A Liar with a Promise

В результате стычки с людьми отца он получил ушиб бедра, не говоря уже о боли в колене от падения. Единственным вариантом для побега был прыжок со второго этажа здания, и отчаяние не облегчило боль на следующий день. Оно все еще болело неделю спустя, когда Крис Смит и Луис Смит «переехали» в Окленд, Калифорнию. Этим утром Луис записала своего сына в местную среднюю школу и проверила его знание их новой предыстории. Каждый раз, когда он говорил что-то неправильно или отвечал недостаточно быстро, или был недостаточно убедителен, длинные пальцы таскали его за волосы. Закончив, она сказала ему, что вернется около десяти вечера этой ночью. Он знал, что она будет осматривать город, искать работу, где она будет коротать время, и квартиру, в которой они смогут остаться на ближайшие месяцы. Не желая сидеть в одиночестве на заброшенном складе, Крис начал бродить. В конце концов он наткнулся на соседний парк. Дома здесь были старыми и ветхими, но это была достаточно безопасная территория. Не похоже, что парком часто пользовались, хотя это могло быть связано с осенней прохладой в воздухе. В Северной Калифорним не было так же тепло, как и в Лос-Анджелесе. Когда Крис вошел в парк, он увидел еще одного ребёнка. Он был невысокого роста, худощавый, так что, вероятно, он был ненамного старше самого Криса. Незнакомец молча сидел на качелях, вглядываясь в лес, окружающий парк. Мальчик заметил Криса почти сразу же и решил не обращать на него внимание. Криса это устраивало. Он все равно не мог заводить друзей. Это бы только разозлило маму. Она ударила его в щеку, когда он в последний раз пытался оспорить ее правило. Это было только для того, чтобы защитить его от настоящего монстра, его отца, но было все равно больно. В течение часа, пока Крис сидел на качелях рядом с мальчиком, они не разговаривали. Крису было спокойно рядом с молчаливым мальчиком, который не стал расспрашивать о его фиолетовой скуле или потрепанной одежде. Когда прошло достаточно времени и Крис должен был возвращаться назад на склад, он опять посмотрел на мальчика. У него уже начала очерчиваться челюсть, в отличие от Криса, который был худым, но по-мальчишечьи подтянутым. Возможно это было из-за полового созревания, а может, из за недостатка пищи. Крис не был уверен. Ему показалось, что острая челюсть и скулы подходят жесткому взгляду мальчика, который был у него. В сочетании со светлыми волосами и кожей, мальчик выглядел почти как призрак. Крис был знаком с ними. Ну, не Крис, а Натаниэль. Он встал, зная, что скорее всего, больше не увидит этого мальчика, и обнаружил, что шепчет, – Спасибо. Крис едва успел пройти несколько шагов, как мальчик заговорил, – Получу ли я имя? Вопрос заставил Криса вздрогнуть. Он ругал себя за то, что не смог автоматически сказать "Крис" или поступить еще умнее и проигнорировать мальчика. Его плечи напряглись, вспоминая о правилах своей матери. Было бы глупо дружить с кем-то. Друзья означали привязанность, что приносило только несчастье. Разговоры и прогулки привлекали внимание. Внимание привело бы к тому, что их нашли и убили. Крис оглянулся на мальчика, который сидел с отсутствующим выражением лица. Как будто он хранил все в себе как в склепе. Так глупо со стороны Криса, что это лишь разожгло лишь большее желание говорить. У него было много имен к настоящему моменту, и он знал, какое из них он собирается использовать. Тем не менее, он спросил, – Любое имя? – Каким бы именем ты ни хотел назваться. Ох, подумал Крис, и это крошечное слово эхом отдалось в его голове как в пещере. Крису понравилось, как это звучит. Имя, которым бы он хотел назваться. Он не хотел быть ни Крисом, ни Стефаном, ни Натаниэлем. Он подумал о имени, которым его назвала мама, когда они были одни. Он еще раз оглянул парк, чтобы убедиться, что его ответ услышит лишь этот одинокий мальчик. Мама, конечно же, избила бы его до полусмерти, если бы узнала, но в его груди уже разгорался огонь. Он подошел ближе к мальчику-призраку, встав напротив, но не прикасаясь. Он может жаждать приятной компании, но физические прикосновения редко бывают добрыми. Он посмотрел в светло-карие глаза, которые отливали золотом в вечернем свете. Его лицо по-прежнему ничего не выражало, не давая возможности ему чего-либо оценить. Их взгляды все еще были прикованы друг к другу, когда он прошептал, – Абрам. – Эндрю, — ответил мальчик. Абраму понравилось это имя. Хотя бы потому, что оно принадлежало этому мальчику-призраку. Реальное имя, такое же честное, как и «Абрам». Эндрю не знал, как много это значило для него. Это чувство реальности. – Ты вернешься завтра? — спросил Эндрю. Абрам отстранился, глядя в сторону. Мама была бы так зла на него за то, что он уже сделал. Вернуться, чтобы увидеть Эндрю, будет еще хуже. Он снова огляделся, как будто мог поймать ее на краю парка, смотрящей на него. Если его поймают, будет нехорошо. Если его вообще поймают будет плохо. – Я бы хотел, но не знаю, смогу ли, — сказал он Эндрю. Еще одна правда. Его желудок скрутило от того, что он был таким честным после стольких лет. С тех пор как ему исполнилось десять, и мама украла его от их монстра, ложь была необходима для их выживания. Эндрю кивнул, как будто ему не нужны были никакие объяснения, – Я здесь каждый день, особенно по выходным. Абрам снова уставился на него. Казалось, он ничего не мог с собой поделать. Казалось, Эндрю открыто приглашает его. Приглашение подойти и снова сесть. Эндрю ничего не знал о нем, кроме его имени, и он был добрее, чем любой человек, которого Абрам когда-либо знал. Он почувствовал, как его сердце забилось быстрее, волнение покалывало кончики пальцев. Иметь друга было бы так хорошо. Сколько бы они ни были здесь. Сколько бы он ни был Абрамом с этим мальчиком-призраком в парке. Он старался не показывать этого, но сомневался, что у него вышло так же хорошо, как у Эндрю. – Увидимся в следующий раз, Эндрю, — сказал Абрам, наслаждаясь тем, что может произнести имя своего нового друга. Эндрю кивнул, и Абрам повернулся и побежал из парка. Он позволил себе улыбаться по дороге на склад, прежде чем вернулась мама. Она научила его лгать, чтобы он не давал ей повода думать, что разговаривал с кем-то другим. Что он вообще ушел.

