Addiction

* * *

В классе было душно. То ли дело было в отоплении, то ли в количестве присутствующих сегодня. Перешептывания, негромкие смешки и косые взгляды стали чем-то обыденным для неё. Аделаида ненавидела своих одноклассников. Отчасти она ненавидела и себя — за неспособность вливаться в социум. Она не любила много разговаривать, делиться личным, шутить, да и в принципе не горела желанием завести друзей. У неё есть подруга в другом классе, но даже ей она не могла доверять полностью. У Аделаиды всегда были проблемы с доверием. Она не доверяла отцу, единственному близкому человеку, который заботился о ней. Ссоры родителей за закрытыми дверями их спальни, нервированная мать, что никому не рассказывала о личных проблемах, мелькали в воспоминаниях. Кохаку тоже не доверяла свои секреты, зная его наивную натуру и детскую непосредственность рассказывать обо всем отцу. Она копила все в себе, считая, что сама справится со своими эмоциями и чувствами. Школа казалась ей чуждым, враждебным местом. Этапом, который нужно перетерпеть, после которого можно будет вздохнуть полной грудью от облегчения. Она предпочла тишину и одиночество, усевшись за последнюю парту, где могла раствориться в своих мыслях, не сталкиваясь с назойливыми расспросами и косыми взглядами одноклассников. Урок истории был особенно мучителен, хоть Аделаида и любила сам предмет. Учительница Рен, зрелая, обиженная жизнью женщина, с ярким макияжем, требовала больше, чем следует, кричала на учеников за малейшую провинность. Её громкий голос, словно раскаты грома, был слышен даже за пределами класса. Ей было за сорок, она являлась ровесницей её отца, но выглядел Орочимару рядом с ней на пару десятков лет моложе. Аделаида стиснув зубы, старалась не обращать внимания на режущий слух голос учительницы, считая минуты до окончания урока. Внезапно, рядом с ней раздался стул, скрежещущий по полу. Девушка вздрогнула, оторвав взгляд от тетради, и взглянула на нарушителя покоя. Саске, как ни в чем не бывало, уселся рядом с ней, бросив свой черный рюкзак на край парты. Учительница не обратила на них внимания и продолжила спокойным тоном объяснять тему, не отрывая взгляда от старой книги. — Что ты тут забыл? — тихо спросила Аделаида, стараясь, чтобы ее голос не дрогнул. Выразительные темные брови слегка нахмурились, выражая недоумение. Саске спокойно посмотрел на неё и ответил: — Место свободное. Разве нет? — его голос был низким, спокойным, Аделаида могла бы сказать — бархатным. Вопрос был риторический; Аделаида сжала губы. Она предпочла бы посидеть в одиночестве, но присутствие Саске не мешало её покою, отчего она продолжила рисовать что-то на полях своей тетради. Саске, как будто невзначай, бросил взгляд на её тетрадь. Его взгляд задержался на причудливых рисунках. — Неплохо, — неожиданно произнес он, слегка приподняв бровь. — Это что, Рен? — указал Саске на карикатурный рисунок черной ручкой, на котором было изображено какое-то существо в очках и с взъерошенными волосами, явно пародирующее учительницу Рен. Аделаида не сдержалась и засмеялась, отчего и Саске невольно прыснул в кулак. Её смех был тихим, но заразительным, отчего невольно привлек к себе лишнее внимание. — Юкайё! Учиха! Что за безобразие?! Вы мешаете уроку! — её лицо и без того нахмуренное, исказилось от гнева. — Как вы смеете отвлекаться во время моего урока?! — Мы просто…рассматривали иллюстрацию в учебнике… Рен-сенсей, — ответила Аделаида, стараясь сдержать новую волну смеха из-за смехотворного выражения лица учительницы. — Рассматривали?! — шатенка повысила голос, словно включая сирену. Все взгляды одноклассников были направлены на них, они перешептывались, смеясь с гнева Рен. — И что же это за «рассматривание», которое сопровождается такими…такими безобразными гримасами?! Аделаида, я смотрю, ты совсем распоясалась! Раньше ты была такой примерной ученицей, а теперь… Это просто ужас! Мне нужно срочно поговорить с твоим отцом о твоём поведении и о том, как ты скатилась по моим предметам! — Рен-сенсей, я уверена, что мой отец не будет тратить свое драгоценное время только