Жёлтый цвет

      — Полно вам, месье, — живо возражает Рене, но глаза её сияют, — ваши похвалы лестны настолько, насколько и далеки от истины. Уместно ли скромной фрейлине тягаться красотой с самой богиней?       В словах мадемуазель де Ноай сквозит неприкрытое лукавство, и Лу прячет невольную улыбку. Ну как же она хороша. Рене вновь склоняется над ним, будто случайно касаясь кончиками пальцев разгорячённого лба, и тут же торопится переменить припарку.       — У вас по-прежнему жар, — озабоченно говорит она. — Потерпите немного, я распоряжусь, чтобы вам принесли микстуру.       — Клянусь вам, мадемуазель, что едва ли когда-то я чувствовал себя лучше, чем теперь, — парирует Лу. — Не лишайте меня удовольствия — позвольте насладиться вашим обществом. Беседа с прелестной женщиной — лучшее лекарство для больного. Ничто так не способствует выздоровлению, как обмен любезностями или пара вовремя отпущенных колкостей.       — И вновь вы мне безбожно льстите, — улыбается Рене. — Остроумие — не мой конёк, что до любезностей — то их и так кругом в избытке. Но отрадно, что общество моё отныне вам по вкусу. Что, если вместо светской болтовни я утомлю вас пресной правдой? Я тревожилась за вас. Удивлены?       — Польщён безмерно. И вымотан болезнью, если уж на то пошло, но не разбит. Готов в глаза ваши смотреть с надеждою и нежностью, мой друг.       — Ужель и другом вы готовы назвать меня, месье, и не страшитесь женского коварства? А вдруг всё лишь обман и тщательный расчёт? Молва не станет врать, о чём и мне, и вам известно.       — Пустые слухи и чей-то скверный вкус нам не должны служить преградой для беседы. Пусть тот, кто нагло врёт, тревожится о скучности и бессодержательности слов. Вы не согласны?       — Не спорю. Бессмысленность условностей давным-давно и мне постыла до невозможности. Куда как лучше искренность. Увы, она не в моде.       — Но вам под силу стать её законодательницей. Что скажете?       — Что ваши речи слаще мёда. Отныне ни слова лжи. Я беспокоилась о вас. И рада, что вы идёте на поправку.       — Как рад и я. И ослеплён сиянием столь дивной красоты. Заметьте, я не вру.       — Но если нет, то что же мне поделать? Вы не боитесь зрения лишиться из-за блеска? Быть может, мне пока покинуть вас и навестить позднее?       — Едва ли ваша красота померкнет и тогда. Но как будет вам угодно. Я буду ждать вас с нетерпеньем.       — Как и я. Теперь же отдыхайте, милый друг. Пусть сон ваш будет крепким и спокойным.       Стоит двери за мадемуазель де Ноай закрыться, как Лу одолевает блаженная дремота. Он с облегчением смежает веки. Теперь всё будет хорошо.       Лу снится Рене: вместо платья цвета креплёного красного вина на ней лёгкий алый пеплос, вместо туфель — сандалии с золотым плетением, гроздью винограда обвивающей изящный стан. Нежные, как ландыш, руки обхватывают массивные браслеты, что мелодично звенят при каждом движении. Свет золотит ниспадающие по плечам волосы. Рене вступает в солнечный круг — живое воплощение красоты античной богини. У Лу перехватывает дыхание от восхищения. Теперь, в ореоле света, она сияет подобно радуге. Не Аврора, но Ирида, быстрокрылая посланница богов, принёсшая герцогу Рогану добрые вести. Рене шагает ему навстречу, и Лу тонет в лукавой улыбке, тёмно-зелёных, похожих на изумруды, глазах, ласковых, подобных прикосновениям Эфира, объятиях. Отныне он узник её красоты, что с радостью сдался в желанный бархатный плен, из которого нет нужды возвращаться.       — Братец!       Лу со стоном открывает глаза. В кресле возле постели сидит Нанетта: ярко-голубой шёлк растёкся по вытертой обивке измятыми складками. Сестра комкает в руках платок, во взгляде застыли невыплаканные слёзы.       — Ах, хвала небесам! — Она вскакивает и неуклюже приземляется на край кровати, заключая Лу в объятия. — Я так волновалась!       — Нетти, Нетти, — шепчет Лу с укоризной, — какой чудесный сон я только что смотрел, ты бы знала…       — Прости. — Сестра льнёт щекой к его плечу. — Прости меня, глупую. Мне так хотелось побыстрее тебя увидеть. Тебе же лучше, правда?       — Намного лучше, — скупо улыбается Лу. — Я тоже по тебе скучал.       — Расскажешь мне о сне? — В голубых, как незабудки, глазах Нанетты светится любопытство.       Он качает головой. Едва ли. Пусть чудесное видение останется его маленьким секретом, хотя бы временно.       — Ты не обидишься? — Лу нежно поправляет ей прядь выбившихся из причёски волос.       — Ну что ты, — выдыхает Нанетта, — я понимаю. Я и сама… Она вдруг осекается, краснеет.       — Нетти? — Лу приподнимается на постели. — Ужель ты влюблена?       — Коль обещал секрет, оставь право и за мною, — сбивчиво отвечает та, — прошу.       — А как же… — он прикусывает язык… — ну хорошо. Всё после.       Нанетта вдруг всхлипывает:       — Ах, братец, что же с нами будет?