"Я тебя обожаю"

Как только они очутились в комнатах, и Ги-хун снял с лица маску, властная рука толкнула его к стене и больно надавила на грудь, напомнив про свежие синяки. — Ты вышел наружу, — произнёс Ин Хо, глядя ему в глаза. Он с усилием артикулировал слова, как если бы каждое из них давалось ему с трудом, — ты обещал, что не станешь. Он наклонился вперёд, касаясь его губ своим дыханием, и Ги-хун вжался затылком в стену. Брови его изогнулись — совсем как тогда, рассказывая Ёнилю про зонтик в сладких сотах. Он зажмурился и, распахнув вновь глаза, встретил горящий обвиняющий взор своего тюремщика. — Я должен был, — прошептал Ги-хун, — я бы вернулся. Расстояние между их лицами насчитывало всего несколько сантиметров, и выбывший номер 456 беспокойно сновал взглядом от глаз Ин Хо к его губам в ожидании ответа. Тот переваривал информацию несколько секунд потом выдохнул, обдавая его горячим влажным воздухом. Затем издевательски улыбнулся: — «Вернулся бы»? Для чего? — его рука ухватила Ги-хуна за ворот, потянула вверх и ближе к горлу — то ли намеренно, то ли случайно — сдавливая шею игрока. — Чтобы я снова мог взять тебя против твоей воли? Я сомневаюсь, что ты бы хотел этого, Ги-хун... Последние слова он прошептал ему в губы, прежде чем захватить их своими, вжаться челюстью и, раздвинув чужую, с напором влезть в горячий рот языком, вызвав у 456-го болезненный и слишком внезапный стон — тот вырвался изнутри не от удовольствия или томления: вгрызаясь в него, Ин Хо вцепился пальцами ему в бедро, по которому пришёлся особенно сильный удар солдата. — Ёниль... — Не смей пренебрегать мной, — со злобой оборвал его шёпот тот и вновь впился поцелуем — без всякого намёка на нежность. Больно ухватив за бедро одной рукой и не переставая душить другой. Зажмурившись с отчаяньем проигравшего, пытавшегося взять всё, что ещё осталось... Его жертва пыталась сообразиться с нехваткой воздуха, сдавленные злыми пальцами синяки прошибали болью всё тело, на висках и на лбу выступал пот... Ги-хун жалостливо ныл в поцелуй, пытаясь поцеловать Ёниля хоть на половину столь же страстно, ухватился за его плечи руками, поскольку больше не доверял своим ногам и почти сразу же почувствовал, что чужая рука, как будто передумав, оставляет его шею. — Тебя же могли убить, идиот, — прошептал Ёниль, принимая в объятие на этот раз узкую талию своего пленника. — Ты дважды не думаешь, да?.. Это прозвучало так тихо и грустно, что Ги-хун сперва не поверил. Он отстранился — насколько это было возможно — и посмотрел ему в лицо. Встревоженно вздохнул, приподнял подбородок, бегая взглядом по его глазам... Повинуясь порыву, тот было потянулся ближе, втянул ноздрями воздух, ожидая услышать пленительный запах 456-го, но поморщился и подался назад. — Сними комбинезон, Ги-хун. От тебя пахнет другим мужчиной. — Ты имеешь ввиду того, что в ванной? — после паузы с недоверием уточнил тот и не сдержал болезненный вскрик, когда рука на бедре сильнее впилась в синяк пальцами. — «В ванной»?! На память Ин Хо пришёл VIP с его недвусмысленными намерениями в отношении пленника. — Солдат, который принёс соджу. Я вырубил его, связал и надел его комбинезон... Ты закрыл дверь на ключ, я не мог выбраться наружу, пока он не стал входить... Говоря это Ги-хун положил руку на грудь Ёниля, постепенно и потому незаметно оттесняя его от себя. Не понимая его действий и попросту перечёркивая результаты его усилий, Ёниль ухватил игрока за запястье этой руки. — Ты прикасался к другому мужчине, — втянул он с шипением воздух, заглядывая ему в лицо. — Причём здесь, в этих самых комнатах. Ги-хун физически почувствовал мурашки от его взгляда и попытался высвободить руку, но Ёниль не позволил. — Я оградил тебя от всех, Ги-хун, — сказал он, сжимая травмированное запястье, но пугая своей страстью больше, чем словами, — чтобы никто не мог смотреть на тебя, прикасаться к тебе, думать о тебе, и ты все равно... Тут его глаза — горящие навязчивой мыслью метнулись к шее морщившегося от боли пленника. Ин Хо осёкся, зацепившись за чёрный ворот, вспомнил что-то и упавшим голосом проговорил: — Ты... Ты надел его комбинезон на голое тело...

