Ганданта

      — Что значит ты не вернёшься домой?! — громкий голос матери эхом раздался у Сатоко в голове.       Розмари Райхенбах была женщиной твёрдой, решительной и очень целеустремлённой. Сколько Сатоко себя помнила, та много работала и трудилась, чтобы в конечном счёте получить место стоматолога в одной из лучших частных клиник Берлина, поэтому в любом деле пыталась найти выгоду и пользу прежде всего для себя самой. И, хотя карьера у неё была в приоритете, Розмари всё равно заботилась о дочери. По-своему любила и поддерживала, дала хорошее образование, хотя Сатоко и ловила себя на мысли, что они с матерью живут в совершенно разных мирах. Ей было попросту не понять её стремлений, как и той — мыслей собственной дочери. Они были слишком разными, и от того их разговоры всегда были тяжелы, и этот не был исключением.       — Пока… не получается, — тяжело вздохнула она, отвечая матери, ведь сказанное — ложь: она вообще не представляла, насколько ещё останется в этой проклятой во всех смыслах стране, когда сможет вернуться домой. — Побуду в Японии какой-то срок. Может, месяца два или три…       На том конце послышался громкий нервный смешок. Мама всегда так смеялась, когда слышала откровенные, по её мнению, глупости, а Сатоко слишком не любила нравоучения, и потому едва подавила желание сбросить трубку. Она знала, что беседа будет непростой... легко объяснить сложившуюся ситуацию не получится, но почему-то надеялась на чудо. А мама ведь даже ничего не знает о магии! И как ей сказать, что её дочь, грубо говоря, арестовали и отдали под шаманский суд? Да никак!..       Сатоко сама была готова рассмеяться от абсурдности ситуации.       — Какая к чёрту Япония, Сати?! — с новой силой вспыхнула мать. — Ты себя слышишь?! У тебя отпуск всего три недели, из которых полторы уже прошло! Что ты собралась делать там?! Сама же говорила, как хочешь работать в том издательстве, а теперь что? А как же квартира твоя? За аренду кто платить будет?!       — Работать, — на усталом выдохе сказала Сатоко, прикусывая кончик ногтя, начав ходить по комнатке, в которую вышла для телефонного разговора. — А что ещё? Предложили вроде неплохую должность. Сказали, что им нужен переводчик, поэтому я...       — С ума сошла?! — с треском перебила её та, и Сатоко прикрыла глаза, подумав, что точно оглохнет от её голоса. — У тебя там такое место! Зарплата хорошая, коллектив приятный, начальник прекрасный… а ты собралась всё это на свою Японию променять?!       Возможно, мать действительно беспокоилась, хотя сама Сатоко предполагала, что та переживала больше по той причине, что дочь находилась на родине своего пропавшего отца. После их развода мама начала воспринимать любые новости про него в штыки, не одобряла их встречи, а потом, поняв, что это не работает, со временем отдалилась от Сатоко. Всё в её поведении начало казаться холодным, будто бы безразличным и таким чужим по отношении к собственной дочери. Но неужели это так задевало её? Неужели мама так и не смогла простить, что Сатоко хотела видеться со своим странным, помешанном на каком-то сомнительном шаманском культе, отцом?       — Я уже так решила, мама, — с нажимом сказала она, перебивая её и надеясь, что Розмари услышит. — Я пока не вернусь в Германию. О кошке попросила позаботиться подругу, на работу написала. У меня хватает денег, так что не переживай.       Её голос невольно дрогнул, ведь это была очередная ложь: денег как раз не хватало. Мать быстро уловила перемену в её настроении.       — Скажи честно… ты влезла в долги? Я слышу, как ты волнуешься. — Розмари заговорила ещё строже, отчего у Сатоко волосы встали дыбом, и она начала ещё быстрее ходить от стены к стене, пытаясь унять нервозность. Мама уже была на пределе, перечисляя всевозможные варианты, начиная от уголовного дела и заканчивая жертвоприношениями. — Или ты в секту попала?! Отвечай!       — Да нет же, мам! — испуганно бросила Сатоко, хотя мысленно признавала, что эти слова были не так уж далеки от правды. — Считай, что я... — она замялась, но на ум не шло ни одно оправдание, и тогда она наугад ляпнула: — считай, что я влюбилась!       Повисла долгая пауза.       — Влюбилась?.. — переспросила мама с такой интонацией, будто припоминая все неудачные попытки завязать романтические отношения, которые случались с её дочерью на протяжении жизни. — Хм… И как же его зовут?       — Пока не скажу. — Сатоко прикусила щёку, прикрывая глаза и понимая, что сегодня побила рекорд по части вранья. А еще знала, что Розмари ей практически не поверила. — Он местный. Мы познакомились в интернете год назад. Договорились встретиться, вот и… В общем. Я пока ещё не знаю, во что это выльется.       — Почему ты мне ничего не рассказывала?       — Не хотела говорить заранее. Ты же знаешь, как я к этому отношусь.       Какое-то время мама молчала, усиленно переваривая информацию, и Сатоко слышала, как часто та стучит ногтём по столу. Розмари была тяжёлым человеком, провести её было не так легко, но желание поскорее направить жизнь дочери в нужное русло и наконец-то сделать её «такой как все», видимо, перевешивало, — она быстро смирилась с ситуацией. Тельцы такие тельцы.       — Ладно, — сказала мама спокойней, и Сатоко улыбнулась. — Потом тогда покажешь фотографию. Он хотя бы богатый? И не вздумай только ему про свою астрологическую ерунду говорить! Иначе никогда замуж не выйдешь, Сати.       — Мама! — смутилась та, почему-то вспыхнув щеками, и попыталась быстрее закончить разговор: — Я потом тебе всё о нём расскажу, если будет смысл. И у меня работа здесь, так что... долго не могу говорить. Нужно заканчивать. Передай, пожалуйста, всем привет.       — Хорошо, — ответила мать, всё ещё не скрывая недовольства, но уже явно смягчившись, — хотя все, конечно, будут в шоке от этой авантюры. А фотографию ты мне всё-таки пришли. Посмотрю на твоего… кавалера.       — Обязательно. Целую, — поспешно сказала Сатоко, сбросила звонок и шумно выдохнула, облокотившись спиной о стену. Она ощущала, что претерпела настоящее испытание. Обычно любой разговор с матерью заканчивался недопониманием или даже ссорой, из-за которых они могли не разговаривать вплоть до недели, но Сатоко уже привыкла. Спустя годы она стала иначе реагировать на откровенные манипуляции с её стороны.       С заседания суда, на котором ей вынесли неутешительный приговор, прошло всего пару часов. Сатоко взглянула на свои браслеты и почувствовала, как уныние вновь накатывает на неё с головой. Она дико устала. Устала настолько, будто ей пришлось постареть на пару лет, но Сатоко тут же тряхнула головой, отгоняя эту мысль от себя. Она успокаивала себя, что этот месяц без магии пройдёт быстро, однако, чем больше думала об этом, тем сильнее боялась, что из Японии не уедет вообще никогда. Её не казнили — и это было очевидным плюсом, вот только минусов в ситуации Сатоко видела гораздо больше. Без прежних знакомых и поддержки, без постоянного места жительства, без денег, без магии — она была уязвимой, как никогда прежде.       После разговора с матерью Сатоко вернулась в кабинет Яги, куда её привели в прошлый раз. Он по-прежнему шил своих жутких игрушек, только теперь Сатоко хотя бы понимала, для чего. Фудзияма объяснила, что все эти игрушки — проклятые трупы, куклы, в которых Яга вселял свою магию, после чего мог без труда управлять ими. От этого знания Сатоко стало ещё беспокойнее, поэтому она решила сесть подальше, опасаясь, что любое из них могло без приказа прыгнуть ей на лицо.       Она опустилась в кресло в углу помещения, положила ногу на ногу и косо посмотрела на стоящую у стены Фудзияму. Вид женщины оставлял желать лучшего. За эти пару часов она словно побледнела сильнее, кожа приняла серый оттенок, а под глазами залегли мешки. Но Мадока так уверено показала себя на суде, защищая честь своей подопечной, не отступилась даже когда осталась без поддержки со стороны других магов, что Сатоко ощущала лишь благодарность и неподдельное восхищение ей. И это было единственным, чему она была благодарна при нынешних обстоятельствах, — знакомству с этой женщиной. Не хотелось отставать от неё, не хотелось казаться совсем уж слабой и беспомощной. Хотелось… стать такой же.       Яга отложил свои игрушки и кашлянул, привлекая к себе внимание, и Сатоко повернулась к нему, стараясь расслабиться. Всё тело немного тряслось не то от пережитого стресса, не то от банальной нехватки сна. Хотя теперь она не была преступницей, а самое страшное — суд — уже позади.       — Рад снова видеть вас, госпожа Райхенбах, — сказал Масамичи, окинув её спокойным взглядом с ног до головы. — Как вы? Суд оставил на вас впечатление?       Сатоко позволила себе вежливую улыбку.       — Я никогда не была раньше участником подобного, но вам не о чем беспокоиться, господин Масамичи... Я в порядке, — она уважительно склонила голову, но руки держала напряженными, крепко сцепив их на коленях. — Я хочу поблагодарить вас ещё раз. За спасение моей жизни. И вас, и госпожу Фудзияму, ведь если бы не вы... — Сатоко боязливо сглотнула, не желая говорить этого вслух. — Но теперь я счастлива, что вы появились в моей судьбе.       Они переглянулись, и она подумала, что прозвучала слишком глупо или откровенно. Ей до сих пор было трудно понять, как следует вести себя с другими магами и в шаманском обществе в целом, но Фудзияма расслабленно улыбнулась, будто подбадривая её в таком несмелом признании.       — Можете мне верить, можете — нет, но я и сама получила от этого суда какое-то... удовольствие, — самодовольно произнесла она, и Сатоко удивлённо вскинула брови. — Не всякий раз увидишь, как в зале суда происходит раскол во мнениях не в сторону старейшин. Верно, Масамичи?       Она заметила, как вечно серьёзный и отстранённый Яга едва заметно улыбнулся.       — Нам надо решить, что делать с вами, Райхенбах... — задумчиво продолжила Мадока, и Сатоко вдруг вспомнила:       — Моя виза! Она туристическая, поэтому действует недолго. Что с ней делать?       — Мей Мей решит этот вопрос. — Фудзияма холодно хмыкнула. — Она мне должна, так что обойдёмся малой кровью.       Яга кивнул, и Сатоко подавила в себе желание расспросить о чём-то ещё. Она ощущала себя наглой гостьей в их обществе, ей было неловко, что они столько всего сделали, а у неё не было никаких средств, чтобы отплатить им за, возможно, даже вынужденную снисходительность. Сатоко почувствовала подобие стыда, но отказаться от их помощи была не в силах, просто не в силах. Сейчас не та ситуация, когда ей стоило проявлять гордость.       — Вы где-то жили всё это время, госпожа Райхенбах? — спросил без особого интереса Масамичи, продолжая возиться со своими игрушками.       — Я снимала квартиру с одной студенткой, но вряд ли мне хватит средств, чтобы и дальше оплачивать аренду. — Сатоко стискивала пальцы, ощущая, что на душе скапливался какой-то противный осадок.       — Мы найдём вам другое жильё на время, — сказал Яга, глянув на Фудзияму, и та кивнула.       — В конце концов... всегда можно жить на территории техникума. — Мадока обращалась, скорее, к нему. — Так будет даже удобнее. В преподавальском крыле достаточно пустых комнат.       — Как вам такой вариант, госпожа Райхенбах? — осведомился Яга, и Сатоко растерялась, не понимая, почему они вообще интересуются её мнением. Ей казалось, что её решением они должны руководствоваться в последнюю очередь, ведь это она влипла в неприятность, это она доставила им столько неудобств и продолжала это делать. Почему дар предвидения не предупредил её? Почему её до сих пор не посетило новое видение о будущем?.. Сатоко ещё раз глянула на браслеты. Возможно, дело в них? Обычно она отделяла свою возможность видеть будущее и проклятые техники, считая, что это — два не взаимосвязанных между собой вида магии. Хотя отец не разъяснял ей этот момент, когда обучал колдовать.       — Я приму любую помощь с вашей стороны, господин Масамичи, — покорно произнесла Сатоко, вновь склонив голову. Если бы ей приказали, она согласилась бы жить и в картонной коробке. — Но что насчёт моей работы, госпожа Фудзияма? Вы сказали, что я...       — Будете моей помощницей, — закончила за неё Мадока. — Официально я работаю на старейшин, поэтому проблемами с завесами, а также их контролем, занимаюсь я. В техникуме контролирует и ставит завесы Иджичи, — говорила она, и Сатоко внимательно слушала, пытаясь впитать в себя информацию, получше вникнуть в суть своей работы. — Вы будете контролировать завесу на миссиях других магов и устанавливать её по возможности.       — Подождите… но я же лишена магии. — Сатоко демонстративно подняла руки. — Как я смогу поставить завесу?       — Вы не совсем лишены магии, — отложив игрушку в сторону, присоединился к разговору Яга. — Лишение проклятой энергии для мага заканчивается фатально, и мы не можем этого допустить. Наверняка вы и сами до сих пор чувствуете её в себе, несмотря на блок. — Сатоко кивнула, сжав и разжав пальцы, ощущая тихий поток магии, плывущий внутри, словно по венам. Она покрутила запястьями, и металл неприятно поскрёб по коже. — Браслеты делают проклятую энергию нестабильной, а для использования техник, как правило, требуется определённая концентрация. Кроме, пожалуй, завесы. Даже не боевые шаманы, вроде наших ассистентов, способны ставить её.       Сатоко вновь ощутила прилив стыда. И про завесу она, чёрт возьми, забыла, когда взрывала тот храм. Ну какой же позор!..       — Вам даже будет полезно, Райхенбах, — весело сказала Мадока, отвлекая её. — Считайте, что это будет своеобразным упражнением. Когда вы снимите браслеты, первое время магией станет сложно пользоваться, а практика с завесой позволит вам научиться регулировать поток, и в итоге реабилитация пройдёт проще. В остальное время будете разбирать мои документы... Надеюсь, вы не против, что я оставлю их на вас?       — Я всё сделаю, — уверено ответила Сатоко, прикладывая руку груди. Ей хотелось выразить ещё больше участия, хоть как-то вернуть им долг. — Разве что... мои вещи... чемодан из квартиры.       — Иджичи заберёт их и по возможности привезёт завтра, — сказал Яга, вновь принявшись шить новую куклу. О том, кто такой Ичиджи, она уточнять не стала. — Новую комнату и территорию техникума вам сейчас покажут, как и расскажут о правилах.       Сатоко ещё раз поблагодарила директора за помощь, низко склонив голову, и посмотрела на Фудзияму, ожидая от неё дальнейших указаний, но та молчала. Что делать дальше? Ей же должны показать комнату, разве нет?..       И тут она ощутила эту кошмарную, чудовищную ауру проклятой энергии, будто наполнившей воздух, словно просачивающейся сквозь стены. Сатоко обернулась, насторожившись, услышала шаги за дверью кабинета... а после та широко распахнулась, и в помещение вошёл высокий человек, непринужденно оглядевшись. Она сразу узнала его, но не была готова к такой внезапной встрече. Не ожидала увидеть Сатору Годжо здесь и сейчас.       — Всем привет! — весело сказал он, подняв ладонь, и немного наклонил голову в сторону, вновь засунув руки в карманы штанов. — Чего все такие кислые? Разве что-то произошло?       Годжо прошёлся бодрым шагом по кабинету и развалился на диване напротив Сатоко, буквально в метре от неё. Она едва сдерживала удивление. На его лице до сих пор была та самая чёрная повязка, но этот человек без труда поднялся по лестнице, прошёл сюда и распознал их настроение по выражениям лиц. Значит, Годжо не слеп?.. Но тогда для чего ему всё это?       