноги. Раджак сел рядом, а Кэриас копался в корзине. — Погода сегодня такая благодатная, — заметил он, вытаскивая бутылку вина. — О, хорошее вино! В такую погоду приятно позвать на свидание девушку, устроить романтический ужин.       Мэй взглянула на Раджака и, сдерживая смех, уткнулась лбом ему в предплечье. Погода и ей нравилась, только-только начало темнеть, облака окрашивались в различные цвета: оранжевый, сиреневый, розовый, огненно-жёлтый. Море подёрнулось лёгкой рябью, от него веяло теплом, хотелось скинуть одежду и поплавать, но не в присутствии Кэриаса. Душный воздух, нагретый за день, начал остывать. Мэй радовалась прохладному ветерку, надеясь, что он остудит пыл Раджака. Она подняла голову, улыбнулась парню и скинула обувь, чтобы зарыться пальцами ног в тёплый мелкий песок. Были другие пляжи, с крупным песком, на нём девушка любила наблюдать за крабами и рачками, а на каменистом она с друзьями играла в мяч и бросала камни в море, а Кэй Ру, Кэриас и Раджак притащили из леса поваленные стволы деревьев, чтобы устраивать дружеские посиделки. Но этот пляж был её любимый, именно сюда её при первом знакомстве привёл Раджак. Здесь он признался в своих чувствах, а сегодня впервые поцеловал… бы, если бы не Кэриас. Но Мэй не обижалась на друга, хотя иногда подозревала, что он вытворяет подобное специально, чтобы позлить Раджака. Но это её даже забавляло, и она не лезла в отношения друзей.       А Кэриас пошарил рукой по дну корзинки, потом перевернул её и потряс, постучав по дну. С недоумением уставившись на друзей, он сообщил: — Но тут совсем нет еды, — на пледе лежала лишь бутылка вина, пара бокалов и две булочки с сыром. — Я понял, забыли, да? Я мигом сбегаю.       Прихватив корзину с собой, Блостер унёсся в сторону дома. Мэй вволю расхохоталась. — Я его обожаю. — Его? — Раджак удивлённо изогнул брови и ревниво спросил: — А как же я? — Дурачок, тебя я люблю, — приблизившись почти вплотную, томно прошептала Мэй. — Ты так мило стесняешься, когда говоришь мне это, — Раджак улыбнулся, когда девушка, и так смутившая саму себя, со стоном опустила голову. Поднявшись, потянул её за собой и обнял за талию. — Ты знаешь, что я планировал сегодня сделать?       Мэй дёрнулась, но кольцо рук сжимало её крепко. Тогда она, не поднимая головы, кивнула. — Я подобрал время, вино, тему для непринуждённой беседы, чтобы ты расслабилась. У тебя такие красивые пунцовые ушки. — Мы… мы не должны стоять так близко к дру… — голос девушки сорвался, и, стараясь не касаться вздымающейся грудью тела Раджака, кинула ждущий взгляд в сторону леса. — Кэриас вот-вот подойдёт. — Но пока он не подошёл, можно тебя поцеловать?       Тело охватил жар, а ноги предательски задрожали. Закусив трясущуюся губу, Мэй неопределённо пожала плечами, играя за спиной пальцами, сжимая и перебирая их. Она так ждала этого момента, представляя различные ситуации перед сном, готовилась, но всё оказалось впустую. — Мэй, посмотри на меня, — попросил Раджак. Приняв единственно верное для себя решение довериться ему, Мэй подняла голову и тихо прошептала: — Да.       Встав на цыпочки, что не особо помогло, ступни утопали в песке, девушка положила ладони на грудь Раджака, сжав пальцами его одежду. И снова переволновалась: как быть дальше, закрыть глаза или нет, облизнуть пересохшие губы или это будет неприятно Раджаку? Может, ей приоткрыть рот? Насколько сильно? Судорожно вспоминая прочитанные романы, Мэй переступила с ноги на ногу, ещё больше погрузившись в песок. Она всё же облизнула губы, но не сознала этого и, не выдержав взгляд парня, закрыла глаза. Раджак склонился к Мэй и замер, чтобы полюбоваться ею, так доверчиво тянущейся к нему навстречу. Этот момент был волнителен и для него.       