Вишня в водке

      Марк отодвинулся от ноута и от души потянулся, хрустнув суставами. Пора бы снова записаться в зал, раз начал костенеть. Часы щёлкнули пять утра, словно раскусили орешек. Гутник всё рассказал: он не был плохим юристом и поделился с Виолеттой рисками. Его сняли с дела как честного человека, натурала и семьянина. И заменили беспринципным гей-мажором Громовым. Стало ли Марку противно? Нет. Он никогда бы не совершил подлость, на которую почему-то всем миром ставили. Всякую из них он трансформировал в приемлемое решение, где хороший человек не проигрывал и не оставался догорать на обочине. Вот только хороших клиентов в фирме Кравцовых оставалось всё меньше. Марк пошёл набодяжить себе кофе и накидать в чашку пряников, как вдруг заметил, что телефон давно зарядился и сыто светился на журнальном столике. Громов скосил глаза посмотреть последнее сиротливое сообщение. Виолетта. Злится, что он сбежал из бара…       «Я сейчас буду у тебя, Одинокий Рейнджер!»       Марк нахмурился: Вилка отправила сообщение более четырёх часов назад.       Звонок отчаянно тилибомкал. Вилка убила бы на месте любого, кто мешал ей спать в субботу. Но недовольные шаги внутри квартиры дошлёпали до двери неторопливо. Потом щëлкнул домофон.       — Марк, что тебе нужно?       — И вам доброе утро.       — Оно ни хрена не доброе, если будят ни свет ни заря! — дверь нехотя открыли.       — Мне срочно нужна Вилка, Гор.       — Вилки нет, только ложка. — Парень зевнул и сильнее закутался в простыню. Марк усмехнулся. — Она предупредила, что будет гулять до утра.       — А с кем, не предупредила?       — Громов, что за допрос в шесть утра?! — Егор набрал по мобильному сестру, потом поднял на Марка глаза. — Она недоступна.       — Думаешь, что я сделал первым делом, Горка? Она мне сообщение прислала полпервого ночи, что скоро будет у меня. Я работал и прочёл только час назад…       — Заходи!       Егор резко развернулся и пошёл в комнату выпутываться из простыни, сверкая голым поджарым задом. Там он оделся и вернулся.       — Есть мысли, где Вилка?       Марк помотал головой и жадно посмотрел на кофемашину. Где варят вкусный кофе, он знал точно. Егор закатил глаза и начал готовить.       — Ты же встречался с сестрой поздним вечером? Не хватило времени пообщаться?       — Я уехал раньше. У нас предварительное слушание одного тяжёлого дела в понедельник, мне нужно было подготовиться. Мы поговорили с Виолеттой и выпили пива. Я уже съездил к бару, её, вернее, твоя машина там. Значит, уехала на такси. И зачем-то ко мне.       — Она твой босс, и, если дело сложное, захотела помочь. — Егор поставил тяжёлую кружку с кофе на стол, сам сел напротив, ероша свою длинную не проснувшуюся чёлку.       — Спасибо, не дал умереть! — Марк с наслаждением отхлебнул. — А сам чего?       — Я кофе почти не пью. На молоке, и то редко. Вилка высказала мысли по тому делу?       Марк нахмурился.       — Поверхностно, видимо, потому что в клиенте заинтересован ваш батюшка. А дело — дрянь и полнейшая подстава.       — Клиенты отца очень непростые люди, но они точно не будут творить беспредел.       Егор хмурился, медленно растирал уши, заставляя себя окончательно проснуться. Потом притянул кружку Марка и сделал большой глоток.       — Ты же сказал, что не пьёшь…       — Всё, больше не пью. — Егор немного погонял в телефоне. — И мне она писала в то же время, около часа. Скажу сразу: она часто зависала в клубах до утра, но связь никогда не теряла. Мысли есть?       — Есть, только все хреновые.       — Она конфликтовала с кем-нибудь по работе? С клиентами, с их адвокатами? — Егор смотрел пристально, как заправский прокурор — всё-таки кровь Кравцовых та ещё закваска! Марк представил этот взгляд, оценивающим воздушность десерта из меренги. Интересно, а на своей кухне насколько он деспот?       — Егор, мы редко пересекаемся по процессам, иногда совещаемся. Дел у каждого валом. Но о таком конфликте я бы точно знал.       — Ясно! — Гор нервно вертел мобильник на столе. — Надо пробивать такси, которые выезжали к вашему бару, на обратные адреса. Есть такая возможность?       — Будет.       Пока Марк будил ещё несколько человек, Егор проверил все профили Вилки в соцсетях.       — Начнём с такси, потом рванём по больницам и… моргам. — Марк видел, как передëрнуло Егора. Он даже с силой обнял себя за плечи.       — Марк, иди в жопу! Така-а-ая ра-а-ань! Я не помню, когда последний раз спал дома, а ты всё испортил… — прорычал голос Медведева из берлоги.       — Ну раз ты уже проснулся… — Громов не успел договорить, как по ушам грянули гудки. «Только попробуй отключить телефон! Буду в страшных снах являться голым!» Но хмурый, замороченный на долге следак этого, конечно, не сделал.       — Надеюсь, причина веская, иначе смерть твоя будет напрасна. — Влад уже гремел чем-то и говорил через сжатую в зубах сигарету. — На тебя варить чай? Ты когда заявишься?       — Я на участок приеду…       — Охренел?! Я в отгулах до среды. Я туда ни ногой.       — Ногой и рукой. Или вас всех по сирене соберут! — с досадой понизил голос Марк. — А так — все звёздочки тебе.       — Теперь говори по делу!       Этот тон Громов знал хорошо, все борзые оперативники сразу сбавляли гонор и делали уши топориком. Злить, заставлять ждать и провоцировать Влада было плохой затеей. И это совсем не из-за звёздочек. Медведев слушал, фильтровал, не перебивая, потом шумно выдохнул.       — Не перевариваю эту твою подругу с яйцами. Имея такой характер, не удивительно, что попала в переплёт.       — Предположительно.       — Раз ты предположил, значит, много и хорошо подумал, Марк, — мрачно булькнул в кружку Влад. — С такси и больницами я помогу, но если зайдём в тупик, есть ещё мысли? Сам Кравцов знает?       — Нет. Решай сам, нужна ли тебе свора его легавых. И да… Зря ты так про Вилку.       — Женщину охота нежить и защищать, а против твоей Вилки, Громов, хочется встать в боксёрскую стойку. Ладно, вилка не иголка — найдём. Дуй в участок!       — Я с тобой! — крикнул Егор, греющий ухо у плеча Марка.       — Кто там ещё?       — Брат Вилки.       — Как погляжу, у тебя полный столовый набор!       Медведев с интересом осмотрел Егора, пока тот кутался в куртку, плохо перенося слабое отопление в казëном кабинете, и покашливал.       — Совсем не похож. Этот точно не из другого комплекта? — Медведев всегда думал и говорил в лоб. Егор только бровь приподнял, но Влад уже погрузился в длинный перечень сводок. Марк не хотел представлять, что чувствует Егор, ведь даже Громову было не просто тревожно, а невыносимо. Вилка звонила ему каждое утро и по форме приветствия Марк понимал, каким будет утро: добрым или не совсем.       Медведев работал быстро и молча, его руки невесомо шарили по задроченной клаве, словно не касаясь. А глаза стрижами скользили по экрану, где наперегонки бежали сводки. В такие моменты Марк серьёзно думал, что среди полиции есть сверхлюди.       — Вчера на твой адрес такси вызывали дважды, — Влад назвал время, Марк кивнул.       — Первый вызов от меня, второй, видимо, от Вилки.       — Видимо-невидимо. Заказы выполнены и оплачены. Её привезли к тебе, — Медведев хмурился, вглядываясь в банк данных.       Постучал и заглянул дежурный:       — Влад, женщина по вашим ориентировкам в больницы и морги города не поступала.       Надо бы выдохнуть, а мысль забилась в мозгу раненым лейтмотивом. Просто мало времени прошло. Меньше суток, а значит, она где-то… с кем-то… Несгибаемая акула Вилка в неизвестной ей среде, где громкие имена ничего не значат, и, возможно, даже деньги не нужны… Егор поймал рассеянный взгляд Марка.       — Что дальше?       — Малой, сходи всем за кофе? Там круглосуточный за углом.       Медведев чуть отъехал на старом офисном кресле от стола. Егор заморгал и приготовился встать в позу, но Марк глухо продолжил:       — Мне без сахара двойной. А Медведю — наоборот. С сахаром и молоком. Давай, потом посердишься…       Едва парень вышел, Марк опëрся о стол, глядеть, что накопал Влад.       — Смотри, вот этот номер в течение двух дней фанатично выезжал по твоему адресу. Дом огромный, многоподъездный, заказов, ясное дело, полным-полно. Может, он живёт рядом — поэтому, а может…       — Такси? Слушай внимательно, но это почти невероятно… Влад, у нас тут конфликт был с одним таксоводилой в пургу. Он на мусульманке отрывался, а Вилка вступилась. Но разбирался, по сути, я и немного Егор.       — Но не тебе же с Егором мстить? — Медведев потёр лоб. — На мужика охотиться смелость нужна, а женщину избить проще…       Марк смотрел на ничего не говорящий номер. Марка вроде совпадала, хотя в буране, облепленную снегом машину даже по цвету было трудно распознать.       — Пробей водилу? Желательно с фото и адресом. Я эту рожу запомнил.       Влад покачал головой. Он Громова знал не так долго, но по разговорам и ощущениям сразу уловил, что Вилка, Виолетта, была неотъемлемой частью Марка. Как та часть, без которой машина, если заведётся, то не поедет, это точно. Громов защищал одного гада. Реального гада без принципов, но с большими деньгами. Сначала Медведев плевался в его сторону, ведь именно Влад после долгих попыток поймал преступника на горячем. В правосудие всегда веришь через раз, чаще, когда не можешь себе позволить хорошего адвоката, а ты неплохой человек, тогда, кроме веры, ничего больше не остаётся. Марк поразил Влада непредвзятостью, острым умом и компетентностью. Он не вёлся на провокации, не брезговал обсуждать грязные подробности, и внешне был абсолютно уверен, что выиграет дело. Влад горел от гнева, гад ликовал ему в лицо, адвокат вëл грязное дело. Медведев не выдержал. После очередной встречи в КПЗ вжал Марка в облупленную стеночку.       — Да ты понимаешь, мажор ты купленный, что эта мразь девочек молодых мучила?! А выйдет из-под стражи… так и убивать начнёт!       Марк смотрел прямо в глаза, считывая все риски получить в зубы. Постепенно спокойный взгляд трансформировался в фирменный громовский прищур, когда продумано всё на три слушания вперёд. Громов отодрал руки Влада от бортов своего дорогущего пиджака, явно приобретённого за грязные деньги.       — Не кипешуй. Я смогу убедить не только суд, что он невиновен, но и его самого. А вот когда он радостный и безнаказанный вылетит из клетки, следите за ним в оба. Проколется на первой неделе и вот тогда-а-а… Суд будет быстрым и однозначным.       — Обещаешь?       — Обещаю!       Так и случилось, Владу не пришлось долго ждать и выдумывать стратегии. Придурок продержался ровно три дня, а потом заманил к себе очередную Золушку.       Профессия искать нелегка, ведь в большинстве случаев пропажи люди страдают. И ты никогда не знаешь, успеешь ли вовремя или констатируешь человеческую беспомощность. Нельзя быть однозначно хорошим или плохим. Зыбкое равновесие может сместиться и вправо, и влево. Надо просто уметь остановиться и принять правильное решение. Ты можешь не любить людей, но за одного человека ты точно отвечаешь перед Богом. Это ты сам…       Вскоре по запросу Медведева две фотки легли на стол. Громов почернел, а Егор едва не вскрикнул. В лице мужика отразились вся никчёмность и обида, отравившие его жизнь. И конечное осознание вины сосредоточилось на Вилке, такой смелой и отчаянной, когда дело касалось справедливости. Пересмотрев подъездные камеры, трое мужчин подтвердили свои догадки. Таксист приезжал все два дня и дежурил по периметру двора. Так профессионалы не действовали, это была акция слепого гнева. Кого он ждал? Марка? Егора? Вилку? Трудно было сказать, но почему-то Марка он пропустил. Значит, всё-таки сука и трус…       Последнее Марк прорычал в пустоту сырой стены в переулке, где и курили все трое. Санько А.А. ударил по голове Ви и увёз… Куда? Медведев кому-то звонил уже полчаса. Снова набирал и снова, кодируя команды, говорил и говорил. Потом долго смотрел на Марка и Егора:       — Обнадёживать не буду. Если воспользовался битой против женщины, то уже прошёл несколько уровней. Оперативники на данный момент едут к нему домой, но опыт подсказывает мне, что там его нет. Санько украл человека и должен как минимум подумать о последствиях. Сейчас ему кажется, что он невидимый для правосудия, а может, ему уже похрен… Если первое, это полегче, значит, страх остался, если второе…       — Можем не успеть, — произнёс Егор и сжал кулаки. — Марк… Влад… — он растерянно метался взглядом между двух мужиков. — Что я могу… Чем я могу помочь?       Марк не успел открыть рот, Медведев отработал первым: двинулся, закрывая Егора от Громова, потому что это нужно было им обоим — не увидеть друг друга слабыми и разбитыми.       — Ты её хорошо знаешь? Она ж титан. Она сильная! Она умеет говорить! Вот и верь, что выдержит. Верь, что достучится до разума этого подонка. А мы с Марком ускоримся. У него задача подонка опознать.       — Я с вами! Я один домой не поеду! — у Егора заострились черты лица, его затрясло.       — Тогда отставить… истерику и ждать! Ты брат — тебе её потом по осколкам собирать! — мрачно приказал Влад и пошёл к машине один. Каждый в этой ситуации занимался своим делом и не путался под ногами оперов.

***

      Вилка медленно открыла глаза. Под веками ещё вспыхивало, словно её долго-долго будили. По щекам и правда били, с оттягом, с удовольствием, и смотрели в белое лицо.       — Ах… ты… сволочь… — Ви свой голос не узнала: хриплый, сиплый, словно переломанный в нескольких местах.       — Вот ты сука тупая. Тебе просить надо, а не брыкаться, — бесцветно произнёс мужик и едва заметно обшарил взглядом. Словно решал, что ещё с ней делать, кроме как бить.       Ви дёрнулась, ощутив с возвращением сознания прилив сил, и как кровь зашуршала по венам. Она была без шубки: руки крепко связаны за спиной, ноги — в коленях и в лодыжках. Не верёвка, что-то гладкое… Немеющие пальцы скользили…       — Договоримся? Тебе же что-то нужно? — прохрипел адвокат изнутри, но осёкся перед странным равнодушием похитителя.       — Я уже всё получил. А тебе надо лишь выбрать: сдохнуть быстро или помучиться.       Вилка быстро осмотрелась: это был гараж. Явно добротный, кирпичный, совдеповский, на две машины. Разбитая жертва родного автопрома ржавела и закрывала собой первое к выходу отделение. Там, где лежала Ви, явно отводилось место складу, и даже пустили трубу для подогрева. Судя по пыльной махре на полках и стенах, в этом гараже хозяева давно не появлялись. Холодный ужас тронул за поясницу. На Вилке вмиг взмокла тонкая водолазка.       — Что даст моя смерть? Ничего. Если вы меня послушаете и отпустите, я обещаю не заявлять.       — А ты никогда не сдаёшься… Дрожишь, а всё ещё наивно веришь, что я куплюсь. Сама-то себе веришь?       Он выпрямился в полный рост и вдруг озлился. Равнодушное плосковатое лицо вдруг перекосилось, рот покривило, точно проволоку. Виолетта не успела подготовиться, как ей в бок врезался тяжёлый зимний ботинок, потом в бедро, потом в живот. Воздух резко перестали подавать, и Вилку вырвало прямо на этот ботинок. Таксист сматерился, пнул в лицо. В последний момент она считала это сволочное действие и отвернулась. Из мочки ударом вырвало серьгу. Вилка ясно ощутила запах крови, и как та потекла по шее. Подонку не нужно было ни тела, ни денег, только упиваться физическим насилием, зная, что женщина ничем не остановит его. Многоболье, гуляющее по избитому телу, усугублялось сильными позывами в туалет. Вилку чуть не вывернуло второй раз от мысли, что она обмочится перед своим врагом, а потом останется леденеть на бетонном полу в мокрых джинсах.       — Извините меня! Не бейте! Меня никто никогда так не бил! — заорала она отчаянно и дико, распуская рот в рыданиях. Это могло триггернуть, сделать её обычной бабой, каких он видел и презирал каждый день. Неопасных. Неинтересных. Покорных…       — Продолжай… — он присел на корточки и вытер блевотину с ботинок её волосами.       — Я в ту… — Вилка замолчала. Нет, этот стыд она будет терпеть до последнего. Может, мужик насытится и уйдёт раньше, чем сдастся мочевой пузырь.       — Ту? — в пустых глазах блеснул интерес и тут же погас.       — Я не тупая… Я ошиблась. Вы меня наказали.       — Разве? Разве тебе ясно, что это не всё? Ты отсюда не выйдешь?       — Меня найдут!       — Конечно найдут, — в его голосе словно скрипели шарниры, — может, я даже им подскажу. Где искать. Потом. Дней через десять.       Вилка закричала: внезапно и громко, пока не сорвалась в визг. Он пинал поверженную королеву ещё минуты три, пока она не начала кашлять и хрипеть. Санько не думал об изнасиловании, это казалось таким мерзким и низменным. Таксист сейчас наказывал всех этих богатых стерв, которые возомнили себя выше мужиков.       Резко запахло мочой.       — Вот же сука! — брезгливо процедил Санько. Лежать, получая удовольствие от облегчения и тепла, и ловить всполохи боли по телу было на грани безумия. Внезапно Вилка сильно зажмурила глаза. А вдруг в невероятном и чудовищном моменте… это всего лишь сон? Сверху полилась вода… Нет, не вода. Вилка в ужасе отвернула лицо и затряслась. Это не могло происходить с ней…       Санько вжикнул молнией, застегнув брюки.       — Пожалуй, мне пора. А у тебя будет время подумать. Молча.       