Вместе: Время Ворона

Дурное предчувствие по поводу задуманной авантюры не желает отпускать меня весь следующий день. Я хожу по небольшой комнатке, где мне оборудовали студию, и пытаюсь успокоиться и взяться за новую картину, черновик которой уже созрел в голове, но никак не получается. По идее, волноваться не о чем. Мое присутствие на благотворительном приеме подозрений вызывать не должно, учитывая, что я сейчас стою во главе компании, которая славится своими проектами в данном ключе. Жуть до сих пор берет от нового статуса, утешаю себя мыслью о том, что это все формальность, фактически Сережа продолжает руководить. Поддельные документы у Олега есть, он утверждает, что к ним невозможно прикопаться. В лицо его, конечно, могли видеть, всякое случается. Из-за этого буквально вчера Волков примерял новый бородатый образ, в котором подозрительно сильно напоминает тех, с кем в Сирии воевал. Ну да ладно, главное, что не себя. Я как-нибудь переживу. Брать Хольта за грудки и трясти прямо посреди вечера тоже вроде никто не собирается. После разве что. Так в чем проблема? Казалось бы, нет проблем, но я не могу успокоиться и взяться за картину. Вообще ни за что взяться толком не могу. Волков выглядит спокойным, Сережа в серверной усложняет жизнь «HOLT International». Птица, судя по всему, стоит у него за плечом и подкидывает идеи. Похоже, дергает в этом доме только меня. Я, так и не прикоснувшись к холсту, возвращаю кисть в футляр и иду бродить по квартире. Заодно выясняю, что Олег куда-то смылся и записки не оставил. Я пишу ему о том, что он козел. Волков отвечает, что забыл, но все нормально, он отправился пополнить запасы, чтобы Разумовский в наше отсутствие не питался фастфудом и энергией солнца. С последним в это время года в Венеции туговато. Мог бы и с собой позвать, все равно делать нечего. Поправив на небольшой доске для записей магнитики, иду в спальню, чтобы посмотреть какой-нибудь сериал. С момента нашего воссоединения я ввела одно маленькое правило: писать записки, если куда-то уходишь. Сережа почти всегда находится дома, так что это в основном касается меня и Олега. Я даже доску специальную купила и поставила ее в углу кухонного гарнитура. Понимаю, что в век цифровых технологий это глупо, но мне очень нужно материальное подтверждение того, что все хорошо, и человек просто в магазин вышел. И желательно не записки в виде гравировки на бутафорском кулоне! Ладно, это все лирика. Сериал удерживает меня на месте не особо долго. Сначала просто отвлекаюсь на свои мысли, потом и вовсе закрываю ноутбук. Можно было бы пойти погулять, но погода сегодня наимерзейшая. Книгу постигает та же участь, что и компьютер. Минус моего нынешнего положения в том, что мне здесь совершенно нечего делать в такие моменты. Если в Питере я могла легко найти себе занятие, то в Венеции нас всего трое, и одному нельзя отсвечивать. Сдавшись, беру скетчбук и иду в серверную. Посижу тихонько рядом, Сережа ничего против не имеет. Но там и не Сережа. Птица мажет по мне рассеянным взглядом и тут же возвращается к непонятным строчкам на ближайшем экране. Я с ногами забираюсь на свободное кресло, то, что поближе к торшеру, и примериваюсь к сосредоточенному хищному профилю. Да, самое то. — Настолько нечем заняться? — спустя некоторое время интересуется Птица, не отрываясь от своего дела. Я согласно мычу, тоже не отвлекаясь. — Ты уяснила задачу, мышка? — Которую? — Вы присмотритесь к Хольту издалека. С кем общается, как себя ведет, есть ли что-то подозрительное. Пса