***

Через два дня после того, как он встретил Эндрю, его мать уехала на новую работу в продуктовый магазин в городе. Они сняли крошечную квартиру на окраине города, и ему потребовалось полчаса, чтобы добраться до парка, все это время надеясь, что Эндрю действительно будет там. Он начнет ходить в школу в понедельник, поэтому мама подкрасила ему волосы вчера вечером. Он сомневался, что Эндрю заметит. Он не казался тем человеком, которого волнует прическа Абрама. Если окажется, что Эндрю не тот человек, с которым он мог бы так легко общаться, как в день их знакомства, это будет ужасно. Однако, когда он добрался до парка, Эндрю сел на те же качели, что и в прошлый раз, и не задавал вопросов о том, где живет Абрам, о его волосах или о родителях. Они сидели молча в течение первого часа, прежде чем Абрам упомянул, что пойдет в среднюю школу неподалеку. Оказалось, что Эндрю уже ходил туда. Он был на год старше, так что они, вероятно, не увидят друг друга, если только не встретятся в коридорах. Эндрю больше всего нравился английский. Абрам сказал ему, что ему нравится математика. Эндрю подшучивал над ним, называя его ботаном, но это было легко и непринужденно. Все это чувствовалось таким нормальным. Абрам продолжал возвращаться каждые выходные, пока мама работала. Каждый раз, когда она работала в вечернюю смену в течение недели. Он обязательно останавливался немного дольше в конце своего обеденного перерыва, позволяя всем остальным детям в своем классе идти впереди него, чтобы он мог мельком увидеть Эндрю, идущего в кафетерий за своим собственным обедом. Он махал другому мальчику, когда они пересекались в течение дня, Эндрю всегда кивал ему в ответ. «Эндрю» превратился в «Дрю» в его сознании однажды, когда Эндрю назвал его глупым прозвищем. Прошли месяцы, и Эндрю разрушил стены Абрама. Однако от него не ожидали, что он будет рассказывать свою историю и правду бесплатно. Дрю выдал Абраму свои собственные секреты. Они играли в игру в «правду», где они по очереди задавали вопросы. Они должны были говорить правду, но если они не могли ответить на нее, задавали новый вопрос. В начале Абрам часто говорил «нет», и Дрю всегда это уважал. Абрам считал это абсурдным, потому что он знал, насколько Дрю любопытен. Теперь Эндрю знал об Абраме больше, чем кто-либо другой. Мама, конечно, знала о его настоящем имени и о их жизни в бегах, но она никогда не спрашивала его, какой у него любимый предмет в школе или любимое животное. Она не знала, как сильно он ненавидит овощи, потому что жалобы на что-то подобное только злили бы ее. Она не знала, что одной из причин, по которой ему нравились ее уроки французского, было то, что она начала с чтения ему «Маленького принца». Это заставило его почувствовать себя обычным мальчиком, которому мама рассказывала сказку. Однако он мог рассказать Дрю все это. Он мог рассказать Дрю все то, что не мог рассказать маме. Он мог бы рассказать ему о том, как ему все время страшно. Он боялся разочаровать маму и навлечь на нее неприятности. Боялся, что его найдут. Боялся того, что Лола и отец сделают с ним, если это произойдет. Боялся собственных снов, своего дома в Балтиморе и ножей. Ему помогало чувствовать себя настоящим, когда Дрю делился вещами о своих собственных монстрах. О мужчинах, которым было все равно на «нет» Дрю. О приемных семьях, которые не хотели заботиться о детях в своем доме. О приемных братьях и сестрах, которых он пытался защитить от монстров в прошлом, даже когда это означало принять боль вместо них. Эндрю признался, что иногда ему было одиноко. Абрам сказал ему, что хотя он редко бывает один, он тоже чувствует себя одиноким. Он надеялся, что Эндрю знает, что он не чувствует себя так, когда они вместе. Пять месяцев дружбы значили для Абрама очень много. Он мог легко умереть через пять месяцев. Неважно, что скажет мама, если узнает об этом, Абрам никогда об этом не пожалеет. Сидя на качелях в их парке, Абрам вдыхал свежий воздух и наслаждался ощущением того, что рядом с ним Эндрю. – Когда твоя мама заставит вас уйти? — спросил Дрю через несколько минут. Абрам повернулся к нему, вглядываясь в знакомое бесстрастное лицо. Поскольку оно было таким знакомым, оно теперь не казалось таким пустым. У Дрю было столько маленьких способов выразить себя. Его было трудно понять, но не невозможно. Нет, если ты действительно этого хочешь. Нет, если ты знаешь его так, как Абрам. Абрам думал обо всех поручениях, которые мама выполняла помимо своей работы в продуктовом магазине, и о том, как она нервничала. Он знал, что она уже хотела двигаться дальше, но они уже оставались так долго не просто так. – Вероятно, не так долго, может быть, месяц, — предположил он, – Мы живем только около трех месяцев в любом новом месте, но она сказала, что мне нужно остаться в этой школе на некоторое время, что новые ученики всегда привлекают внимание. Она готовится к большому скачку, я думаю. Где-то за пределами страны. Дрю молча принял этот ответ, информация застряла в его удивительной памяти. Абрам сказал бы, что он тоже хотел бы иметь такую память, если бы не жестокость его отца. Это было бы полезно в школе и для изучения новых языков с мамой, но были вещи, которые Абрам не мог вспомнить из дома в Балтиморе. Он был благодарен за это. То, что он помнил, уже казалось слишком тяжёлым. – Как долго ты будешь с Ричардсонами? — спросил его Абрам. Он был в семье уже некоторое время, с декабря. Дрю пожал плечами. – Они никогда не задерживаются надолго, и этот не такой плохой, как некоторые другие. Я останусь, как обычно, пока они не устанут от меня. – Не думаю, что я когда-либо смогу, — прошептал Абрам, не в силах понять, как кто-то может. Дрю был самым удивительным человеком, который когда-либо существовал. Он был внимательным и добрым. Он был честным. Он был тихим, когда это было нужно. Он был тем человеком, у которого можно было спросить мнение, не чувствуя необходимости приукрашивать его. Он был удивительным слушателем. Даже если он не был ласковым, как некоторые другие дети его возраста, или таким же беззаботным, чего ожидали эти приемные родители? Он был в системе с самого младенчества, даже не имея фамилию. Несмотря на всю боль, которую он перенес, Дрю все еще двигался вперед, и он был таким, таким сильным. Дрю отвернулся, кончики его ушей покраснели. Была весна, но на улице все еще дул легкий ветерок. Абрам задумался, не замерз ли он. Когда он повернулся к Абраму, он задал еще один вопрос. – Тебе когда-нибудь кто-нибудь нравился? Абрам наклонил голову, не понимая, что он имел в виду. – Нравился кто-нибудь? Губы Дрю слегка сжались, как это бывало, когда он думал, что Абрам нарочно тупит. – Да, Кролик, — невозмутимо ответил он. – Знаешь, когда хочешь все время с кем-то тусоваться, держишь его за руку, и думаешь, что он симпатичный? Абрам не понимал, чем это отличается от дружбы. У него никогда не было друзей до Эндрю, так что ему не с чем было сравнивать, но это не должно было сильно отличаться. Он вспомнил, как встретил Кевина и Рико до того, как мама забрала его, и они были лучшими друзьями, все