superhero therapy

Ранним утром Майка будит стук в окно. Он переворачивается и стонет, слегка приподнимая голову, чтобы увидеть силуэт, маячащий за занавесками. Силуэт машет ему и снова стучит.   Майк, шатаясь, встаёт с кровати и отдёргивает занавески, чтобы увидеть Человека-паука, который слегка машет ему, когда они встречаются взглядами. Майк зевает, делая вид, что потягивается и трёт глаза, прежде чем открыть окно. Он очень вежливо спрашивает. — Какого чёрта ты здесь делаешь? — — Привет, и тебе тоже доброе утро. На меня снизошло озарение. —  — И?.. —  — Мне нужно, чтобы ты пошел со мной. —  Майк подавляет стон и кивает, поджав губы. — Могу я хотя бы переодеться? —   Человек-паук оглядывает его с ног до головы и пожимает плечами. — Нет. Ты выглядишь нормально. А теперь присядь на карниз, ради  меня. —  — Что? Чёрт, нет! —  — Да ладно, ты же знаешь, что я не дам тебе упасть. —  — Это не значит, что я тебе доверяю, когда ты так говоришь. —  Человек-паук поднимает мизинец. — Клянусь мизинцем. —   Майк колеблется, прежде чем застонать и обхватить палец супергероя. — Ладно. Если ты дашь мне упасть, я буду тебя преследовать до конца твоих дней. — — Звучит заманчиво. — говорит Человек-паук, немного преувеличенно бодро. Он обнимает Майка за талию после того, как Майк с уморительной медлительностью забирается на карниз. Майк цепляется за окно. — Не могу поверить, что я это делаю. —  Человек-паук машет пальцами. — Ты готов?  — Он срывается с места, не дожидаясь ответа. Майк издаёт испуганный вскрик, который заглушает ветер, и инстинктивно вцепляется пальцами в костюм Человека-паука. Но они уже не в первый раз проделывают это, и Майк медленно моргает, не нуждаясь в поощрении, и слегка ослабляет хватку. Человек-паук крепче обнимает Майка за талию и перелетает от здания к зданию достаточно медленно, чтобы Майк мог насладиться видом.  И он правда наслаждается видом. Теперь, когда он (в основном) привык к тому, что Человек-паук раскачивается, останавливается и корректирует свои движения, Майк уже не так сильно боится упасть и разбиться насмерть. И, он признаёт это, возможно, он немного доверяет Человеку-пауку — достаточно, чтобы не бояться. В каком-то смысле это почти приятно, как на детских американских горках, на которых Майк катался в детстве, с небольшими наклонами и поворотами, но без серьёзных падений, которые могли бы его напугать. — Это весело, не так ли? — Человек-паук слегка толкает его, и Майк вскрикивает, хватаясь за его плечи. — Прости, — говорит Человек-паук, но не слишком извиняющимся тоном.  — Я беру свои слова обратно. Это ужасно. —   Человек-паук смеётся, и этот звук отдаётся в Майке. Он запрыгивает на крышу здания и начинает бежать, перепрыгивая с крыши на крышу и смеясь ещё громче, его смех чистый, искренний и свободный. На мгновение Майка охватывает чувство превосходства, ощущение бесконечной красоты в своей чистоте.   А потом они просто падают, когда Человек-паук спрыгивает с последней крыши на улицу. Майк вскрикивает во время падения, прежде чем его снова вздёргивают вверх. Человек-паук раскачивается по широкой дуге, направляясь к перпендикулярной улице и поднимаясь на другую крышу, где наконец замирает, удерживая Майка, пока тот не сможет сделать шаг назад на двух, хоть и дрожащих, ногах.  Майк тяжело дышит, на мгновение хватаясь за грудь, чтобы перевести дух.  Он пристально смотрит на Человека-паука, который уже уходит к выступу, повернувшись к нему спиной. — Я тебя, блять, ненавижу… — говорит Майк без особой злости. Человек-паук только смеется, проворно усаживаясь на выступ. Майк подходит к нему и садится рядом, упираясь ногами в стену. — Не могу поверить, что ты это сделал. —  — А я  могу. Я всегда хотел это сделать. Просто в свободном падении. —  — Да, но ты же мог нас убить! —  Человек-паук смотрит на Майка и с неподдельным любопытством в голосе спрашивае. — Ты правда в это веришь? Я же поклялся на мизинце, что не позволю тебе упасть. — — Некоторые люди нарушают свои обещания.. — бормочет Майк, не глядя на него. — Я не уверен, что ты один из таких людей. —  — Ты так думаешь? —  Майк, немного озадаченный вопросом, бросает на Человека-паука удивлённый, но сомневающийся взгляд. — Я недостаточно хорошо тебя знаю, чтобы судить. —  Человек-паук неопределённо хмыкает. — Это правда. —  — А теперь расскажи мне, — говорит Майк, вспоминая их предыдущий разговор, — о своём прозрении. —  — Верно. Я решил отказаться от своих испытаний. —  Майк поднимает брови, хотя в глубине души он более чем удивлен. Он шокирован, и, если его подколоть, возможно, он даже признает, что разочарован. — Правда? — Человек-паук кивает, как ни странно, смирившись с этим фактом. — Я ни в чем не смогу тебя убедить. У каждого свое мнение. — Майк хмурится, разглаживая морщинку на лбу. Это мало помогает разрядить обстановку. — Ты... это что, уловка? —  — Нет. Я действительно отказываюсь от них. Я же говорил тебе, на меня снизошло озарение. —  — Потрясающее озарение… — бормочет Майк. Человек-паук пожимает плечами и смотрит на него. — Ты все еще ненавидишь меня? —  — Нет. — Честно отвечает Майк, глядя супергерою в глаза. — И я никогда и не ненавидел. —  — Я знаю. —  Его ответ удивляет Майка, но он этого не показывает. — Тогда почему... — — Во время своего прозрения я понял, что твоя ненависть направлена не на меня, а на что-то во мне. Значит, я автоматически ассоциируюсь у тебя с тем, что ты ненавидишь. Я так понимаю, что-то было не так, когда мы впервые встретились? —  Майк пинает стену, сбивая каблуком крошащиеся обломки злополучного кирпича. — Да, насчет этого ты прав. — Человек-паук медленно кивает. — Понятно. Ничего интересного не хочешь мне рассказать? — — Нет. — Майк на мгновение замялся, затем добавил. — Тебе следует быть более конкретным. —  — Когда мы впервые встретились, произошло ли что-нибудь, что сильно повлияло на тебя? — У Майка перехватывает дыхание, и он сильно хмурится. — Да, ни хрена себе. Ты мог заметить, а мог и не заметить, что кто-то умер. — В голосе Человека-паука появляется печаль. — Я это заметил. — Похоже, сарказм Майка его не задел. Майк нахмурился еще сильнее и быстро заморгал. — Зачем ты меня спас? — Он ненавидит то, как его голос срывается, дрожит в конце, на слове «меня». — Это мой долг. Я супергерой. Я спасаю людей. — — Нет, ты знаешь, что я имею в виду — почему ты спас меня, а не его? — Человек-паук долго молчит, но Майк не рискует посмотреть на него. Он смотрит прямо перед собой, зажмуриваясь, а затем снова открывая глаза и моргая, прищуриваясь от боли. Он сглатывает комок в горле, разжимая и сжимая кулаки. Ни за что на свете он не заплачет перед супергероем, особенно перед Человеком-пауком, и это уже в третий раз на этой неделе. Наконец, Человек-паук говорит. — Я увидел тебя первым. —  Майк смеется горьким, слезящимся, недоверчивым смехом. — Нет. — говорит он, качая головой. — Не вешай мне лапшу на уши. — Человек-паук вздыхает. — Хорошо. Это потому, что ты моложе, понимаешь? Это был инстинкт. Ты прожил шестнадцать лет, а он был мужчиной средних лет. Конечно, я бы выбрал тебя. И, кроме того, — он делает паузу, обдумывая свои следующие слова, — я думаю, у тебя есть потенциал стать чем-то большим, чем ты был. — Потенциал. Уилл сказал то же самое. Майк не верит, что у него есть потенциал. Как он мог, когда он сидит здесь, пытаясь сдержать слезы по поводу давно минувшего события, чувствуя вину за то, что живет, потому что кто–то еще умер из-за решения - или ошибки - одного супергероя? Майк усмехается. — И, глядя на меня сейчас, ты думаешь, что у меня есть потенциал? — — Да, — сразу же отвечает Человек-паук. — И если ты думаешь, что я сожалею о своём решении, то ты ошибаешься. Ты можешь так думать, но я знаю, что не ошибся, спасая тебя. На самом деле, я бы сделал это тысячу раз, просто чтобы доказать тебе, что ты того стоишь, хорошо? У тебя действительно есть потенциал, видишь ты его или нет. — Майк несколько раз моргает, сердито проводя по глазам тыльной стороной ладони. Его пугает, насколько точны слова Человека-паука, насколько он созвучен эмоциям Майка. Он прочищает горло и пытается заговорить, но не находит слов, чтобы продолжить. — Я думал, — говорит он, наконец, потому что так легче шутить, — что ты отказался от испытаний. —  — Я так и сделал. Потому что у меня новое испытание. Я докажу тебе, что мое решение было правильным. — Майк смотрит на Человека-паука, его взгляд встречается с белками на маске, там, где должны быть глаза. — Ты просто хочешь доказать, что я не прав. — Человек-паук слегка пожимает плечами. — Может, и так. Может быть, я слишком упрям для своего же блага. — Майк смеется над этим, неожиданно искренне. — Ты такой и есть. — говорит он, протирая глаза. — Ты смешон. — — Это только часть моего обаяния. — Улыбка Человека-паука ясна, даже несмотря на маску. — Я рад, что ты считаешь меня смешным. — — Я никогда этого не говорил. —  — Ты смеялся благодаря мне! — — Над тобой, а не благодаря тебе. В этом есть разница. — Человек-паук замолкает, задумчиво склонив голову набок. Майк смотрит на глаза на его маске. — Как ты видишь в этой штуке? —  — А? В моей маске? —   — Да. — Майк показывает на его глаза. — Разве она не закрывает... —   — Если бы я не видел, я бы не был супергероем, не так ли? — Человек-паук смеётся над собственной шуткой. — Я прекрасно вижу. Хотя я предпочитаю снимать