Вилка замотала головой, но он вынул моток серебристого армированного скотча и несколько раз обмотал ей голову, заклеив глаза и рот.       — Хочешь пакет на голову? Так сдохнешь быстрее. — Ви подавилась визгом. — Ну, как хочешь! Увидимся в аду.       И он ушёл.       Просто ушёл, потеряв интерес к разрушенной жертве.       Вилка слышала каждый его хрустящий по бетону шаг, его носовое шумное дыхание, и харкающий звук плевка, словно послевкусие этой ночи, хищное лязганье старого засова на двери гаража и щелчок замка… Она выла… выла и каталась по полу, выбивалась из сил, потому что беречь их было ни к чему. В этом холодном мешке тепло от трубы даже не касалось её… Подонок мог и не напрягаться. Зима всё сделает за него.       Помогите…       Помогите!       Она глохла от безумного крика в себя, задыхалась от вони и приступа новой тошноты, от боли в каждой клетке тела, от бессилия и страха. В голове нарастала паника, плотная, объёмная, удушливая, занимала мысли, наполняла горло, сушила рот.       Помогите! Пожалуйста!       Пожалуйста…       Хотя бы пошлите глубокое беспамятство, чтобы умереть в нём, а не ждать, считая минуты. Руки и ноги начали замерзать и неметь. Что-то щёлкнуло в переполненном мольбами мозгу и как по кабелю передалось в позвоночник. Вилка выдохнула, двигая пальцами и рисуя ступнями круги. Ползти червём она могла, натыкалась головой о стену и предметы и двигалась вперёд к двери. Может, это будет её последний маршрут, но что если…       Если… есть ещё планы на неё.       Страх выхолаживал наперегонки с морозом, пробираясь наглой костлявой лапой под одежду. Но Виолетта от обоих спасалась бегством. Во-первых, она неистово дёргалась и изгибалась так, что пот струился по телу, во-вторых, движения стряхивали оцепенение и согревали, а каждый рывок вперёд провоцировал выброс адреналина в кровь. Кровь кипела в жилах. А в мозгу колотилось: Маресьев смог, женщины рожали в поле, люди одной рукой поднимали большой вес в состоянии аффекта, человек, застрявший в узком ущелье смог отпилить себе ногу карманным ножом. Или это была рука?! Сознание качнулось и поплыло неспешной ладьёй. Волшебная энергия надпочечников снова сработала, заставляя проглотить тошноту бессилия. Под закрытыми-залепленными веками клубилась не тьма, а красное марево, как лисья шуба. Почему-то лисья… Вилка надрывалась, ползла, билась головой… сначала сильно о стену, потом о сдутое колесо. Потом пришлось разворачивать непослушное, теряющее силы тело, как часовую стрелку. Мелкий сор и металлические окалины впивались в Вилку, как крысиные зубы, но эта боль была ничем по сравнению с ужасом, что голову опять начнёт распирать паника, выдавливать наружу глаза и язык. Что-то впилось в грудь и по инерции сразу вошло. Вилка вскрикнула, сердце забилось сильнее. Гвоздик, скобка, осколок фары или стекла… Опять затошнило: коллаж разлетелся в мозгу веером страхов. Но ни один из них не касался волос, ресниц, бровей, ногтей, груди… Вилка просто хотела остаться в живых, пережить эту ночь и встретить день. Со сломанными рёбрами, испорченным лицом, отбитыми почками, застуженная и обоссанная, она доползла до покрытых изморозью изнутри ворот гаража. Почти захлебнувшись рыданием, женщина вывернулась, ложась спиной к выходу и с силой согнув связанные ноги, ударила. Металл зазвенел набатом, резанул по ушам. Вилка била и била, сводило бёдра и низ живота, визжала в себя. Потому что она достигла предела, после которого уже больше ничего сделать не могла.