для того, чтобы слушать ваши жалобы, — спокойно ответила Аделаида, подперев руку под подбородок. — Он занят куда более важными делами, чем разбираться с пустяковыми недоразумениями. К тому же, — продолжила она, с лёгкой усмешкой, — Я его главная драгоценность, он верит мне больше, чем кому-либо ещё, поверьте, он прекрасно знает, что я никогда не сделаю ничего плохого без веской на то, причины. — Да как ты смеешь! — воскликнула Рен, от злости ее лицо стало багровым, слушать её было невозможно. — Я — твой учитель, и я имею право поговорить с твоим отцом, он должен знать как его дочь ведёт себя на уроке. — Рен-сенсей, — вмешался в конфликт Саске, который до этого молча наблюдал за происходящим. — Я думаю, что Аделаида права. Ее отец вряд-ли будет отвлекаться на такие пустяковые вещи, если доверяет своей дочери. Рен, ошарашенная вмешательством Саске, уставилась на него с нескрываемым удивлением. — И вам, Рен-сенсей, — продолжил Саске, — следует помнить, что уважение к ученикам — эта неотъемлемая часть профессии учителя. Ваши методы воспитания вызывают сомнения, по крайней мере, у меня. Мы ученики, стараемся учиться, и нам важно, чтобы вы поддерживали наше стремление к знаниям и развиваться, а не подавляли его. — Вы…вы оба непослушные, дерзкие! Вы сорвали мне урок! — Рен, окончательно потеряв контроль над собой, ударила кулаком по столу. — Я пожалуюсь директору, пусть он разбирается с вами и с вашими родителями. — Пожалуйста, — холодно ответил Саске. — сделайте это. Мне кажется, что директору будет интересно узнать о ваших методах воспитания и о том, как вы мотивируете учеников к изучению больше материала, чем требуется по уставу школы. Аделаида, еле сдерживая смех, вернулась к своей тетради, записывая помеченные на доске даты, а Саске, как ни в чем не бывало, записал в тетрадь пару предложений о фигурировании Италии в Первой мировой войне, которые он успел подслушать во время «рассматривании» иллюстраций с Аделаидой. Рен, заметно успокоившись, продолжила урок, но ее слова уже не имели прежней силы. Её авторитет в глазах учеников был подорван, и это было заметно по их равнодушным лицам. — Спасибо, что вмешался, — прошептала Аделаида, слегка улыбнувшись ему. Саске презрительно хмыкнул. Несмотря на неприятный инцидент в прошлом, Саске симпатизировал Аделаиде. Пусть временами он вел себя как бесчувственный мудак, несмотря на его резкость и временами откровенно грубое поведение, в нем чувствовалась какая-то скрытая ранимость. Аделаида видела это в его нахмуренных бровях, отстранённости, в том, как он, словно отгораживаясь от мира, прятал свои эмоции за маской безразличия. Но услышав его пусть и незначительный, но смех, она поняла, что он не может вечно притворяться. Людям нужны люди. Так почему бы не стать тем, ради которого ему захочется смеяться в открытую, улыбаться? Урок тянулся бесконечно долго. Аделаида уже не слушала Рен и лишь наблюдала за Саске. Его темные волосы, заострённая прическа обрамляли лицо. Высокие скулы, аккуратный нос, и по мальчишески невинные губы, в расслабленном состоянии, казались мягче. В его чертах лица, в уверенной осанке, в том как он лояльно держал себя, чувствовалась какая-то сила, некий признак власти в этом мире, которая завораживала. Холодный, недоступный, но в то же время так близок. До него дотронуться хочется, а не может… И в эту тишину, наполненную её неловкостью, Саске произнёс: — Я слышал, что ты наполовину немка. Ведь так? Аделаида, очнувшись от своих же мыслей, подняла на него взгляд своих золотых глаз. Поморгав пару раз и вспомнив о вопросе, девушка кивнула: — Да. Моя мама была немкой. Она не хотела вдаваться в подробности, ей не хотелось воротить эти болезненные воспоминания, не хотелось, чтобы кто-либо, даже отец, видел её уязвимость. Но Орочимару все равно, ему, как и всегда — плевать на чувства других людей. Вспоминая о недавнем инциденте, где они чуть ли не подрались, Саске, словно почувствовав её нежелание говорить об этом, не стал задавать дальнейших вопросов. Он просто кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на понимание.

