Fukkatsu

      Полное блядство.        Сенджу точно не стоило приходить сюда сегодня.       Сюда, в дом чёртовых Сано.       Нет. Это произошло слишком рано.       Она была не готова осознать, что мир вокруг — выдумка, и сама она, получается, тоже. Невозможно было в полной мере ощутить себя бездушной картинкой, грёбаным рисунком мангаки и по совместительству персонажем очередного аниме про проблемных подростков.       Про всю происходящую историю она слышала лишь из уст младшего брата и видела некоторые серии аниме, некоторые фрагменты манги, не стараясь запоминать подробности. Но какие-то ключевые моменты отложить в памяти она-таки смогла. Например, она с точность помнила, что этот черноволосый ребёнок, сумасшедше мотающийся по округе, в далёком будущем умрёт.        А её брат, значит…       Сенджу стискивает зубы, заставляя детские челюсти скрипеть друг о друга, и до боли сжимает кулаки, впивая короткие ногти в нежные ладони. Сидя на порожках дома и наблюдая за веселящимися детьми, она пытается восстановить дыхание, сбившееся от поганых мыслей. Харучиё поглядывает на неё обеспокоенно — как и подобает старшему братику — и перепасовывает мячик Майки, который воодушевлялся от игры с молниеносной скоростью. Баджи не отстаёт, мешаясь у Сано под рукой в попытке его одолеть.       Нет, так больше продолжаться не может. Ей следует вернуться домой и как следует подумать над ситуацией, желательно, конечно, не вылезая из комнаты хотя бы несколько суток.       А лучше всю жизнь.       Акаши ёжится, вскакивает, подавляя в себе желание расплакаться, с силой отводит взгляд от малышни и срывается с места, постепенно переходя на бег. Уж самостоятельно дорогу до Такеоми она как-нибудь найдёт.        — Эй, Сенджу, ты куда? — кричит позади Харучиё, вынуждая её остановиться.       Она же послушно замирает, до сих пор поражённая недавним открытием и находящаяся в ступоре. Мороз как назло пробегается по тонкому детскому позвоночнику.       — Схожу… воды попить, — Сенджу безумно благодарит себя за то, что она стоит спиной к брату и он не может сейчас увидеть, какие эмоции отображаются на её побелевшем лице и какой шок сейчас наблюдается в её больших глазах, в обычном состоянии всегда равнодушных.        Но Сенджу забыла о том факте, что она точно так же, как и брат, ничего не может видеть.        — Осторожно! — кричит писклявый голос Майки, и Сенджу, обеспокоенная его внезапным окликом, спешит в срочном порядке обернуться.         Но было слишком поздно, чтобы успеть среагировать.        Шлепок. Отскок. Падение. Красный цвет.        Вот и вся картина.       Лежать на земле в такую чудесную погодку — радость для любого ребёнка и даже взрослого. Каждый хотел бы насладиться в меру тёплыми лучами солнца, обогревающими, не дающими замёрзнуть. Насладиться горячим асфальтом, чистым голубым небом и видом на причудливые облака, изогнувшиеся в разные формы.        Наслаждаться болью в ударившейся о землю голове, вокруг которой уже витали жёлтые звёздочки, указывающие на помутнение рассудка, наслаждаться болью в покрасневшем носу, из которого ручьём хлынула алая кровь, и наслаждаться болью в месте содранной в царапины спины — мазохизм и такое себе удовольствие.        Впрочем, её мнения на этот счёт никто не спрашивал.       — Сенджу!        Вокруг лежащей на асфальте девочки, загородив солнечный свет, столпились мальчишки. Майки неотрывно смотрел на кровь, которую Сенджу успела размазать по лицу, когда пыталась потрогать лицо, Баджи сочувствующе поджимал губы, разглядывая нарастающую красноту в районе переносицы — там точно будет синяк, — а Харучиё был, очень мягко говоря, взбешён.        — Майки! Смотри, куда мяч пинаешь! — Акаши нахмурился, сжав кулаки, и, опомнившись, бросился к сестре. Это вызвало у Сенджу лёгкое умиление, тут же сменившееся на раздражение. Отлично, теперь её ещё и избить мячом умудрились! Весь мир был сегодня против неё. — Ты как? Сильно болит…?       — Не-а, — рывком встав, ответила она и потрогала место удара. Детишки похлопали глазами, не ожидав такого смертельного спокойствия.       После ощупываний и произнесённых ею слов о том, что перелома у неё точно не было, девочка как ни в чём не бывало развернулась. И пошла дальше.        Майки прыснул.        Сенджу остановилась.        — Чё смешного?! — злостно воскликнула она, и Сано тотчас замолк, неловко отведя глаза. Но по его лицу было видно, что он еле сдерживал улыбку. — Могу тебя так же разукрасить.       — Просто… ты смешно выглядишь.        Слова малолетнего сопляка стали для Сенджу последней каплей. Ей от души захотелось зарядить ему по челюсти, дабы выбить всю детскую дурь из его глупой башки, но она также понимала, что за причинение вреда драгоценному Майки её по головке не погладят. А Такеоми и вовсе опять заведёт свою шарманку про девчачье поведение и каким оно должно быть.        Так или иначе, Харучиё самостоятельно отомстил за сестру.       — А ну заткнись! — он ударил Майки кулаком точно в нос, пока охреневавший Баджи не знал, что ему предпринимать. — Не смей над ней смеяться!        Конфликт пришлось разруливать самой Сенджу, являвшейся, собственно, причиной данного конфликта.       — Пошли, Харучиё, — розововолосая потянула брата за руку в сторону гаража, из которого доносился смех веселящихся парней. Ага, а Такеоми говорил что-то о важных разговорах. Ржач даже отсюда слышно. — Может, у них есть холод приложить, — она скосила глаза на двух оставшихся в стороне ребят, решая, приглашать последовать за ними ещё одного раненого или же нет. Милосердие в душе сделало выбор за неё. — Эй, Майки, ты тоже иди!        Удивлённые чёрные глаза мальчика вперились в затылок Сенджу со скрытым любопытством.

