Unverletzlichkeit

      Оставить русского одного, в безопасности, было хорошей идеей. Третий Рейх с тоской глянул мельком на свою кровать, манящую его своей мягкостью и чистотой, так и упрашивая немца забыть о делах хоть на часик и отдаться в её объятия. Очень велик соблазн и дабы не соблазняться дальше, фюрер направился к шкафу. Сменив форму на более домашнюю одежду, мужчина стал выглядеть разом менее сурово, хотя на то и рассчитывалась нацистская форма — даже она должна внушать ужас в их врагов. Волосы Рейх не стал трогать, оставив их в уложенном виде, так они ему меньше мешали и раздражали. После спальни немец сразу ушёл в личный кабинет. В комнате царила фирменная немецкая чистота, что не могло не радовать глаз такого чистоплотного воплощения. Не зря он оставил горничных следить за резиденцией — они свою работу выполняли с блеском, заслуживая уважение своего фюрера ответственным и качественным подходом к работе. Третий Рейх, несомненно, ценил это в подчинённых больше всего.       Только мужчина хотел присесть за рабочий стол, как в дверь вежливо постучали.       — Входите, — без задней мысли приглашает просящегося внутрь ТР, уже понимая, кто стоит за дверью.       В кабинет вошла женщина лет сорока, одетая не совсем в стиле горничной, но в сдержанных тонах, длинная юбка почти доставала до щиколоток, а тёмные волосы собраны в аккуратный пучок, без единой торчащей пряди. Очень опрятно выглядела она, что тоже нравилось фюреру.       — С возвращением, герр, — Линда, а это именно она, почтенно наклонила голову, её серые глаза с теплотой смотрели на воплощение перед ней, выражая глубокое уважение, что испытывала женщина по отношению к Третьему Рейху. Оно не фанатичное и не навязано никакой пропагандой. Это то уважение, которое можно заслужить делом, а не словом. — Вы хотели меня видеть?       — Да, спасибо за тёплый приём, — мужчина сложил пальцы домиком, позволив себе слегка улыбнуться. Эту женщину он любил, но совсем не как любовницу или сексуальный объект, а как человека, сделавшую большой вклад в его жизни, почти, как мать, которой у него полноценно не было, но фюрер и не чувствовал по этому поводу грусти. Жизнь воплощений полна других радостей, чтобы зацикливаться на отсутствии одного родителя. — Есть одно дело, которое я бы хотел доверить тебе, — Линда понимающие кивает. Клара уже поведала ей о том, что господин привёл домой незнакомого парнишку. Худого, измученного и он такое же воплощение, что и фюрер. Эта новость вызывала беспокойство. — С этого дня здесь живёт Российская Федерация, сын РСФСР, — женщина подавила в себе желание изумлённо ахнуть и внешне осталась такой же спокойной. — Не буду скрывать, парень участвовал в этой войне и посидел недолгое время в камере концлагере, успел, так сказать, вкусить все прелести военного времени, — немец невесело усмехнулся, отстукивая указательным пальцем по костяшке другой руки. — Помнится, твой второй язык русский? — женщина утвердительно кивнула. — Я хочу, чтобы ты приглядывала за ним, пока меня не будет рядом, и, по возможности, помогла ему реабилитироваться. Можешь говорить с ним о чём хочешь, кроме войны. Я не буду против прогулок по двору резиденции или других развлекательных программ.       Третий Рейх умолк, обдумывая что-то ещё. Линда прекрасно поняла суть просьбы её фюрера, но всё никак не могла избавиться от липкого ощущения чего-то неправильного. Рейх не уточнил, на каких правах тут живёт русский и является ли он своего рода ценным пленником? Или тут кроется нечто совершенно иное? Пока фюрер сам не решит ей об этом сообщить, немка и не отважится спросить, придерживаясь прекрасному правилу: «Меньше знаешь, крепче спишь». Но, если фюрер хочет, чтобы русский чувствовал себя тут, как дома и реабилитировался от войны, значит ли это, что всё гораздо сложнее?       — Я выпишу тебе отдельное жалование за это, — наконец изрёк последнюю мысль немец, кивнув самому себе. — Завтра я уеду в город и у тебя будет возможность познакомиться с Россией поближе. Постарайся.       — Хорошо, — Линда вновь кивнула головой, принимая задание. Что же, материнского опыта у неё в достатке, проблем быть не должно. Есть только личное переживание, ведь мальчик окунулся в войну и простые разговоры вряд ли смогут утешить бойца, потерявшего явно не одного товарища.       После разговора с Линдой, Рейх немного почитал личные документы, сделал пару заметок и решил проведать, как там Россия. Клара уведомила, что усадила русского завтракать и эта новость обнадёживала. РФ не устраивал демонстративную голодовку, по крайне мере, перед горничной, если фюрер придет на кухню и парень всё съел, то можно со спокойной душой оставить его в заботливых руках Линды.       Выйдя на кухню, фриц никак не ожидал застать Федерацию в слезах. Парень сжимал свою челюсть, прикрывая дрожащие губы, пока из глаз медленно текли горячие слёзы. На мгновение мужчина был готов взорваться от ярости, не имея понятия о том, почему его русский плачет, но пришлось быстро унять свой гнев и взять себя в руки, ведь ему надо выяснить причину всплеска эмоций младшего. Вдруг просто истерика всё-таки его настигла?       Третий подошёл к столу, а Федерация его даже не заметил, пребывая в своих тяжёлых мыслях. Только когда мужчина присел напротив, парень испуганно вскинулся, усиленно захлопав глазами, стараясь прогнать слёзы.       — Что случилось? — участливо спрашивает немец, сложив руки на столе.       — Ничего, — избавиться от слёз не получалось и младший принялся тереть глаза кулаками, сдавленно шмыгая носом. Голос предательски треснул, зазвучав ещё более жалко, чем раньше.       — Тогда почему ты плачешь? — не унимался Третий Рейх. Причину нужно узнать сразу и пресечь ей на корню.       Россия прекратил тереть глаза и опустил руки себе на колени. Глаза всё равно успели слегка опухнуть, сделав взгляд парня ещё более уставшим. Говорить о причине своих слёз не хотелось, ведь причина может быть смешна для немца, а подписывать для себя причину его насмешек русский не хочет.       — Россия, — мягко произносит имя младшего фриц, сжав пальцы в замок. Терпение. Только терпение и мягкость. — Какая бы не была причина, я ничего тебе плохого не сделаю. В этом доме ты в безопасности.       РФ сжал губы в тонкую линию. Потянувшись за ложкой и почерпнув новую порцию каши, держава с тяжёлым вздохом отправил её в рот. По коже пробежались приятные мурашки, что парень аж дёрнулся от удовольствия, но старался сохранять спокойное лицо.       — Очень вкусно, — признаётся русский. Его грудная клетка слегка задёргалась от нового наплыва несдержанных слёз, но РФ только сильнее стиснул зубы, не давая им вырваться наружу.       Третий Рейх недоуменно изогнул брови. Другой на его месте мог не понять такого ответа, ведь звучало так, словно Федерация наоборот уходил от вопроса, но фюрер слишком хорошо знал младшего и почувствовал неприятный укол в сердце. Конечно, парень давно не ел ничего толкового, не то, что вкусного, поэтому нацист и сделал всё возможное, пока тот пребывал в заточении, чтобы по приезду сюда, Россия мог снова хорошо питаться. Чтобы мог радоваться и чувствовал себя хорошо.       — Ты можешь это сказать Кларе при случае, — фюрер более менее расслабился, выяснив причину слёз, и опёрся подбородком о кулак правой руки. — Дать валерьянки?       Россия сперва хотел отказаться, но посмотрев ещё раз на всё ещё полную тарелку вкусной каши с ягодками, парень согласно кивнул. Его трапеза рисковала растянуться на долгий час с перерывами на выплеск эмоций, а сидеть так долго за столом русский точно не хочет. Третий Рейх поднялся из-за стола и в одной из тумбочек отыскал успокоительное. Накапав в стакан с водой двадцать капель, мужчина передел его младшему и тот разом опрокинул его в себя. Фюрер неодобрительно цыкнул.       — Надо пить мелкими глотками, ты что, хочешь захлебнуться по счастливой случайности? — приняв стакан обратно, фриц отставил его в раковину. Федерация сконфуженно трёт затылок, совсем забыв об этом правиле.       — Прости, — машинально извиняется парень, уводя взгляд в стол. Разговор клеился неохотно и звонко трескался при малейшей попытке немца проявить заботу и беспокойство. От неловкости происходящего РФ и про кашу забыл, нервно дёргая себя за кончики пальцев.       — Ешь, — напоминает ему фюрер, потерев переносицу. Ему нужен кофе, самый крепкий, что он сможет сварить. После напоминания русский тут же оживился и посмотрел на свою тарелку, как на восьмое чудо света, как будто она из ниоткуда появилась, и смущённо вернулся к трапезе.       Рейх всё-таки сварил себе чашку очень крепкого кофе, без молока и сахара. Ему не стоит спать днём, завтра рано вставать и ему нужны силы для работы, так что сейчас он немного пострадает от острого недосыпа, а заодно понаблюдает за Россией. Младший точно не в восторге от повышенного внимания за едой, но не мог и слова против сказать, ТР всё равно молча пил свой кофе и чаще поглядывал в окно, за которым разбушевалась снежная буря. У РФ аж мурашки по коже бежали от тихого завывания ветра и того безобразия, что творилось на улице, ведь сам он в тепле и ест горячую еду. А товарищи его нет. Им сейчас и близко не так хорошо, как наследнику РСФСР. Федерация чувствовал себя очень странно из-за этого, ведь не в его силах что-то исправить, но хочется сделать это так сильно, что от переживания у него стремительно начал пропадать аппетит и восхитительная на вкус каша уже не вызывала того восторга, как от первой ложки. Вкус словно серел и блёк, чем больше парень думал о друзьях попавших в плен вместе с ним. В конце концов держава не донёс очередную порцию до рта и вернул ложку обратно. Аппетит пропал окончательно.       РФ легонько отодвинул тарелку от себя, чем привлёк внимание немца. Рейх искоса глянул на русского.       — Ты не доел, — с намёком произносит мужчина, сделав новый глоток горького кофе. Федерация поёжился, вжав голову в шею.       — Спасибо, я наелся, — попытался вежливо уйти от ответа держава, потянувшись ладонями к кружке остывшего, но всё ещё теплого чая. Дотронувшись до кружки, русский только сейчас обнаружил, насколько у него замёрзли руки, хотя он в кофте.       — Точно? — на всякий случай уточняет фриц, недоверчиво нахмурившись. Он всё ещё хочет верить, что дело обойдётся без голодовки.       — Да, — Россия скромно делает глоток чая и подозрения немца немного развеялись.       — Хорошо, — мужчина допивает кофе и встаёт из-за стола. — Если ты выспался, то Клара может устроить тебе экскурсию по дому, — на этих словах РФ вопросительно заморгал, ожидая услышать подобное в последнюю очередь. — Заодно познакомишься с Линдой.       — Эм, — держава снова тянет себя за пальцы. Откровенно говоря, ни с кем он знакомиться не хочет и никуда идти тоже. Экскурсия по вражескому дому — звучит замечательно, Россия будет знать, куда бежать в непредвиденном случае, но морально он выжат, как лимон. Парень даже не знает, чего он хочет: Просто упасть лицом в кровать и лежать пластом или резко перестать существовать, чтобы не мучиться от терзавших его переживаний. — А я могу посидеть в комнате?       — Можешь, — утвердительно кивает немец. — Как ты себя чувствуешь?       — Нормально, — бессовестно врёт русский с каменным лицом. Из нормального в нём сейчас только умение говорить, в душе же у парня творился настоящий хаос. Валерьянка потихоньку начинала действовать и держава уже чувствовал лёгкое покалывание в кончиках пальцев, но этого всё ещё недостаточно, чтобы радостно бегать по чужому дому.       