можешь не щадить, но ты стоишь в другой стороне зала и изображаешь владелицу многомиллиардного состояния в трауре. — Не цепляйся к Олегу, — заученно прошу и опускаю одну ногу на пол, кое-как двигаю кресло поближе к Птице. — И я именно так действовать и планировала. — Хочется верить, душа моя. — Его пальцы на пару секунд зависают над клавишами, будто он раздумывает, стоит ли печатать следующую строчку. — Мне не нравится мысль о том, что я не смогу прикрыть тебя, если опять полезешь в пекло. — В пекло у нас обычно ты лезешь. Со мной будет Волков, не волнуйся. Птиц. — Хм? Я пристраиваю скетчбук с карандашом на свободный участок стола и двигаюсь еще ближе, беру его руки в свои и оттягиваю их от клавиатуры. Он поворачивается, недовольно смотрит. На такой взгляд я уже давно не покупаюсь, хоть когда-то и хотелось поскорее ретироваться на другую часть страны. — Прости меня, — тихо говорю, слегка сжав холодные пальцы. — За то, что обидела тогда, когда обсуждали план действий. — Не придумывай то, чего нет, — советует он. — Я не слепая, Птиц. И я правда не хотела тебя задеть. Мы уже все обсудили, и это было нечестно. — Полегчало? — насмешливо уточняет пернатый. Я отпускаю его руки и, вздохнув, встаю, чтобы уйти и не начать ссору. Он устал и в такие моменты бывает просто невыносимым, незачем давить до последнего, если разговор не клеится. В другой раз. Я отодвигаю кресло, но и шагу сделать к двери не успеваю, Птица перехватывает меня за запястье и удерживает. Послушно останавливаюсь. — Я знаю, что сделал с тобой, мышка, — подчеркнуто нейтральным тоном говорит он. — И не стану держать смертельную обиду на пару лишних пинков с твоей стороны. — Ты защитил меня, — напоминаю, возвращаясь к нему поближе. — Если уж на то пошло, с собой ты поступил не лучше. — Почему же? Я устроил себе отличный отдых от вас всех. Наверно, только Птица в моей жизни способен одновременно вызывать желание обнять его и стукнуть чем-нибудь потяжелее. Другие люди ограничиваются чем-то одним. Я переступаю через ворох проводов и выбираю первое. Пернатый таким исходом вполне доволен, обвивает меня руками за талию и утыкается щекой в живот. Я глажу его по дурной голове. — Представить не могу, каково это было для тебя, — негромко говорю, зарываясь пальцами в волосы. — Если когда-нибудь все же захочешь рассказать… — Успокойся, душа моя. Это в прошлом. Не верю ни на грош. Впрочем, продолжать сейчас тоже не стоит. Я отодвигаюсь и наклоняюсь, чтобы поцеловать его, позволяю усадить себя на колени, как буквально вчера было с Сережей. Только в этих объятиях гораздо больше напряжения, а каждое соприкосновение губ ощущается какой-то крошкой, которую швырнули голодающему. Я была в том сне. Там холодно, темно и одиноко, и мне только остается надеяться, что Птица говорит правду, и на сей раз он действительно верил и знал, что мы его не оставим. — Будь осторожна завтра, мышка, — мурлычет пернатый, целуя мою шею. — Не дай мне повода искать новую оружейную компанию для дальнейших дел. — Постараюсь. Правда, не думаю, что со смертью Хольта его компания перестанет работать. — Умница, — довольно шепчет Птица. — Схватываешь на лету. — Мы займемся им только в том случае, если он действительно виновен. А не из-за того, что он косо глянет в мою сторону. — Разумеется, мышка. Кожей чувствую его ухмылку. Пернатый остраняется, сжимает руку на бедре. — Ему не нужны оба глаза, чтобы делать свою работу, — томно добавляет Птица и срывает с губ еще один поцелуй перед тем, как я начну возмущаться.

