Курото Наканыч начинает куролесию!

      На дворе стоял тридцать первый день декабря, последний в уходящем году, однако по токийским улочкам не проносилось ни снежинки. Как-никак, двенадцатый месяц в этой префектуре Японии мягок и довольно несилён, пусть и отнюдь не жарок. Температура ежедневно держалась отметки в семь-десять градусов Цельсия, потому трудно было себе представить, чтобы хоть где-нибудь на территории мегаполиса лежал бы снежный покров. Равно и сложно было бы вообразить, будто кто-то стал бы накануне Нового года работать. Да-да, вы всё правильно поняли: даже Курото Накано.       Он был в отгуле ещё с двадцать девятого декабря, как и большая часть страны, потому мог позволить себе… бродить по магазинам. Нет, не подумайте, Накано, как ответственный человек, понимал, что у него есть дела: выбрать подарки для матери и Сэнко, купить продуктов к праздничному столу и немного украшений (о, Тосигами, великий ками приходящего года, как же давно ты не видел его наряжающим свой дом!), однако никакое удовольствие от процесса и счастье от предвкушения не в силах было стереть сероватые мешки с усталого лица молодого человека, пока он шёл к трёхэтажному зданию.       Чем ближе Курото подходил к двери, сжимая в дрожащих кистях четыре пакета, чьи целофановые ручки настолько истощились под весом содержимого, что неприятно давили на фаланги и чуть не резали их, тем отчётливей он ощущал нотки какой-то вязкой, жидковатой сладости. Кто-то точно рис с сахаром сварил или настоял на нём брагу. С каждым преодолённым пролётом в этом аромате узнавались иные запахи: сливы, вишни, шоколада — и всё очень насыщенное и клейко-влажное. Каково же было удивление тридцатилетнего мужчины, когда он понял, что источником амбре являлась его квартира. Привыкший к кулинарным сюрпризам любимой кицунэ, он неспешно открыл дверь и глубоко вдохнул, притворив любопытные веки. Ещё раз насытившись ароматом, он опустил пакеты и взмахнул ладонями, наполняя придавленные ранее пальцы живой кровью. Накано открыл глаза, и то, что он увидел, умилило его от сердца до пяток. — Мотибана… — с улыбкой проговорил мужчина, скоро замолкнув и начав бесшумно любоваться бронзовой вазочкой посреди единственной комнаты.       Из неё ласково вытарчивали веточки, образуя небольшой кустик, на котором вместо листвы или цветов висели моти самой разной формы: от банальных шариков до сердечек, цветов и даже рыбок, причём их было настолько много, что запросто можно было бы угостить весь микрорайон. Столик рядом украшало блюдо с многочисленными, но чуть более однотипными десертами — кагами моти, что были значительно крупнее и имели на верхушке по померанчику, фрукту вроде всем известного мандарина. — Да, мотибана, — получил Курото утвердительный ответ, за которым последовал сперва выглянувший из-за искусственного куста белый кончик хвоста, затем и он целиком, а потом высунулась и счастливая мордашка с двумя жёлтыми ушками и золотыми глазками, — с возвращением! — лисичка, выдав коронную фразу, прыгнула в объятия Накано, — Ну что? Нравится? — Ещё бы, Сэнко! — восхищённо воскликнул он, нежно обнимая кицунэ и утыкаясь холодным носом в её макушку, словно щенок, — Последний раз мотибану мне доводилось украшать только с бабушкой, пока она ещё была жива. Это лучший новогодний подарок в моей жизни, — погрузившись в согревающих после улицы объятиях в не менее тёплые воспоминания, Курото отпустил пару ностальгических слезинок. — Ты меня немного смущаешь, Накано, — Сэнко неловко хихикнула, — но спасибо тебе. — Как ты вообще умудрилась приготовить моти, если я только вернулся? — У нас имелось предостаточно рисовой муки, а фрукты и шоколад удосужилась купить сама. Пришлось, правда, раскрытием облика пожертвовать, но я прикинулась… костоправшей? — Может, косплеершей? — А, точно. Уж извини, не во всём сведаю, — Сэнко прикусила губу, чуть стыдясь оговорки и боясь выглядеть глупо. — В изготовлении чудесных мотибан ты точно разбираешься, — Накано нежно погладил её голову.       