её. — — Почему? Тебе душно? —   — Нет. Мне просто нравится, когда она снята. —  Майку легко понять. Он видит, как слегка ссутулились плечи Человека-паука, как в его голосе появилась напускная лёгкость, выдающая маленькую ложь в его словах. Дело не только в том, что ему нравится, когда маска снята; нет, причина гораздо серьёзнее, и Майк прекрасно её знает. — Здесь одиноко, не так ли? — говорит Майк, выпаливая это, не подумав. Человек-Паук резко оборачивается и смотрит на него, и по тому, как расширяются глаза на его маске, видно, что он удивлён. — Что ты имеешь в виду? — — Здесь... одиноко, — запинается Майк, отбрасывая в сторону крошащийся камень и внезапно не зная, что сказать дальше, — потому что... неважно. Это глупо. — — Нет, продолжай. — Майк колеблется, отказываясь смотреть на Человека-паука, он смотрит на город. — Я думаю, что с... с маской на лице, никто на самом деле не знает, кто ты такой. Они знают только Человека-паука. Но это только одна часть тебя, только половина тебя, или даже меньше. Майк хмурится, когда начинает бормотать. И…и от этого становится одиноко, верно? Например, никто не знает, кто ты на самом деле, кроме твоей семьи. Большинство людей знают только Человека-паука. Но... ты предпочитаешь снимать маску, потому что это снимает напряжение, связанное с тем, что ты супергерой. Вот почему только твоя семья знает, не так ли? Потому что ты не хочешь, чтобы все от тебя чего-то ожидали. Но твоя семья понимает, и... и да, это... я отклоняюсь от темы. — Майк вздыхает. — Послушай, я просто, — он поправляется, садясь немного прямее, — в маске, будучи Человеком-пауком, чувствуешь себя одиноко, потому что люди на самом деле не знают тебя, верно? Они просто... они боготворят тебя и всё такое, но это не настоящая дружба или настоящее знание, если ты понимаешь, о чём я, — и иногда чувствуешь себя одиноко, потому что никто не знает и не понимает. —  Человек–паук надолго замолкает, но Майк слишком напуган, чтобы обернуться и попытаться оценить выражение его лица - не то чтобы он мог что-то сказать в этой маске. Он поерзал на выступе, отдернул ладони, обнаружив, что они покрыты галькой и песком, и вытер их о штаны, ладони вспотели от волнения. Голос Человека-паука звучит мягко, когда он говорит. — Не могу поверить, что ты этого не видишь, Майк. — — Не вижу ... что? — Спрашивает Майк, почти боясь услышать ответ. — Не Видишь это, не видишь, какой ты удивительный. — Голос Человека-паука звучит хмуро, как будто он сбит с толку. — У тебя такой большой потенциал, но ты просто его не видишь. Ты понимаешь всех, кроме... кроме себя. — Майк сглатывает, отводит взгляд и качает головой. Он не может отрицать, что при этих словах супергероя его щеки заливает румянец. — Это... ты ошибаешься. —  — Ты же знаешь, я никогда не перестану доказывать тебе, что я прав, верно? И если ты со мной не согласен... может, тебе стоит приложить больше усилий, чтобы доказать мне, что ты прав, потому что прямо сейчас у тебя ничего не получается. — Майк фыркает, и на его лице появляется хмурое выражение. — Ты даже не знаешь меня. — — И ты тоже меня не знаешь, но тебе удалось в точности передать мои чувства.Я думаю, в некотором смысле, ты носишь маску. Но для тебя это та маска, которую ты никогда не снимаешь. —  Майк качает головой. — Я не понимаю, что ты имеешь в виду. — — Думаю, ты понимаешь. Ты тоже одинок. Всегда одинок. Это потому, что ты никогда не снимаешь эту маску. — Майк усмехается.  — Это чертовски нелепо. —  — Потому что я прав, а ты не хочешь этого  признавать. — Майк крепче сжимает выступ, так что костяшки пальцев белеют.  — Есть только один человек, ради которого я бы снял маску, и это не ты. Так что, может, ты перестанешь меня беспокоить по этому поводу и просто забудешь об этом, потому что я чертовски устал от твоего дерьма? —  — Хорошо. —  Майк смотрит на него удивленно и немного растерянно. — Хорошо? —  — Ты хотел, чтобы я согласился, и я согласился. — Человек-паук моргает, глядя на него. — А чего еще ты ожидал? — Майк сжимает челюсти и, тяжело вздохнув, отводит взгляд. — Ничего. — Наступает короткая пауза, прежде чем Человек-Паук произносит — Кому? —  — Что кому? —    — Кому бы ты отдал маску? —  Майк хмуро смотрит на него. — Ты спрашиваешь, чтобы допросить их обо мне? —  — Нет, конечно, нет, — говорит Человек-Паук, искренне удивляясь такой перспективе. — Мне просто любопытно. — Майк сгорбился, положив руки на колени, и теребит свои часы. — Уилл. Знаешь, еще один твой странный, непохожий на других друг. — В его голосе слышится горечь, когда он говорит. Человек-паук подталкивает его ногой. — Что случилось? — Майк выпрямляется и хлопает в ладоши. — Ничего. — говорит он слишком легко, плотно сжав губы. Он хмуро смотрит на свои колени. Человек-паук усмехается и качает головой. — Майк... Ты что, ревнуешь? — — Ревную? Нет, — усмехается Майк. —  С чего бы мне волноваться? — — Я предположил, что, возможно, ты был просто удивлен, когда я впервые заговорил об этом, но теперь я думаю, что знаю, почему ты говоришь так... так. — Его последнее слово было подчеркнуто ровным, горьким тоном. — И это потому, что ты ревнуешь. — — Ладно, даже если бы я ревновал, с чего бы это? — —  Может, тебе не нравится, что у Уилла появился еще один друг, когда он переехал сюда, — беззаботно говорит Человек-паук. — Или то, что мы оба так похожи. — — Да, можешь больше не упоминать об этом. — — Видишь? — Голос Человека-паука звучит почти радостно, когда он указывает на Майка. — Этот тон! Ты ревнуешь! — Майк снова усмехается и качает головой, избегая взгляда супергероя. — Ну и что, даже если я ревновал? —  — Так ты признаёшь это? —  Майк бросает на него сердитый взгляд. — Я согласился с тобой. Не заставляй меня брать свои слова обратно. —  — Слишком поздно. Ого. Не могу поверить, что ты ревнуешь. Я имею в виду, мы действительно неплохо ладили, мы были так похожи и все такое, так что, возможно, это понятно с твоей стороны. — Майк стонет и обхватывает голову руками. — Да пошел ты. — — Ты знал, что мы переехали в Нью-Йорк примерно в одно и то же время? Странно, правда? — Эти слова вызывают у Майка интерес, несмотря на его раздражение, и он поднимает голову, с любопытством разглядывая Человека-паука. — Правда? — Он кивает. — Я жил в твоём родном городе, помнишь? —  — Да, я помню. — Теперь, когда он об этом думает, это кажется странным — переехать примерно в одно и то же время из одного маленького городка в один большой город. — Я думаю, он может быть твоим двойником. — Майк задумчиво замолкает на мгновение. — Подожди. А почему ты не знал его раньше? Когда мы жили в Хокинсе? — — Не знаю. — Человек-паук пожимает плечами. — Я просто никогда с ним не пересекался, наверное. — Майк кусает нижнюю губу и хмурится. — Конечно. — Это странно, потому что Хокинс - такой маленький городок, а Нью-Йорк - такой большой, но он не утруждает себя тем, чтобы указать на это.  Человек-паук слегка пожимает плечами. — Не волнуйся. Я никогда не смог бы конкурировать. —  — С кем? — — С тобой. Не к чему ревновать; я едва знаю этого парня по сравнению с тобой. —    От этих слов у Майка вспыхивают щёки, и он опускает голову, пытаясь скрыть это. Его сердце бешено колотится в груди, и он понимает, что это глупо, потому что эти слова Человека-паука ничего не значат, но Майк всегда ведёт себя глупо, когда дело касается Уилла. — Конечно. — снова говорит Майк. — Знаешь, я нахожу, что ревность творит с тобой странные вещи. Например, она мгновенно заставляет тебя поверить, и не имеет значения, заслуживает ли человек доверия или нет. —  Майк смотрит на него с любопытством. — Что ты имеешь в виду? — Человек-паук встречает его пристальный взгляд с неожиданной настойчивостью. — Ты сразу поверил мне, когда я сказал, что знаком с Уиллом. Откуда тебе знать, что я говорю правду? — Это риторический вопрос, потому что Человек-паук продолжает. — Ты бы не стал. Ты всегда сомневаешься во мне, когда я что-то говорю, за исключением того единственного раза. Это из-за твоей ревности. Это затуманивает твои суждения. — —  Да, ни хрена себе… — бормочет Майк. — Так спроси меня. — — О чем? — — Я хочу доказать тебе, что знаю Уилла, так что спроси меня. — Майк усмехается. — Зачем? — — Если я ничего не могу тебе доказать, я знаю, что могу доказать тебе вот что. К тому же, я хочу еще одно испытание , чтобы компенсировать те, от которых я отказался. Так что, спрашивай меня. — Майк вздыхает, закатывая глаза. — Хорошо. Как его фамилия? — — Байерс. Давай, задай мне вопрос посложнее. — — Любимый цвет? — — Фиолетовый. Легко. — Майк снова закатывает глаза. — Это глупо. — — Ты так говоришь только потому, что я прав. — Человек-паук снова расправляет плечи. — А теперь я хочу доказать тебе, что ты знаешь Уилла лучше, чем я. — — Что, зачем? — — Чтобы ты перестал так ревновать. Это вредно для здоровья. А теперь, — говорит Человек-паук, перекрывая фырканье Майка, — как вы двое познакомились?  