***

      Шиничиро роняет сигарету и по-старчески кряхтит от кашля, когда дети, которые в данный момент должны были тихо-мирно играть на заднем дворе, буйным штормом врываются в гараж. Недопитая банка пива летит в мусорку, и Шиничиро осуждающе глядит на Вакасу, который даже не думал убирать своё добро, не стыдясь перед подрастающим поколением.       А Шиничиро было стыдно. Ведь на протяжении всей жизни он внушал младшему братику, что здоровый образ жизни — вот что круто и что держать себя от алкоголя и сигарет нужно подальше.        Он, конечно, надеялся, что Майки не во всём будет пытаться брать пример со своего любимого старшего брата.        Однако первое, что бросилось в глаза Шиничиро по приходе младших, — это побитые лица двух малышей, а не привычное неодобрение в глазах Манджиро, с немым неодобрением глядящего на сигареты и пиво. Вид окровавленных носов Сенджу и Майки вызывал ужас, скользящий в горле. Стало страшно представлять, чем они таким занимались, что довели себя до такого состояния.       Первая мысль, возникшая в голове, была о драке, и её Шиничиро не стал отметать, поскольку он сам не понаслышке знал, какими жестокими бывают коварные женщины, к коим относится и маленькая Сенджу. Совсем недавно одна бойкая дама весьма необычным способом отшила его, а Вака с Бенкеем, заставшие картину избиения своего командира женской сумочкой, потом долго ржали…        Но Шиничиро не хочется сейчас вспоминать свой позор, поэтому он вновь возвращается в реальность. Харучиё был очень недоволен и уже требовал лёд у Ваки, сидевшего к мини-холодильнику ближе всех. Такеоми как настоящий отец присел на корточки перед Сенджу и осматривал её непроницаемое лицо, которое — удивительно! — не выражало ни эмоции.        Через время Харучиё нехотя отдаёт часть льда и Майки, когда Шиничиро задаёт вопрос:        — Что у вас произошло…?       — Этот болван ударил мячом Сенджу, — уже спокойнее выдаёт Харучиё, всё ещё обидчиво поглядывая на друга.        — Я случайно!       — Ты смеялся над ней!       Сама Сенджу, которую пристроили между Вакасой и меланхоличным Такеоми, закурившим сигарету от усталости, глубоко вздохнула и плотнее прижала уже мокрую тряпку с холодом внутри ближе к носу.        — Неправда!        — Харучиё, успокойся, он уже получил своё, — сказала она, прервав громкую перепалку.       Вакаса слева как-то подозрительно ухмылялся.       Тут уже не сдержал смешинку доселе тихий Баджи, громко заржавший над Майки.        — Эй, ты чё ржёшь, предатель?!       Как итог, заёбанный Шиничиро просто выставил их двоих на улицу, наказав поиграть где-нибудь.       Сенджу благодарно улыбнулась ему.