время вместе. В его классе были две девочки, Эдди и Роуз, которые всегда были вместе и говорили друг другу, что им нравятся прически или наряды друг друга. – Я всегда хочу тусоваться с тобой, Дрю, — наконец сказал Абрам. Эндрю моргнул ему один раз, слегка приоткрыв губы. Затем его брови опустились, как будто ему нужно было сосредоточиться. – Кролик, — сказал он, снова сжав губы. Сердце Абрама радостно подпрыгнуло от этого прозвища, даже если его друг думал, что он глупый. – Больше, чем просто дружеская симпатия. Абрам попытался представить, что кто-то ему нравится больше, чем Дрю. Он попытался объяснить. – Я не знаю. Ты единственный друг, который у меня когда-либо был. Когда я встретил других детей в Малой лиге, мне вообще не разрешали с ними тусоваться. Не знаю, как это должно чувствоваться. — Не обращай внимания, Кролик, — вздохнул Дрю. Он снова отвернулся, уставившись на деревья впереди. Он снова затих, но не был таким мягким. Казалось, он глубоко задумался. Абрам не хотел, чтобы Дрю отворачивался. Он хотел понять. Он пытался не быть глупым. Он сглотнул, готовый задать еще вопросы об этом, но не знал, что даже спросить. Вместо этого он сказал: — Извини. Дрю повернулся, глаза немного расширились. Его пальцы дернулись, как будто он собирался протянуть руку. Абрам не возражал бы, если бы это был Дрю. Он видел, как другие дети обнимали своих друзей или клали руки им на плечи. Абрам боялся, что взрослые прикасаются к нему, но с Дрю он чувствовал себя в безопасности. — С тобой все в порядке, — сказал ему Дрю, его голос был строгим, словно он должен был убедиться, что Абрам ему поверил. Он стиснул челюсти, прежде чем продолжить. – Кроме того, после всего, что ты сказал о своей матери, это, наверное, хорошо. Ты даже не должен со мной разговаривать. Абрам почувствовал, как его губы изогнулись в улыбке, и не пытался бороться с ней, даже если это было уродливо и страшно. Мама всегда говорила, что он слишком похож на отца, когда он это делал, но Дрю никогда его не боялся. – Я знаю, что она разозлилась, если бы узнала, что я заговорил с тобой, — сказал Абрам, – тем более из за того, что я рассказал тебе так много того, что мне не положено, но это того стоит. Ты того стоишь, хотел сказать Абрам. Потому что это было правдой. Дрю стоил той порки, которую он получил бы, если бы их застукали за таким разговором, если бы когда-нибудь узнали об их дружбе. Хотя Эндрю всегда закатывал глаза или фыркал, когда Абрам становился слишком сентиментальным. – Я не хочу, чтобы ты пострадал из-за меня, — ответил Дрю, глаза которого были тяжелее обычного. Абрам пожал плечами, надеясь, что Дрю поймёт, что он взвесил все варианты и решил, что иметь Эндрю, даже на время, важнее, чем слушаться мать. – Она просто хочет лучшего для меня. И, наверное, она была права: когда заводишь друзей, язык развязывается. Тебе хватило месяца, чтобы разговорить меня и узнать все секреты, – Абрам замолчал, глядя на лес. Может быть, именно это Дрю и имел в виду, когда говорил о симпатии, особенном человеке. Дрю был его единственным другом, но он не мог представить, что кто-то заменит ему Эндрю. – Она не поймёт, что нет никого, кто был бы похож на тебя. Когда-нибудь встречу кого-то еще, кому смогу рассказать это всё тоже. Но ты не боишься ни меня, ни моих монстров. Абрам оглянулся на него, сдерживая поток слез, которые хотели вырваться из глаз. Он не хотел, чтобы Эндрю думал, что он просто ребенок. Он был так счастлив, что познакомился с другим мальчиком. – Ты потрясающий, Дрю. Дрю покачал головой, отрывая взгляд. – Как скажешь, — пробормотал он, его щеки и уши снова слегка порозовели. – Ты идиот. Эндрю так привычно отмахнулся от комплимента, что Абрам чуть не рассмеялся. Он не хотел смущать своего друга, но Дрю заслуживал знать, насколько он важен для Абрама. Их дружба была основана на правде, и держать её в себе было бы нечестно. В голову Абрама пришла идея. Дрю больше всего заботился о честности и обещаниях. Абрам мог показать Дрю, насколько ему важно это. Но его очередь в игре еще не настала. – Задай мне еще один вопрос, — потребовал Абрам, почти спрыгивая с качелей, чтобы приблизиться к Дрю. Он ответит на все, что спросит Дрю, неважно что, и тогда наступит его очередь. Дрю секунду смотрел на него, любопытство светилось в его золотисто-карих глазах. Абрам любил это выражение. Оно было одним из его любимых. – Хорошо, — сказал Дрю, словно делал Абраму одолжение. Абрам предположил, что так оно и есть. – Если бы не твоя семья, где бы ты хотел жить? Какой глупый вопрос. Абраму было все равно, где он живет. Это могла быть пустыня, середина океана или Северный полюс. Но было только одно место, где он хотел быть: – В любом месте, где есть ты. Эндрю уставился на него, сжав губы, словно пытаясь остановить себя сказать что-то. – Ладно, теперь моя очередь, — сказал Абрам, прежде чем Дрю успел это сделать. – Ты веришь в обещания? Он усмехнулся. – Никто никогда не выполняет свои обещаний. – Мы можем быть первыми, — сказал Абрам, более уверенный в том, что говорит, чем когда-либо прежде. – Я хочу дать тебе обещание. Дрю закатил глаза. Он издевательски переспросил: – Обещание на мизинцах? Абраму было все равно, считает ли Дрю это ребячеством. – Да. Он просто уставился на него. Потребовалось несколько тихих вдохов, прежде чем он ответил. – Я не скажу «да», пока ты не скажешь мне, что ты хочешь обещать. Абрам позволил себе еще одной улыбке расплыться по лицу, торопясь протянуть руку. Сжав ее в кулак с мизинцем наружу. Так же, как он видел, делают другие дети. Может быть, Дрю и правда считал это глупым, но Абрам по тону голоса понял, что он подыграет Абраму. – Я хочу, чтобы мы пообещали найти друг друга, когда станем старше, если сможем. Одна светлая бровь изогнулась. – Как я должен найти тебя, когда ты прячешься от отца? — спросил Дрю. Абрам не слишком заботился о том, возможно ли это. Он просто хотел, чтобы Дрю попытался. Он мог бы найти его, если бы ему это было нужно. Он сделал бы все для Дрю. Если это когда-нибудь будет достаточно безопасно, они встретсятся и смогут быть вместе столько, сколько Эндрю захочет. – Я Думаю, тогда мне придется найти тебя. Медленно рука Эндрю поднялась, чтобы встретиться с его рукой, мизинцы нежно соприкоснулись. Они нечасто соприкасались, так как Абрам знал, что Дрю это не нравится, но каждый раз, когда они это делали, Абраму было тепло. Как будто он вытаскивал свежее белье из сушилки или пил чай. – Я обещаю на мизинцах, Дрю, — сказал он, не в силах сдержать свои сентиментальные эмоции. Он надеялся, что Дрю не будет слишком возражать. – Мы снова найдем друг друга. – Я тоже обещаю, Кролик. Улыбка Абрама растянулась так, что стало больно, но ему было все равно. Дрю снова отвернулся, глядя на лес. Ворча, он сказал Абраму: – Я выиграю, если найду тебя первым. Абрам почувствовал, как его улыбка стала резкой. – Идет. Но для протокола, я выиграю. Дрю усмехнулся. – Если выиграешь. Остаток дня они переключались между легкими темами и нежной тишиной. Это было все, чего хотел Абрам. Все, что ему когда-либо могло понадобиться.