И только сейчас он заметил, что Сэнко нарядилась весьма себе несвойственно: на ней был красный обтягивающий свитер и чёрные лосины, а ещё зелёные носочки с оленями. Такой вид несколько обескуражил Курото, всегда видевшего божественную лисичку в чём-то более традиционном. — Сэнко, а откуда у тебя вся эта одежда? — спросил он. — О, это мне вручила в подарок наша соседка Ясуко. Она заверила, что сие одеяние должно подчеркнуть мою фигуру. Как тебе? — Сэнко отстранилась от Накано и слегка наклонилась, виляя хвостиком.       Мужчина мог разглядеть все нежные изгибы её тела: в основании пушистого хвоста, её стройные бёдра, тонкие плечики и грациозную спинку, гладкую шейку и миниатюрную, но привлекательную грудь. Он и сам не понял, что в считанные секунды зарделся, как влюблённый школьник. Улыбка мгновенно спрыгнула с личика кицунэ, когда она приметила такую реакцию, и восьмисотлетняя полубогиня тоже раскраснелась, как маленькая девочка. Повисла неловкая пауза. — Ладненько, сгадывается, Коэндзи действительно перестаралась, — решила Сэнко, сложив руки впереди себя в робком замочке. — Нет-нет-нет, что ты! — попытался сгладить ситуацию Накано, — напротив, это приятно глазу, — но сделал только хуже, — ч-ч-что я сморозил?! — Уяян?! — непроизвольно раздалось голосовыми связками лисицы. — Это не то, о чём ты подумала! — Ну… даже если и то… то это всё равно тебе во благо, — она мило улыбнулась вновь, а Накано облегчённо выдохнул, — я никогда прежде не носила ничего более откровенного в своей жизни, но, думаю, так я удовлетворяю твои внутренние потребности. — Казалось бы, просто лосины и свитер, — Накано хихикнул. — Так вот как это зовётся. Ну, ладно, расслабься же наконец, а я разберу твою ношу, янтарничек. — Постой, постой! К слову о янтаре…       Курото достал из одного пакета небольшую алую коробочку. Внутри неё лежало маленькое колечко из чистого золота, с оранжевым камушком по центру. Сэнко издала ещё один «уяян», но уже не столько от неудобного смущения, как от приятного изумления. — Э-э-это мне?! Т-ты хочешь подарить мне золотое кольцо с янтарём?! — Да, Сэнко. Мне кажется, оно очень подходит твоим солнечным светлым глазам, а ещё цвету волос и меха. Оно было изготовлено на заказ, специально под твой маленький аккуратный пальчик, — и Накано, словно делая предложение любимой лисичке, с улыбкой надел свой подарок ей на безымянный палец; кицунэ была на пике радости, а её сердце билось с безукоризненной любовью.       Эту милую сценку прервала невесть откуда грянувшая музыка, а из портала в стене комнаты, сопроводившись облаком табачного дымка, появился женский силуэт со сливово-фиолетовыми волосами, украшенными четырьмя заколками и алым лотосом, в традиционном красном платье-юкате со златыми бабочками на широких рукавах, а тёмно-пурпурный пояс-оби её был перевязан оранжевой плетёной верёвкой. Без сомнения, это была Ёдзора, только её трубка-кисеру в тот момент венчалась шариком наподобие покрытия диафрагмы микрофона. Старшая кицунэ, сохраняя естественный язвительный взгляд и улыбку, запела:

