Единственный исход злодейки — счастливый финал

Потерять кого-то не страшно. Страшно то, что это уже навсегда.

      Знаете, когда мы окончательно теряем дорогих нам людей?       Когда больше не ощущаем боли от их потери.       Смерть моей матери произошла очень давно. По ощущениям, несколько сотен лет назад. Но если бы я сказала, что не чувствую боли от её потери, я бы соврала.       Она была со мной, сколько я себя помню. Даже после моей смерти моя мать нависала надо мной в виде полупрозрачной тени, напоминая мне о том, ради чего я живу на этой земле. Не только ради меня, но и ради неё. За её усилия дать мне всё в этой жизни, в самых ужасных условиях, чтобы я могла жить. Она помогала мне, учила меня, совершенствовала меня и отдала всю свою жизнь, чтобы я жила и была счастлива.       Всего лишь на мгновение я заглянула в голубые глаза герцога, и мне показалось, что он впервые за всё время посмотрел на меня своим настоящим взглядом. Как настоящий отец, познавший вкус горя.       Моё сердце болезненно сжалось. Мне хотелось отвернуться от него и больше не видеть этого человека. Потому что, видя герцога, я также видела страдающее женское лицо с точёными чертами, не понявшее, каким было бы её счастье, если бы она не обременяла себя моим присутствием, моя мать и этот человек… Они оба делали всё для своих детей. Для меня.       Система обрушилась на мою голову в самый подходящий момент. Прежде чем я полностью утонула в печальных эмоциях, моё внимание привлекла иконка сообщения, которая свидетельствовала о том, что я прошла один квест с Каллисто. Что-то интересного больше не было. Даже не повысили симпатию Каллисто! И тут меня осенило: над головами главных героев не было знакомого интереса. Ни у принца, ни у братьев. Даже у Вин…       Так подождите…       Удивление и растерянность прекрасно отразились на моем лице. Я начала оглядываться по сторонам, понимая, что иконки были не самой главной потерей. — А где Маркиз Вернанди?       Естественно, мой вопрос заставил других оглянуться по сторонам и начать искать пропавшего человека. Я уже поняла, что его здесь нет, смысла искать не было, а потому я отвлеклась на другого человека. На него.       Он всё ещё смотрел на меня. Таким взглядом, что, будь у меня в руках словарик, я бы не нашла ни единого сравнения, чтобы описать его лицо. По телу прошелся холодок и внутри проснулось сожаление. Такое яркое и острое, будто меня проехал поезд. А у него была добрая улыбка. Теплая и тихая, как будто он светился в темноте. В то же время её переполняла горькая боль. Только те, кто потерял ребенка, могли так улыбаться.       Мне стало плохо.       Мне хотелось отвернуться, но я не могла сделать ни одного лишнего вздоха, в то время как моё дыхание было ровным и размеренным, словно всё складывалось наилучшим образом. Тело совершало автоматически вдох и выдох, не подчиняясь желаниям мозга защитить психику.       Знала ли я, какого ему сейчас? Когда какая-то часть тебя уходит с тем, кого ты потерял?       Я понимала это больше, чем кто-либо другой. И я ничего не могла с этим поделать.       Моих усилий хватило на то, чтобы мягко выдохнуть одно слово, которое не было услышано за доносящимся голосами откуда-то взявшихся дворецкого с прислугой, а ещё криками Рейнольда. Чисто физически это было невозможно, однако легко можно было понять, что я сказала. Кого позвала. — Отец.       Он это тоже понял. Он сделал несколько шагов, привлекая внимание к нашему странному поведению. Сделав ещё немного, он схватил меня за руку, сильно сжал её, как будто я могла снова исчезнуть, и тут же притянул к себе.       Я, не зная, как себя вести, застыла, как восковая фигура. И даже дышать стала как можно осторожнее, чтобы не спугнуть герцога, понимая, что ему это нужно. Вспомнилось мне и как театрально и глупо в игре встречали Ивонн в легком режиме: с криками радости и слезами на глазах.       А тут… Всё по-настоящему.       Я могла прижаться только к мужчине, которого искренне хотела назвать своим отцом, прося себя не впадать в сентиментальность и держать эмоции при себе. Не было у меня никакого желания плакать и раскаиваться в своих действиях, потому что моё эгоистичное поведение не позволяло, но…       Я всё равно чувствовала себя виноватой. — Мне жаль… — и мои слова были честнейшей правдой.       Не было ясного исхода такой встречи. С моей стороны тоже не было никаких выводов. Просто не знаю, как вести себя перед человеком, который пережил слишком много горя. Ситуация даже не спаслась благодаря Рейнольду, решившему, что это пора заканчивать. Его громкий голос возвестил, что колдуна здесь нет, а вопрос о том, что делать дальше, ни к чему хорошему не привёл. Отпустив меня, герцог посмотрел на сына, а система не стала терять времени даром и напомнила о себе:

Куда же делся белый кролик?

Отправляйтесь в штаб-квартиру и выясните, что произошло.

      Э-э-э, а что мне нельзя отказаться теперь от квеста? Раньше внизу был значок согласия или отклонения, но почему его сейчас нет?       А потом я фыркнула, словно у меня был выбор отказаться. Ты же сама решила вернуться и закончить начатое, так с чего решила отказываться?       Герцог Экхарт посмотрел на меня, а затем перевёл взгляд на братьев и Каллисто, которые были здесь. Вспомнив, что не только мы здесь, но и слуги, я отошла от него на несколько шагов. А потом память напомнила об одной маленькой, но очень важной для меня служанке. Её заметить было очень легко среди толпы. Эмили была впереди всех и, сжимая в руках юбку своего платья, неотрывно глядела на меня. — Пенелопа нуждается в отдыхе, — вот каков был ответ на вопрос Рейнольда. — Феннель! Пусть Его Высочеству подготовят самые лучшие покои в поместье и проведите Пенелопу в её комнату.       Я не видела реакции Каллисто на такой ответ, ведь стояла к нему спиной. Но, думаю, если бы он был недоволен, то сразу бы проявил себя, а не смолчал бы.       Как только слуги получили распоряжение от герцога, Феннель разогнал всех по делам, пока Эмили, подбежав ко мне, была готова утащить меня в мою же спальню. Я была не против этого решения, поэтому с радостью отправилась в свою комнату и взяла под руку свою горничную.       Комната встретила меня тусклым светом из окна и единственной горящей свечой, которую я иногда зажигала. Эмили, похоже, переняла мою привычку. Я вошла внутрь и оглядела ближайшую мебель. Ни единой пылинки.       Моя малышка Эмили... Ты не представляешь, как мне стало жаль тебя.       Обернувшись на неё, первое, что оказалось перед моими глазами — это её бледное и исхудавшее лицо. Её что голодом морили после моей смерти? — Леди, я могу вам чем-то помочь? Возможно, вы проголодались. Могу я принести что-нибудь поесть?       Я не была голодна, но махнув ей рукой, согласилась. Эмили тут же выпорхнула из моей спальни, чтобы принести мне обед. Может, не стоило её просить? Надо было просто сказать, что я хочу спать, и тогда она бы меня оставила.       Ладно, чёрт с этим. Что сделала, то сделала.       Меня интересовал лишь один ящик.       Не обращая внимания на отражение в зеркале, я направилась в нужное место. Ключ от ящика был на том же месте, где я его оставляла. Ничего подозрительного не было.       Но по какой-то причине, когда я открыла свой тайник, осколка там не было…