Она переводила быстрые взгляды с него на Мадоку, пытаясь найти хоть какие-то объяснения, но тут Сатору повернулся к ней, и Сатоко снова окунулась в ужасающий омут его неизвестной силы. Окружающие уже наверняка привыкли, а вот её встречу с ним… с натяжкой можно назвать второй. Жуткое ощущение.       — А!— Годжо как будто только что заметил её. — Ты! Девочка во французской шляпе.       Раздражение звонко прошлось по её нервам.       — Это берет! — напомнила она и резко повернулась к Мадоке, шёпотом обращаясь уже к ней: — Извините, но что он здесь делает?!       — Работает, — таким же шёпотом, пусть и удивлённым, ответила Фудзияма. — Он преподаёт у первокурсников.       — У кого?!       Этот факт ввёл её в такой сильный ступор, словно Сатоко ожидала любой причины, но только этой: самой простой и очевидной. Она ещё раз посмотрела на Годжо, окинула его недоверчивым взглядом и вспомнила, какими были преподаватели в её университете. Серьёзными, вежливыми и спокойными. Этот человек скорее сам был похож на студента, всё в нём кричало о противоречии, о высокомерии и наглости, которую Годжо будто специально стремился демонстрировать всем вокруг. А ей-то казалось, что за это время она успела стать бельмом на глазу у всего шаманского общества, что ради неё даже был проведён суд старейшин… но этому человеку явно было наплевать. Его небрежность озадачивала её. И эта его чудовищная аура, от которого сжималось горло…       — Что, не похож? — лениво уточнил Сатору, поймав их с Фудзиямой взгляды, и Сатоко едва заметно нахмурилась, сцепив пальцы в замок, чтобы он не заметил её нервозность.       — Нет, — честно ответила она. — Не похож.       — Бывает. — Годжо зевнул, будто весь процесс вызывал у него одну лишь скуку, а потом небрежно указал на её браслеты. — Мерзкая штука, верно? Неприятно с ними ходить?       Сатоко едва не сморщилась, посмотрев на свои руки, и запястья противно загудели, словно из неё потихоньку и постепенно высасывали жизненную силу. Оставалось надеяться, что она свыкнется с ними. Даже при хронических болезнях люди порой не замечают симптомов, потому что банально привыкают с ними жить, но в случае с этими браслетами… всё было иначе. Они будто били по организму каждый раз по-новому.       — Неприятно, — сухо и коротко ответила Сатоко, кинув на Годжо взгляд, но он только блекло усмехнулся. Директор Яга грузно встал со своего места.       — Райхенбах, — прокашлявшись, начал он, — вы уже встречались с этим человеком, однако представлю вас ещё раз. Годжо Сатору — один из магов техникума и по совместительству преподаватель первого курса. — Масамичи помолчал с таким видом, словно даже ему было трудно поверить в то, что Годжо действительно кого-то обучал. Он перевел на него взгляд и добавил: — Ситуация сложилась… неоднозначная. Суд запретил Райхенбах использовать магию и выезжать за пределы Японии, но теперь она получает мою защиту и защиту всего техникума. Теперь девушка будет жить здесь. Ей нужно показать комнату и ответить на вопросы о нашем обществе, оставляю это на тебя, Годжо. А вы, Райхенбах, отдохните. Вы наверняка устали за прошедшие несколько дней.       — Благодарю… ещё раз. — Сатоко склонила голову, сложив руки в молитвенном жесте, а после косо глянула на Годжо. Было сложно сказать, раздосадован ли он тем, что начальник просил его помочь непонятной девчонке, ведь она даже не видела, куда этот Сатору вообще смотрит. У неё появилось желание сдёрнуть эту повязку чисто из любопытства.       Годжо пару раз хлопнул в ладони, встал с дивана, выпрямившись во весь рост, и улыбнулся.       — Раи.. хэнн... баха! — повернувшись к Сатоко, звонко выговорил он, и в ней заново начали рости негодование и мрачная злость. — Раихэннбаха! Ну и фамилия у тебя, конечно... язык сломаешь. Ты откуда такая?       Нахмуренные брови, плотно сжатые губы и едва-едва покрасневшее лицо — Сатоко правда пыталась контролировать себя, призывая всю свою выдержку и вежливость. Но это было уже чересчур. Сначала он забыл её имя, затем — дал ей какое-то прозвище, а теперь — исковеркал фамилию!       — Я немка, — сердито сказала она, встав с кресла и положив руки на бока. И с неудовольствием заметила, что ей приходится слишком высоко задирать голову при разговоре с ним. — И в нашу первую встречу вы произнесли её нормально!       — Не помню такого, — насмешливо ответил Годжо, но едва Сатоко хотела возмутиться, уже развернулся и направился к выходу: — Не отставай, девочка в французской шляпе! За мной.       Сатоко так и застыла с открытым ртом, не в силах поверить его наглости, когда ей на плечо легла холодная рука Фудзиямы.       — Вы привыкните, — снисходительно сказала она, но от этих слов хотелось нахмуриться ещё сильнее. — У него непростой характер, но работу свою он выполняет добросовестно. По… большей части. Так что удачи, Райхенбах. Я найду вас, когда вы мне понадобитесь.       Сатоко кивком поблагодарила её. Вообще за всё. За короткое время эта женщина сделала для неё, для почти незнакомого человека, слишком много, хотя другой бы на её месте не приложил и капли усилий.