●»В любьви ещё одна задача сложная

Найдёшь, а вдруг она ложная, ложная?

Найдёшь обманную сквозь суматоху дьней -

Нелегко, нелегко разобраться в ней!

Зьвенит январская вьюга,

И ливьни хлещут упруго,

И зьвёзды мчатся покругу,

И шумят города!

Не видят люди друг друга,

Проходят мимо друг друга,

Теряют люди друг друга,

А потом не найдут никогда!»

(сноска после части)

— Сия чудесьнейшая карьтинка не смогла не пробудить мой есьтесьтьвенно падкой на шалосьти нрав. Пьризнаюсс, вы меня вдохновили, — сказала внезапная, как обыкновенно бывало, гостья. — У вас превосходный голос, Сора-доно, но отчего же вы решили навестить нас? — поинтересовалась Сэнко. — Ничего такого, просто захотелосс поздравить вас с наступающим Новым годом. — Необычайно «великодушно» с вашей стороны, — немного саркастично буркнул Накано, чьи планы на спокойный вечер были сорваны этой пурпурной химерой ещё одной божественной лисицей. — А у тебя есьть харакьтер так со мною общаться, — отметила Ёдзора, — будь я зьдесс твоею кицунэ вьместо Сэнко, то столько бы не исьтерьпела, — она рассмеялась. — Если бы вы были моей кицунэ, я бы… повесился! — от такой фразы госпожа Сора улыбаться перестала, и явно это было не к добру.       Тем же временем, Ясуко Коэндзи стояла в телефонной будке посреди тихой улочки, совсем тёмной, держа в правой руке трубку, а в левой — какую-то пачку бумажек — очевидно, новую, свежеписанную и отрисованную мангу. Судя по всему, она забыла мобильный дома, и ей пришлось воспользоваться богами забытой каморкой, к которой последний раз подходил, видимо, ещё её отец в молодости. Она набрала номер и спешно изобразила слащавый голосок: — Алло? Будьте добры, позовите, пожалуйста, Ямамото-саму, будьте любезны! — очевидно, на том конце провода висел какой-то очень значительный человек. — Я слушаю, — прозвучал мужской голос, его обладателю было под пятьдесят лет.       Это был глава известной аниме-студии, к которому на личную встречу очень долго стремилась попасть Ясуко и предложить экранизировать своё творчество. Её порой слишком часто высылаемые письма на их официальный адрес электронной почты обычно игнорировали. — Ямамото-сама, здравствуйте! Вы до которого часа сегодня работаете? — продолжила девушка всё в том же тоне, — говорит одна о-о-очень популярная мангака. Нет-нет-нет, не знакомая, но безумно хочу познакомиться! — она выдавила элегантный смешок, — Так, значит, до семи будете? А я вам ещё позвоню! Я очень настойчивая! — Жду, — только и был ответ.       Разумеется, Ясуко каким-то образом приспичило поступить не как нормальные люди и дождаться конца рабочего дня у директора (как же удобно и любопытно, что тридцать первого декабря он решал некоторые деловые вопросы), а сделать хитрее. Коэндзи-сан, впервые за длительное время одетая во что-то кроме красной олимпийки, серой майки и тёмных шорт: в чёрные брюки и белое пальто с пуховым воротником, узнала, где жил Ямамото-сама (форчановцы подскажут всё), и пробралась через окно первого этажа в апартаменты (как же опять удобно, что он жил так низко и не запер форточку именно сегодня).       