Третий Рейх и на секунду не поверил лжи русского и не собирался играть, чтобы Федерация думал, что умеет врать. Фюрер только хмуро вздохнул и покачал головой.       — Не ври мне, Россия, — беззлобно предупреждает фриц, скрестив руки на груди. РФ поджал губы. — Я спрашиваю о твоём самочувствии не для того, чтобы сделать ещё хуже. Мне важно, чтобы с тобой всё было хорошо и для этого нужно твоё полное участие, иначе придётся вызывать специализированных врачей, которые будут щипцами из тебя вытаскивать информацию. А в противном случае — ещё и лечить, — от подобных заявлений у РФ по спине пробежался холодок. Насильно лечить? Его? — Так что лучше будь честен со мной, какой бы не была правда.       Федерация молчит. А что ему сказать? Что из-за Рейха и этой проклятой войны у него кукуха постепенно съезжает? Что ему хочется перестать существовать в одно мгновение, чтобы не видеть и не чувствовать той боли, что окружает его Родину? Что-то подсказывает России, что немец не оценит такой честности, но из профилактической вредности и злости, русский поведает ему эту «какую-то бы не было правду».       — Мне плохо, — со злой усмешкой признаётся Федерация, сжав кулаки. — Очень плохо. Я думаю о товарищах, о смерти наших с отцом людей, я ненавижу тебя и эту войну, я хочу просто исчезнуть к чёрту, лишь бы не видеть ни тебя, ни всего этого кошмара, что устроил ты! — обвинительно всё громче и громче говорит держава, распаляясь, как подожженный лес. Каждая клеточка тела словно наполнилась кипящей лавой и стало в разы тяжелее фильтровать то, что он говорит. Язык будто отделился от его тела, зажив собственной жизнью и выдавал все те эмоции, что русский долго хранил при себе. — И то, что ты пытаешься быть со мной добрым и заботиться обо мне, только больше злит меня! Я не понимаю тебя, твоих намерений и причуд. Я как будто никогда не знал тебя! Ты из прошлого и ты сейчас — для меня два разных воплощения, — к горлу подкатил болезненный комок и перед глазами вновь встали слёзы. РФ приложил ладонь к левой стороне груди, желая убаюкать раненное сердце. — Почему, Рейх? Почему? Почему я должен мучиться, когда ты заботишься обо мне, в то время, как народ моего отца гибнет? Неужели столько лет дружбы с нами были лишь притворством и ты с самого начала хотел напасть? Почему? Ответь мне, Рейх! — не выдержав и заливаясь слезами, Россия подскочил со своего места, яростно сжимая кулаки. Так хотелось ударить по столу или опрокинуть его, чтобы выместить свою злость и бессилие, но остатки здравого смысла ещё немного держали парня в узде.       Фюрер спокойно выслушал тираду русского, не поведя и бровью. Примерно такого результата он и добивался, чтобы младший покричал, выплеснул эмоции и выговорился. Но когда парень вновь заплакал, мужчина выпрямился и направился к нему. Федерация только сильнее нахохлился, встав в оборонительную стойку, но немец и руки не занёс для удара, остановившись на расстояние вытянутой руки. Его спокойствие и холодность будоражили воспалённую фантазию младшего воплощения, который мысленно уже вступил с немцем в драку, но то, что произошло дальше, совсем не вписывалось в его фантазии.       Мужчина ласково провёл рукой по волосам парня, слегка взъерошив, и тут же притянул русского к себе. Россия испуганно расширил глаза, но его всего лишь мягко обняли и позволили уложить голову себе на плечо. Фюрер так ласково провёл по его спине в успокаивающем жесте, что русский невольно вспомнил похожий момент в прошлом. Слёзы полились только сильнее, парень очень нуждался в таких объятиях и, поддавшись эмоциональному порыву, Федерация с силой ухватился за плечи старшего, отчаянно, сильно желая получить столь желаемое успокоение именно сейчас.