***

— Ася, проснись. Кто-то грубо встряхивает меня за плечо, из-за чего я чуть ли не подскакиваю на месте. Рядом стоит Олег, обеспокоенно рассматривающий мое лицо, а я сама сижу в кресле арендованного частного самолета. Не падаю в черный туман и не пытаюсь вырваться из него. Видимо, заснула, несмотря на то, что перелет был довольно короткий. Выдохнув, выпрямляюсь и тру лоб, в который будто что-то настойчиво долбится изнутри. Не последний ли таракан с корабля бежит? — Что тебе снится? — спрашивает Волков, присев напротив меня. — Акулы, много-много акул, — без зазрения совести вру я, поежившись от одной только фразы. — Акулы, — повторяет Олег, не сводя глаз с моего лица. — Большие, — киваю и встаю, чтобы взять себе воды. — С каких пор ты держишь меня за дурака? — буднично интересуется наемник. — Да вот уже пару месяцев. Столкнувшись в конце салона со стюардессой, озвучиваю ей свою просьбу и возвращаюсь в кресло. Волков вертит в руке стакан с соком и выглядит расслабленным, будто уже и забыл про то, что мы обсуждали. Не ведусь. Отлично чувствую на себе его внимательный взгляд. Своим новоиспеченным кошмаром я делилась только с Тири и Разумовскими, ни с кем другим у меня пока нет желания его разбирать по косточкам. Ведьма считает, что просто печать иногда дурит. Сережа винит себя в том, что мне снится какая-то ересь. Птица нейтрален. Или, по крайней мере, не признается. Что об этом думаю я? Ничего не думаю. Хочу, чтобы та красноглазая тварь до меня больше не добралась. — У нас будет всего пара часов на подготовку, — говорит Волков, когда стюардесса ставит передо мной стакан и стеклянную бутылку. Олег сам наливает мне воду, предварительно внимательно осмотрев обе емкости. Это он настаивал на том, чтобы в самолете все напитки подавались исключительно закрытыми. Параноик. — Ангелина уже наняла стилиста и визажиста, — вздыхаю я, скривившись. — Они будут ждать в отеле. — Хорошо, — бормочет Волков, рассеянно почесывая свою бутафорскую бороду, которая выглядит точь-в-точь как настоящая. — Нам важно создать видимость того, что это просто твой первый выход в свет после трагедии. — Да, да, а Вену выбрали для того, чтобы не нарваться на родных журналюг. Толку-то? Сергей Разумовский — личность всемирно известная, оскандалимся в любом случае. — Скандалы меня мало волнуют, для нас главное — не вызывать подозрений у определенных людей. С этим сложнее. Ангелина не в восторге от предстоящего мероприятия, она завуалированно намекнула, что слишком рано. Пресса может раздуть историю о том, что я не сильно-то убиваюсь по поводу гибели возлюбленного. Оно, конечно, верно, в другой ситуации я бы ее послушалась. Увы. — Если почувствуешь, что что-то неладно, сразу говори, — очень серьезно просит Олег. — Ладно, когда ко мне будет клеиться какой-нибудь тип, знающий о миллиардах на счетах, я сразу позову тебя, чтобы ты набил ему морду. Так мы точно не привлечем внимания. — Ты меня отлично поняла, — хмыкает Волков. Пока что я поняла только то, что вообще не поняла, на кой черт мне туда ехать. Главное, чтобы Разумовский сидел смирно. Нанятый Ангелиной стилист прекрасно говорит по-русски, что неслабо выручает меня и визажистку, которая моего родного языка не знает, а по английски понимает так себе. Сразу вспоминаются будни во Вьетнаме, когда с некоторыми местными приходилось объясняться жестами. Уяснив, чего мы трое друг от друга хотим, каждый принимается за работу. Мне достается обязанность сидеть и помалкивать, пока стилист придает волосам божеский вид естественных локонов (бьюсь об заклад, в естественном виде таких идеальных не бывает), а визажистка делает элегантный и не сильно броский макияж. Через час из зеркала смотрит не растрепанная бледная немочь, а вполне симпатичная девушка. Обоим пятерки за работу. — Застегни, — прошу я Олега, выходя в общую комнату. Кроме нее в нашем номере есть еще две спальни и широкая прихожая. Обставлено все современно и