В домашнем кабинете директора аниме-студии первыми девушка увидела несколько тяжёлых, массивных тёмных книжных шкафов из дерева, почти во всю комнату высотой. Обои были ярко-багровыми, но извешанными постерами, причём некоторых персонажей не могла опознать даже наша заядлая «профи» жанра. Посередине стояли два обитых вельветом кресла и дубовый лакированный столик, заваленный как документами, так и мангой, которую предстояло выпустить в виде рисованных сериалов в дальнейшем. Создавалось впечатление, что в таком месте обитал очень серьёзный человек, что было необычно ввиду распространённости стереотипного образа анимешника. Непринуждённо насвистывая лёгкую мелодию, Ясуко Коэндзи аккуратно положила свою мангу в самую близкую к центру стола стопку бумаг. Рядом с ней лежала нефритовая пепельница в виде черепашки. Девушка, в силу любопытства и наличия перчаток на руках, из-за чего её вряд ли бы в случае чего нашли, решила повертеть предмет в руках и обнаружила в брюшке животного потайной отсек. Там оказалась статуэтка девочки-лисы Йоко, полностью из того же нефрита. — РЕДЧАЙШИЙ КОЛЛЕКЦИОННЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР!!! ДА Я С РОДУ ТАКОГО НЕ ВИДЕЛА! — подумала Ясуко; её глаза округлились, и очки будто тоже, — «тихо выкрал и ушёл» называется «нашёл», ведь так? — она самодовольно положила фигурку в карман, официально став анимешницей-домушницей, — хех, Ямамото-саме следовало бы быть обходительней. Пусть знает, что в следующий раз надо прятать такие сокровища дальше, например, хранить в сейфе. Держу пари, он и денег ни разу не хранил в сберегательной кассе.       А владелец однушки в трёхэтажном здании в данный момент валялся на полу почти в бессознательном состоянии, между пакетами, так и не сняв уличного пальто. На его лбу красовалась шишечка, к которой Сэнко незамедлительно приложила смочённое в холодной воде полотенце. Ёдзора своим ростом в четыре и восемь десятых сяку (сто сорок пять сантиметров) возвышалась над телом, раздражённо побивая о свою ладонь трубкой, наконечник которой вернул прежнюю форму и перестал напоминать микрофон. Наконец, отхвативший курительным прибором человек очнулся и встал, сняв, отряхнув и повесив верхнюю одёжку, под которой прятался синий вязаный свитер. — Уф-ф, — протянул он, обтеревшись напоследок всё тем же полотенцем и вручив его Сэнко, — сердечно прошу меня простить, Сора-доно, однако ваши визиты обычно не сулят ничего хорошего. — Ты должен быть благодарьнее, Накано, — низковатый голос пурпурной кицунэ принял обиженные нотки, — Я не являюсс настолько уж часто. А ещё я сьлежу за каждым сказанным мьне словцом и не дозволяю кь себе подобного отношения. К тому же, разьве это не моё личное дело, когда кь тебе пьриходить? И так ведь вьсегда поглядываю и за тобою, и за Сэночкой. — И, всё же, нет, нет, Сора-доно, это дело общественное! Вы своими действиями портите наше с Сэнко личное пространство. — Так чего же ты от меня хочешь? — Попросил бы вас повременить с сюрпризами и, по возможности, предупреждать, если можно. — А вот и нельзя, ха-хах, ведь в этом вься забава, — Ёдзора ухмыльнулась и нежно затянула немного табачку, — когда ты говоришь, Накано, иногда вьпечатление такое, что ты бьредишь. — В каком смысле? А, и, опять-таки, по поводу ваших подозрительных визитов! То, с какой лёгкостью вы открываете порталы… — А что вь них подозьрительного? Видишь ли, сии трюки суть простая магия, подвластная любому кицунэ. Она способна играться сь вьременем и пространством, не может лишь с самой судьбой! Положим, захочешь ты увидеть, где ныне твоя юная соседка — и вуаля!       