***

      Зинка с нескрываемой ненавистью посмотрела в зеркальце дешёвой пудреницы, дыхнула невыспанным перегаром, и нелицеприятное отражение выключилось. Такую испитую опухшую рожу со свежим синяком под глазом, голливудскую улыбку, в переднем фасаде которой было выставлено три зуба, могла иметь только Зинка. Вот если бы её назвали красивым поэтичным новомодным именем Амелия, или Милена, или Виолетта, вот тогда и липла бы удача, а не куски жвачки и говна. А ведь Зина всегда была послушной и хорошей девочкой: ела кашу, терпела в туалет, сидела дома и не плакала, пока мама сначала работала как вол, а потом устраивала свою личную жизнь (очень часто в соседней комнате). Зинка радовалась, когда последний отчим задержался подольше. Мамку не спаивал, бил тихо и невидно… носил в дом большие пакеты из «Светофора» и даже один раз сводил девочку в зоопарк. С умным видом отчим проверял у Зины уроки и чистоту ботинок, слушал все новости по старому телевизору и очень вкусно жарил картошку. Пока дядя Сеня жил с ними, и мать немного ожила. Но вот однажды Зинка выросла. После девятого класса она подала документы в техникум на повара. С таким неблестящим аттестатом схватилась за этот билет в жизнь руками и ногами. И поступила! Когда увидела себя в списках на зачисление, бежала домой на дрожащих ногах обрадовать родителей. Вбежала в квартиру, осветив своей радостью оглохший настороженный коридор и задохнулась едким запахом лекарств. Маму разбил инсульт. Она была дома одна и просто упала: если бы скорую вызвали вовремя — откапали бы с наименьшими повреждениями мозга… Отчим сидел угрюмый и смотрел в одну точку. В перспективе жена-инвалид на шее и её дочка с растущими потребностями оказались неугодными. Дядя Сеня собрал в чемодан вещи и всю более-менее работающую технику. Мама ещё была в больнице, а мимо Зинки выносили телик, холодильник, стиралку-полуавтомат, после которой надо было самим отжимать вещи, даже чайник и орешницу.       — За квартиру, так и быть, биться не стану. Я не зверь. Матери надо где-то лежать! — он поднял кверху палец, и Зину затошнило. Она вдруг увидела, какое мерзкое у отчима лицо с острым носом, отвисшими щеками и маленькими завалившимися вглубь головы глазами. Это лицо Зина и разодрала крепкими ногтями. Тогда ей выбили первый зуб из улыбки.       Поваром она, конечно, не стала. Пошла мыть полы в больницу, где часто лежала мама. Взяли работящую девчонку со злыми зенками, выжженными слезами, сразу. Больше не плакала, не жаловалась, делала любую грязную работу, вот только взрывалась как порох в пороховнице. Во-первых, Зинка презирала мужиков. Тот не мужской поступок взрослого человека, в которого девочка поверила, поломал многие шаблоны. Терпеть запах мужика, чтобы в доме был забит гвоздь, Зинка не собиралась. Во-вторых, у неё хватило ума гнать всех прочь из квартиры, где лежала мама.       Пить её научил полуживой котельщик. Зинка ревела с пол-литрой дешёвой водки, не решаясь сделать первый глоток из горла. Котельщик сипло откашлял приветствие и предложил испить сначала самому — на предмет исключения попадания губительного суррогата в молодой неподготовленный организм. Зинка протянула бутылку, котельщик вынул из кармана шоколадный плавсырок, деформированный в подобие какашки. Сделав пару жадных глотков, котельщик сел рядом и крякнул.       — Ты выдохни и представь, что тебе её, погибель, в рюмке ледяной подали, с куском балыка, посыпанного рубленым зелёным лучком. Пей резко на выдохе, на языке не держи, шоб быстро не хмелеть и на вкус не отвлекаться. Замахнула, проглотила до желудка, согрелась, додышала пары в рукав и обязательно закуси. Нельзя бабам просто так хлыньгать — спиваетесь быстро. Красота уходит, словно смывается.       — А разве после бутылки не всё равно? — промычала Зинка, зубы вязли в противном сырке, скрипела фольга.       — Не скажи… Вот посуди… На каком-то этапе все женщины вокруг кажутся феями, но лучше, когда это хоть немного, но факт! — котельщик поднял кверху палец… И зря.       