лаконично, никаких тебе рюшечек, старинных завитушек и мебели, к которой страшно прикоснуться. Волков раздраженно швыряет незавязанный галстук на диван и подходит ко мне, аккуратно застегивает длинное черное платье с прямым силуэтом. Спина в нем открыта до поясницы, на плечах легкое кружево, а сама вещица держится на высоком вороте и четырех изящных пуговицах. Сверху я надеваю легкую накидку и берусь за галстук, чтобы предотвратить чье-нибудь удушение. — Будь осторожна, — говорит Волков, пока я завязываю на нем это орудие пыток. Хмыкнув, стучу мизинцем по подбородку, чтобы голову поднял повыше. — Ася, это не шутки. Ты могла раньше рассчитывать на то, что тебя не заметят, если рядом нет Серого. Больше так не получится. — Да-да, я тут еще и ложку недавно вытащила из чашки. — Ася. — Поняла я, поняла. Все, готово. Мы спускаем вниз, где нас ждет арендованная черная машина, и отправляемся следить за Хольтом. Надо ли говорить, что любой мало-мальски серьезный план в нашей семье идет по звезде? Думаю, нет, и так ясно. Здание, где проходит прием, считается каким-то историческим феноменом, о котором Сережа наверняка бы рассказал кучу всего. Мы с Олегом историей увлекаемся только тогда, когда Разумовский проводит нам экскурсии, а потому не можем по достоинству оценить задумку и направляемся сразу в зал, чувствуя себя невеждами. Возле входа за ограждениями толпятся журналисты, а по синей ковровой дорожке гости попадают в здание. Волков держится позади меня, изображая телохранителя. Мне же хочется вцепиться в его локоть и никуда не отпускать. Кое-как держусь. Сам зал очень большой, в нем, можно сказать, два этажа. Второй открытый и продолжается по всему периметру. Там я замечаю несколько скульптур и картин, мимо них проходят с важным видом гости. Мечтаю о том, чтобы туда и улизнуть, но сначала нужно засветиться внизу перед журналистами, которым посчастливилось получить пропуски внутрь. Я беру у официанта с подноса шампанское и пью мелкими глотками, а хочется залпом и не один бокал. Нервы. Давненько не выползала в люди. Ведущий на сцене что-то говорит, позади него расположен экран с проектом современного здания. Прислушавшись, понимаю, что речь о навороченном госпитале. Вроде центральной его темой будет изучение рака, но утверждать не буду. Могла не так понять. — Я осмотрюсь, — говорит Волков, наклонившись ко мне. — Не волнуйся, тебя я буду держать в поле зрения. — Давай, — отзываюсь я, несмотря на то, что идею не оценила. Ладно, мы ведь сюда не просто так пришли. Чтобы немного отпустил нервяк, направляюсь на второй этаж с намерением тоже провести маленькую разведку. На половине пути меня перехватывает какой-то мужчина, который приглашает танцевать, но я отказываюсь и продолжаю путь. Накидку я оставила еще в гардеробе и сейчас под некоторыми взглядами чувствую себя голой. Такое ощущение, что многие люди здесь точно знают, кто я. Мягко говоря, непривычно так резко перепрыгнуть из статуса спутницы Разумовского в статус перспективной почти вдовы. Пока все держатся отстраненно, что радует. Заканчивается везение на втором этаже. Не успеваю я насладиться потрясающей копией «Апофеоза войны», как рядом со мной материализуется другой апофеоз. Только уже тупости. Светловолосого парня, который заявляет о том, что картина слишком мрачная, и вообще эти черепа выглядят безвкусно, зовут Виталий, и он придурок. Нет, это официально, из СМИ. Богатенький сынок богатенького папеньки, который мотается по заграницам. Что-то среднее между Гречкиным младшим и моим давним знакомым Александром Макаровым. Самомнения как у них двоих вместе взятых, но обаяние дохлого опоссума. Умственные способности на уровне гиббона. Впрочем, чего это я? Обезьянка-то посообразительней будет. — Давайте потанцуем, — говорит Виталий, и это не является вопросом. — Нет, — лаконично отвечаю и иду вперед. Дальше у нас Венера Милосская, тоже очень хорошая копия. Я засматриваюсь на изгибы