* * *

В кабинете у Орочимару пахло пылью, сигаретами и хлоркой. Орочимару затянувшийся сигаретой, выпустил дым в открытое окно. Прохладный сентябрьский ветер доносил до него едва уловимый запах сырой земли и опавших листьев. Закат, окрашивающий небо в красно-оранжевые тона, был красив и на миг Орочимару залюбовался им. — Ты же понимаешь, что это очень рискованное дело, Кабуто? — осторожно начал Орочимару, краем глаза взглянув на Якуши. — Если бы оно, было не рискованным, вы бы не поручили его мне, — Кабуто в привычной для него манере поправил очки, ухмыляясь задумке Орочимару. — Я понимаю весь риск вашего эксперимента и готов сделать всё, что от меня зависит. Их разговор был прерван резким стуком в дверь. Орочимару, не оборачиваясь, бросил короткое: «войдите». В кабинет вошла молодая медсестра, Хитоми, с темной недлинной косой. — Орочимару-сан… там маленького пациента привезли… Без вас не обойтись, — пролепетала она, немного смущаясь и ловя на себе оценивающий взгляд Якуши. Кабуто, как всегда, не скрывал своего презрения к некоторым женщинам, которые, по его мнению, были лишь слабым звеном в этом мире, мечтающим о том, чтобы подстелиться под более сильных мужчин. — Хорошо, Хитоми-чан. Через пару минут подойду, — Орочимару подошел к столешнице и, не обращая внимания на смущенную девушку, потушил сигарету в пепельнице. Хитоми послушно кивнула и вышла из кабинета, снова оставив двух мужчин наедине. — Вы всё ещё встречаетесь с той блондинкой? — невзначай спросил Кабуто, взглянув на мужчину. Орочимару лишь слегка улыбнулся, его взгляд стал холоднее. — Да. Юми очень наивная и послушная девочка, — ответил он. — С такой удобной куклой будет жаль расставаться. — Она вам нравится? — не удержался Кабуто, чувствуя, как переступает невидимую черту. — Безусловно, — хищно улыбнулся Орочимару. — В отличие от Беделии, она идеально соответствует моим ожиданиям. Юми спала, свернувшись калачиком под белым одеялом. Её светлые волосы рассыпались по подушке. Дыхание было ровным и спокойным, она сопела как котенок, мирно спящий на подоконнике. Взгляд прошёлся по обнаженным ключицам, на которых виднелись багровые следы от поцелуев. — Орочимару… — в полусне, неразборчиво шептала его имя, словно даже во сне хотела быть рядом с ним. Ее зависимость от этих отношений, его влияние на неё, отражалось в её поведении даже во сне. Орочимару наблюдал за ней, сидя на краю кровати. В его глазах, обычно полных холодного безразличия, мелькнуло что-то неопределенное. Нечто похожее на…умиление. Таким взглядом, он смотрел только на Аделаиду, когда она будучи ребенком, притащила из сада змею, положив ее в кровать, к родителям. Ох, он так хорошо запомнил этот взгляд Беделии, полный ужаса. Или на Кохаку, когда тот рисовал карикатурные портреты их семейства, не забывая и домашнего змея, Манду. Её наивность, доверчивость, слепая любовь, которую она дарила ему без остатка, иногда так сильно раздражали. Но иногда, думая над этим в стенах своей темной спальни, Орочимару чувствовал как в нем пробуждается что-то теплое, человеческое. Он протянул руку и нежно провел пальцами по её щеке. Юми тихонько заворочалась во сне, зарывшись под одеяло до самого носа. А будет ли она любить его, узнав его истинную сущность? Орочимару знает, что рано или поздно, ему придется сломать любимую куклу, как ломал до этого и все остальные свои игрушки.