Ёдзора ловким взмахом четырёх фиолетовых хвостов открыла широкий, во всю стену, портал со светящейся жёлтой кромкой. За ним появилась комнатка с красными обоями. Недоумеваюшая Ясуко вбежала в квартиру Накано с непонимающими восклицаниями: — Что?! Что такое?! Что случилось?! В чём дело?! Что такое?! Здесь сейчас стенка была! — Сора-доно, что это ещё такое?! — вскрикнул Накано, — полквартиры исчезло! — Да ничего не сьделалосс, — хихикнула она и закрыла межапартаментный разлом. — Видела чудеса техники, — сказала Коэндзи-сан, — но такого… — она пожала плечами и оглядела окружающих, сфокусировавшись на Ёдзоре и протерев очки: эту «косплеершу» она ещё не видела. — Прости, Ясуко, но откуда ты взялась в том непонятном доме? — с любопытством вступила в разговор Сэнко. — Ой, я? Я просто в квартире директора аниме-студии была, хотела обсудить экранизацию новой манги о кицунэ.       Сэнко почуяла ложь. Из губ Ясуко словно брызнуло чёрными капельками скверны. Веки кицунэ чуть сузились, а ушки навострились. — А почему его не было внутри с тобой? — Я дожидалась его. А ты о чём подумала? — Коэндзи неловко скосила невинную улыбку. — А как же ты очутилась в его жилье, если он ещё не вернулся? — К чему такие нескромные вопросы, Сэнко? — спросил Накано, обняв её за плечи и оттянув от соседки, рассуждая, что она, скорее всего, до сих пор немного шокирована выходом через пропавшую стену.       Девушка подошла к пурпурнохвостой лисе и заинтересовалась: — А это, часом, не ваших рук дело? — Не рук, милая, хвосьтиков, — ответила Ёдзора, потянув ещё манящего дыма и вильнув ими, — это самое волшебное и сокровенное, что есть у кицунэ, неужели Сэнко или Широ тебе не говорила? — О, так вы знакомы? — Конечно. Как звать тебя, девица? — Ясуко. Ясуко Коэндзи. — Мьне имя — Ёдзора, но обращайся ко мне, как Сора-доно. — Доно? Вы настолько уважаемая госпожа? — Пьриятно иметь дело с понимающими людьми, — улыбка лисицы стала чуть шире, — некоторые сьмерьтные далеко не так понятьливы в вопросах уважения, — она окинула взором Накано, который наконец-то заимел свободную минутку, чтобы помочь Сэнко разобрать содержимое принесённых пакетов; пара уже принялась развешивать по жилищу еловые ветви. — Не знала, что настолько достопочтенные люди идут в косплей, — она поклонилась. — Посьледьнее слово не уразумела, солнышко. — Ну, это явление, когда люди наряжаются в костюмы полюбившихся героев фильмов, книг, манги или аниме. Я думала, вы знали. — Сочти это за высшее благословение, дорогуша, и разьвей сей миф о мягкосьть моих ушей, но, прошу, будь нежна. И ты поймёшь, что я не продукт дешёвого разьвьлечения сьмерьтных.       «Как же здоровски она отыгрывает», — помыслила Ясуко, пока не притронулась к ушам Ёдзоры и в ужасе не откинула руки назад. Та лишь издала глубокий «уяян». — Я же просила быть нежнее, Ясуко-чан. — Г-г-г-гоменасай, Сора-доно!!! — девушка пала на колени, осознав, что передней действительно божественное существо.       «А она не так уж плоха», — с юмором задумалась Ёдзора; наконец-то её зауважали. — НАКАНО, ПОЧЕМУ ТЫ СКРЫВАЛ, ЧТО У ТЕБЯ ГАРЕМ ИЗ НАСТОЯЩИХ КИЦУНЭ!!! — Ясуко убежала от Ёдзоры и принялась тискать хвост Сэнко на глазах у Курото, подтверждая своё «открытие»; ни вторая, ни последний этого не ожидали.       «Или, вьсё же, плоховата», — разочарованно вздохнула старшая лисица.

