Острый — это не ощущение боли.

— Вад, — Олег касается чужого плеча и привстает с кровати. Вадим, напряженный, нервный и потерянный, сидит на краю и тяжело дышит, передергивая плечами.  — Отстань, Поварёшкин. — Он в пол-оборота обращается к Олегу, поджимает и без того тонкие губы. Все сразу становится ясно: снова ночной кошмар. Олегу неизвестно, что снится Дракону. Почему ему так тяжело после них, почему сложно прогнать плохой сон, почему ещё два дня после него он боится спать. Что такого происходило в его жизни, раз ему так тяжело побороться с внутренними демонами.  — Вадим, — тихо повторяет Волков и касается его плеча губами. — Я люблю тебя, Вад.   Мужчина подсаживается ближе, касается бедра Олега рукой. Оставляет сухой поцелуй на лбу. Кивает.  — Я знаю, Волков, ляг спать.  — Я готов помочь. Всегда.  Дракон кивает и усмехается. Ещё бы, помочь. Себе бы помог — орет по ночам так, что стекла дрожат, думает Вадим и все же ложится обратно к Олегу. Помочь. Было бы с чем.  Он перекидывает руку через грудь мужчины, притягивает его к себе, обнимая. Оставляет поцелуй в сгибе шеи, потом на плече. Тяжело выдыхает и закрывает глаза. Под веками вспыхивают ярко красные картины смерти самых близких людей, а слезы собираются в крупные капли самостоятельно. Дракон утыкается лбом между лопаток Олегу и шумно втягивает носом воздух, стараясь успокоить нарастающую в груди панику.  — Олег, — тихо зовет он, и Волков вздрагивает, поворачивая голову. — Правда можешь помочь?  Дракон касается губами кожи между лопаток, чуть бодает Олега в спину, обнимает ещё крепче. Олег кивает, выпутывается из объятий и разворачивается к Вадиму лицом.  Тот не успевает спрятать паники и расстройства. Соленые крупные капли слез ещё не высохли на щеках, и Волков аккуратно подбирает их большим пальцем, вторую руку удобно водрузив Вадиму на макушку.  — Конечно, родной. В чем дело? Вадим сипло дышит сквозь зубы, переводит дыхание, трет занывший на груди шрам. Не помнит уже, откуда. Но он есть. И иногда даже доставляет неудобства.  — Когда я был маленьким, — начинает Дракон, и закрывает глаза, понимая, что ровно и монотонно проговорить все не получится. Тяжело. Тяжелее очередного убийства. — Когда я был маленьким, я жил с мамой и тремя братьями. Отец редко появлялся дома, часто ходил то на заработки, то ещё куда. Мы жили достаточно бедно. К тому же, Сибирь, холода, леса повсюду, еды нет, не растет ничего нормально. И часто бывало так, что зимой мы совсем не ели. Ладно я, старший в семье, как-то перебивался чаем, лепешками из муки и воды, но мелким же мало было. Их и жалко было. — Он сглатывает, шмыгает носом. Слезы вновь наворачиваются на глаза и тяжело становится даже дышать. Ком в горле перекрывает все пути отхода, и Вадим позволяет себе расслабиться — с Олегом они уже очень давно друг друга знают. Стесняться и скрывать нечего.  — Витаминов им не хватало. Они даже шоколада с апельсинами не пробовали никогда. Конючили постоянно. «Мам, хочу кушать, мам, хочу котлет», — он пародирует детские интонации, смеется грустно, улыбается невесело. — Это у Сашки такое вечно было. Котлет ему. В школе попробовал пару раз, пока питание было бесплатное, и все. Понеслась душа в рай. — Он потирает ладони, утыкается лбом Олегу в лоб, дышит.  — Короче, когда я в очередной раз свалил из дома, чтобы не видеть всеобщей грусти, я набрел на какую-то палатку в лесу. Там мужики сидели. Они ели, как щас помню, перловку с тушенкой. Запивали очень сладким чаем и закусывали бородинским хлебом. К себе позвали, накормили, рассказали про какую-то экспедицию. Но правда быстрее вскрылась — один из них засветил оружие, и я попытался оттуда рвануть. Но я пиздюком ещё был, мне всего четырнадцать было. А они огромные дядьки с валынами. Поймали, посадили, и четко дали понять, что если рыпнусь — ёбнут. Потом рассказали, что ищут моего отца. Я толком не понял, зачем он им. Понял только, что он задолжал им крупную сумму денег, поэтому в дом не носил ничего — все отдавал этим людям.  