* * *

В больничном коридоре царила напряженная атмосфера. Орочимару встретил Ируку, классного руководителя Аделаиды, который с беспокойством ожидал его. Неожиданный звонок Ируки полчаса назад, разрушил все его планы на этот день. Умино сообщил, что Аделаида упала с лестницы и потеряла сознание. Они успели вызвать скорую и ожидали его в больнице. — Орочимару-сан, — Ирука, взъерошенный и обеспокоенный, поспешил поздороваться с ним. — Хорошо, что вы приехали. Аделаида… она ударилась головой довольно сильно. Мы вызвали скорую, как только она потеряла сознание. — Спасибо, что сообщили, — спокойно ответил Орочимару. — Как ее состояние? — Врачи сейчас осматривают ее, — ответил Ирука. — Надеюсь, все обойдется. Мне очень жаль, что все так получилось. — Она справится, — Орочимару, не дрогнув ни единым мускулом, прошел мимо мужчины в сторону палаты, где находилась Аделаида. В палате, Аделаида лежала на больничной койке, ее лицо было бледным, глаза закрыты. Орочимару подошел к ней, внимательно изучая ее состояние. — Что случилось? — спросил он у врача, который только что закончил осмотр. — Несильное сотрясение. Ничего страшного, — врач, пожилой мужчина с добрыми глазами, ответил спокойно. — К счастью, переломов нет, но есть сильная гематома. Мы провели обследование, и, кажется, все в порядке. Но ей нужно остаться под наблюдением на ночь, а затем выздоравливать дома, соблюдая строгий постельный режим. Орочимару кивнул, не выражая никаких эмоций. Он редко проявлял чувства, особенно в присутствии посторонних. Через некоторое время, девушка пришла в себя, оглядывая белый потолок и голые стены. Резкий запах медикаментов и хлорки ударил в чувствительный нос, яркий свет слепил глаза. Орочимару, сидевший рядом с ней, с лёгкой улыбкой наблюдал за её пробуждением. — Как ты себя чувствуешь, Адель? — спросил он мягким, почти бархатным тоном. — Голова болит, и тошнит немного, — ответила она, нахмурившись. — Что случилось? — Мне сообщили, что ты упала с лестницы и получила травмы, — он заметил, как бледное личико девочки помрачнело, Аделаида сникла. — Кто-нибудь причастен к твоему падению с лестницы? Или это был несчастный случай? — аккуратно спросил Орочимару. — Я сама упала, — резко ответила девушка, в её глазах виднелось раздражение. Ей явно не хотелось об этом говорить, что усилило сомнения Орочимару о возможном конфликте со сверстниками. — Ты ведь обычно очень осторожна. Неужели просто поскользнулась? — Да, говорю же. Перестань расспрашивать меня об этом, мне и так плохо, — уныло проговорила Аделаида, переводя взгляд на белый потолок. — Когда можно будет поехать домой? — Завтра тебя выпишут, но тебе понадобится постельный режим. В школу не сможешь ходить некоторое время, — Орочимару взглянул на ручные часы и нахмурился. Время близилось к четырём, через час нужно было забрать Кохаку со школы. От последних слов отца, в глазах Аделаиды блеснула некая радость. — Ну хоть какая-то радость, — закатив глаза, она прикрыла глаза, непроизвольно погружаясь в сон. Мужчина накрыл её больничным одеялом, и убрал мешающие пряди волос с ее лба. — Отдохни. Я скоро вернусь. С этими словами, он покинул палату, оставив Аделаиду в тишине и своих мыслях.