***

      И вот, вечером, когда квартира Курото Накано была украшена полностью: перед входом стояла сосна-кадомацу, внутри в дополнение к мотибане висело несколько игольчатых веток, покрытых маленькими разноцветными шариками, тоже похожими на моти, немного подвесок в виде снежинок, а также гирлянды, которые своим устроением Сэнко, ни разу не видевшей подобного, напомнили звёздное небо.       За праздничным столом уселись Курото, Ясуко, Ёдзора, Сэнко, а к ним и Широ прибежала, которую, весьма вероятно, приманили закуски. А ведь их было не мало: стол почти что ломился от камабоко, пюре из батата и каштанов, датэмаки, намасу из дайкона с морковью и цитрусами, гречневой лапши, роллов, ну, и, конечно же, морепродктов в чистом виде. Большого, БОЛЬШОГО количества морепродуктов: креветок, жаренных в соевом соусе, мяса леща, тунца, лангустов, крабов, лососины, и всё это можно было обмыть наикачественнейшим сакэ, сётю, сливовым вином или настойкой. Словом, пили много и кушали вкусно. О, Инари, никогда прежде Сэнко так не смущали бесконечной похвалой за прекрасное застолье и не назывли так много раз искусницей и кудесницей, причём четыре человека сразу. И всё шло очень спокойно, неплохо и без шалостей, прямо на радость Накано.       Но было так лишь до тех пор, пока любопытство Ясуко, которая, кстати, до сих пор сидела в пальто, не заставило её задать Ёдзоре вопрос: — Сора-доно, скажите, это, стало быть, можно любую стенку так убрать? — её посетили отнюдь не самые добрые и искренние идеи, однако в ответ она получила: — Разумеется, — изрядно выпившая и закусившая божественная лисица, красуясь вырозовевшими щеками, уже не способна была заметить ту ауру, которая окружила девушку. — Вау! А позвольте полюбопытствовать, и в кладовке магазина мерчендайза можно так же стенку приподнять? — она практически шептала старшей кицунэ на ухо. — Везьде, не сомьневайся, и не только сьтенку. — Ох, ну до чего же полезная способность! — зачарованная собственными мыслями о краже мерча, выдала Ясуко, поймав на себе сверлящий взгляд другой божественной посланницы; хозяйка этого застолья вечером хранила трезвость, — Сэнко, ты на мне дыру протрёшь! — А ты и с нефритовой статуэткой пришла к главе той… студии? — она снова почуяла неладное и приметила голову фигурки, торчащую из кармана соседки Накано.       Он же, желая успокоить Сэнко, воспользовался её слабостью и положил ей ладонь на голову, грубоватыми пальцами нежно трогая внутренний белоснежный пушок на поверхности то правого ушка, то левого. Волна нервного возбуждения, окатившая лисичку, заставила её издать приятный полустон и мурчание. — Во-о-от так, — сказал молодой человек, — и брось свои пошлые вопросы, — Курото налил ей первый за вечер стаканчик сакэ, и она, продолжая таять под ласками, осушила его в один глоток.       Ёдзора же, будто бы её спросили, что ей, может быть, показалось, с пьяной гордой улыбкой повернулась к Коэндзи: — Ты уразумеваешь, Ясуко-чан? Дело не только вь сьтенках! Пьреодолевая их, можно дьвижить вьременем! Я способна уйти на дьвесьти, на тьриста лет назад! А почему бы мьне не пьреподьнесьти вам замечательный подарок? — последнее предложение захмелевшая Сора произнесла во всю силу голоса, — мы увидим дьревьний Токио!       Сэнко тут же опомнилась от поглаживаний и резко выпрямилась, заставив руку Курото отпрянуть от неё. — Одумайтесь, одумайтесь, Сора-доно! — воззвала желтохвостая лисица к своей начальнице, — будьте благоразумны! Прежде чем, понимаете ли, «увидеть древний Токио», получите дозволение у Амэноминакануси (бога времени и сердца вселенной), тем более, по окончании годового цикла!       В их перепалку вмешалась Ясуко, настолько же пьяная, насколько и Ёдзора. Ей привиделась хорошая возможность получить вдохновения в прошлом и стащить какою-нибудь старинную нэцке. — Минуточку! Если ты, Сэнко, вмешаешься в опыт своей госпожи, то нарушишь её волю… и традицию вручения подарков! — А ты дело говоришь, — Ёдзора расплылась в хмельной улыбке, — я тебя ещё сильнее зауважала!       Стало понятно, что пахнет жареным, и, нет, не лещом на столе. Даже Широ, которая до этого момента казалась безучастной и просто уплетала вкусняшки от Сэнко одну за другой, скорчилась в не то предвкушении, не то лёгком испуге. — Сора-доно, а-а-а что вы делаете?! — но для её вопроса было уже поздно.       