***

Абрам не хотел уходить. Он не хотел оставлять Эндрю. Он не хотел продолжать бежать. Почему отец просто не мог отпустить их? Почему они так волновали его? Зачем посылать за ними Лолу, Ромеро и остальных? Почему он был таким ужасным? Почему они все были такими ужасными? – Крис! — прошипела на него мама. «Нам нужно уходить? Почему ты медлишь? Он не мог объяснить маме, что не рассчитывал уходить сегодня вечером. Он думал – надеялся, – что она позволит ему закончить этот учебный год. Он закончит школу через десять дней, если они останутся. Почему нет? Почему им нужно было уходить сейчас? Что произошло? – Я думал, ты хочешь, чтобы я закончил шестой класс, — сказал он, вцепившись в лямки своей набитой спортивной сумки. Мама — нет, Мэри — повернулась к нему. Она становилась Мэри, когда была такой. Выживающей. Солдатом. Его спасительница, похитительница, пленница, учительница и его единственный товарищ. Но не его мама. – Ты получил все необходимое образование, Абрам, — рявкнула она на него, зарывшись рукой в его волосы. Теперь слышать это имя было неправильно. После Эндрю. – Тебе не нужны их дурацкие государственные тесты. Мы уезжаем сейчас. Нам нужно успеть на самолет. Она потянула его за волосы, когда повернулась к двери квартиры, готовая тащить его. – Но я... Крис... Абрам... Натаниэль? Крис... нет, он не может быть Крисом, если они не останутся. Абрам попытался вырваться из ее хватки, но она только усилилась. – Что? Что но? — спросила Мэри, глядя на него карими глазами, которые были намного темнее ее собственных. Он не мог вспомнить, когда видел их в последний раз. Абрам хотел бы признаться. Признаться, что у него появился друг. Что Эндрю будет ждать его. Что Эндрю не узнает, просто уехал ли он или умер. Что Дрю будет беспокоиться о нем, даже если он никогда не признавался в подобных чувствах. Он хотел признаться и умолять ее позволить ему попрощаться. Но если он расскажет ей, ничего не изменится. Она все равно вытащит его из этой квартиры и посадит в ту дешевую машину, которую она для них купит. Она не позволит ему попрощаться. Она не позволит ему оставить даже записку. Доказательство того, что он был человеком, что он был настоящим. – Ничего, мама, — вместо этого сказал Абрам. – Мне жаль. Мэри лишь немного смягчилась, ее хватка ослабла. – Мы должны продолжать идти, — строго сказала она ему. – Если мы слишком долго останемся на месте, нас убьют, Абрам. Ты хочешь умереть? Или вернуться к отцу? Ты хочешь, чтобы я умерла? Это то, что должно произойти, Абрам. Он знал это. Конечно, он знал это. Но это не остановило чувство черной дыры, разверзающейся в его груди. – Я знаю, мама. Мне жаль. Она кивнула, принимая его извинения и отпуская его волосы. Она повернулась и вышла из квартиры, он шел за ней по пятам. Они быстро сели в машину и поехали достаточно быстро, чтобы быстро покинуть город, но не так быстро, чтобы привлечь внимание. Они проехали мимо знака с надписью «Вы покидаете Окленд! Приезжайте к нам снова!» Абрам чуть не заплакал, увидев это. Он вспомнил свое обещание на мизинце, данное несколько недель назад. Он не мог представить себе мир, где отец не охотился за ними, где он был бы в безопасности. Даже если бы он был, мама никогда бы не отпустила его Эндрю без каких-либо объяснений. Он не хотел быть лжецом, не для своего Эндрю. Своему другу. Однажды он пойдет искать Дрю и сдержит свое обещание. Если ему придется лгать, бежать и даже убивать, чтобы выжить, он это сделает. Он сделает все, что нужно. А когда он наконец закончит, он найдет его. Он пойдет, где бы ни был Дрю, будь то Окленд, пустыня Сахара, середина Атлантики или Северный полюс. Он бы пошел туда и показал Эндрю, что он лжец для всех остальных. Но только не для него.

***

Перелет в Англию был долгим и ужасным, и его мать так крепко держала его за руку в аэропортах, что его пальцы болели. Они встретились с некоторыми людьми семьи, которых он никогда не видел. Все они задавали ему много вопросов и пытались слишком много к нему прикасаться, говоря что-то вроде «Я твоя тетя» и «Ты такой милый мальчик», но он не мог выносить внимания после всего, что Мэри в него вбила. Они не оставались с Хэтфордами больше двух недель, прежде чем двинулись дальше. Он был благодарен за это. Большинство из них называли его Натаниэлем, как его называл отец. Некоторые из них пытались называть его Абрамом, что, по-видимому, было именем его дедушки. Но он не хотел, чтобы они называли его ни тем, ни другим. «Натаниэль» только вызывал в его сознании воспоминания о ножах и крови. Почти так же болезненно, «Абрам» напоминал ему об Эндрю и о том, как сильно он скучал по другому мальчику. Уроки французского, которые давала ему мама, пригодились, когда они прибыли в Лион, Францию. Он стал Элиотом и постарался, чтобы его акцент совпадал с акцентом мамы. Его акцент казался британским для других детей, что было не так уж и плохо. По крайней мере, он не казался американским. Элиот был Элиотом всего пару месяцев, прежде чем они переехали в другой город. Затем он был Тео. Затем Лукасом. Вскоре Мэри поняла, что Франция слишком опасна для них. Особенно после того, как они подобрались достаточно близко, чтобы схватить Лукаса. Благодаря урокам Мэри ему удалось открыть багажник изнутри и выпрыгнуть. Было больно, когда он ударился о тротуар, покатился и съехал в траву. Он бежал так быстро, как только мог, с разорванной кожей и одеждой.