Вадим заворочался в кровати, снова сел, потер переносицу. Лег обратно, выдохнул тяжело, и продолжил: — Они предложили мне его убить. Мол, я мелкий, не сильно заметный, да и если расследование начнется, то на меня не подумают. И предложили денег. Дали срок до завтрашнего утра, мол, будут ждать на том же месте. Но я согласился сразу же. Он никогда ничего полезного не сделал. Заделал мамке троих детей, и свалил, ни денег, ни еды не приносил. К тому же, если помрет, то всем лучше будет. Он перестанет дома есть, ресурсы тратить, и мама не будет нервничать, что он может снова придти пьяный, или вообще не он, а коллекторы эти недоделанные.  Дракон дотянулся до тумбы, взял стакан с водой, который Олег оставляет себе на ночь — у того дикий страх проснуться в пустыне от обезвоживания. Мужчина делает пару глотков, ставит стакан на место. Олег, подобравшись, ложится Вадиму на грудь и выдыхает, дает понять, что готов слушать и помогать.  — Короче, убил я его из самопального обреза в ту же ночь. Взамен на смерть эти мужики мне дали целую пачку денег. Там сто тысяч было. Я чуть с ума не сошел. Сначала от тоски, что собственного отца убил. А потом от того, что могу наконец-то и котлет мелким принести, и шоколада, и апельсины, и за горячую воду заплатить, и даже купить телек. Притащил домой целую кучу еды. До сих пор удивлен, как я на таком стрессе столько домой приволок.  Он смеется, трет лицо руками, принимается почесывать Олега по голове.  — Маме рассказал все, как есть. Она плакала. Сильно. Я думал, умрет прям там, на месте. Сколько не пытался ей объяснить, что это во благо, она все равно ничего не понимала. Зато еду приняла и приготовила всякого. А ночью я проснулся от криков.  Дракон поежился, закусил губу, закрыл глаза.  — Она убивала братьев. Когда зашел в комнату, то Сашка, мелкий, уже лежал мертвый. Она заколола его ножом в грудь. Полезла на Андрюху, среднего, он отбиваться пытался, но тоже не особо получилось. Она его зарезала, двадцать раз ему в сердце нож воткнула. А когда увидела меня, то заорала, и попыталась меня уже ёбнуть. Но я вовремя сориентировался. Короче, кинул в неё пресс-папье. Тяжелое оно было. И острое на конце. Проломил череп. Она умерла почти сразу. Вадим откинулся на подушку, снова выдохнул, тяжело вдохнул. Сердце в груди билось в непонятном ритме. То ускорялось, то наоборот, обещало вот-вот остановиться, и затихало резко. Олег покрепче обнял его поперек груди, прижался горячей кожей к холодному телу Вадима. Выдохнул с ним в унисон.  — Вот так я за одни сутки лишился всей семьи, убив родителей своими руками. Хотел там же и со своей жизнью закончить, но испугался. Дошел до того места, где те мужики сидели. И мне повезло, они там ещё были. Послушали, посочувствовали, забрали с собой и поселили в какой-то общаге. Научили драться и стрелять. Вот так я и попал в наёмничество.  Волков коснулся чужой груди губами, поднялся чуть выше. Поцеловал подбородок.  — Ты сделал все правильно, Вадим. Защитил себя, помог семье. Ты дал своим братьям провести последний вечер в их жизни счастливо. Именно так, как они этого хотели. В твоих действиях не было ни одной ошибки. Ты молодец.  И Вадим, наконец, спокойно выдыхает. Ведь единственное, чего не хватало так долго, это лишь убедиться в том, что его вины во всем этом нет.