плеч, когда Виталий рядом фыркает: — Никогда не понимал, почему их такими жирными изображают. — Стандарты красоты во все века были разные, — вежливо сообщаю и продолжаю путь. — Бред, — морщится парень и не думает даже отставать. — Красотки всегда красотками и были. — Сколько людей, столько и мнений. — Так говорят, когда не дотягивают, — нагло заявляет парень. Затем в его голове, судя по всему, что-то щелкает, и он вспоминает про счета и компанию. — Но ты отлично выглядишь. — Каким ветром вас занесло на это чудесное мероприятие, Виталий? — вежливо уточняю и ставлю бокал на поднос официанта. Беру еще один, даже не выливаю на нежеланного спутника. — Далековато от Питера. — Нормально, — пожимает плечами парень и лыбится. — Так что, танцевать? — Ася Юрьевна? Внутренне содрогнувшись, оборачиваюсь. — Меня зовут Андрей Филиппович, — представляется высокий лысый мужчина средних лет и учтиво пожимает мою рассеянно протянутую руку. Этим сразу зарабатывает плюс в карму. — Поливанов. Моя фирма сотрудничает с вашей компанией. Позвольте выразить вам свои соболезнования. — Спасибо, — бормочу я, нацепив скорбную мину. — Сергей был чудесным человеком. Это огромное несчастье для всех нас. Не уделите мне минутку? — Я… Да, конечно. Поливанов бросает быстрый взгляд на Виталия, и тот спешит исчезнуть. Похоже, этот лысый дядя довольно известный тип, раз так действует на зарвавшуюся молодежь. Андрей Филиппович жестом предлагает пройти чуть дальше, где нет такой толпы. Остановившись возле каменных перил, на вид старинных, он опирается о них ладонью и печально вздыхает. — Мне очень жаль, Ася Юрьевна. Не устану это повторять. — Ася, если не трудно. Да, гибель Сергея стала для всех ударом. — Я рад, что его дело продолжает процветать, несмотря ни на что. Еще бы, он же сам и работает над ним. — Андрей Филиппович, вы хотели о чем-то поговорить? Мужчина усмехается так, что его крючковатый нос становится особенно карикатурным. — Я лишь хотел вас выручить, Ася. У некоторых людей нет ни ума, ни такта. — Спасибо, — бормочу, быстренько пройдясь взглядом по толпе внизу. Олег, блин. — Хм. Позвольте мне небольшую вольность. Я хотел заметить, что у вас очень интересная татуировка. — Спасибо. Моя подруга делала эскиз. — У вас талантливая подруга. — Да, она молодец. Извините, я… — Август! — вдруг повышает голос он и машет кому-то у меня за спиной. Вот черт. Я направляю все свои силы на то, чтобы стоять прямо и не вжимать голову в плечи. Волков, чтоб тебя за ногу! Нацепив на лицо вежливую улыбку, поворачиваюсь так, чтобы в нашей компании было место и для третьего, который не заставляет себя ждать. Темноволосый высокий мужчина в элегантном черном костюме останавливается рядом с нами, а Поливанов с готовностью представляет ему нынешнюю владелицу Vmeste, а мне оружейного магната. Я протягиваю руку. Тонкие губы Хольта растягиваются в улыбке, из-за чего немного деформируется небольшой шрам в нижней части левой щеки, похожий на ожог. Точно такой же, только поменьше, находится выше, возле брови. Он берет мою ладонь и вместо того, чтобы пожать, наклоняется и целует тыльную сторону. Светло-карие глаза в этот момент не отрываются от моих. — Приятно познакомиться, Ася, — говорит он, выпрямившись, и улыбается. Мое имя у него звучит странновато, будто там еще мягкий знак есть после «с». По крайней мере, его русский понятный, хоть и с заметным акцентом. — Рад встрече. — Взаимно, — отзываюсь я и убираю руку, которую он так и не отпустил. Мужчина смотрит на меня с интересном, на губах играет легкая усмешка, вполне приветливая. — «HOLT International» поставляет для вашей компании системы безопасности, верно, Ася? — уточняет Поливанов. — Верно, — киваю и вновь заставляю себя вежливо улыбнуться. — У вас прекрасные громкие сигнализации. — Я рад, что вам нравится, — тихо смеется Хольт. — Надеюсь, наше сотрудничество не прекратится в связи с печальными событиями. Позвольте выразить вам свои