***

Габриэль постарался быть незапоминающимся и средним. Его немецкий был хорош, легкий британский акцент склонялся к их истории о том, что они мать и сын из Великобритании. Теперь ему было четырнадцать. Девушка — может быть, Миа — подошла к нему, когда он стоял возле школы, ожидая, когда его заберет мать. Она не придет еще полчаса, но ему лучше приехать пораньше, чем опоздать. – Габриэль, как дела? – Она говорила по-английски, её немецкий акцент был ужасен. Он не понимал, почему она это делает. Она была на его уроке истории, и на прошлой неделе им пришлось работать вместе над презентацией. Она заметила его акцент и спросила, откуда он. Он дал ей все ответы по сценарию, которые ему дала Мэри, и ничего больше. Он не пытался спрашивать о ее родителях или интересах. Ему было все равно. Ему не разрешалось беспокоиться, даже если он хотел. – Хорошо, — автоматически ответил Габриэль. Он не спрашивал в ответ, даже если это было невежливо. Мэри оторвет ему голову, если увидит его сейчас. Правила не сильно изменились с тех пор, как ему было десять, но добавилось одно. Никаких девушек. Ему не разрешалось иметь друзей, но, по словам его мамы, девушки были еще более опасны. Он предполагал, что это имело смысл. Некоторые из самых решительных и безжалостных людей, которых он когда-либо знал, были женщинами. Лола и Мэри были холодными и расчетливыми, когда им это было нужно, и могли быть харизматичными и добрыми, когда это приносило им желаемое. В то время как его отец и мужчины из его окружения были такими же жестокими и кровожадными, Габриэль всегда считал Лолу и Мэри более умными, более изобретательными хищниками. – У тебя есть девушка, Гейб? — спросила Миа, подходя и вставая перед ним. Она крепко сжимала руки и странно смотрела на него. Он что-то сделал не так? Он оговорился в своей истории? Как-то привлек внимание? Он не мог вспомнить, что он сказал, чтобы заставить ее спросить– К обочине подъехала машина, и из открытого окна раздалось резкое – Габриэль! – Габриэль сглотнул, немедленно устремив взгляд на «Лину» на водительском сиденье. Он не стал извиняться, когда обошел Мию и поспешил к машине. После того, как он оказался на пассажирском сиденье, его мама уехала. Когда они выехали со стоянки, начался допрос. Он рассказал ей правду. Он не знал, почему Миа разговаривает с ним. Он не знал, что он сделал не так. Он не знал, почему она это спросила. Лина ему не поверила. В ту ночь они переехали в другой город.

***

Алекс был тихим французским мальчиком, который переехал в Канаду со своей матерью, Исой, чтобы жить спокойной жизнью в сельской местности. Алекс делал все возможное, чтобы жить во лжи и забыть все свои другие имена. В шестнадцать лет это становилось все труднее и труднее. Он вспоминал Окленд поздно ночью, тоскуя по покою, который он чувствовал тогда. Теперь у него было так много шрамов. Он был жестче. Он мог выдержать и увидеть себя без линз. Он чувствовал только страх, когда видел, как его естественные корни пытались прорасти. Он чувствовал тяжесть каждого слова на своем языке. Он чувствовал глаза повсюду. Он не мог чувствовать тех искр, которые были у него в двенадцать лет, когда он сидел на качелях. Мэри сегодня вечером убежала по делам и вернется только около полуночи. Ему нужно будет идти домой пешком. Это не займет много времени, может быть, час, если он пойдет медленно. Он собирался начать двигаться, когда услышал смех. Он взглянул на трибуны, встретившись взглядом с девушкой из одного из своих классов. Она снова рассмеялась, что-то прошептав своим друзьям с красным лицом. Они подтолкнули ее к нему, и он не смог сдержаться и нахмурил брови. Она приблизилась с нервной улыбкой, которая заставила Алекса задуматься, не собирается ли она устроить какую-то шутку. Когда она встала перед ним, он обнаружил, что они были одного роста. Он был довольно низким для своего возраста, что несколько удивило его. При их одинаковом росте он смотрел ей прямо в глаза. Они были светло-карими, что напомнило ему Эндрю. Дневной свет не делал ее глаза золотистыми, как у Дрю, но Алекс предположил, что они все равно были красивыми, поскольку были так близки по цвету. Алекс почти пропустил ее слова, потому что был так погружен в свои мысли. – Могу ли я поцеловать тебя, Алекс? Поцелуй? Алекс никогда никого раньше не целовал. Одна из его теток в Англии однажды поцеловала его в щеку. Его мама целовала его голову перед сном, когда он был маленьким ребенком. Хотя он видел, как другие подростки целовали друг друга в щеки и губы. Он не был глупым. Он понимал, что другим подросткам нравятся свидания и поцелуи. Это снова напомнило ему о Дрю. О разговоре, который у них был в день их обещания на мизинце. Дрю, вероятно, знал больше о «влюбленности» и как целоваться. Алекс не был уверен, что он стал понимать о привлекательности больше, чем в двенадцать лет. – Почему? — спросил ее Алекс. Она еще больше покраснела от этого. – Я.. я.. я просто думаю, что ты очень милый. Должно быть, она его разыгрывала. Мама едва могла на него смотреть. Он был похож на своего отца, монстра. В нем не было ничего «миленького». Эта девушка определенно не подумала бы так, если бы увидела его без рубашки. Он был сломлен и отвратителен. – Я не лгу! — выпалила она, словно читая его мысли. Это только еще больше его расстроило. Он не должен был быть таким читаемым. – Я никогда никого не целовал, — сообщил ей Алекс, надеясь, что это отпугнет ее. – Все в порядке, — сказала она ему, положив руку ему на плечо. Он изо всех сил старался не отстраниться и не стряхнуть руку. – Я не возражаю. Алекс все еще не особо хотел ее целовать. Она ему не нравилась. Он даже не мог вспомнить ее имя. Кэрри? Кара? Но все же, ему стало немного любопытно, когда он задумался об этом на секунду. Дрю говорил о подобных вещах в тот день. Алекс хотел узнать, каково всё это. Наконец, он кивнул. – Ладно.

***

Его путь домой не занял целый час, но показалось, что дольше. Он подумал о поцелуе и о том, как он ощущался для него как ничто. Это могло быть рукопожатие или соприкосновение локтей. Это было не то волшебное, о чем он слышал в коридорах. Это было не так волнующе, как то, что он подслушывал в раздевалке спортзала. Это только заставило его больше думать о том, сломан ли он. Он попытался прокрутить в голове слова, которые сказал ему Дрю, что с ним все в порядке. Что не любить кого-то — это даже к лучшему. Он был так погружен в свои мысли, что не осознавал, что могут остаться какие-то доказательства поцелуя. Что красная помада девушки могла остаться на нем. Но Иса заметила. Мэри избила его до синяков за это. Убедилась, что он понял, что нарушил правила, что он подверг их опасности, что это никогда не должно повториться. В ту ночь они вернулись в Соединенные Штаты.