Майк моргает, пораженный неожиданным вопросом. — Э-э-э... я увидел его на качелях, подошел к нему и предложил стать моим другом. — — Не забывай о деталях, — говорит Человек-паук с улыбкой в голосе. — Это был первый день в детском саду, и никто из вас никого не знал. — Почему он так говорит? Майк бросает на него странный взгляд. "Конечно. И когда я спросил его, он ответил "да". Так, да, вот так мы и познакомились. — — И какой был первый комикс, который вы с ним прочитали? —  — Это была научная фантастика. — — О девушке со сверхспособностями. —  — Телекинез, да. — Майк хмурится. — И как это вообще что-то доказывает? Ты уже знаешь ответы. —  — Подожди, я еще не закончил. Кто из нас двоих ему нравится больше? — Майк хмурится еще сильнее. — Что? — — Ты меня слышал. — Человек-паук серьезно смотрит на него. — Кто ему нравится больше - ты или я? —  — Я... Откуда мне это знать? — — Да ладно, это же простой вопрос. — — Ты просто хочешь, чтобы я сказал это сам, чтобы доказать твою точку зрения. Это несправедливо. Как я могу вообще... — — Нет, просто подумай об этом. Это простой вопрос. Я даже не достойный конкурент. Ты бы победил меня меньше чем за секунду. — — Тогда, я думаю, ты недооцениваешь себя. Послушай, ты... ты супергерой, ясно? Уилл сам сказал, что чувствует себя чем-то обязанным тебе. А я? Я просто... я просто обычный парень, из тех обычных придурков, которых ты встречаешь на улице. — Человек-паук молча смотрит на него, и этого молчания хватает, чтобы страх медленно скапливался в груди Майка. Он теребит свои часы, просто чтобы чем-то заняться, а не просто сидеть здесь. Что, чёрт возьми, он вообще делает, если его допрашивает какой-то супергерой? Затем этот супергерой мягко говорит. — Ты правда так плохо о себе думаешь? —  Майк пожимает плечами, отводя взгляд в смущении. У него такое чувство, что этот разговор возвращается к теме, которая ему не нравится. — Нет. Я просто констатирую факты. — Человек-паук медленно качает головой. — Майк... подумай об этом. Откуда, по-твоему, я знаю ответы на эти вопросы? Я ни за что не узнаю о том, как вы впервые встретились с Уиллом, или о вашем первом совместном комиксе. — — Ты хочешь сказать, что следил за историей жизни Уилла? — Говорит Майк с сарказмом. — Это настораживает. — — Нет, конечно, нет. — Человек-паук вздыхает. — Кое-кто мне рассказал. — — Ну, это был не я. —  — Кто, Майк? Кто мне рассказал? — Майк свирепо смотрит на него. — Ты просто вынуждаешь меня отвечать, чтобы доказать свою правоту. — — Майк, просто прекрати. Просто перестань злиться на меня, потому что это не так, ладно? Я делаю это, чтобы помочь тебе, показать, что ты стоишь большего, чем ты думаешь. Потому что так оно и есть, и я так думаю, и Уилл так думает, и я уверен, что все твои друзья и семья, и обычный придурок, подобранный на улице, тоже так думает. — Майк на мгновение замолкает, глядя на Человека-паука и удивляясь, как ему удаётся говорить с такой пламенной убеждённостью, с такой искренностью. Каждое его слово настолько уверенно, что может быть правдой. Правдой, с которой Майк уже давно не может заставить себя согласиться. Он сглатывает и отводит взгляд. — То есть... ты хочешь сказать, что Уилл рассказал тебе об этом? —  — Именно так, Майк. — Голос Человека-паука смягчается. — Он рассказывал мне о тебе и никогда не переставал говорить. Почти каждый наш разговор возвращался к тебе. Вот почему я знаю. Конечно, я знаю основные факты о нем, например, его любимый цвет. Но эти вопросы, как вы познакомились и тому подобное? Это потому, что он сам мне сказал. — — Ты меня обманул. — говорит Майк с мягким, почти горьким смешком. — Ты задал вопросы так, будто они касались Уилла. — — Так оно и было. И они были о тебе – они касались вас обоих. Так что ни на секунду не задумывайся о том, что я понравлюсь ему больше, чем ты. Потому что я точно знаю, что он любит тебя, Майк. Он любит тебя. —  У Майка перехватывает дыхание, и он снова сглатывает, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Необъяснимые эмоции нахлынули на него, внезапные, безжалостные и всепоглощающие, и, боже, Майку просто хочется закричать и утонуть в жалкой луже собственных слёз. Он знает, что Уилл любит его, он знает. Но это причиняет боль, жгучую, мучительную, неумолимую боль, потому что это не та любовь, которой Майк хочет, или та любовь, которую Майк хочет вернуть ему. Нет, этого никогда не будет, и, видит Бог, что бы он ни делал, ничего не изменится. Майк застрял в этих чувствах, в этой бесполезной тоске и боли, и никакое отрицание или подавление не избавит его от этого проклятия.  Человек-паук хмуро смотрит на него, прищурив глаза под маской.  — Майк, что случилось? —   — Ничего, — отвечает Майк охрипшим и надтреснутым голосом.  А затем, поддавшись порыву, добавляет: — Можешь кое-что ему передать?  —   — Да... что именно? —  Майк делает глубокий вдох и на мгновение закрывает глаза. Когда он снова открывает их, то смотрит не на Человека-паука, а на город. — Что я тоже его люблю, — Майк сглатывает, в горле у него пересохло от волнения, — и что... я рад быть его лучшим другом. —  Человек-паук на мгновение замолкает. — Ну... почему бы тебе самому ему не сказать? —  Майк зажмуривает глаза и слегка качает головой. Едва слышно он произносит: — Потому что... я лжец. — Он слышит, как Человек-Паук громко сглатывает. Майк резко открывает глаза и смотрит на него, а Человек-Паук смотрит в ответ, напрягая плечи и обхватив руками колени. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Человек-Паук, и его слова звучат так, будто он выдавливает их из себя, звучат настойчиво и почти испуганно. Майк закрывает глаза, чувствуя, как одинокая слезинка скатывается по его щеке, и на его лице появляется горящая дорожка, очерченная идеальным кругом чистой, бесстыдной насмешки. — Я не могу. — Эти три слова, какими бы простыми они ни казались, несут в себе тяжесть, невообразимую ни для кого, кроме него самого. — Хорошо, — бормочет Человек-паук, как будто он понимает - как будто он вообще может понять - и, потянувшись вперед, сжимает плечо Майка. — Я… я, может быть, больше никогда тебя не увижу, так что с днём рождения. — Затем он убирает руку, спрыгивает с крыши и убегает, а Майк так и не может спросить его, что, чёрт возьми, это значит, и остаётся наедине со своим внезапным страхом при мысли о том, что он больше никогда не увидит Человека-паука.  Что бы это ни значило. Майк вздрагивает и просыпается второй день подряд, когда кто-то шлёпает его подушкой по лицу. — Проснись и пой, именинник! —  Он стонет и переворачивается, натягивая одеяло на голову. Кто-то — он не думает, что это тот, кто шлёпает его подушкой, — раздергивает шторы на окне, и в уютную темноту врывается ранний утренний свет, прогоняя тени и последние остатки сна. Подушкобой срывает с него одеяло, швыряет его на пол и снова бьёт его подушкой. — Да пошла ты! — кричит Майк, переворачиваясь, чтобы посмотреть на подушкобоя и прикрыв глаза от яркого солнечного света снаружи. Макс смеётся, бьёт его подушкой в последний раз, прежде чем бросить её ему на лицо и выбежать из комнаты. Его открыватель штор тоже уходит, прежде чем Майк их замечает, предатель. Он соскальзывает с кровати, натягивает одеяло обратно на простыни и с драматическим хлопком открывает дверь. — Макс! —  Он слышит её смех в коридоре и бежит за ней. Она сидит за столом в гостиной и помешивает кофе в чашке; когда он появляется, она поднимает на него взгляд и невинно моргает. — Доброе утро и с днём рождения. —   Майк без колебаний хватает чашку с кофе и выливает ей в лицо. Она вскрикивает, отшатываясь назад и чуть не опрокидывая свой стул. — Чёрт возьми, горячо! —   — Упс. — Майк наклоняет голову набок. — Возможно, тебе не стоило так меня будить. —  Лукас выходит из кухни, чтобы немного нервно посмеяться. — Чувак, почему твой английский в десять раз лучше, когда ты злишься? — Майк резко оборачивается и впивается в него взглядом. — Прости? —  Лукас поднимает руки в знак капитуляции. — Да, прости, это был комплимент. — — Это ты раздвинул мне шторы? — — Что? — — Ты раздвинул мои шторы, когда Макс вошла в мою комнату? — — Нет. —  — Это был не он. — кричит Макс из ванной, которая каким-то образом уже там. Она перекрикивает шум льющейся воды, скорее всего, смывает кофе с лица. — Тогда кто это был? — — Я не собираюсь тебе говорить! —говорит она со смехом. — Тебе придется разобраться в этом самому. —  Дастин распахивает дверь на кухню и появляется эффектной походкой. — Мы старались, и, может быть, у нас ничего не вышло, но мы приготовили завтрак в честь именинника. — Он ставит тарелку на стол, и Майк поднимает брови. — Это что... тост? — Эль, морщась, выходит из кухни. —  Мы пытались. — — Как вы умудрились сжечь тосты? — — Это не просто тосты, —говорит Дастин. — Это французские тосты. Bon appétit. — — Французские тосты даже не из Франци.. — говорит Майк, но все равно откусывает от них. Дастин, Эл и Лукас с интересом наблюдают за ним. — Вкусно? — Спрашивает Дастин. Майк сглатывает и пожимает плечами. — Нормально. Правда, немного подгорело. — — Потому что мы пытались использовать сковороду. —  Голос Эл звучит извиняющимся. — Надо было просто воспользоваться тостером. — — Как вы вообще умудрились использовать сковороду? — — Секрет. — Лукас погрозил пальцем. — Кроме того, сегодня подгорел не только тост. Майк обжег лицо Макс. — — Что? — Эл резко оборачивается и смотрит на Майка. — Что ты натворил? — — Она вела себя как стерва, — говорит Майк, защищаясь. — И это было совсем немного. —  —  Что «чуть-чуть»? — Эл буквально взвизгивает. — Немного кофе. Остынь, она из Калифорнии. Она любит жару. — Эл пытается что-то сказать, но Лукас кладёт руку ей на плечо и пытается успокоить. Майк жуёт свой тост и хмурится. — Где Уилл? —  Дастин пожимает плечами. — Он исчез. —   — Погоди, он что, мой закройщик?  — Твой кто?  Майк кладёт тост на тарелку и встаёт, резко отодвинув стул. Он врывается в комнату Уилла и распахивает дверь. — Уилл... —  — Воу воу воу! — Уилл бросается ко входу и захлопывает дверь. Майк придерживает ее рукой, чтобы не пропустить его сердитый взгляд. —Ты открывал мои шторы сегодня утром? —  Глаза Уилла виновато расширяются. — Послушай, Макс подкупила меня, чтобы... —  — Мне все равно, Уилл, меня предали. —  — Прости, — говорит Уилл, краснея от такой лжи. Он выглядит так, будто пытается сдержать улыбку, и прикрывает рот рукой, все еще улыбаясь сквозь пальцы. Майк замечает кисточку для рисования у Уилла за ухом. Бинго. Он распахивает дверь достаточно широко, чтобы схватить кисть и провести ею по носу Уилла. Уилл вскрикивает от удивления и в отместку выхватывает у Майка кисточку и с поразительной скоростью рисует зелёную полосу на щеке Майка, после чего отступает назад и захлопывает дверь. — Уилл! — кричит Майк, стуча в дверь. В ответ раздаётся громкий смех. Майк стонет, прислонившись лбом к двери. — Ты можешь хотя бы сказать мне, что ты рисуешь? —  — Нет! — говорит Уилл слишком уж радостно. Майк прижимается ухом к двери. — Ты ещё там? — — Да. Я блокирую дверь, чтобы ты не мог войти. — Майк пытается толкнуть дверь, но Уилл прав — он действительно блокирует дверь. Майк снова стонет, прислонившись к двери. — Тогда ты можешь выйти? — — Только если пообещаешь не смотреть. — — Хорошо. — Майк отстраняется и встает, закрыв глаза и повернувшись лицом к двери. Он слышит, как открывается и закрывается дверь, и не успевает среагировать, когда Уилл проводит испачканными в краске пальцами по другой щеке Майка.   Он вскрикивает и отступает назад, широко раскрыв глаза. Он инстинктивно хватает Уилла за запястье и пытается развернуть его руку, чтобы тот раскрасил его лицо, но Уилл легко высвобождает руку. Он умудряется еще раз размазать краску по подбородку Майка, прежде чем тот поворачивается и, смеясь, бежит по коридору. — Господи, Уилл! — Майк бросается за ним и влетает в ванную, где Макс отжимает свою испачканную кофе рубашку. Она поднимает на них взгляд и приподнимает бровь. — Почему у вас на лицах краска? — Майк смотрится в зеркало и стонет, когда Уилл счищает краску с пальцев и носа. — Уилл, — скулит Майк.  Уилл улыбается ему, в его глазах пляшут искорки. — Я не виноват, что ты такой медленный. — — О, Боже, это то, о чем я думаю? — Говорит Макс, закатывая глаза. — Господи, дай мне сил, —  Майк свирепо смотрит на нее. — Что это значит? —   Макс фыркает так громко, что Майк думает, у нее мозги вывалятся из носа. —  Ничего, забей. —  — Ладно, и что это значит? — Она протягивает руку и обходит его, направляясь к выходу. — У меня нет времени разбираться с твоей полной забывчивостью, и нам нужно идти на занятия, если ты забыл. Боже. Можно было бы подумать, что человек, которому исполняется девятнадцать, наконец-то становится менее глупым, но нет. — — Прости? — Майк продолжает сверлить ее взглядом, но она игнорирует его и выходит за дверь. Уилл кладет руку ему на плечо и бросает извиняющийся взгляд. — Извини. — — За что? — — За то, что я с ней заодно. Она подкупила меня двадцатью долларами, наверное. — — О. —Честно говоря, Майк уже забыл об этом. -— Э-э... все в порядке. — Теперь очередь Уилла приподнять бровь, но он не спрашивает. Вместо этого на его лице появляется хитрая улыбка. — Ого. Предвзято. — Майк хмуро смотрит на него. — Что? — — Тебе лучше умыться, — говорит Уилл, и когда Майк смотрит на себя в зеркало и снова стонет, все его предыдущие мысли вылетают из головы. Глупый и невнимательный, как назвала бы его Макс. Когда заканчивается последний урок Майка, он уже почти разочаровался в жизни. Это же его чёртов день рождения — почему он страдает в колледже, когда мог бы быть дома или тусоваться с друзьями, открывая их (хотя, возможно, и дерьмовые) подарки? Боже.  Его семья уже позвонила ему утром, чтобы поздравить с днём рождения, а подарки, которые они подарили ему во время весенних каникул, всё ещё ждут его в спальне и готовы к открытию, как и подарки от друзей. Ну, кроме одного. Уилл, очевидно, хочет показать ему что-то важное. Майк в данный момент тащит его за собой по улице, не имея ни малейшего представления о том, куда они идут и что Уилл планирует ему показать. Он хотел заехать домой, чтобы открыть остальные подарки – его друзья тоже с нетерпением ждали этого, – хотя к настоящему времени Макс, вероятно, уже уехал на машине вместе с остальными тремя. В результате Майку и Уиллу приходится возвращаться домой пешком, что, учитывая успехи Майка в фитнесе, просто замечательно. — Ты уверен, что не можешь сказать мне, куда мы идём? — спрашивает Майк.  — Уилл оглядывается на него и приподнимает бровь. — Ты что, не узнаёшь это место?  Майк оглядывается и понимает, что да, он действительно узнаёт эту улицу. — Мы идём на крышу? —  — Ага. —  — Подожди, это же картина, да? — Уилл неопределенно хмыкает. — Может быть, а может и нет. — — Это определенно картина. — —  На самом деле, там несколько вещей. — Уилл замолкает и смотрит вверх по лестнице, затем снова на Майка. Он отпускает его руку и спешит вверх по лестнице. —  Идём. — Майк стонет и плетется за ним, запыхавшись к тому времени, как они добираются до верха. Уилл стоит посреди крыши, снимая со спины сумку. Он роняет ее на землю у своих ног, прежде чем подойти и встать на выступ, но не садится. Майк следует за ним и встает рядом, скрестив руки на груди, и смотрит на город. — Зачем ты меня сюда привел? — — Я хотел поздравить тебя с днем рождения. — — Э-э-э... спасибо? Но разве ты этого уже не сделал? — — Я хотел сделать это здесь. И я хочу тебе кое-что показать. — Уилл с удивительной ловкостью взбирается на выступ, присаживается на корточки и упирается руками в пол. Он оглядывается на Майка. — Закрой глаза. — — Зачем? — Уилл улыбается. — Просто доверься мне. — Майк смотрит на него мгновение, прежде чем закрыть глаза. — Готов? — спрашивает Уилл.  — Что? — Он не получает ответа. — Уилл? — Когда тот снова не отвечает, Майк пытается снова. — Уилл? — Он не хочет открывать глаза, на случай, если это часть сюрприза. Но когда молчание затягивается, Майк начинает паниковать. Он медленно поворачивается, всё ещё зажмурив глаза. — Уилл, ты ещё здесь? Это не смешно. На самом деле это очень плохой день рождения… —  — Что ты делаешь? —  Майк не может сдержать удивления, когда его глаза распахиваются от звука нового, но знакомого голоса. Он оказывается лицом к лицу со Человеком-пауком, который стоит рядом с сумкой Уилла, держа в руках свиток и открытку. Майк вздрагивает и отступает назад, чувствуя смятение и тревогу. — Что ты здесь делаешь? — Его мозг услужливо напоминает ему о том, что Человек-паук сказал ему вчера, о том, что он, возможно, больше не увидит его, и это только еще больше сбивает Майка с толку. Человек-паук склоняет голову набок. — Вот. С днем рождения. — Он протягивает предметы, которые держит в руках, Майку. — Это твой подарок. От Уилла. — —  Подожди, от Уилла? Где он? Что ты с ним сделал? —  — Воу, погоди, — Человек-паук поднимает руки. — Я ничего ему не сделал. — — Тогда где он? —  Человек-паук пожимает плечами. — Он сказал мне передать тебе это.  — Он сует их в руки Майка. — Подожди, что? Почему?  — — Прочти это. Может, ты узнаешь оттуда. — Майк некоторое время смотрит на супергероя с недоумением. — Но... Я думал, что больше тебя не увижу.. — Голос Человека-паука звучит насмешливо. — Просто открой подарок. — Майк колеблется, но неохотно сдается и разворачивает свиток. При виде этого у него перехватывает дыхание. Перед Майком предстаёт прекрасный городской пейзаж, нарисованный рукой Уилла, — и этот вид он хорошо знает. Он поворачивается и поднимает картину, почти в точности повторяющую вид, открывающийся с балкона, — только в реальной жизни сейчас день. На картине здания, силуэты которых вырисовываются на фоне тёмного ночного неба, сверкают жёлтыми огнями, а небоскрёб покрыт лунным сиянием. Это выглядит мирно, но ярко, красные, жёлтые и синие огни ослепительны на фоне ночного города. Он поворачивается и смотрит на Человека-паука. — Ты… ты знал об этом? —  Человек-паук не отвечает на его вопрос, вместо этого указывая на открытку. — Прочти её. — Открытка короткая и простая, но от неё у Майка перехватывает дыхание. На ней написано: «Я могу доказать тебе, что этот  город прекрасен. Я люблю тебя. — Уилл.» Майк открывает и закрывает рот, не в силах вымолвить ни слова. Он смотрит на Человека-паука, затем снова на карточку, затем на картину, как будто одна из этих трёх вещей может дать ему ответ. — Я не… я не понимаю. Что… что происходит, Человек-паук, я… —  Супергерой ловит его размахивающие руки за запястья и мягко опускает их. Он берет открытку и рисунок из его рук и кладет обратно в сумку, не сводя глаз с Майка, который смотрит на него в ответ с нескрываемым недоумением. Человек-паук делает шаг к нему и кладет руки Майку на плечи. —  Подумай, Майк. —  — Что «подумай»? — Майк запинается, чувствуя, как растет его замешательство. — Что... — — Воспользуйся этим, —Он постукивает Майка пальцем по виску. — Я знаю, ты умный. Ты сможешь разобраться в этом. — — Ты знал об этом? — Майк указывает на сумку позади них. — Ты... ты втянул Уилла во что–то или... — — Я его ни во что не втягивал. — — Тогда почему... город, я думал, ты отказался от этого! — Человек-паук медленно качает головой. — Это не значит, что я не могу попытаться, Майк.  — Майк смотрит на него во все глаза. Он не понимает и уверен, что никогда не поймёт. Что… что, чёрт возьми, происходит? Человек-паук рассказал Уиллу о заданиях или что-то в этом роде? Он решил, что Уилл должен попытаться убедить Майка? Вот в чём дело?  — Майк, — осторожно говорит Человек-паук, — ты помнишь наш разговор о маске? О том, как это может быть одиноко? —  Он кивает, все больше смущаясь. – Я не... — Человек-паук поднимает руку. — Подожди. Помнишь, я говорил, что никто, кроме моей семьи, не знал, что я Человек-паук? — — Да... Но какое это имеет отношение ко всему происходящему? — — Ты когда-нибудь задумывалась, кто я такой? Стоящий за всем этим? — Он проводит рукой по лицу. Майк моргает раз, другой. – Нет, я... зачем мне это? Ты сам сказал, что не  хочешь, чтобы кто-нибудь знал. — Человек-паук тихо смеется, но в его следующих словах сквозит нервозность. — А что, если бы я сказал тебе, что я тот, кого ты уже знаешь? — От удара током я словно врезаюсь лицом в стену. Майк смотрит на него, наверное, с открытым ртом, но он не знает, и на мгновение задумывается о том, как он вообще оказался в такой ситуации. Он не знает, хотел бы он на самом деле не знать, кто такой Человек-Паук, потому что, если это кто-то, кого Майк уже знает, это вызывает серьёзные опасения. Потому что Майк, осознавал он это в тот момент или нет, полностью и безоговорочно выложил всё, что знал, к ногам Человека-Паука. Мысль о том, что он уже знает этого парня, ужасна и унизительна. — Я.. — говорит Майк, у него уже заканчиваются слова. У него пересыхает во рту, все другие слова, которые он мог бы произнести, застревают в горле. — Не думаю, что я... понимаю. — — Майк, — говорит Человек-паук странно мягким, почти нежным голосом. — Я думаю, мы знаем, кто несет чушь в этих отношениях. — — У нас нет... у нас нет отношений. — Майк отступает назад, хмурясь и качая головой. — Я не... ты Человек-паук. Я на самом деле тебя не знаю. —  Человек-паук слегка наклоняет голову, встречая пристальный, всепоглощающий взгляд Майка. — Докажи это. —  — Потому что я бы знал, — говорит Майк, и слова вылетают из его рта, сливаясь в беспорядочную цепочку предложений. — Ты не можешь быть моей семьёй, значит, ты мой друг; я имею в виду, я мало кого знаю — и я живу со своими друзьями, так что это было бы слишком очевидно, и это не может быть кто-то другой, потому что они не живут в Нью-Йорке, так что… ты ошибаешься. Это ты морочишь мне голову. — Человек-паук на мгновение замолкает. — Я не думаю, что ты сможешь это доказать, не так ли? — Взволнованный Майк говорит: — Я только что это доказал, я... — — Тогда скажи мне, где сейчас Уилл. —  Майк захлопывает рот, затем открывает его, дико жестикулируя, бормоча: — Ты... — Человек-паук делает шаг вперед и снова хватает его за запястья, медленно отводя их в стороны. Он тянет руку и скользит под его маской. — Он здесь. —  Нет. Нет. Нет, нет, нет, нет, нет нетнетнетнетет… Майк инстинктивно отшатывается, открывая и закрывая рот, заикаясь на бессвязных словах. Человек–паук — Уилл (что за хрень?) тянет его назад за запястья, слегка встряхивая. — Майк. — — Нет, — Майк яростно качает головой, потрясённый тем, что в уголках его глаз закипают слёзы. Чувства, которые он не может распознать, обрушиваются на него, разрушая, истощая и подавляя. — Ты не можешь… — его чувства переполняют его и прорываются, как плотина, устремляясь вниз по реке, через камень, на котором он стоит, через его ноги, ступни и голову, топя его. — Почему… —  Уилл кладёт руки на голову Майка и притягивает его к себе, прижимаясь лбами. — Прости, — шепчет Уилл, перекрикивая невнятное бормотание и плач Майка, и, боже, он действительно плачет прямо сейчас, и он не знает, почему и как это случилось, почему он вдруг потерял способность сдерживаться, почему всё это выливается наружу, как в этом ужасном месте, порождённом ложью.  Уилл прижимает его к себе, и Майк позволяет ему это, несмотря ни на что. Он устал, и всё, чего он хочет, — это вырубиться и проснуться, чтобы всё это было каким-то далёким кошмаром, потому что кошмары лучше, чем реальная жизнь, а с реальной жизнью он сейчас никак не может справиться.   Что-то вроде ножа вонзается глубоко в грудь Майка, выворачивая его наизнанку.  Это жестоко, потому что предательство всегда жестоко, и мысль об этом только глубже вонзает нож прямо в его сердце. Почти забавно, что тот, кого Майк вроде как ненавидел, оказался тем, кого он любил. Теперь он понимает, что они продолжают говорить одни и те же вещи, просто как разные люди. У них одинаковые цели, потому что они один и тот же человек, и Майк всё ещё не может этого осознать.   — Прости… — снова и снова говорит Уилл. Чем больше он говорит об этом, тем более сломленным он кажется, пока его слова наконец не разламываются надвое, и он не начинает плакать, почти беззвучно всхлипывая и снова и снова шепча эти два слова, вонзая нож глубже, хотя он должен был вытащить его. Он сожалеет, Майк знает, но если ему так жаль, зачем он держал это в секрете? Зачем он обманом заставил Майка рассказать ему то, что он обычно не рассказывает другим? Майк даже не знает, почему он разговаривает со Человеком-пауком. Может быть, потому что он думает, что супергерой понимает его историю, раз он здесь и спас его. Может быть, Майк всё-таки не выше социальных условностей и зависит от него, как любой нормальный человек, — думает, что Человек-паук похож на бога, нечеловечен.    Но он всего лишь человек, стоящий перед ним, хватающийся руками за волосы вокруг его лица, прижимающийся лбом к его лбу, ощущающий покалывающее тепло везде, где они соприкасаются. Майк судорожно выдыхает и пытается успокоиться, сдерживая новую волну слёз, которые он чувствует, сглатывая комок в горле. Уилл перестал издавать какие-либо звуки, закрыл глаза и молча плачет, выглядя почти по-своему жестоко и извращённо безмятежным. Майк почти не хочет говорить, чтобы сохранить это драгоценное спокойствие перед приближением бури. Но боль берёт верх, и он шепчет, охрипшим голосом: — Почему ты мне не сказал? —  Уилл слегка качает головой, почти не двигаясь. — Я не мог.  — Он такой тихий, что его слова едва колышут воздух. — Но... Разве ты мне не доверяешь? — Уилл шмыгает носом и отстраняется, открывая глаза. Потеря близости вызывает тошнотворный порыв холодного воздуха и разочарование. — Конечно, я доверяю тебе. Я хотел сказать тебе, я хотел... Но после того, как я переехал, я просто... Я чувствовал, что мы отдаляемся друг от друга. —   — Я думал, что потерял тебя, — говорит Майк, и от этих слов у него перехватывает дыхание.  Он сглатывает.  — И ты тоже.  —   Уилл кивает и медленно убирает руки, оставляя на коже мурашки от кончиков пальцев. Майк ошеломленно смотрит ему вслед, пока Уилл садится на выступ. Он оглядывается на Майка и похлопывает по свободному месту рядом с собой, и Майк подходит и садится, почти машинально. Уилл сутулится, что так непохоже на обычную уверенную манеру Человека-паука держаться, как будто ношение костюма и маски придает ему ощущение авторитета. Что, в некотором смысле, так и есть; это дает ему силу, которой не было бы у обычного человека, такого как Уилл. А Уилл никогда не был уверенным в себе человеком, предпочитая сливаться с толпой и наблюдать, рассеянно думает Майк, и именно поэтому он никогда бы не догадался. Человек-паук и Уилл — как будто два разных человека, но всё же Майк видит сходство в том, как они говорят с долей язвительности и сарказма, но каким-то образом всё равно сопереживают друг другу, чего он не понимает.   Майк не знает, как он не догадался, хотя в то же время понимает, что никогда бы не догадался. Это лишь заставляет нож вонзаться глубже, резче, сильнее, когда гнев обращается на него самого, как это всегда происходит каждый раз. — Мне жаль, — говорит Уилл с ноткой решительности, как будто это его последние слова. Затем он смотрит на Майка, и взгляд его оказывается на удивление ясным, пронзительным и напряженным, заставляя его сердце биться в знакомом быстром, бешеном ритме. — Я бы сказал тебе, если бы мог. — Если бы мог. Он намекает, что Майк недостоин этого секрета. Расстояние между Хокинсом и Нью-Йорком было слишком большим, что привело к окончательному разрыву их некогда крепкой дружбы. Майк прятался за отговорками и откровенной ложью, используя оправдания в виде горя и травмы, чтобы объяснить отсутствие общения с Уиллом в тот ужасный год, когда они были в разлуке. Уиллу было бы ещё больнее из-за этого, потому что он Человек-паук и спас Майку жизнь.   — Не то чтобы… не то чтобы я думаю, что не смог бы.. — говорит Уилл поспешно и отчасти неискренне. — Я хотел тебе сказать. Я действительно хотел. —  — Но ты этого не сделал. — ему больно, когда Майк произносит эти слова. Уилл тоже это чувствует, потому что резко втягивает воздух и смотрит в сторону, на землю внизу, пиная стену ногами так сильно, что  Майк слышит, как крошатся кирпичи. —Но я  этого не сделал, — эхом отзывается Уилл, и в его голосе слышатся отдаление и сожаление. — Если это чего-то стоит, то это было ужасно. — Майк закрывает глаза и наклоняет голову к солнцу, просто чтобы почувствовать его тепло в этом холодном, суровом месте. Он вспоминает последние события: запах дыма, пожар в торговом центре, нападение в кафе и ложь, брошенную ему в лицо. Всё это было здесь — промахи Уилла, трещинки на его маске, которые приоткрывали его истинную сущность. А иногда он действительно говорил определённые вещи, например, что они с Уиллом так похожи. Он не раз ходил по тонкой грани риска, а Майк даже не подозревал об этом. Он проводит руками по лицу и вздыхает, глубоко и устало от горя. — Ты... ты солгал мне, Уилл. — — Я знаю. — В голосе Уилла слышится сожаление. — Я так много лгал. И ты знал, не так ли? Когда я был Человеком–пауком, ты сказал мне, что я солгал тебе. После драки в кафе. —  Майк кивает. — Да. А пожар в торговом центре? Ты был там, не так ли? Внутри торгового центра? —  — Ага.. —Уилл прерывисто вздыхает. —И кто-то умер. — Майк смотрит на него с удивлением и ужасом. — Правда? — — Молодой человек... немного старше нас, я думаю. — Уилл сглатывает, в его глазах появляется тревога. — Я не знаю, кто он, но я знаю, что он был невиновен. —  — Мне жаль.. —  — Не стоит. — Уилл закрывает глаза, по его лицу беззвучно катятся слезы. Майка поражает ощущение, что Человек–паук — нечто большее, чем кажется на первый взгляд, и не только потому, что Майк знает его настоящего. Нет, каждый супергерой обременён болью и печалью утраты. Они не могут спасти всех, как бы сильно ни хотели. И из-за этого нож ослабляет хватку. Майк вздыхает, опуская голову и глядя на свои колени. — Как это случилось? — Уилл открывает глаза и смотрит на него. — Что случилось? —  — Как ты стал Человеком-пауком? И когда? —  Горькая улыбка появляется на губах Уилла. — Помнишь, как я заблудился в лесу? Нам было всего по пятнадцать лет. —  Майк медленно кивает, чувствуя себя неуютно от воспоминаний. Теперь об этом почти никто не заговаривает, и он сам, конечно, избегает этого. — Да. —  — Меня укусил радиоактивный паук. Мне сначала показалось, что я отравился. Когда мама и шеф нашли меня, я думаю, у меня был припадок, но не такой, как у всех остальных, которых видели врачи. —   — И паук дал тебе, — Майк неопределённо махнул рукой, — эти способности?   — Да. Но мне пришлось приспосабливаться. Ты же знаешь, что у меня дерьмовый иммунитет, да? И у меня было переохлаждение? —  Майк молча кивнул. — Я до сих пор не уверен, было ли это из-за паука, но мне было трудно справляться со своими способностями. Вот почему я продолжал болеть в тот год. И у меня были странные галлюцинации и всё такое. Я не... я не думаю, что мне суждено было стать Человеком-пауком. Я просто не подходил для этого в то время. — — Когда ты начал приспосабливаться? —  — Это заняло какое-то время. Думаю, в течение года я постепенно улучшался... ты же знаешь, что Человек-паук стал публичным, когда нам исполнилось шестнадцать. Но я думаю, что больше всего я изменился после того, как... — Уилл сглатывает, — Боб умер. —   Майк отводит взгляд — болезненный, бесполезный инстинкт. — Тогда, — бормочет он, — наверное, я так и не поблагодарил тебя как следует. — Уилл слегка наклоняет голову. — За что? — Майк решает посмотреть на Уилла, решает быть храбрым, и Уилл встречает его взгляд своим пристальным взглядом — выжидая, всегда выжидая. Это немного ослабляет нож в груди Майка. — За то, что спас мне жизнь. Должно быть, это было тяжело. Ты ещё не до конца освоился со своими способностями... но ты всё равно спас меня. — И Уилл долго не отводит взгляда, и слезы собираются в красных уголках его глаз и текут, и по щекам Майка они тоже текут, такие ужасно горько-сладкие. —  Не за что, — говорит Уилл и добавляет — Я бы сделал это снова. — Майк делает резкий, прерывистый вдох. — Ты бы правда сделал? — На этот раз вопрос звучит как-то по-другому, хотя Майк уже знает ответ. В глазах Уилла горит огонь, и, хотя он уже высказал свою мысль, его следующие слова звучат не менее правдиво. — Я бы сделал это миллион раз, если бы пришлось. —  Майк кивает и наконец отводит взгляд, его сердце бешено колотится. Он не знает, хорошо это или плохо, что Уилл спас ему жизнь. Он не сомневается, что Уилл сделал бы это снова, если бы пришлось. Ему больно, по-другому, странным образом, из-за того, что Уилл выбрал его, а не Боба. Возможно, дело просто во времени, ведь Уилл знал Майка дольше, но Майк не может убедить себя, что это единственная причина.  Всё сложнее. Это что-то ещё, что-то, о чём Майк, возможно, не знает или во что не хочет верить. — И я так и не извинился за то, что наговорил тебе всего этого. Когда ты был Человеком-пауком. —Он виновато вспоминает все те случаи, когда он говорил дерзкие, резкие слова, которые на самом деле не имел в виду, вымещая свой гнев на неуместных обвинениях. — Итак, спасибо тебе, — говорит он, заканчивая шепотом, — и мне действительно жаль. — — Ты не мог бы взять свои слова обратно, теперь, когда знаешь, что это я? — Говорит Уилл, и уголки его рта приподнимаются в подобии улыбки. Майк слегка улыбается в ответ. — Ты же знаешь, я все равно никогда не смог бы тебя возненавидеть. —   Уилл молчит. Майк украдкой бросает на него взгляд, отчасти обеспокоенный, отчасти просто привыкший восхищаться издалека. Однако теперь он ближе, не так уж и далек, и Майк думает, что это потому, что он знает что-то новое об Уилле, что-то, ради чего ему пришлось завоевать доверие; какой-то секрет. И, может быть, теперь знать не так уж и плохо, в конце концов. Возможно, Майк сможет взглянуть на это как на новый этап дружбы. Оливковая ветвь, в которой они так отчаянно нуждались с тех пор, как он спас Майку жизнь. Наконец, Уилл говорит: — Я знаю. — Я знаю. Эти слова эхом отдаются в голове Майка. Уилл уже говорил эти слова раньше, чем почему-то удивил Майка, хотя он знал, что Уилл всегда бы знал, несмотря ни на что. Он просто делает всё это, и так легко любить его и влюбиться в него чуть сильнее, чем Майк уже влюблён. Как при свободном падении. — Ты знаешь, — эхом отзывается Майк, в голове у него внезапно не хватает слов. — Ты... знаешь. Так много всего. — Уилл тихо смеется, в его глазах больше веселья, чем слез. Он смотрит на Майка с необъяснимой нежностью, о которой Майк может только догадываться. — Я так и сделал, не так ли? Мне не следовало играть с тобой, когда я был Человеком-пауком. — Майк пожимает плечами и отводит взгляд, почти смущенный. Ему нравится думать, что его разговоров с Человеком-пауком на самом деле не было. Может быть, если ему повезет, Уилл не станет об этом распространяться. — Да, наверное, тебе не стоило этого делать. — Уилл подталкивает его плечом. — Я все же хочу тебя кое о чем спросить. Все, что ты сказал, было правдой... верно? — Майк кивает. — По большей части, я думаю. — — Это... круто. — Уилл отводит взгляд, щеки его пылают. — Я тоже имел в виду то, что сказал. Каждое слово. — —  О… — это все, что может сказать Майк, но Уилл продолжает. — За исключением той части, где говорится о том, что я отказываюсь от испытаний. Я этого не делал, это очевидно. Я... э–э, я думаю, я просто... — Он слегка косится на Майка. — Мне действительно удалось тебя убедить? — Майк позволяет своему рту изогнуться в игривой улыбке, немного ослабляя напряжение. Это облегчение, передышка, потому что Майк не хочет сейчас иметь дело со всеми этими запутанными и ранящими мыслями. — Возможно. Не совсем. — — Что ж, я вычеркнул их из своего списка. — Уилл поднимает руку, растопырив пальцы. Он подсчитывает трудности. — Во-первых, убедить тебя, что Нью-Йорк - не такая уж дерьмовая дыра. Надеюсь, с этим покончено. Во–вторых, я выяснил, почему ты ненавидишь супергероев. В-третьих, убедил тебя в том, что мое решение спасти тебя было правильным. Может быть, и так. Я думаю, что это тоже занятие для взрослого человека. И, наконец, четвертое: неразрешимая тайна твоей неразделенной любви. — Майк не утруждает себя тем, чтобы скрыть свой стон, и клянется, что видит, как Уилл краснеет еще сильнее. — Ладно, да, романтика. — Уилл закатывает глаза, но это никак не помогает скрыть явное смущение, написанное на его лице. — Я хотел узнать, кто из твоих друзей тебе нравится. — Майк разражается смехом. Это звучит не совсем шутливо, но и не лишено юмора. Это как нечто среднее, что-то странное и почти очищающее, когда он просто смеется, чтобы избавиться от всего этого, и смеется еще сильнее, когда Уилл странно смотрит на него. Майк почти мог представить себе это как другое время, когда он смеется над какой-нибудь ужасной шуткой, которую Уилл считает глупой, вместо того, чтобы смеяться с каким-то недоверием, порожденным печалью и невозможностью. Когда его смех, наконец, стихает, он улыбается Уиллу, но его тон, когда он говорит, далек от шутливого. — Ты никогда не сможешь догадаться. — Уилл слегка наклоняет голову, напоминая Человека–паука - или, в конце концов, все наоборот. — Думаю, у меня есть несколько теорий. —    Майк слегка усмехается.  Он внезапно осознаёт, что открылся Уиллу непреднамеренно.  Он никогда не планировал этого и не хотел, потому что не верил, что сможет сдерживать свои эмоции рядом с Уиллом.  Открыто говорить о своей сексуальной ориентации было не лучшим способом скрыть свои чувства.  Поэтому он избегал этого, как всегда избегал всего, но каким-то образом Уилл всё равно узнал правду.  