После первого запоя Зинка испугалась: поняла, что так сильно глушить тоску нельзя. Иначе парализованная мама, едва начинающая узнавать дочь и двигать рукой, останется одна. Или явится дядя Сеня за добавкой честно нажитого. Зинка к тому времени потихоньку стала разживаться добром. Люди побогаче часто выкидывали на помойку старые, долго служившие вещи. А девчонка высматривала и подбирала. Зинка нашла ещё две вакансии технички. В доме всегда были чай, рис, хлеб, молоко, макароны и курица. А из курицы Зина могла приготовить всё, что угодно, даже рыбу и говядину. За квартиру платила прилежно, ужимаясь в питании, но только бы не было долгов и пытливых приставов. Многим из их старого района отрубали воду и электричество. Зинка такого не допускала. Мамина пенсия уходила на лекарства, но приходилось добавлять. Больная лежала чистая, вымытая, накормленная, а в квартире не было и тени запаха мочи. Зинка убирала тут же, двужильная: мыла с хлоркой, застирывала, переодевала. Старых «подруг и друзей» отвадила быстро и больно, спуская по лестнице с авоськами под звон бьющихся заначек.       Постоянная собранность и напряжение вынуждали прикладываться понемногу. Водка спасала от холода ожидания дяди Сени, давала храбрости, когда подваливали бичи или местная потерявшая облик и пол алкашня. Зинка хоть и сходила с ума от стрессов, но не доставала ногой самого дна. Наскребала денежку на дешёвую косметику и краску для волос, радовала себя распродажами в секонд-хендах. Когда выходила во двор, понимала, что её обходят стороной даже брехливые собаки. Зинка стала угрюмой и иногда говорила сама с собой. Про неё судачили, что, мол, видит бесов, или у неё белка сидит на плече. Но спрашивать никто не решался, так и считали, что Зинаида — баба серьёзная и злая. А Зинка просто проговаривала свои мысли и планы, чтобы не забыть. От недосыпа и водки начала подводить память.       Все пьянки происходили во дворе. В какой-то момент женщина срывалась со своих крепких пазов. Это случалось после маминого приступа или появления мужика с мордой дяди Сени. Пила с компанией каждый день возле подъезда, дрались же строго за соседним домом. Зинка лупила всех, первой и без предупреждения. Все были виноваты в её бедах. А потом хлестала по голове и щекам себя. После пол-литра все мужики становились дядями Сенями, распускающими руки и качающими права.       Мечта печь торты не испарилась. Зинка собирала рецепты из журналов, из буклетов, рассыпанных на улицах, из телепередач, и, если попадался набор доступных человеческих продуктов, прикупала и пекла! Шарлотки, заливные пироги, печенюшки. Безыскусные десерты получались удивительно вкусными. И не скажешь, что на одном яйце, воде и муке… Мамино измученное перекошенное лицо расплывалось в блаженной улыбке от первого кусочка, а жевать и глотать она умела. Тогда Зинка садилась за стол ковырять свою порцию и думать, чем бы приукрасить в следующий раз пирог.       Сегодняшний день был ужасным. Один из собутыльников, которых она подпускала к телу, не отдал ей сдачу за покупки, сунул в карман как уплату за поднос и извоз. Зинка полезла с кулаками, но не рассчитала и поскользнулась. Упала лицом на кованое ограждение, и хорошо, что не оставила на нём глаз… Мужик бросил сумки и рванул наутёк. А Зина приложила к лицу ледышку, выдохнула и собрала раскатившиеся чуть залежалые яблоки. На мамину любимую шарлотку сгодятся. Лекарства в сумке она локтем прижимала к боку — выкупать их она не доверяла никому. Слишком дорого стоили.       Зинка решила срезать путь мимо гаражей: припозднилась, и мама уже наверняка подвывала от отчаяния. Зина шла и ворчала на обледенелый выезд. Мол, чего не следят за дорóгой, пусть там и стоят дешёвые задроченные машинки, но это не отменяет порядок… Зинка опять поскользнулась, но в этот раз удержалась рукой в варежке за ворота какого-то гаража. В ту же минуту по ним изнутри бабахнуло, будто молотом.       — Ёб твою мать! — искренне вырвалось у Зины. — Допились черти, уже друг друга позакрывали… Кто там? — Она аккуратно поставила сумки и принялась слушать тишину. — Чего притихли, придурки? Помощь нужна, или я пойду?!       Бабах! Бабах! Бабах!       — Недоброе…       Зинка осмотрела вход в гараж: на воротах висел замок.