***

Финник бежал так быстро, как только могли его ноги. Он все еще слышал предостерегающий крик матери. Он запрыгнул в машину, повернул ключи в зажигании и включил передачу. Она всегда говорила ему, что если дойдет до дела, он должен оставить ее позади, но он не мог. У него больше никого не было. Были только он и его мама, и он уже был слишком одинок. Той ночью он впервые за семь лет увидел своего отца. Он чуть не врезался в монстра, когда тот завел машину на стоянку. Натан вовремя отскочил с дороги, как нельзя кстати, и от его мамы. Она стояла на четвереньках, вся в синяках и крови, еле держась на ногах. Когда она увидела, как Финник протянул руку и открыл ей дверь, она не колебалась. Она превозмогла всю боль, забралась в машину и приказала ему: – Езжай! Езжай! Езжай! Они были почти на пляже, когда она начала говорить с ним как мама. Не Рэйчел, не Иса, не Лина и даже не Мэри. Нет, это была его мама. Она сказала ему выживать. Она заставила его повторить ей правила. Она убедилась, что он знает, что делать. Когда они добрались до пляжа, куда она направляла его уже пару часов, она уставилась на воду. – Обещай мне, Абрам. Он плакал и знал, что она ненавидит его слезы, но он больше не мог с этим сдержаться. Она умирала, и теперь он ничего не мог с этим поделать. Он не мог ей помочь. – Обещай мне, Абрам, — повторила она, когда он только продолжал всхлипывать. Он крепко держал ее за руку, но ее пальцы едва двигались, как будто она больше их не чувствовала, – Нет, мама, — умолял он. – Не оставляй меня. Не оставляй меня совсем одного. Я не могу сделать это без тебя. – Ты можешь, Абрам, — влажно выдавила она. – Мальчик мой, ты сможешь. Тебе просто нужно пообещать мне, что ты это сделаешь. Следуй правилам. Продолжай бежать. Будь кем угодно, только не собой. Не оставляй следов и не устанавливай никаких связей. Абрам вспомнил еще одно обещание, данное так давно и никогда не обсуждавшееся. Он не мог сделать то, о чем просила его мама. Он нарушил бы обещание Дрю, данное мизинцем. Вместо этого он сказал: – Мама, останься со мной. Она отвернулась от пляжа, чтобы посмотреть на него. Один её глаз был полон крови. Она потеряла свои контактные линзы. Он даже не помнил, что у нее зеленые глаза. Было что-то в том, как она смотрела на него, будто он был далеко, напугало его. – Я должна покинуть тебя, Абрам, — сказала она ему. Ее голос был тихим, как когда он был маленьким и испуганным в большом, страшном доме. – Я люблю тебя, — пытался сказать он ей. Он повторял это снова и снова, когда она больше не говорила. Когда ее глаза больше не видели. Когда ее больше не было рядом. Он обнял ее за руку и заплакал. От нее пахло кровью, металлом и немного сигаретами. Он долго сидел там, сжимая ее руку. Затем, когда все его слезы высохли, он принялся за работу.

***

Там был только Абрам и его дорожная сумка. У него не было ничего и никого больше. Он вломился в спортзал, принял там душ, чтобы привести себя в порядок, а затем автостопом добрался до следующего города. Затем до следующего. И до следующего. Он шел по дороге несколько часов, прежде чем увидел знак. «Добро пожаловать в Окленд». Абрам не плакал с тех пор, как держал в руках труп своей матери. Но сейчас слезы снова попытались навернуться, увидев этот знак. Он был так близко. Он выполнит свое обещание Дрю, даже если еще слишком рано. Хотя он знал лучше. Искать Дрю сейчас было эгоистично. Это подвергнет его друга опасности. Абрам никогда не был бескорыстным. Сначала Абрам пошел в парк, как будто мог видеть Эндрю, сидящего там спустя столько лет. Мальчика-призрака на качелях. Он не знал, что и думать, когда увидел, что парк так сильно изменился. Там был новый, гораздо больший игровой комплекс, возможно, ему было пару лет. Была положена новая мульча. Даже забор выглядел новым, с красивой зеленой краской. Объективно парк выглядел намного лучше. Около полудюжины детей бегали вокруг, смеясь и крича. На скамейках сидели родители, а за одним из столиков для пикника сидела семья. Абрам отвернулся, не в силах больше смотреть на парк. Это было ужасно. Он выглядел совсем не так. Конечно, Дрю там не было. Он, вероятно, тоже возненавидел бы это. Шум. Люди. Ужасно. Абрам запер свои воспоминания о Дрю, чтобы перебирать их в уме по ночам, когда мама спала позади него. Они выцвели, как его старая одежда, но он держал их близко к сердцу. Он отказывался отпускать так много из этого. Он цеплялся за детали и ненавидел, что некоторые вещи не могли не выскользнуть из его пальцев. Той ночью он проник в офис, где должно было храниться его дело. Дрю теперь было восемнадцать, и он был вне системы, но любая информация была лучше, чем ничего. Если бы он мог увидеть последний приемный дом, в котором он был, тогда он мог бы попробовать пойти туда. Спросить о нем и сказать, что он бывший приемный брат или что-то в этом роде. Когда он нашел файл с надписью «Эндрю Доу», он вскрыл его, впитывая все, что мог. Всего тринадцать приемных семей. Небольшое досье на судимость, которое заставило его слегка улыбнуться. Затем гигантский красный штамп с надписью «усыновлен». Хорошо. Он заслужил это. Он заслужил семью. Но не было ничего о том, кто. Никакого адреса пересылки или фамилии. Если бы это была последняя семья, Спирс, так бы и было, не так ли? Дата усыновления была так давно, что семья могла бы уже переехать из Окленда. Дрю мог бы сейчас поступить в колледж. Он бросил файл и отскочил назад, как будто бумаги сожгли его. Что он делал? Он не был бескорыстным. Он не был хорошим человеком. Он был лжецом и убийцей, и тем, кто продирался через любую возможность, чтобы выжить. Дрю усыновили, и, вероятно, без него ему было бы гораздо лучше. Что он задумал? Прервать все счастье Дрю и втянуть его в опасность? Он мог убить Дрю. Его мама умерла, и от мысли о том, чтобы держать тело Дрю, как он это сделал с ее, ему стало плохо. Он бросился к мусорному баку неподалеку, чтобы его вырвало. О боже. Нет, нет, нет. Он не был таким эгоистичным. Он не был таким ужасным, чтобы разрушить жизнь Дрю. Дрю заслужил счастье, которое он нашел в своей новой семье. Абрам был никем. Дрю уже бы ушел. Он был таким жалким. Ему нужен был новый план. Ему нужно было продолжать двигаться и получить новое имя и новую внешность. Пока это было небезопасно. Однажды он убедится, что это безопасно. Он сам убьет своего отца, если придется. Но не сейчас. Нет, он пока не найдет Дрю. Это должно было подождать. Когда он пошел, чтобы положить файл обратно в шкаф, он снова увидел список приемных семей. Он увидел знакомые имена, которые Дрю дал ему взамен на Натана, Лолу, Ромеро, Патрика и Джексона. Дрю дал ему пятерых мужчин, которые игнорировали его «нет» и даже хуже. Если Абрам хотел получить хоть какой-то шанс убить своих собственных монстров, ему нужна была практика. Он учился владеть ножом с тех пор, как он себя помнил, и до десяти лет. Его мать научила его, как освобождаться от захватов и блокировок, чтобы сбежать. Лола и Ромеро научили его, как бить кулаками, ногами и причинять боль. Мэри научила его стрелять. Он тренировался и убил троих человек на бегу, но это была самооборона. То, что он обдумывал, было чем угодно, но только не самообороной.