***

      — У Майки и Баджи такие классные прозвища, — начинает издалека Харучиё. — Я тоже хочу.         Солнце уже потихоньку садилось, а небо становилось всё темнее и темнее, поэтому Такеоми решил отправить детей домой. Но сам он сказал, что ненадолго задержится. Напоследок перед выходом старший брат приказал Харучиё, чтобы тот всю дорогу ни за что не отпускал Сенджу от себя даже на пару метров.        Чёртова гиперопека.       — А у Баджи какое? — интересуется девочка, зажмуривая глаза из-за лезших в них волос. Всё же погода не спешила радовать людей спокойствием: дул неслабый ветер.       Но если говорить о важном, то она действительно не знала, какая иностранная кличка была у брюнета, так как он ещё не успел её озвучить. Да и в так называемом каноне, от осознания которого ей ещё надо отойти, ничего такого сказано не было.       Сенджу всё ещё не может смириться.       — Эдвард. Ака «Эдо».        — Да? Хочешь, и тебе придумаем? — Сенджу смотрит на брата пристально и мягко улыбается, расслабляясь: потоки воздуха наконец утихомирились.       После предложения сестры настрой мальчика тут же меняется, и в его зрачках появляется горящий огонёк. Он усердно шевелит извилинами, пытаясь выдумать что-то такое же звучное и необычное, как и у друзей.        — Хм-м…        — Что насчёт «Санзу»? Звучит как «три пути». Со смыслом, — Сенджу сразу же подкидывает ему идею, на последней фразе подставляя указательный палец к подбородку. Девочка обводит глазами брата, незаметно кивая, а в мыслях и представить не может, что у него может быть какой-то другой псевдоним. Но в этот псевдоним она вкладывала иной смысл.       «Три пути» как «три дороги», которые ты выбираешь сам. И она желает видеть не подчинённого Майки, бешеного пса, лишь способного выполнять команды, а человека.       Только Сенджу осталось понять, как именно это надо сделать. Что такого произошло, что мальчик стал таким? Будущая версия Харучиё проносится кадром в голове, и Сенджу не может представить, что этот милый ребёнок может стать таким.       Она не знает всего сюжета, за что сейчас себя корит.       Харучиё на некоторое время затихает. Он изучает взглядом небо, задрав голову наверх, и словно обдумывает вариант, предложенный ею.          — А знаешь… — начинает мальчик и после паузы продолжает, — мне нравится. Звучит хорошо, теперь я — Санзу Харучиё!         Далее весь оставшийся путь Акаши идут в безмолвии, но в таком приятном и умиротворённом. Оно тёплое и согревает сердце девочки, не позволяя навязчивым мыслям заполонить голову.           Сенджу держит Харучиё за руку, переплетая его пальцы со своими, и понимает, что слишком быстро привязалась к этому ребёнку.       Он ей стал совсем как младший брат.          Младший… брат?       Она шагает по тропинке и держит под руку своего брата.       — Кавараги.          Но голос Харучиё не даёт ей погрязнуть в нагнетающих тоску размышлениях.       — Что?         — Ты придумала прозвище мне. Так что я подумал, что и тебе оно нужно.       Он почёсывает щеку в знак нерешительности, когда видит недоумение на лице сестры — её приоткрывшийся рот и изогнувшиеся брови, — но он добавляет пояснений в своё умозаключение:       — Тебе бы очень подошло «Кавараги». Пишется как «черепица» и «замок».         Сенджу расплывается в нежной улыбке, слушая тихий шёпот Харучиё.          — Кавараги Сенджу… — смакует она, будто пробует конфету. — Красиво. Только не говори об этом никому, ладно?          — Э? Почему?        — Это будет что-то типа общего секрета.       Девочка покрепче сжимает ладонь брата, начиная тянуть его вперёд к дому.         У того на душе разливается тёплыми струями приятное чувство, а сердце его трепещет.       Сенджу не знает себя, не знает, какую роль она будет играть в этом мире. И знает она в целом очень мало о сюжете этой вселенной.       Но Сенджу точно уверена, что этого мальчика она сделает самым счастливым, чего бы ей это не стоило.