***

      Они шли по территории техникума в безмолвной тишине, нарушаемой только шорохом их шагов. День клонился к закату. Небо окрашивалось в оранжевые тона, пропала дневная влажность, и воздух становился прохладным, но Сатоко почти не смотрела вокруг. Она с каким-то уязвлённым недоумением глазела на затылок Годжо, который возвышался над ней как минимум на полторы головы, хотя помнила, что средний рост японца составлял около ста семидесяти сантиметров, поэтому не могла понять, как в этом гиганте могло оказалось почти два метра. И это злило её ещё больше!.. Сатоко знала, что оскорблять человека за рост — слишком по-детски, но он успел унизить её, ничего не сказав при этом. А она не доставала ему даже до плеча!       — И сложно учиться здесь? — зачем-то спросила Сатоко, пытаясь разбавить молчание, и ещё раз обратила внимание на тёмную форму Годжо. Похоже, такую и правда выдавали абсолютно всем магам.       — Зависит только от тебя, — с усмешкой ответил он, пожав плечами. Походка у него была очень расслабленной, руки он почти всегда держал в карманах, и его длинные конечности явно не доставляли ему никакого дискомфорта. — Если постоянно совершенствуешься, то всё пройдёт не так уж и плохо.       Такой ответ Сатоко не устроил, но наседать с вопросами она не собиралась, решив, что могла успеть уже надоесть ему за прошедшие пару минут. А потом про себя фыркнула: это было бы взаимно.       — Где сама училась, Раихэннбаха? — неожиданно поинтересовался Годжо, чуть повернувшись с совершенно невинной улыбкой. Сатоко понимала, что он просто издевается, но желание ударить его от этого никуда не исчезло. Сил не хватит, правда... да и не достанет. Придётся бить в пах.       — Можете не произносить вообще мою фамилию? Уши скоро завянут, — хмуро сказала она. Годжо тут же просиял.       — Я всё ещё могу звать тебя девочкой в модной французской шляпе.       — Берет! — воскликнула Сатоко, не сдержавшись, и демонстративно указала на свой головной убор. — Это бе-рет! А вообще… зовите меня просто по имени!       Она заметила, что Годжо сдерживал смех, и ощутила ещё большее раздражение, но уже от самой себя. А ведь ей всегда удавалось славиться спокойствием, быть в какой-то степени холодной и равнодушной... Любую критику и в учёбе, и на работе Сатоко воспринимала с достоинством, а тут её за какие-то жалкие два дня успел довести до точки кипения один только человек.       Она поняла, что ей просто нужен отдых. Много отдыха.       — Как скажешь, Сатоко. — Годжо не смотрел на неё, но Сатоко почему-то знала, что он улыбается. — Так где училась, не хочешь сказать?       — У отца. Можно сказать, что самостоятельно.       — Интересно. Шаманы за пределами Японии, тем более без лицензии… это редкость, я бы сказал. А что в Японии делаешь?       — Да так... появилось желание взорвать какой-нибудь синтоистский храм, — мрачно сказала Сатоко, сузив глаза, и он хмыкнул.       — Я так и понял, — с особой серьёзностью добавил Сатору, но она легко распознала в его голосе иронию.       Оставшийся путь до преподавательского корпуса прошёл куда легче. Годжо просто рассказывал ей что-то про устройство места, в котором ей предстояло жить, приправляя нелепыми и, по мнению Сатоко, не имеющими отношения к делу историями или фактами. Она молча слушала, иногда кивая, а потом заметила, что он периодически поворачивался к ней, словно опасался, что его рассказы прошли мимо её ушей.       — Здесь всего два учителя. Собственно, я, — продолжал Годжо довольно, положив ладонь на грудь, и невзначай добавил: — и Кусакабе Ацуя, конечно же. Хотя с ним ты вряд ли скоро увидишься, он нелюдимый.       Прямо как я, подумала Сатоко. Особенно после этого общества.       — А вот, кстати, и твоё уютное гнёздышко!       Они подошли к зданию, которое ничем не отличалось от остальных. Годжо быстро поднялся по лестнице, демонстративно открыл перед ней дверь и пригласил войти. Сатоко аккуратно ступила в небольшую комнату, напоминающую своими размерами студию: кровать, письменный стол, маленький платяной шкаф да холодильник с совсем крошечной плитой. Её квартира в Германии была куда крупнее, но эта казалась... более домашней. Уютной. Или так действовало на неё отсутствие комфорта в течение последних нескольких дней.       — Очень… практично, — оглядевшись и обойдя комнату, что заняло всего минуту, подытожила Сатоко, положив свою сумку и сотовый телефон на стол. Она посмотрела на Годжо, с непринужденностью опиравшегося на стену, и спросила: — У вас тоже здесь есть комната?       — Есть, — он указал большим пальцем куда-то себе за спину, — но я тут не живу. Шаманы здесь ночуют только в том случае, если ехать в город нет никакого смысла.       — Понятно. — Сатоко кивнула, но не знала, что ещё спросить. Директор Яга говорил, что Годжо обязан ввести её в курс какого-то там дела, только вот он как назло молчал. — И что… дальше?       — М?.. — сонно переспросил Сатору. — Да ничего... хотя нет! — Он тут же оживился. — Есть идейка. Хочешь познакомиться со студентами?       — Со студентами? — искренне удивилась Сатоко. И хотя чувствовала себя очень усталой, простое любопытство брало верх над желанием отдыха. — А мне можно?       — Не просто можно. Нужно! — он хлопнул в ладони и шустро спустился по лестнице, но быстро остановился, словно позабыв о чём-то. Порылся в карманах брюк, обернулся и кинул в квартиру ключ, который звонко стукнулся о каменную плитку, когда Сатоко, естественно, его не поймала. Она бросила на Годжо рассерженный взгляд, но тот явно только насмехался. — Твоё. Не потеряй! Дубликата не будет.       — И слава богу, — буркнула себе под нос Сатоко, а потом вдруг заметила на ключе дурацкий брелок в форме звезды. Глянув на свой кулон, который был почти точно таким же, она с хмурым недоумением уставилась на Годжо Сатору, уже ушедшего вперёд. Это такая ирония?       Они приближались к тренировочному полю. Несмотря на достаточно позднее время, Сатоко слышала оттуда разговоры и шум, удары чего-то обо что-то, но в итоге оказалось, что на просторной площадке всего трое молодых ребят, двое из которых, как она поняла, вели между собой спарринг. Высокая девушка с длинным оружием и очками, придающими ей строгий вид, спокойный темноволосый юноша, волосы у которого торчали в разные стороны, а третьего пока ещё не разглядела. Горло сдавило странным чувством: неужели тут настолько мало студентов? Сатоко посмотрела на Годжо, но он словно не заметил вопроса в её глазах, лишь шагнул на поле и широко улыбнулся.       — Привет-привет, ребята! — Сатору озорно замахал рукой, привлекая внимание студентов, заставив их прекратить спарринг, отдышаться. — Ну что, как настроение? Вижу, что вы совсем не прохлаждаетесь — хвалю!       Незнакомка с оружием и в красных очках смотрела на Годжо с таким недовольством, словно он был последним, кого она хотела сегодня видеть. Но ещё больше Сатоко удивилась, когда та сделала шаг, окидывая их обоих взглядом, и стало понятно, что её проклятой энергии… просто нет. Вернее, даже не так. Магия-то в ней была, но её количество было столь малым, что даже обычный человек обладал большим запасом. Как она вообще использует техники? Видит духов? Было трудно объяснить природу такой аномалии.       — Мы не прохлаждаемся. А вот вы — да, — холодно отметила студентка, махнув тёмным хвостом, и многозначительно глянула на Сатоко, словно пытаясь понять, кто она, по её внешнему виду. А потом заметила наручники на её запястьях и замерла. Её каре-зелёные глаза расширились. — Это… преступница? Что происходит?       — Не так быстро, друзья мои. Хочу представить вам с большим удовольствием… Сатоко! — Годжо театрально указал на неё рукой, словно заправский конферансье, и та едва не стиснула зубы. Ну что за ребячество?! — Фамилию не буду говорить. Вы всё равно её не выговорите.       — Всё в порядке, он судит по себе, — мрачно ответила Сатоко. — Моя фамилия Райхенбах. Я из Германии.       Девушка в очках весело хмыкнула, глянув на Сатору с откровенной наглецой. Для японки она была высокой, почти на голову выше Сатоко, отчего та вновь ощутила несколько уязвлённой. Да что же здесь все такие высокие?!.. К ним подошёл тот самый темноволосый парень с торчащими в разные стороны волосами. По виду ему было лет пятнадцать, он был хорошо сложен, но вид у него был хмурый и мрачный, граничащий с равнодушием, и Сатоко вдруг подумала, что обычные подростки так не смотрят на других.       И тут паренёк глянул на неё, но тут же отвернулся. Так, словно смутился собственного действия.       — Итак, как вы уже поняли, наша Сатоко — гостья из Европы, — с наигранной доброжелательностью сказал Годжо, сделав вид, что не услышал её едкой реплики про фамилию, — так что не обижаем её. Но если такая мысль возникнет, учтите, что она всё равно не даст вам отпор. К сожалению… или к счастью.       Сатоко ощутила, как вспыхнули щёки. Какой же... подлец! Специально ставить её при всех в неловкое положение! Она поняла, что ещё немного — и точно ударит его по коленям. Или немного выше. Чтобы тянуться было недалеко.       — Не будем о грустном, — оптимистично добавил Годжо, заметив её выражение, и решил наконец представить своих студентов, указав поначалу на девушку в очках: — Итак, это Зенин Маки — пользователь проклятого оружия, лучшая в своём деле, второй курс.       — Только не смейте звать меня по фамилии! — сказала та, вздёрнув голову.       — А это… — Сатору ловко подскочил к темноволосому парню, положив локоть ему на плечо, и представил его так, словно тот был его любимым щенком в помёте: — Фушигуро Мегуми. Лучший студент первого курса, между прочим!       — Он же там единственный, — с усмешкой напомнила Маки.       — Я же сказал, не будем о грустном! — с легкой укоризной бросил Годжо, отведя ладонь в сторону. — К тому же, какая разница? Ряды первокурсников пополнятся в этом году. Мегуми, поздоровайся.       Фушигуро склонил голову в знак простой вежливости и уважения.       — Здравствуйте.       — Приятно познакомиться, — с заминкой сказала Сатоко, не зная, стоит ли протянуть ему руку для приветствия, но решила ответить кивком.       Годжо тем временем подозвал к себе ещё одного студента. Со светлыми волосами и формой, натянутой почти до самого носа, он казался ей слишком утеплённым для такой погоды, а светло-карие глаза смотрели на неё с особой ясностью и выразительностью.       — А это Инумаки Тоге — второкурсник, — представил его Сатору, обнажив идеально белые зубы. — Обладатель проклятой речи. Поэтому, боюсь, он покажется тебе не слишком разговорчивым. Хотя тебе не привыкать, верно?       — Лосось, — кивнул Инумаки, отвлекая Сатоко от очередного хмурого взгляда, брошенного на Годжо.       — Простите?..       — Лосось, — повторил он.       — Проклятая речь клана Инумаки, — не без удовольствия пояснил Сатору. С таким видом, будто наслаждался её недоумением, даже ждал его. — специфическая, но эффективная техника, благодаря которой маг может подчинить себе противника. Поэтому, чтобы не навредить окружающим, Тоге использует слова из состава онигири.       — Лосось.       Звучало, как утверждение. Сатоко хмыкнула с неверием, покачала головой.       — Поразительно…       Ей хотелось ещё больше расспросить их и о техниках, и о кланах, и о магии в целом... Она будто годами жила вдали от цивилизации, а теперь появилась возможность познать всё. Жадная до знаний, Сатоко всегда стремилась ко всему, что касалось магии, однако отец, казалось, утаивал от неё этот удивительный мир. Он будто специально покрывал его полотном неизвестности, а потом и сам пропал, не оставив после себя и следа. Укол непонимания, обиды и тоски вновь ударил по Сатоко. Почему Йошито постоянно молчал?! Говорил лишь о самом основном, когда тут — на землях его родины — целая история? А она ведь думала, что все шаманы обладают похожими заклинаниями, которые каждый мог изучить, как было, например, в Хогвартсе. А на деле всё по-другому…       — Так. А где Панда? — огляделся по сторонам Годжо, но не нашёл человека, как подумала Сатоко, с необычной кличкой.       — Отошёл, — коротко ответил Мегуми.       — Ну тогда сами разберётесь. — Сатору небрежно махнул рукой, поправил волосы, будто красуясь. — Миссий никаких у вас всё равно не будет в ближайшее время, у меня самолет через пять часов, так что, ребята, доверяю нашу гостью вам! А я и без того провёл для неё занимательную экскурсию, почти превзошёл самого себя, так сказать. Теперь отдыхать. Пока-пока!       Сатоко поражённо смотрела, как он уходит с тренировочного поля, оставляя её рядом со студентами. И всё ещё не могла поверить, что этот… «учитель» просто взял — и переложил ответственность на своих учеников! Как с ним вообще работать? Как он в принципе кого-то обучает?!       — И свалил, — ни капли не удивилась Маки, поправив очки. Казалось, это было в порядке вещей.       Сатоко помялась на месте и обернулась, поняв, что разом забыла, как общаться с подростками.       — Ну... рада с вами познакомиться... ещё раз. — Она неловко улыбнулась, сложила руки на груди, но студенты молчали. — Чем вы тут обычно... занимаетесь?       — Тренируемся, — сказала Маки. — Хотите посмотреть?       — Лосось, — добавил Тоге, хлопнув большими глазами. Сатоко ничего не поняла.       — Я бы с удовольствием, но, боюсь, сегодня не получится. Я сильно устала, — с выдохом сказала она и заметила, что Фушигуро искоса смотрит на неё, будто она чем-то насторожила его, но тут же отвернулся. — В следующий раз, хорошо?       — Как хотите. Фушигуро, с самого начала!        Маки оружием указала куда-то в конец поля, и Мегуми побрёл на своё место. Сатоко заметила, что та тоже наблюдает за ней, и взгляд у неё был прямым, не выражающим никакой недоброжелательности, пусть даже из вежливости. Острым и проницательным, ясным.       — Браслеты, — коротко сказала Маки, кивнув. — Вас привезли сверху?       — Эм… — Сатоко опустила взгляд, машинально потёрла их. — Что-то вроде того. Вы знаете, для чего они?       — Ещё бы. — Улыбка у неё напоминала оскал. — Только обычно маги, надевающие их, не остаются долго на свободе. Да и живыми… тоже. — Маки прищурилась. — А вы почему-то здесь. Значит, храм — ваших рук дело?       — Откуда… вы знаете про храм? — оторопела Сатоко, подумав, что Годжо разболтался, но та только пожала плечами.       — В новостях увидела. Не сложно догадаться, что это дело рук шамана. Который завесу забыл поставить, разве что.       Сатоко покраснела так сильно, что ей пришлось отвернуться, а губы сами сжались в полоску. Она выдохнула и стыдливо посмотрела на небо, прося безмолвного бога, чтобы тот избавил её от этого или вернул в прошлое, дав возможность исправить всё самой. Тот остался глух к её молитве. Как и всегда.       — Да уж, в ситуацию вы вляпались, Райхенбах. — Маки задумчивым движением покрутила в руках оружие, и только тогда Сатоко почувствовала исходящую от него мощную проклятую энергию. Она слышала о таких предметах, но никогда не держала их в руках. Да и отцу они были ни к чему.       — Зовите меня лучше по имени, — натянуто улыбнулась Сатоко, — а то... ну, сами понимаете. Я тогда тоже буду звать вас по имени.       Глаза у Маки блеснули, словно между ними разом установилась какая-то особая договорённость, нарушать которую было бы недостойно или даже кощунственно. Она кивнула, закинула оружие на плечо и неожиданно протянула ладонь. Сатоко озадаченно посмотрела на её крепкую руку, но спустя мгновение с удовольствием пожала её.       — Я была рада с вами познакомиться, — искренне произнесла она. Маки хмыкнула.       — Если не слишком устали, оставайтесь, понаблюдайте за тренировкой. — Явно не настаивая на этом, она тут же развернулась и пошла в сторону поля. — Или приходите в любой другой день. Мы тут… частенько бываем.       — Обязательно приду. — Сатоко улыбнулась, хотя Маки уже и не видела этого. — И… спасибо вам.       