С первой минуты их знакомства он готов дать ей всё, что она только пожелает. Даже если она попросит его сердце, то получит его, Раджак не мог отказать ни в чём, когда ясные синие глаза смотрели на него в упор. Он брал на себя вину за её шалости. А на тренировках выкладывался настолько сильно, что даже отец, глава клана, отправлял его отдыхать. Это было всё ради Мэй, для её защиты. Его вера в Мэй была непоколебима, когда после боя с Канг Дэ она сказала, что это был обычный поединок, просто Квак переборщил, а она была слишком невнимательна и пропустила удар, Кертье поверил. Кэриас подвергал сомнению сказанное, но не Раджак. Не совсем к месту ему вспомнился разговор, состоявшийся между ним и главой клана: — Сын, скажи мне, если Мэй попросит принести ей мои волосы, что ты сделаешь?       Раджак твёрдо посмотрел отцу в глаза и ответил: — Простите, глава.       Рагар удивлённо вскинул брови, оглядел сына, словно изучая его в первый раз, и от души расхохотался.       Мэй, его душа, его радость, такая невинная, с затаённой в глубине синих глаз грустью, такая хрупкая и обманчиво слабая. Она читает много книг, но совершенно ничего не знает об этом мире. Может с лёгкостью выдать пошлую шутку в кругу друзей, но рядом с ним даже «ты мне нравишься» выговаривает с заиканием. Однажды, надолго залюбовавшись её профилем, он вслух произнёс мысль о том, какие у них будут красивые дети, а Мэй раскраснелась и около года отказывалась с ним видеться. Раджак находил её смущение милым и забавным. И не отказывал себе в удовольствии иногда подтрунивать над ней.       Её ресницы дрогнули, а губы нетерпеливо приоткрылись. Склонившись ещё немного, Раджак задержал дыхание. И чмокнул её в нос. Мэй расслабилась и откинулась назад, на его руки. Раджак лукаво улыбался, сдерживая смех, чтобы не пропустить ни одной эмоции. Сначала девушка в смятении моргнула, потом нахмурилась. — Ах ты! — её щеки стали пунцовыми. Глаза наполнились слезами, но не от обиды, а от смущения, сменившееся стыдом. И в следующий миг, сконфуженная, она накинулась на расхохотавшегося Раджака с кулаками. — Дурак! Дурак! Какой же ты дурак! А-а! Что ты натворил?! — Прости, но ты была такой милой, — осыпаемый ударами оправдывался Раджак.       Задыхаясь от возмущения и неловкости, разгорячённая, Мэй остановилась, уперев руки в бока. Она не была в обиде, но не хотелось её одной стоять тут и буйно цвести красным цветом. Тряхнув головой, Мэй шагнула к Раджаку, схватила за воротник, притянула к себе и крепко поцеловала. Не теряя времени Раджак притянул Мэй к себе, помог принять удобное положение. Крепкий поцелуй стал нежным, но долго он не мог продолжаться, потому что Мэй всё ещё не отдышалась. Отпрянув друг от друга, они тут же отвели взгляды. — Вот так надо, понял? — спрятав лицо в ладонях, спросила девушка. — Понял, — Кертье запрокинул голову, подставляя разгорячённое лицо прохладному ветерку, пряча горевшие губы за изгибом локтя.       Их единение прервал тот, про кого уже давно и позабыли. Показавшись на краю леса, держа в одной руке корзину, полную еды, другой приветливо махал Блостер Кэриас. — Эй, друзья, я уже тут. Заждались, да? — спустившись вниз, спросил он и, поставив корзину на землю, растерянно разглядывал поочерёдно Мэй и Раджака. — Слушайте, вы красные, как раскалённая печь на нашей кухне. Я что-то пропустил? Что случилось? Мэй, ты плакала?       Мэй обернулась и вопросительно взглянула на Кертье. Тот кивнул. И непрекращающего болтать Кэриаса тут же подхватили под руки и поволокли к морю. Тот оставлял ногами глубокие борозды в песке и испуганно вертел головой. — Друзья, вы что? Что случилось? Вы куда меня тащите? Утопите, да? Погодите, я ещё не составил завещание! Вы пожалеете, вы будете по мне скучать! Ма-а-а-ма-а!       Затащив его в воду, троица, смеясь, брызгалась водой, а потом они долго лежали на мокром песке, омываемые тёплой водой, и мечтали вслух.