Открыв очередной портал размером во всю стенку, Ёдзора явила на обозрение то, о чём можно было только догадываться. За золотистой кромкой межпространственного окна находился тронный зал, выложенный паркетом с узором, напоминавшим плитку. Потолок был расписан под толстые квадраты, в каждом из которых было по цветку или звезде. Стены украшали многочисленные ширмочки, и невозможно было понять, что за ними, а также широкие шкафы с резными створками, полки которых были доверху заставлены ритуальными предметами, украшениями и фарфором. Два не слишком больших, но оттого не менее драгоценных кресла из золота, обитых алым бархатом, стояли в конце комнаты, напротив портала. Трон императрицы был пока пуст, а вот его величество восседал во всей красе: это был нисколько не молодой, но очень статный мужчина с глубоким и размеренным взглядом, прямыми чёрными усами и густой, не длинной бородой. Он был одет в мундир, копировавший генеральскую форму Европы начала двадцатого века, с погонами и множеством орденов, один из которых висел на толстой плоской шейной цепи. Очевидно, сегодня был очень важный день, и император готовился принимать гостей. Рядом с ним стоял писчий в значительно более скромной одежде, но, странно, тоже европейской: серых брюках и пиджачке, коричневых туфлях, а на голове его была шляпа-котелок. — Подкреплённый властию и верховенством света божественного, наисвятейшей Аматэрасу, законнорождённый её потомок и наместник земной над архипелагом Страны Восходящего Солнца, мы, император Муцухито, к встрече посетителей иностранных есть в готовности полной и безызъянной. Посему повелеваем их о визите оповестить и из гостевого дома сопроводить в присутствии экипажа конного, лучшего, из личной конюшни, и офицерского состава в размере семи человек, да поставить меж ними дежурного, какой бы головой отвечал за них и провёл равно безызъянно и несоромно. Записал? — на голос властителя писчик ответил глубоким поклоном.       Глаза Накано расширились. Он громким шёпотом произнёс: — Да не может быть! Это же император Муцухито, Мэйдзи! — Так точно-с. Он самый, главный реформатор Японии, — самодовольно сказала Ёдзора, — ладно, думаю пора закрывать портал, а то у меня вскоре силы исьсякну- — Мамма мия! — закричала Ясуко, вбежав в тронный зал, Накано бросился за ней, чтобы вернуть в их время. — ВЫ КТО ТАКИЕ!!! — громогласно раздался голос императора. — ÓНИ!!! ДЕМОНЫ!!! ДЕМОНЫ-Ы-Ы!!! — заорал во всю глотку слуга, выбежав из зала. — СГИНЬ! СГИНЬ! ТЫ НЕ ПРИТРОНЕШЬСЯ КО МНЕ, ПОТОМКУ БОГОВ! СГИНЬ, СГИНЬ, ПРОПАДИ! — Муцухито вбежал в портал; Сэнко, Ёдзора и Широ попытались загнать его обратно, но он в панике бросился прочь из подъезда.       Пока девушка-мангака рассматривала фрески в соседней комнате, Курото настойчиво тянул её на себя, но она одёргивалась: — Отпусти, отпусти мою руку сейчас же! — Не отпущу! — Отпусти руку, я тебе говорю! — Не отпущу! Быстрее, пошли назад! — Отпусти! Руку! Задавлю, клерчонок! — девушка упорно хотела пробраться вглубь дворца. — ГДЕ-Э-Э ДЕМОНЫ-Ы-Ы, ГОЙДА-А-А, БЕЙ ÓНИ-И-И!!! — послышались крики.       Несколько офицеров-охранников начали носиться в поисках двух наших героев и размахивать катанами. Один из них откуда-то достал сай и метнул в разлом, за которым стояла Ёдзора, что побудило пьяную лису с испугу закрыть его. Она окончательно потеряла силы и упала без сознания, обнимая бутылку сливового вина. Сэнко принялась отрезвлять её и приводить в чувство, отправив Широ в погоню за императором. Тот уже успел пробежать квартал и войти в небоскрёб. — Да чтоб тебя! — вырвалось у белой кицунэ, ведь искать человека в стоэтажном здании всё равно, что иголку в стоге сена.       Но делать было нечего. Она включила чутье на максимум и рванулась внутрь. Пожаловавшись всем богам на закрытый лифт, она побежала по бетонной лестнице, удивляя своим видом людей вокруг. Но она не обращала внимания: ей было уже абсолютно безразлично, что она, полулиса с хвостом и пушистыми ушками, неслась во всей красе, причём на четвереньках, чтобы ускорить ход.       Напуганный его величество Муцухито в тот момент ехал на самый верхний этаж, безуспешно намереваясь открыть дверки лифта изнутри. — Замуровали, демоны! — прикрикнул он.       Отдышавшись, он достал из нагрудного кармашка серебряную фляжку и, смочив левую и правую ладони, губы и труженически морщинистое лицо, чуть успокоился. Император увидел, что лифт приехал и открылся. — Вот что омовение животворящее делает! — заключил он и выбежал из непонятного ему устройства.       К своему несчастью, он увидел нашу белую лисичку. Широ прыгнула на шею Муцухито, чем вновь испугала его, но, показав свою доброжелательность, быстро отскочила от него и приземлилась в поклоне. — Ты что, настоящая кицунэ? — в недоумении оглядел император свою поимщицу. — Да, хэйка (ваше величество). Имя моё — Широ. Прошу, пройдёмте за мной. Вы случайно попали не в своё время. — Как это понимать? — О-о-о, хэйка, это очень долгая история. По пути я вам всё объясню…