* * *

Машина была припаркована у здания института, в котором училась Юми. Скромное, не самое престижное учебное заведение, которое по его мнению, не соответствовало ее потенциалу. Девушка часто жаловалась на большой объем домашнего задания, на преподавателей и одногруппников, а когда разговор шел об отчислении, Юми сразу отмалчивалась и сменяла тему. Он наблюдал за выходящими из здания студентами, их лица, залитые светом заходящего солнца, казались ему безликими, серыми. Они являлись просто серой массой, среди которых он заприметил свою Юми, шагающую одну. Юми как всегда была одета слишком легко для прохладного сентября, в короткой черной майке и темных джинсах. Заметив его машину, девушка чуть ли не сломя голову, побежала вниз по лестнице к нему, пачкая белые кеды в небольшой лужице после дождя. Её длинные светлые волосы развевались на ветру, изумрудные глаза были полны наивной доверчивости и светлой радости. Орочимару наблюдал за ней и не мог скрыть лёгкой усмешки. Вновь и вновь он поражался тому, как эта девчонка до сих пор не сдается, вешается ему на шею, и безоговорочно отдается ему по первой же прихоти, в надежде на что-то большее. «Я дам тебе эту возможность, — подумал Орочимару, когда Юми не дожидаясь приглашения, открыла дверцу и села в машину. — Дам возможность, чтобы отойти в сторонку и наблюдать за твоим преображением». — Привет. — Здравствуй, солнце, — ответил он ровным голосом, когда машина тронулась в путь. — Как прошел твой день? — Да всё как обычно. Слишком большой объем информации, мой мозг перегружен, — закатила глаза Юми, а затем взглянула на Орочимару, улыбнувшись. — Я рада, что ты приехал. Мы не виделись неделю, я очень скучала по тебе. — Раз так, у меня к тебе отличное предложение. Думаю тебе понравится, — он краем глаза взглянул на неё и поймал на себе заинтересованный взгляд. — Аделаида упала с лестницы, сейчас находится в больнице. — О боже, бедняжка! С ней всё в порядке? — обеспокоенно, почти, что наигранно спросила Юми, только из уважения к нему. — Да, завтра выпишут. Но ей придется соблюдать постельный режим всю неделю. А как ты знаешь, за Кохаку будет некому смотреть… Её глаза загорелись в предвкушении, пазл в голове Юми начал складываться. — Я хочу, чтобы ты некоторое время побыла в роли няни для Кохаку, и в какой-то степени, для Аделаиды. Согласна? — вопрос показался Орочимару риторическим, он уже знал ответ. — Няней? — похлопала длинными ресницами, Юми, невольно улыбнувшись. — Я смогу познакомиться с твоими детьми? Боже, не могу поверить! Так когда же мне приступать? Улыбка на лице девушки становилась шире, она была искренне рада данному предложению. — С этого же вечера. Сейчас заедем за Кохаку, в шко… — не успел договорить Орочимару, как звонкий голос Юми резко перебил его, отчего он сжал руль. — Подожди! — продолжила она, — Я не могу явиться перед ребенком в таком виде. Мне стоит переодеться и надеть что-то более приличное, — Орочимару мог заметить отголоски чего-то заботливо-нежного в её поведении. Она выглядела как ребенок, которому собираются подарить котёнка, нежели взрослая студентка. — Хорошо, у нас есть полчаса. Орочимару усевшись на постель девушки, наблюдал за тем, как она спешно переодевается в скромное белое платье, с развевающимся подолом. Носки надевала на ходу, смывая повседневный макияж на лице. Расчесав волосы и захватив маленький рюкзак со всем необходимым, Юми с улыбкой на лице, взглянула