***

      Под конец года Мэй пришла в голову идея. Наслушавшись рассказов Франкенштейна о мире людей, она решила, что жизненно необходимо нарядить ель и отпраздновать наступление Нового года*. Главы кланов, всегда посещавшие Райзела в это время, узнав о намерении детей, в этом году предоставили эту честь наследникам. Франкенштейн принёс в дом высокую пышную ель и установил её в комнате, где принимал гостей Райзел. Ель занимала очень много места, но комната была большой, и для гостей оставалось ещё достаточно места. Участие в украшении дерева принимали Мэй, Раджак, Розария, Кэриас, Кей Ру и даже Раскрея. Пришла она уже в самом конце, когда украшения были развешаны, и только из-за долгих уговоров Мэй. Войдя в комнату, она замерла на пороге, сдерживаясь, чтобы не развернуться и не уйти.       Кадис Этрама Ди Райзел, не изменяя себе, сидел на диване с чашкой чая в руках**. Франкенштейн расставлял красиво угощение, а наследники кланов сгрудились вокруг ели. Там было на что посмотреть: её ветви украшали свечи и множество вырезанных из бумаги снежинок. Они же свисали и с потолка. По тому, как красиво и аккуратно они были вырезаны, было понятно, что это дело рук Франкенштейна. Морские ракушки, атласные банты, печенье в виде человечков и животных, даже несколько клинков висело на ветвях. Под деревом, скрывая ствол, лежали разноцветные морские камни, янтарь и ракушки. — Кто повесил панталоны? — возмущённо спросила Розария и сняла их под смех Мэй. — А что не так? Мэй сказала принести что-то красивое, — развёл руками Кэриас. — Ты посмотри, какие они красивые! Ленты, кружева… — Вот и повесь их у себя в спальне, или носи сам, но убери, — Розария бросила панталоны в Блостера, и тот, пожав плечами, спрятал бельё в карман. — Что дальше? — Кей Ру покосился на Мэй. — Можем расходиться? — Нет, мы выпьем чай. Франкенштейн испёк вкусные пироги. А ещё… — Мэй почесала переносицу и радостно хлопнула в ладоши: — Ещё мы должны пожелать друг другу что-нибудь приятное, что случится с нами в следующем году. — Только в следующем году? — Улыбнулась Розария, но Мэй восприняла вопрос со всей серьёзностью. — В следующем году мы вновь нарядим ель и пожелаем друг другу хорошего, — она довольно улыбалась и оттого выглядела настолько милой, что Раджак не сдержался и погладил её по голове. — Тогда я начну, — Розария подняла руку. — Я желаю, чтобы в новом году Кэриас умеррил свой пыл и не бегал за каждой девушкой на острове. — Да, пусть больше времени уделяет тренировкам, — сложив руки на груди, выпячивая накачанные мышцы, поддакнул Кей Ру.       Кэриас хотел что-то сказать, даже открыл рот, но, хмыкнув, задумался, уйдя в себя. — Я желаю, чтобы в новом году каждый раз, когда я хочу поцеловать тебя, — негромко, пальцами убрав волосы от лица Мэй, начал Раджак, — не появлялся Кэриас, словно из-под земли, и не мешал мне.       Франкенштейн, который всё слышал, покосился на них. А Кэриас всплеснул руками. — Друзья, я вам мешаю? — Нет, — поспешила с ответом Мэй. — Да, — в упор посмотрел на друга Раджак. — Нет, не мешаешь, — Мэй с укором взглянула на Кертье. — Мы тебя очень любим. — О, ты меня любишь, — растрогавшись, Кэриас раскинул руки в стороны и шагнул к ней. — Дай я тебя обниму.       Кертье был быстр: спрятав Мэй за спину, подтолкнул на её место Кей Ру. Не успев заметить подмены, Кэриас обхватил мощное тело друга. Тот покосился и поинтересовался: — И в каком месте я похож на девушку? — Прости, Ру. — Моё желание исполнилось слишком быстро и не совсем верно, — расхохоталась Розария. — Давайте пить чай, а то пироги остынут, — Мэй подтолкнула к дивану Раджака и, обрадовавшись Раскрее, взяла её за руку. — Раскрея, ты пришла! Спасибо. Ты сегодня такая красивая. Ой, ты всегда красивая. Пойдём пить чай. Сядешь рядом с Райзел-нимом? О, я хочу пирог с рыбой, а ты?       Пока ребята рассаживались и разбирали угощения, Франкенштейн погасил свет в комнате; пламени свечей на ели было недостаточно для освещения, но они создавали атмосферный полумрак. Тени плясали по комнате, ребятам, сидевшим плечом к плечу, стало уютно и тепло. Еда была вкусной, чай сладким, компания приятной. А Франкенштейн был рад хорошему настроению Мастера. В прошлые годы Его посещали главы, но молодёжь создавала совсем другой настрой. Франкенштейн улыбался своим мыслям, подумывая повторить подобный вечер, пока Мэй не предложила Кадису в следующем году выйти с ней в море и стать пиратом. Кэриас и Розария с энтузиазмом подхватили эту идею, и по мере того, какие приключения, ожидающие их в бушующем море, они расписывали, лицо Франкенштейна то серело, то бледнело, но в полутьме этого никто не увидел, кроме Кадиса. Но он промолчал, зная, что у дворецкого отменное здоровье, и лишь едва заметно улыбался, слушая болтовню наследников кланов. Это был спокойный вечер последнего дня в году.