***

– Пожалуйста, пожалуйста, прекрати, — умолял отвратительный лысеющий мужчина через кляп из кухонного полотенца, завязанный вокруг его головы. Натаниэль расплылся в улыбке и понял, что она похожа на ту, что была в его кошмарах. — Но ты последний, — проворковал Натаниэль, приподняв лицо мужчины ножом под подбородком. Он знал, что голос, который он использовал, принадлежал Лоле, но сейчас он не чувствовал стыда. Нет, все, что он чувствовал, — это желание прикончить этого мужчину раз и навсегда. Он приберег этого мужчину напоследок, потому что он был первым, кто так сильно ранил Дрю. Он был тем, о ком Дрю больше всего снились кошмары в тринадцать лет. Он был тем, кто начал ужасную схему насилия, с которой Дрю столкнулся в системе приемных семей. Он был тем, кто заставил Дрю вздрогнуть при слове «пожалуйста». Было иронично, что мужчина думал, что мольбы могут ему помочь сейчас. Натаниэль наклонился ближе. — Ты никогда не слушал, когда это говорили другие, так почему я должен это делать?

***

– Нил Джостен, — сказал он контактному лицу своей матери. Фамилия была одной из тысячи и ничем не примечательной, но имя… Ну, его мать посчитала бы это глупостью. Потому что так оно и было. Но Дрю однажды пошутил о том, что бы он изменил свое имя на «Нил», потому что это было «Натаниэль» без «Натана». – Глаза карие, волосы каштановые, — сказал мужчина следующим для подтверждения. – Да. – Ладно, это вся информация. Давайте сделаем ваши фотографии для паспорта и удостоверения личности.