на Орочимару. — Идём! Юми волновалась так, словно должна была увидеться с сыном, с которым её разлучили после родов. Дети выходили из школы, разбегаясь по домам. Кохаку, завидев отца, заулыбался, ведь редко отец забирал его со школы. Но заметив незнакомую девушку, рядом с отцом, смутился, сжал ремни рюкзака и неуверенно подошёл к ним. — Привет папа, — скромно поздоровался мальчик, переключив всё внимание на незнакомку. Разглядывая её с ног до головы, мальчик ахнул, а после с недоверием в глазах, робко произнес: — Мама? Юми, замерла, похлопав длинными ресницами, её щеки забились румянцем. Она явно не ожидала такого вопроса от мальчика, и не знала как на него реагировать. Она почувствовала себя неловко и растерянно, оказавшись в центре неожиданной и неловкой ситуации. С другой стороны, увидев жалостливую мордашку ребёнка, в глазах которых искрила надежда, Юми хотелось ответить на его вопрос согласием. Предугадавший все давно, Орочимару, заметив растерянность сына и Юми, мягко улыбнулся: — Нет, Кохаку, твоя мама не вернётся. А это Юми, твоя няня на время, пока Аделаида не поправится, — в его голосе прозвучала некоторая строгость. Кохаку опустил взгляд, смутившись от стыда. Он с унынием понял, что ошибся, и его слова прозвучали нелепо. — Аделаиду завтра выпишут из больницы, можешь не волноваться о ней. Юми, заметив смущение и уныние ребенка, подошла к нему ближе, наклонившись. — Все в порядке, Кохаку-кун. Ничего страшного не произошло, — её голос был ласков и мягок, он звучал усладой для его ушей. — Ты ведь не против, если я на время позабочусь о тебе? Кохаку расслабился, улыбнулся краями губ и молча кивнул.

* * *

Завтра её выпишут. Завтра она покинет эти стерильные стены, пропитанные запахом медикаментов и хлорки. Но радость от предстоящей выписки, омрачалась тяжёлым грузом. Аделаиде не хотелось возвращаться в школу. Не хотелось видеть ненавистные лица одноклассников и слышать насмешки в свой адрес. Не хотелось сталкиваться с теми, кто по неосторожности или злому умыслу толкнули её с лестницы, отправив в эту больницу. Аделаида решила не говорить об этом отцу, привыкнув справляться со своими проблемами сама. С одной стороны, она была рада тому, что пропустит неделю занятий в ненавистной школе. Но с другой, злоба и обида распирали её изнутри. Даже если она всё расскажет взрослым, обидчики не понесут наказания и продолжат ходить по школе, как ни в чем не бывало. У Аделаиды не было действующего авторитета среди одноклассников, она чувствовала себя незаметным и ненужным призраком. Из мыслей её вывел звук уведомления на её телефоне. Аделаида, с лёгким раздражением, потянулась к лежащему на тумбочке, телефону. Она открыла панель уведомлений и замерла. «Запрос в друзья от Саске Учиха». Аделаида нахмурилась, ведь он и был причиной конфликта. Может быть, он узнал о её несчастье? Может быть, он беспокоится о ней? Или, что ещё маловероятнее, он решил проявить этакое дружелюбие? Бред. Аделаида приняла запрос, вопреки всему. Через некоторое время на телефон пришло уведомление о новом сообщении. На экране высветилось его имя. «Я знаю, что с тобой случилось. Мне жаль, что все так вышло. Желаю тебе скорейшего выздоровления». Эти простые слова, написанные без приветствий, сдержанным, немного грубоватым тоном, стали для нее настоящим бальзамом на душу. Щеки вдруг порозовели, в сердце зародилось что-то, подсказывающее, что Саске был ей небезразличен.