Что ж. Это было здорово. — Продолжай, — сухо говорит Майк, чтобы скрыть неприятное чувство в животе. — Я хочу их услышать. — Уилл с любопытством смотрит на него. Румянец на его щеках становится светло-розовым, и Майк тщетно пытается не обращать на это внимания. — Ну, — говорит Уилл, — я знаю, что это не может быть Дастин, потому что вы познакомились только в четвёртом классе. Простая математика подсказывает, что вы знали друг друга всего девять лет, то есть меньше десяти лет. Но есть Лукас. —  Майк чуть не давится собственной слюной, у него вырывается все тот же катарсический смех. — Лукас? Прости, но... — — Подожди, я еще не закончил, — говорит Уилл, смеясь над собственными словами. В этих словах звучит почти облегчение, но Майк не успевает об этом подумать, поскольку Уилл продолжает. — Я просто... ты сказал, что знал их какое–то время, и Лукаса ты знал какое-то время, дольше, чем большинство из нас, — Он замолкает, и его лицо темнеет как минимум на три тона. — Ну, кроме меня, но, типа... — Он смеется, неловко и натянуто. Майк едва ли это  слышит.  Он слишком откровенен. Он застыл, но мышцы его лица подрагивают, и он думает, что слишком сильно краснеет, потому что его щёки сейчас горят, и, боже, Уилл знает. Он знает и собирается выдать его, и тогда все узнают, и вся жизнь Майка будет разрушена у него на глазах.  — Что подводит меня к следующему пункту. — Уилл смотрит Майку в глаза, не отводя взгляда, несмотря на то, что нервно теребит руки и прикусывает нижнюю губу, показывая, как сильно он нервничает. Это заставляет Майка нервничать, несмотря на то, что он боится того, что будет дальше, чувствует, как у него под ногами крошится край обрыва. Он упадёт и умрёт — в буквальном смысле, потому что его сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди. — Я не знаю, есть ли у тебя другие друзья со времён детского сада, — тихо говорит Уилл, и вот оно, это слово «детский сад», от которого у Майка сводит живот. Ему кажется, что его сейчас стошнит. Он почти хочет этого, чтобы разрушить этот момент и сбежать от него навсегда. Уилл слегка наклоняется вперёд, рука на его коленях дёргается. — Значит, остаётся только… я. — Он сглатывает, выдавливает из себя слабую улыбку. — И прежде чем ты посмеёшься или что-нибудь скажешь, я рискну и предположу, что мы с тобой на одной волне. — Он снова сглатывает, и Майку приходится отвести взгляд от его горла и посмотреть ему в глаза, но Уилл даже не смотрит ему в глаза; он смотрит вниз и наклоняется вперёд, крепко сжимая одной рукой выступ, а другую осторожно поднимая и кладя чуть ниже плеча Майка, почти успокаивающе (хотя сейчас это невозможно). — Я имел в виду каждое слово, которое сказал в открытке, — голос Уилла звучит едва слышно, и Майк заворожённо наблюдает за тем, как каждое слово слетает с его губ, охваченный желанием просто заткнуть его поцелуем. Уилл поднимает другую руку и обхватывает лицо Майка, большим пальцем проводя по его переносице и останавливаясь у уголка рта. — И то, что я сказал о себе как о Человеке-пауке... правда. Я люблю тебя, — говорит Уилл, понизив голос, и от этих слов у Майка по спине пробегают мурашки, - больше, чем друга. Две вещи удается осмыслить в смятенном мозгу Майка. Первая: это сон. Второе: если это сон, то Майк может делать все, что захочет. Он считает, что ему следует почаще прибегать к этой логике. — Я тоже. — невнятно выпаливает Майк. — Твоя теория была верна. — Выражение лица Уилла меняется с нервного на удивлённое. Каким-то образом он приходит в себя гораздо быстрее, чем Майк, и, улыбнувшись ему, шепчет — Круто. — Затем он наклоняется вперёд, обнимая Майка за талию, а руку, лежавшую на его щеке, перемещает на затылок. Майк клянется, что его сердце пропускает удар, и он дрожит, чувствуя непреодолимое желание поцеловать его. Но его сердце определенно замирает, когда Уилл опрокидывает их с выступа и они падают в свободном падении. К тому времени, как Майк заканчивает кричать, он уже надевает маску, они висят вниз головой рядом со стеной, прижимаясь друг к другу, и их лбы снова прижимаются друг к другу. —  Думаю, можно сказать, что ты... влюбился в меня, — говорит Уилл и подмигивает, по-настоящему подмигивает, а потом одним движением запястья поднимает их на ноги и перебрасывает на соседнюю крышу. Кровь приливает к голове Майка, когда он оборачивается, но ему удаётся выдохнуть: — Я тебя ненавижу. — на что Уилл отвечает громким смехом. Он подбрасывает их к следующему зданию, и они на мгновение зависают там, глядя на город. — Красиво, правда? — говорит Уилл. Майк смотрит на город, на пробки внизу, на людей, гуляющим по улицам и тротуарам, слушает непрекращающийся гул автомобильных гудков и разговоры, доносящиеся отовсюду сразу. Он не чувствует такой ненависти или обиды, как ожидал, но не хочет, чтобы Уилл думал, что его так легко убедить.   — Всё равно дыра, — говорит он, и даже в маске Уилл смотрит на него так, будто говорит «Ты меня разыгрываешь.» Майк в ответ ухмыляется. Уилл медленно раскачивается, позволяя Майку насладиться видом. Это можно назвать почти терапевтическим эффектом, и, глядя на городской пейзаж, Майк позволяет себе подумать, что, может быть, Нью-Йорк не так плох, как он думал. Но, если честно, вид приятный. Несмотря на интенсивное движение и переполненные улицы, заполненные странными жителями Нью-Йорка, которых Майк так и не узнал и не понял, это... приятно. Это его дом, он осознаёт это в полной мере, потому что раньше он думал, что это просто место, где он живёт; город, в котором находится квартира, которая является его домом. Но это дом, и он принадлежит этому месту — или, по крайней мере, должен принадлежать, и он думает, что наконец-то начинает понимать, почему люди продолжают пытаться донести до него эту мысль. Он ослабляет хватку на Уилле и кладёт голову ему на плечо, когда тот начинает катить их в незнакомое Майку место, где возвышаются безумные небоскрёбы, сверкающие в угасающем солнечном свете, такие яркие, что на них почти больно смотреть. Майк с открытым ртом оглядывается по сторонам, не уверенные, что они всё ещё близко к тому месту, где они живут, но Уилл продолжает катить их, время от времени замедляясь, чтобы показать что-то или дать Майку насладиться видом.    — Где мы? — спрашивает Майк, и Уилл смеётся, хотя и не зло, в ответ на этот вопрос. Он загадочно отвечает — Увидишь. —   Пока они продолжают раскачиваться, Майк осмеливается взглянуть вниз и тут же отводит взгляд, тихо вскрикнув. Он утыкается лицом в плечо Уилла, и тот смеётся в ответ. — Кажется, я боюсь высоты, — бормочет Майк.  — На такой высоте это нормально. Думаю, ты был бы сумасшедшим, если бы не боялся. — Уилл меняет стиль раскачивания, начиная двигаться вверх, а не вперёд. Майк выглядывает, чтобы посмотреть на вид, и видит сверкающую стену небоскрёба, по которой взбирается Уилл. Он останавливается и указывает. — Узнаёшь это? —   Майк моргает, затем качает головой, не веря своим глазам. — Не может быть. — — Да. —усмехается Уилл. – Нет…мы... Как? — —  Я приходил сюда несколько раз. — Уилл снова устремляется вперед, поднимаясь все выше по текущему небоскребу, но его взгляд останавливается на небоскребе перед ними, возвышающемся над всем городом так, что его острие касается облаков. — Я тоже несколько раз поднимался на вершину. — — Было трудно? — Уилл пожимает плечами. — Нет, это было легко. Почти легко. —  Майк отстраняется, чтобы посмотреть на него. — Легко? — Уилл отводит взгляд, и Майк клянется, что он краснеет под этой маской. — Вид оттуда отличный, да? И послушай, если бы это было не так легко, я бы не смог сейчас отнести тебя наверх, а в этом весь смысл. —  Майк улыбается и говорит с дразнящими нотками в голосе: — Я тебе нравлюсь. — Уилл бросает на него взгляд, на который Майк отвечает, тыча его в бок. Уилл вскрикивает. — Эй! Я же могу тебя уронить! — — Извини, — непримиримо говорит Майк. — Кроме того, технически это будет твоя вина, если ты меня уронишь. — — Я всем расскажу, что ты ткнул меня в бок и заставил меня тебя уронить. — Глаза на его маске критически прищуриваются, когда он смотрит на Майка. — И как ты это почувствуешь? — — Я буду преследовать тебя. —    — Как романтично. — Уилл протягивает руку, хватает их обоих и тащит к самому высокому зданию в стране, взбираясь по нему так, будто это проще простого.  Майк солгал бы самому себе, если бы сказал, что в этот момент не влюбился ещё сильнее.   Уилл взбирается на вершину, почти не запыхавшись, и ставит Майка на твёрдую землю — крышу? Майк не хочет слишком много об этом думать, потому что, верите или нет, он до сих пор боится высоты.  В любом случае, твёрдая земля — это хорошо, и Уилл всё ещё обнимает Майка, и тот кладёт голову ему на плечо, пока они смотрят на город. Майк вспоминает свою случайную фразу о том, что ночью вид лучше, и Уилл, должно быть, тоже это запомнил, ведь на картине изображён ночной пейзаж, и он выбрал время, когда Майк добрался до крыши, хотите верьте, хотите нет, Всемирного торгового центра в потрясающих сумерках. Город окутан пурпурным сиянием, большинство зданий уже подсвечены изнутри жёлтым и белым, и куда бы Майк ни посмотрел, везде  мигающие огни и широкие дороги. Это знакомый и в то же время незнакомый вид, потому что здесь, наверху, город кажется намного меньше, всё раскинулось внизу, как маленькие кубики Лего. Майк чувствует себя таким незначительным и в то же время важным, как будто все его проблемы стали несущественными, и он просто существует здесь, наверху, с любовью всей своей жизни, под воздействием чего-то гораздо, гораздо более сильного, чем любой наркотик или алкоголь.  — Теперь я тебя убедил? — спрашивает Уилл, и, может быть, это насмешливая нотка в его голосе, но Майка переполняет желание. Он не многого хочет, а то, чего он действительно хочет, он редко получает. Но он хочет Уилла, и он думает, что Уилл хочет его вернуть, и здесь, наверху, где его проблемы растворились, как туман, перед лицом этого прекрасного бесконечного города, в месте, где Майку кажется, что он спит, он думает: «К чёрту всё» — и решает, что хоть раз Майк получит то, чего хочет. Он отстраняется, чтобы посмотреть Уиллу в глаза, и, не раздумывая, срывает с него маску, хватает его лицо в ладони и притягивает к себе для поцелуя.  Майк мгновенно чувствует себя самодовольным, когда Уилл слегка вскрикивает от неожиданности; это небольшой сюрприз по сравнению с тем, что Уилл обрушил на него ранее, но Майк считает, что это хорошая, вполне заслуженная карма.  Майк думает, что должен хотя бы в чём-то оставить за собой последнее слово, и если он добьётся этого таким образом, то так тому и быть. Когда Уилл отстраняется, он улыбается и тихо говорит: — Я думаю, это значит «да»? — — Да, — задыхаясь, отвечает Майк. — Да, да, да, да. На всё. —  — На всё, да? —Глаза Уилла сверкают, и он улыбается, слегка и загадочно. — Даже на признание, что я прав? —  — Да.. — шепчет Майк ему в губы и притягивает к себе для еще одного поцелуя. Уилл прижимает его спиной к краю крыши, и, Боже, Майк совсем забыл, что они здесь, наверху, и у него почти кружится голова – отчасти из-за огромной высоты, но в основном из-за того, что он целует Уилла. Он наконец-то, черт возьми, целует его, и это совсем не похоже на то, что Майк когда-либо мог себе представить. Но это лучше, чем любая из этих фантазий наяву — это реально, и ощущение, что Уилл прижимается к нему, напоминает Майку, что это не может быть сном. Это... это настоящая грёбаная жизнь.   Майк немного отстраняется, чтобы сказать: — Я люблю тебя. —  и Уилл смеётся в ответ, отчего голова Майка начинает кружиться в захватывающем, опасном танце. Он не думает, что это нормально — так быстро говорить «я люблю тебя», но, честно говоря, к чёрту всё это, потому что он ждал этого всю свою чёртову жизнь. Уилл усаживает Майка на край и встаёт между его ног, а Майк хватает его за бёдра и наклоняется, чтобы поцеловать, снова и снова, бормоча «я люблю тебя» между поцелуями, пока Уилл не хватает его за рубашку спереди и не толкает вниз. Майк ахает, издавая тихий нежный звук, и Уилл снова смеётся, громко и свободно. Он придерживает Майка за затылок, и они оба свешиваются с края над городом. Майк громко вскрикивает от осознания, приподнимаясь на локтях, чтобы найти  опору.  Уилл легко прижимает его обратно, грудь к груди, рука всё ещё лежит на затылке Майка.  — Я не дам тебе упасть, — бормочет он, и от каждого его слова у Майка по спине бегут мурашки.  Это совсем не похоже на то, как Уилл произносил эти слова в роли Человека-паука, потому что Майк доверяет Уиллу больше всего на свете. Он думает, что последовал бы за ним на край света, если бы тот только попросил.  Майк сглатывает и кивает, слегка поёрзав на спине, совершенно беспомощный, когда Уилл наклоняется и целует его. Но Майк всегда был беспомощен рядом с Уиллом, в какой бы ситуации они ни оказались. Он просто считает это — всё — чертовски безумным, задаваясь вопросом, как он вообще мог так долго ждать, прежде чем поцеловать его, годами ходить вокруг да около и не в состоянии взять себя в руки, и ради чего? «Он опьяняет», — отстранённо думает Майк и сквозь пьянящую, туманную пелену чувствует, как язык Уилла скользит по его нижней губе, а пальцы всё крепче и отчаяннее сжимают волосы Майка. Этого достаточно, чтобы он почувствовал себя невесомым.  Уилл тяжело дышит в губы Майка, когда наконец отстраняется. Майк скулит и тянется за ним, но, не найдя ничего, кроме пустоты, медленно открывает глаза и пристально смотрит на Уилла. Уилл смеётся, затаив дыхание, и от этого у Майка снова кружится голова. — Я тебе нравлюсь, — говорит Уилл, но он не дразнит Майка, как тот, а говорит с благоговением, словно не может поверить, что это правда. Он держится за локти, смотрит вниз и обхватывает лицо Майка ладонями, словно тот — сокровище, хрупкое, ранимое и драгоценное. Майк ухмыляется, очарованный тем, как свет позади них окутывает Уилла почти неземным сиянием. Майк приподнимается на краю кровати, одной рукой придерживаясь за край, а другой обхватывает лицо Уилла и притягивает его к себе, медленно проводя пальцами по его щеке. Он в восторге от того, как Уилл вздрагивает от его прикосновений, сглатывает и облизывает губы, влажные и тёмные. — На самом деле, ты сводишь меня с ума, — говорит Майк, чувствуя, как дыхание Уилла касается его губ, когда тот смеётся, и его глаза сверкают.  Уилл слегка смущённо улыбается.  — Да, ну, мы же сойдем с ума вместе, верно?  —  Майк не знает, как можно ещё сильнее влюбиться, но ему кажется, что это возможно.  — Да, — выдыхает он, слишком ошеломлённый и больной от любви, чтобы думать о том, как глупо он, наверное, выглядит. Уилл снова усмехается, и Майк, наверное, самый большой придурок на свете, но ему хочется запомнить этот звук, чтобы наслаждаться им вечно. Он притягивает Уилла к себе за лацканы пиджака и бормочет: — Боже, как я не поцеловал тебя раньше? —  — Не знаю. — говорит Уилл со смехом и наклоняется, чтобы поцеловать его. Майк хочет не только сохранить в памяти звук своего смеха — он хочет сохранить в памяти всё, что связано с этим моментом, чтобы потом он мог окутать себя этим ощущением, таким же золотым и чистым, как жидкий солнечный свет. Он хочет позволить себе утонуть в этом сиянии, чтобы ничто злое никогда больше не могло его коснуться.   Майк не совсем понимает, что происходит дальше, но когда Уилл наконец отстраняется, Майк скулит и тянется к нему. Уилл мягко отталкивает его, и Майк неохотно открывает глаза, заворожённый безупречным видом Уилла, возвышающегося над ним, с растрёпанными волосами, обрамляющими его раскрасневшееся лицо.   — Нам, наверное, стоит вернуться, — шепчет Уилл, и Майк издаёт самый жалкий, постыдный, скулящий звук, который он позже будет яростно отрицать.  Уилл затыкает его быстрым поцелуем, прежде чем по-настоящему отстраниться, тянет Майка за руку и поддерживает его, когда тот ступает на крышу. Майк смотрит на время. —  Сейчас только... половина восьмого? — Его тон становится вопросительным. Уилл слегка хмурится. — Они будут нас ждать. У тебя день рождения, помнишь? Я думаю, у них запланирован торт, ужин и все такое. — — Черт. — стонет Майк, проводя рукой по волосам. — Я совсем забыл. — Уилл обнимает его за талию и натягивает маску. — Держу пари, ты тоже забыл, что мы целовались на крыше. Наверное, на самом высоком здании в стране. —  — Заткнись. — Майк бросает на него равнодушный взгляд, но Уилл не отвечает, он спрыгивает со здания вместе с ним и ныряет в ночь. На этот раз он разворачивается быстро, проносясь мимо на невероятной, головокружительной скорости. Майк прижимается к нему, наполовину уткнувшись лицом в изгиб его шеи, а другой половиной выглядывая наружу, чтобы насладиться видом. Уилл замедляет шаг, когда они добираются до крыши заброшенного здания, пробегает мимо, чтобы схватить свою сумку, картину и открытку, прежде чем снова сорваться с места. Через несколько минут, когда они добираются до своей квартиры, Уилл открывает окно в спальне Майка и опускает его на карниз. Майк неуклюже вваливается внутрь. Уилл протягивает ему картину и открытку, и Майк берёт их, стараясь не повредить подарки. Уилл присаживается на корточки на выступе, закидывает рюкзак на плечо и снимает маску, чтобы улыбнуться Майку. — У меня есть для тебя ещё один подарок, так что притворяйся, что это твой единственный подарок. — — Остальные не знают об этом? — спрашивает Майк, поднимая открытку и картину. Уилл качает головой. — Нет, только Эл. — Он наклоняется вперёд и быстро целует его, а Майк с готовностью наклоняется навстречу, обхватив щёку Уилла свободной рукой. Уилл отстраняется и прижимается лбами, смеясь ему в губы. — Я скоро с тобой увижусь, глупыш, — говорит он, касаясь губами губ Майка.  — Слишком долго.  — Майк тянет его вперёд, сокращая расстояние между ними, и добавляет почти невнятно: — Просто иди сюда. — Уилл немного неохотно отстраняется. — Я не могу. Мне нужно переодеться. — Он указывает на свой костюм. — Пожалуйста. Сегодня мой день рождения. —  Уилл фыркает, и его сердитый взгляд меркнет под улыбкой, которая появляется на его лице. — Ой, заткнись. Разве я уже не подарил тебе лучший подарок? —  Майк надувает губы. — Ладно. —   Уилл наклоняется и закрывает глаза, положив одну руку на окно, а другую — на плечо Майка. Он дарит ему последний медленный, чувственный поцелуй, прежде чем отстраниться и надеть маску.   — Увидимся через несколько минут, — говорит Уилл и исчезает из виду, прежде чем Майк успевает ответить. Он ухмыляется про себя, чувствуя себя глупо и легкомысленно, но улыбка тут же сходит с его лица, когда что-то разбивается позади него.   Инстинктивно Майк тянется вверх и захлопывает окно, резко оборачиваясь и хватаясь за подоконник позади себя.  Дастин стоит в дверях, у его ног валяется разбитая «Звезда Смерти» из «Лего», и Майк какое-то время смотрит на него, заикаясь и не в силах вымолвить ни слова, пытаясь найти оправдание.  — Чёрт возьми, — шепчет Дастин. — Ты что, только что целовался с Человеком-пауком?