***

– Я не видел твоих родителей на игре, — сказал тренер Эрнандес, как будто когда-либо видел. Нил старался не раздражаться из-за комментария тренера. После Окленда и получения новых документов Нил отправился в Милпорт, штат Аризона. Он присоединился к команде Экси, потому что Экси был единственной вещью, которой он был одержим так же сильно, как и своим старым другом. Это занимало его достаточно, чтобы он не думал о крови на своих руках или о том, чтобы все бросить и выследить своего друга. Он цеплялся за Экси, как за ключ к жизни. – Их нет в городе, — сказал Нил мужчине. – Все еще или снова? Нил не стал отвечать на это. Мужчина протянул руку за сигаретой Нила, поэтому он передал ее тренеру, чтобы тот затушил ее. – Я думал, они сделают исключение, — продолжил Эрнандес, выглядя немного более непреклонным, чем обычно, чтобы заставить Нила говорить. – Никто же не знал, что это будет последняя игра, — ответил он, оглядываясь на демонтируемый корт. Сезон закончился, и его разбирали, чтобы использовать пространство для другого вида спорта. Это было похоже на автомобильную аварию. Нил хотел отвернуться и в то же время не отрывать глаз от трагедии. – Я позвоню им позже, сообщу счёт, — солгал он, – Они не так уж и много упустили. – Пока нет, может быть. Кое-кто здесь хочет тебя увидеть. Это не могло быть хорошо. Были ли это люди его отца или кто-то, кто отслеживал его преступления в Милпорте несколько месяцев назад, это был плохой знак. Он перекинул свою сумку через плечо, готовый бежать. Однако он понял, что «кое-кто» уже прибыл. Мужчина в белой футболке и джинсах. Возможно, не полицейский, но другие варианты были определенно не лучше. На его предплечьях были вытатуированы дерзкие черные языки пламени. Темный загар и волосы с проседью тоже были ему незнакомы. Он небрежно стоял в дверях раздевалки, темно-карие глаза были сосредоточены на Ниле. – Я вас не знаю. – Он из университета, — объяснил Эрнандес. – Он пришел посмотреть, как ты играешь сегодня вечером. – Чушь, — выплюнул Нил. – Никто не набирает игроков из Миллпорта. Никто даже не знает, где он находится. Это было главной причиной выбора такого маленького, мертвого города. Почему он позволил себе играть в Экси в их крошечной старшей школе. Никто никогда не должен был обращать внимание на Миллпорт. – Есть такая штука, называется карта, — протянул незнакомец с грубым сарказмом. – Возможно, ты слышал о ней. – Он здесь, потому что я отправил ему твою анкету, — сказал Эрнандес. – Он оставил записку, в которой говорилось, что у него не хватает нападающих, и я решил, что стоит попробовать. Я не сказал тебе, потому что не знал, получится ли что-нибудь из этого, и не хотел давать тебе больших надежд. Нил уставился на своего тренера. – Вы что? – Я пытался связаться с твоими родителями, когда он попросил о личной встрече сегодня вечером, но они не ответили на мои сообщения. Ты сказал, что они попытаются приехать. – Они попытались, — снова солгал Нил, автоматически и привычно. – но не смогли. – Я не могу дожидаться их, — вмешался незнакомец, подходя ближе. – Глупо быть здесь в конце сезона, я знаю, но у меня были некоторые технические трудности с моим последним рекрутом. Тренер Эрнандес говорит, что ты все еще не выбрал школу на осень. Идеально работает, не так ли? Мне нужна замена нападающего, а тебе нужна команда. Все, что тебе нужно сделать, это поставить подпись под пунктирной линией, и ты мой на пять лет. Нил дважды пытался обрести голос, прежде чем что-то вышло. – Вы не можете быть серьезным. – Очень серьезный и очень нетерпеливый, — сказал ему университетский тренер. Мужчина бросил папку на трибуну рядом с ними. На ней жирным шрифтом было написано «Нил Джостен». Нил был бы более любопытен к тому, что собрал этот человек, учитывая тот факт, что «Нил» не был настоящим. Он бы даже не существовал через несколько коротких месяцев, когда он закончит учебу. Ему придется уйти от «Нила», как он ушел от 22 других имен. Теперь, с вниманием этого университетского тренера, он уйдёт еще раньше. Однако он не хотел уходить от Нила. «Нил» был создан с мыслью о Дрю. Имя, которое придумал Дрю. Темно-каштановые волосы и карие глаза, как когда ему было двенадцать и его звали Крис. Нил также был личностью, которая наконец-то снова сыграла Экси, которая почувствовала кайф и радость от забивания гола и уклонения от защитников. Если бы он мог любить что угодно, если бы его душа не была сломана после прожитой жизни, он бы любил Дрю и Экси. Нил был больше связан с Дрю и Экси, чем с любой другой версией себя. – Уходите, — тихо и умоляюще сказал Нил. Он бы сказал «пожалуйста», но Нил вычеркнул это слово из своего словаря. – Это немного неожиданно, но мне действительно нужен ответ сегодня вечером, — продолжил мужчина. – Комитет преследует меня с тех пор, как Джени заперли. В этот момент все изменилось. Его взгляд метнулся от файла к тренеру. «Лисы», — понял он, – Университет штата Пальметто. Теперь Нил точно знал, кто это был. Дэвид Ваймак, который набирал только спортсменов из проблемных семей. Это означало, что его команда была полна наркоманов и отверженных детей. Его превращение Лисьей Норы в приют для проблемных студентов было хорошо в теории, но на деле было катастрофой. Они были худшей командой первого дивизиона во всем Экси. Они привлекли больше внимания из-за противоречий, чем из-за своих жалких побед. Была еще одна причина, по которой Лисы в последнее время привлекли много внимания. Бывший чемпион Кевин Дэй, парень, которого Нил встретил много лет назад в Эверморе, перешел в Лисы. В этом году он был помощником тренера, но в следующем году он присоединится к стартовому составу в качестве одного из их нападающих. Нил был одержим им годами, храня газетные вырезки в своей папке и фотографии. И с Кевином, и с Рико. Когда Нил уехал в Окленд перед началом года, это ознаменовало конец главы в жизни Нила. Он все еще проверял новости о Кевине и Рико, но они больше не были в его фокусе. Он не хотел жить ими опосредованно. Он хотел бегать, тренироваться и выживать, пока не придумает план, как навсегда сбежать от отца. Ему нужно было стать достаточно сильным, чтобы сразиться с Мясником и его людьми и перестать быть Натаниэлем Веснински. Затем он мог бы пойти и найти Эндрю. Экси в этом году был полезным отвлечением и тем, что вдохнул в него жизнь в отсутствие матери, но ехать в Пальметто было бы ошибкой. Снова встретиться с Кевином было бы смертным приговором. Кевин, как бы там ни было, был слишком тесно связан с паутиной работы своего отца. Его не могли завербовать «Лисы». –Вы не можете быть здесь. – Но я здесь, — настаивал Ваймак. – Нужна ручка? – Нет, — сказал Нил. – Я не буду играть с вами. – Я тебя не расслышал. – Вы завербовали Кевина, — возразил Нил, как будто это имело смысл для мужчины. Как будто это могло объяснить все сложные эмоции, бурлящие внутри Нила. – И Кевин завербовал тебя… Нил не остался, чтобы услышать остальное. Он рванул мимо мужчины и вылетел через дверной проем позади него. Это было хуже, чем он думал. Если Кевин хотел его, значит, он узнал его. Он облажался. Так что к черту «Нила Джостена». Ему нужно было идти сейчас. Ему не нужен был выпускной. Дипломы легко подделать. Он мог бы покинуть Миллпорт сегодня вечером и... Едва войдя в раздевалку, он понял, что совершил ошибку. За которую его мать побила бы его. Ваймак пришел не один. Раздевалка не была пустой. Он бежал слишком быстро, чтобы успеть остановиться. Он увидел желтую ракетку в размытом движении, но она врезалась ему в живот. Она выбила воздух из него и он рухнул на землю. Он едва почувствовал удар коленями об пол, схватившись руками за живот. Его бы стошнило, если бы он мог достаточно дышать. – Черт возьми, Миньярд! — закричал Ваймак сквозь гудение в ушах. – Вот поэтому нам и не удается заполучить приличных людей. – О, тренер, — пропел маниакальный голос над ним. – Будь он приличным, он бы нам не пригодился, не так ли? – Он и не пригодится, если ты его переломаешь, — грубо ответил тренер. Наконец воздух попал в легкие Нила, и он начал достаточно кашлять, чтобы подумать, что его все еще может вырвать. Он узнал имя Миньярда из статей о Лисах, которые Нил читал, когда увидел новости о Кевине. Эндрю Миньярд, по-видимому, был психопатом. Он избил четверых мужчин почти до смерти за то, что они навредили его кузену, и был посажен на предписанные судом лекарства, чтобы сделать его более безопасным для общества. Он также был вратарем Лисов, достаточно талантливым, что он мог закрыть ворота, когда ему это действительно этого хотелось. Что было редкостью. Его наняли из-за этого таланта, вместе с его братом-близнецом и кузеном, как и в обычной манере Лис, у него было слишком много проблем, чтобы быть надежным игроком. Увидев первое имя, Нил старался избегать статей, в которых его упоминали. Увидев столько всего, что имя напомнило ему о темном, пустом пространстве в его груди. Когда он смотрел на него слишком долго, его ноги чесались бежать. В его голове начали прокручиваться мирные воспоминания о двух мальчиках в парке. Он начал слишком много думать о том, чтобы нанять одного из контактов своей матери, чтобы выследить, где оказался Эндрю Доу. Он собрался с духом и посмотрел на своего нападавшего самым смертоносным взглядом. Взгляд упал с его лица, когда он уставился на Эндрю Миньярда. Потому что он смотрел не на лицо Эндрю Миньярда. Теперь оно было старше, с этой линией подбородка, которая стала сильной. Его лицо было красивым со зрелостью молодого взрослого человека. Левая бровь была проколота. Его глаза были такими же светло-карими, как в тринадцать лет, хотя Нилу было не так легко их прочитать. Особенно в сочетании с широкой улыбкой на его лице. Она смотрела неестественно и в сочетании с информацией, которую Нил знал о его лекарствах, улыбка только заставила Нила захотеть стереть её. Он видел настоящие улыбки Дрю. Они были маленькими и мягкими. Редкие и тем более удивительные из-за этого. То, что нужно было беречь. Особенно когда он был причиной того, что его друг позволил себе маленькую улыбку. Но даже эта искуственная улыбка не могла помешать Нилу почувствовать себя благословленным вселенной. Еще не время. Он еще ничего не исправил. Это было небезопасно. Но, ох, эта дыра в его груди заполнилась так быстро, что у Нила закружилась голова. Он едва мог дышать и был ошеломлен, но его рот сумел выговорить единственное, что было у него на уме. – Дрю? Неестественная улыбка дернулась, глаза Дрю расфокусировались, а затем снова посмотрели на Нила, лежащего на земле. Он выронил ракетку из руки, но, казалось, даже не заметил этого. Взгляд был направлен на Нила, он сказал: – Я победил. Нил чуть не упал и рассмеялся. Это было так в духе Дрю, даже спустя шесть лет. Да, это был его Дрю. Его Дрю нашел его, вопреки всем обстоятельствам. Дрю победил. И Нил никогда не был так счастлив от этого.