соболезнования. — Спасибо. Этим заведует начальник охраны. Пока его все устраивает, насколько я знаю. Пожалуй, самое время ретироваться и держать дистанцию, как и было велено. Уже собираюсь тактично откланяться, когда Хольт протягивает руку и говорит: — Позвольте пригласить вас на танец, Ася. Музыка сегодня чудесна. Не знаю. Чуть веселее, чем нужна для похоронного марша, дорогой Август. Надеюсь, Птица не психанет уже с того, что мы тут так мило общаемся. Я собираюсь отказаться. Честное слово, собираюсь. Но вместо этого вспоминаю все, чему меня научила жизнь относительно светской персоны, и улыбаюсь, вкладываю в его ладонь свою со словами: — С радостью, мистер Хольт. — Мне кажется, нам с вами ни к чему официоз, Ася, — как-то даже снисходительно заявляет он. — Зовите меня Август. Да хоть дядя Ваня. Если он в союзе с культом, то его уже никак звать не будут, могильной плитой Волков вряд ли озаботится. Я ставлю полупустой бокал на поднос ближайшего официанта и неспешно иду за Хольтом, который крепко сжимает мою руку. По пути стараюсь незаметно найти камеры на стенах. Их здесь более, чем достаточно. Птица будет рвать и метать, но я все равно думаю, что нельзя терять такой шанс приблизиться к Хольту. Вряд ли он, конечно, сболтнет что-то во время танца, зато у Олега будет шанс понаблюдать за ним, не дергаясь. Разве что от звонков Разумовского. Есть и еще кое-что. Тот факт, что все так удачно сложилось, кажется безумно подозрительным. Надеюсь, Сережа уже пробил этого Поливанова. Может, он тоже культист? Тогда дело плохо. Я бы не хотела подходить к кому-то из этих психов так близко. Они верят, что Разумовский мертв, и лучше, чтобы так и было. — Вы чудесно выглядите, Ася, — говорит Хольт, едва мы занимаем место среди танцующих. — Благодарю. Я позволяю ему полностью вести и прикладываю массу усилий, чтобы не отшатнуться, прекратив этот фарс. Во-первых, находиться так близко к постороннему мужчине мне не особенно хочется, даже в простом танце. Во-вторых, стоит представить, что подумает Сережа, когда увидит нас, сразу челюсть сводит от желания послать своего кавалера далеко и надолго. В уме проговариваю, что это для дела, и продолжаю играть роль. — Признаться, я был удивлен, когда увидел вас здесь, — продолжает Хольт. — Было столько противоречащих друг другу статей, я не знал, что и думать. — Надеюсь, вы не верите слухам, Август, — говорю я и внутренне ежусь от прикосновения его пальцев к голой спине. Крайне неудачное платье. — Контракты с «HOLT International» в силе, хоть и не в полном объеме сейчас. На данный момент нам не требуется специальное вооружение, но если что, я знаю, к кому обратиться. — Специальное вооружение, — медленно повторяет Хольт, пристально глядя мне в глаза. — Именно, — мило улыбаюсь и проклинаю человека позади, который случайно толкнул меня ближе к нему. — Дорого бы отдала, чтобы взглянуть на то техническое задание. Ну, знаете, с маской и броней. — Это был интересный опыт, — говорит мужчина, усмехнувшись. Шраму опять достается. Похожий рубец, только явно гораздо больше, я заметила на его запястье, выглянувшем из-за рукава. Наверно, было больно. — Знаете, Ася, я, может быть, согласился бы с вами поделиться отдельными моментами. — Вот как? — Во время ужина. Например, завтра. Ага. В таком случае Птица не будет ждать нашего возвращения, он явится прямо в Вену. Я судорожно пытаюсь придумать, как отказаться, но не потерять интерес Хольта, явно неискренний, но меня спасает закончившаяся музыка. Стоит только выдохнуть, как начинается новая, а прерываться мой партнер и не собирается. На сей раз песню я узнаю. Рок-опера «Моцарт» была прослушана мною не один и не два раза в свое время. «Penser l'Impossible» была не самой любимой, но запоминающейся. Мне очень хочется развернуться так, чтобы рассмотреть, что за представление на сцене, потому что танцоров я увидела лишь мельком, но отвести взгляда не решаюсь. Заметив, что я не