* * *

— Иди в душ, Ги-хун, смой с себя его запах, — приказал Ёниль, бросая возле входной двери неподвижное тело солдата. Он собственноручно одел того в розовый комбинезон и всё ещё смотрел на мертвеца с чистой ненавистью — тот воплощал сейчас всех тех, кто считал, что может претендовать на его, Ин Хо, трофей. — Ты... Что ты с ним сделал?.. — широко раскрыл глаза дрожащий теперь уже не только от сквозняка 456-й. — Он что, мёртв?.. Странно, что вчера, выдвигая штурм, Ги-хун запросто прошивал солдат очередями, не вздрагивая и не переживая, когда его пули попадали в цель и убивали, но теперь, когда тюремщик обагрил руки без особого на то повода или мотива — его буквально трясло от ужаса. Ёниль поднёс к уху телефонную трубку. — Заберите тело из моих комнат, — проговорил он с механической интонацией Ведущего, глядя неподвижно перед собой. Огонь ревности, распаленный Офицером и идиотом-солдатом, постепенно успокаивался. Ин Хо опустил плечи, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул через рот. — Ёниль, ты... Безумен... — услышал он и повернул голову, чтобы увидеть, как раздетый догола 456-й прикрывает себя руками и из этой жалкой позы смотрит на него с испугом и отвращением. На память пришло, как ещё вчера живой Чон-Бэ видел, как Ёниль убивал другого игрока, как после этого толстые ладони 390-го дрожали, как он прятал их в карманах... Чон-Бэ боялся, в Ги-хуне же не было страха за свою жизнь, только потрясение его бесчеловечностью... — Не заставляй меня повторять дважды, — сказал Ин Хо устало, не желая сейчас вступать в спор с моральными ценностями его пленника. — Сейчас же иди в душ. — Ты убил этого парня, потому что я... касался его?.. — было видно, насколько Ги-хуну чуждо произносить это даже в пересчёте всех обстоятельств, что он стесняется этого даже больше, чем того, что он обнажён и что его гениталии просматриваются сквозь широко расставленные пальцы. Ин Хо подошёл и вгляделся в его напряжённое лицо, опустил взгляд на его губы, намеренно задержал на них внимание. Какое-то время они оставались неподвижны, затем одна из них зацепилась за другую, стараясь незаметно ускользнуть от Ин Хо. Его собственные губы чуть дрогнули в улыбке. Когда он поднял глаза, на скулах 456-го ярко рдел румянец. Ин Хо взял его за подбородок и тихо, угрожающе произнёс: — Ты — мой, Ги-хун, уясни это, — после чего, поняв, что слова настигли слушателя, резко отпустил его подбородок, схватил за руку и, развернув, толкнул в сторону ванной. — Теперь иди и смой с себя его запах.

* * *

Кожаное кресло в зале с большим телевизором и со стоящей у стены музыкальной механической игрушкой, даже больше телевизора, явно предназначалось только на одного, однако надежда, что Ёниль позволит ему сидеть на стуле, как во время завтрака в этой же самой комнате, была слишком хрупкой, чтобы на что-то рассчитывать. Вздохнув, Ги-хун потуже затянул на поясе серое полотенце и сделал ещё один шаг в направлении дверного проёма с отсутствующей дверью, откуда на стены падали отражения света от горящего экрана. Подходя, он чувствовал пробирающий до горла трепет, как если бы вступал ногою в холодный родник и всё пытался успокоить заходившееся дыхание. Сложно было сказать, что беспокоило его больше — неподвластная пониманию одержимость им Ёниля или всё-таки предстоящая игра в шарики между оставшимися в живых игроками... Вспомнив про игру, Ги-хун тотчас же испытал приступ стыда. Вернувшийся, чтобы спасать жизни и ставший причиной гибели своих с таким трудом отыскавшихся единомышленников, он посмел думать о самом себе! Переживать о природе чувства психопата, предателя, убийцы Чон Бэ!.. Услышав его поступь, Ин Хо обернулся через плечо и внимательно оглядел своего тотчас же настороженно замершего на месте пленника с ног до головы. Оглядел дважды — вероятно, сначала нетерпеливо и бегло — на предмет повреждений, но во второй раз уже подробно, не жалея времени, и в этом втором, внимательном взгляде Ги-хуну почудилась гордость, от которой ему стало жарко и ещё более совестно — за всё. Он отвёл глаза, нахмурился. Прошёл вперёд, стараясь не зацепиться ногой за собственную ногу, внезапно ощутив себя совсем неловким. — Я возьму стул, Ёниль, — сказал он, чувствуя, как горят щёки и хрящи ушей под настойчивым взглядом мужчины. — Не нужно, здесь хватит места. Повернув голову, Ги-хун увидел, что тот указывает на собственные колени и почувствовал, как по плечам у него россыпью в разные стороны пробежали мурашки. Он прикусил губу, совсем покраснел и подошёл к галантно протягивающему ему руку Ёнилю. Чувствуя себя полным идиотом, принял её... Заняв предложенное место, со стыдом ощутив своим задом твёрдые мускулы чужих бёдер и мужское достоинство, не без интереса отозвавшийся на соседство, Ги-хун хотел было спросить, зачем Ёниль так себя ведёт, чего ради над ним измывается, но тот приобнял его вокруг торса, тихо произнёс: «Тсс. Игра начинается», — прикоснувшись горячим дыханием его плеча, отчего оно тотчас же покрылось гусиной кожей, и слова потерялись на выдохе. Ин Хо направил пульт в сторону телевизора и, нажал кнопку, включающую звук.