Та больше ничего не ответила. Приблизилась к товарищам, перед этим что-то крикнув им, встала в боевую и изящную позицию, выдающую её подготовку. Маки явно была бойцом ближнего боя, поэтому ловко уворачивалась от ударов Мегуми и наносила их, когда тот этого совершенно не ожидал. Сатоко какое-то время наблюдала за ними, не в силах оторваться. Изумляясь: за весь спарринг эта девушка не использовала ни одной техники! Не вложила даже капли проклятой энергии в свои удары, хотя била чудовищно сильно. Как же так?..       Она ощутила дрожь волнения и нетерпения в руках. Всё было таким новым, непонятным — и это пугало её, но притягивало не менее сильно.       Спустя двадцать минут Сатоко ушла к себе, запомнив дорогу до своей комнаты, а потому найдя преподавательское крыло без чьей-либо помощи. Стянула любимый берет с головы, бережно положила его на прикроватную тумбу. Теперь, когда в этой комнате никого не было, кроме неё, а солнце уже ушло с горизонта, всё вдруг приобрело какие-то серые и унылые оттенки. Она пошла в душ — решив смыть с себя усталость и тяготы этого дня, и уже там, стоя под струями горячей воды, Сатоко вдруг почувствовала себя абсолютно одинокой. Так, словно выйди она из ванной, мир остался бы пустым-пустым, без всякого намёка на присутствие человечества. Горло сдавило, губы плотно сжались. Сатоко стало… страшно.       Она вздрогнула и спрятала лицо в ладонях, помотала головой, чувствуя, как на макушку льются тёплые струи, но в итоге выпрямилась, поняв, что слёз нет. И вдруг с ужасом поняла, что не помнила, когда последний раз плакала. Сатоко всегда принимала все обстоятельства, искала причины и следствия, списывала проблемы на испытания судьбы, но Япония... чёртова Япония! Она выбила из неё всё.       Сатоко с ненавистью посмотрела на свои браслеты, на место, где когда-то была огромная гематома после битвы с проклятым духом. Может, высшие силы издеваются над ней? Обстоятельства ещё никогда не играли настолько против неё, а ведь люди назвали бы это везением. В конце концов, она выжила. Её не казнили!.. Да и Фудзияма предложила ей работу. Хорошо, пускай так. Всего лишь пару месяцев Японии она вытерпит, найдёт хоть что-то о своём отце, а затем никогда сюда не вернётся. План донельзя простой.       Глядя в кафельную стену душевой. Сатоко холодно усмехнулась: именно поэтому этому плану, скорее всего, суждено рухнуть.       Выйдя, она закрыла все окна шторами, дверь — на два замка. Странно? Определённо. А толку? Если её захотят убить, им не понадобятся ключи, но ей хотелось чувствовать себя хоть немного безопаснее. Сатоко легла в кровать, и простыни встретили её прохладной такой приятной, что хотелось растечься по постели, успокоить гудящее от усталости тело… но она только сжалась, напряженно глядя в потолок. Слушая тишину, тиканье в настенных часах. Беспокойство не отпускало её, сердце стучало всё громче, и лишь когда от усталости Сатоко перестала различать очертания собственной комнаты, то уснула.       Ей снился крепкий юноша с рисунками на лице, её отец с разочарованным взглядом, сама она с красной нитью на руке, почему-то улыбавшаяся мать и крики-крики-крики... В один момент криков стало так много, что Сатоко решила: оглохнет. И она ничего не могла с этим сделать — стояла, закрывала уши, чтобы не сойти с ума.       Почему так?       Почему так?..       Что происходит?!       А затем — кровь. На руках — кровь, под ногами — кровь, и всё залито ею. Мир словно погибал на глазах, воздуха не хватало, дыхание стало частым, паническим... Не выдержав, Сатоко резко очнулась, вся взмокшая и дрожащая. Посмотрела на руки — браслеты всё ещё были, никакой красной нити.       — Господи... господи... — Она прикоснулась к щеке дрожащей ладонью, вытерла её и тут почувствовала влагу. Взглянув, поняла, что это слёзы. И расплакалась. — Господи…       Сатоко вдыхала и выдыхала, стараясь отдышаться от паники, накрывшей её, от привидевшегося ей безумия. Неужели это был вещий сон? Как такое возможно? Откуда? Она села на кровати, схватившись за волосы, не зная, с кем разделить своё беспокойство. Всеми оставленная, каждому чужая, никем непонятая... и в этот же миг поняла, насколько на самом деле была одинока в своём даре. Никто бы её не понял.       И милость, и проклятие одновременно.       Сатоко боялась размышлять над значением видения, постаралась выбросить из головы кровь и крики-крики-крики. Не может этого быть! Обычно они приходили к ней в период бодрствования, заставляя цепенеть на пару мгновений, и всегда выглядели как нечёткая сцена, несколько фраз или размытая картинка. Но вещие сны… были совершенно иным делом. Они казались целым круговоротом событий, хаосом, который нельзя было остановить, и тот хаос, что она увидела этой ночью, не мог не испугать её.       Или это просто кошмар, который не имел отношения к реальности? Но Сатоко с отчаянием понимала: имел. В её существовании имело значение всё.       — Если ты меня слышишь... — дрогнувшим голосом прошептала Сатоко, обращаясь к кому-то в этой неприглядной тьме, закрыв лицо руками, — прошу… дай мне хоть малейшую подсказку.       На её просьбу никто не откликнулся.