пытаюсь прервать танец, Хольт довольно улыбается и следует за музыкой. Глаза не отрываются от моего лица. Из-за игры света и вот этого всего он сейчас напоминает хищника, черты лица кажутся немного заостренными. — У вас интересная татуировка, — говорит мужчина, наклонив голову чуть набок. — Мандала на долголетие, — сообщаю я, мельком глянув на свою руку в его. — Смело. Что это за символы? — В интернете их множество, Август. Здесь нет скрытого смысла, подбиралось все, за что глаз зацепился. — Вам очень идет, Ася. Могу я задать вопрос и ожидать честного ответа? — Попробуйте. — Есть ли хоть толика правды в слухах о ваших отношениях с Разумовским? Я позволяю себе полуулыбку, не отрывая от него глаз. Эта битва взглядов порядком надоедает, но есть в ней что-то… интересное, будто у нас тут не танец, а какое-то сражение на мечах. Не знаю, сколько людей вокруг сейчас наблюдают за нами, но могу лишь предположить, что многие. Сейчас не до них. Музыка окружает нас, переливается и буквально въедается в кровь, завораживает и ритм. И все равно я чувствую что-то отталкивающее, чужеродное, будто рядом со мной танцевать должен совсем другой человек. — Вас интересует что-то конкретное? — уточняю я. — Меня интересует все, — отвечает он таким тоном, будто имеет в виду вовсе не информацию. — Пожалуй, честный ответ на ваш вопрос, Август, займет немало времени. — Что ж, одно могу сказать точно: слухи о вас, Ася, не передают и частицы правды, — говорит мне на ухо Хольт, наклонившись. — Вы невероятны. — Вы просто одурманены музыкой. Которая, кстати, заканчивается. Мужчина останавливается, но руки моей не выпускает. Улыбка его становится острой, похожей на бритву. Он собирается что-то сказать, но не успевает. Кто-то трогает меня за локоть и мягко тянет. — Ася Юрьевна, можно вас на пару слов, — произносит Олег, бросив ничего невыражающий взгляд на Хольта. — Конечно, Денис. — Я высвобождаю руку из цепких пальцев Августа, немного шершавых из-за нескольких мелких шрамов. Улыбнувшись ему, говорю: — Прошу нас извинить. Олег неспешно идет со мной сквозь толпу, я же пытаюсь вспомнить, как надо правильно дышать и не ежится от взглядов. Волков всовывает мне в руку стакан с водой, тихо говорит: — Нездоровый интерес к тебе. — Ага. Уверена, что не просто так. И дело тут не в сотрудничестве. — Хочешь уйти? — Да, пожалуйста. Я ставлю пустой стакан на столик и следую за Олегом до гардероба, где он накидывает мне на плечи накидку и звонит водителю. Надеюсь, ребята увидели все, что собирались. По идее, Птица должен еще глянуть, с кем Хольт общался до меня и после, если, конечно, пернатый уже не настраивает перчатки с огнеметами. — Ася! Хольт догоняет нас уже возле лестницы. Поморщившись, улыбаюсь и оборачиваюсь. Небрежно оттеснив Олега в сторону, мужчина берет меня под руку и ведет вниз. — Вы так и не ответили мне насчет ужина, — говорит он, когда мы подходим к машине. — Август… Я осекаюсь всего на пару секунд, за которые в голове проскальзывает водоворот, а может, и не один. — Конечно, Август, — говорю совсем не то, что хотела. — Позвоните мне, назначим встречу. Дай ему визитку. Последнее уже было сказано Олегу, который поворачивается так, чтобы Хольт его не видел и выразительно поднимает брови. Пластиковую карточку с номером все-таки протягивает ему. — Буду ждать встречи, Ася, — довольно произносит Хольт и вновь целует тыльную сторону моей ладони. — Взаимно, Август. Я спешу скрыться в салоне. Уже там Олег проверяет телефон, хмурится, но пока не перезванивает. Смотрит на меня и спрашивает: — Зачем? — Глупо упускать шанс, — вздыхаю я и протягиваю руку за мобильником. — Ему точно что-то нужно, а тут еще и возможная связь с культистами. Мы должны подобраться поближе, и вырисовывается отличный вариант. — Он его сожжет, ты же понимаешь? — устало спрашивает Волков и отдает мне телефон. — Кто не рискует, — бормочу я и, набирая номер, мысленно заканчиваю: «живет себе спокойно».