Fleur de rose jaune*

      ***

      Навия сидела за столом в своем кабинете, склонившись над пустым листком бумаги. Покачивание ногой, щелканье кнопкой автоматического пера — всё выдавало её напряжение, будто бы застывшее в воздухе. Нахмурившись и чуть прикусив губу, она написала короткую фразу.       — Помнишь, помните… — девушка начала было читать только что написанное. Но в тот же миг осеклась и, грубо смяв листок, бросила его в угол, куда уже были отправлены пара таких же комочков.       Она резко поднялась со стула и заходила по комнате.       — Нет, это неправильно! Я не должна… — она проговорила это, будто подводя резкую черту в споре с самой собой. — А что если это было недостаточно очевидно? Или… быть может, навалилось столько дел, что просто не до этого сейчас…       Она присела на подлокотник кресла, обреченно закинув голову назад. Ощутив на себе взгляд, она обернулась на дверь:       — Что… — недовольная таким внезапным вмешательством в личное пространство своего кабинета, да ещё и без стука, она гневно глядела на нового помощника. — Что за срочность?       Тот робко, но невозмутимо, протянул перевязанную стопку из свежей корреспонденции и нескольких писем.       — Мисс, Вы просили занести как можно раньше.       Навия чуть смягчилась, и кивнув, принялась разбирать письма. Взгляд пробежался по строкам с именами отправителей и, так и не зацепившись ни за что интересное, скучающе вернулся к очередному пустому листу бумаги на столе.

      ***

      Многое успело произойти. Последние месяцы и так выдались чересчур богатыми на события, но последние недели — особенно. Навия как и всегда старалась прятать страх и боль за маской смелости и энергичностью. Продолжая улыбаться, шутить и активно продвигать общее дело, она будто кружилась в легком танце среди мрачных декораций, резво лавируя от одного потрясения к другому. Во всей этой гуще событий забыться было куда проще: не терзать себя чувством вины, не возвращаться мыслями в страшные события снова и снова. Жизнь продолжалась и нужно было действовать, чтобы предотвратить чудовищное знамение и сохранить то, что ещё можно успеть сохранить. По сему и расследование, и общий, четко выстроенный план по разоблачению Архонта, его идеальная во всех смыслах реализация, стали по истине прекрасным лекарством. Вероятно, тогда Навия старалась подходить ко всему происходящему играючи, — такая, своего рода, защита от эмоционального перенапряжения не раз помогала ей попросту не сойти с ума от стресса. Было даже немного… весело? Вспоминая моменты погони, интригующей завязки на сцене, волнующей до дрожи в коленках, сейчас всё воспринимается лишь как качественно поставленная театральная постановка. Сложно представить, что Фонтейн был на грани между жизнью и предначертанной пророчеством смертью, а все происходящее с ними — было никакой вовсе не игрой, а тяжелейшим испытанием, полным рисков. Тем не менее, операция получилась по истине искусной, и Навия не могла не гордиться своей одной из главных в ней ролей.       Да, многое успело случиться, но и многое теперь нужно было переосмыслить. Сейчас всё, на первый взгляд, вернулось на круги своя: для большинства граждан жизнь продолжила течь своим чередом; больше не было маячащей на горизонте опасности, даже, казалось, погода над городом перестала быть такой дождливой. Пуассон возвращался к жизни, по кирпичикам восстанавливая былую инфраструктуру и, вместе с тем, свою самобытную легкость. Всё чаще в деревне слышался смех, работа кипела, а некогда привычная сырость перестала вызывать дрожь у жителей. Были организованы широкие похороны всех тех, кто оказался жертвами катастрофы, в том числе ближайших помощников Навии, — теперь она имела возможность навещать их, похороненных рядом с её родителями, как того всегда хотел Мелус.       Кажется, это был отличный момент, чтобы перелистнуть черную страницу, вдохнуть полной грудью и жить дальше. Но что-то всё же мешало. С того самого дня, когда пророчество должно было быть исполнено, прошла долгая неделя. Но все эти дни Навия постоянно возвращалась в те события, прокручивая их вновь и вновь в своей памяти. Кое-что так и осталось скрыто от её любопытных глаз. Полная картинка так и не складывалась, как ни пытайся она ещё раз вспомнить всё произошедшее в мельчайших подробностях. Она не один раз успела встретиться с большинством участников событий, но так и не решилась поднять все волнующие её вопросы: ни во время прогулок с Люмин, ни случайно столкнувшись с Лини и Линнет на улице, ни за утренней чашечкой кофе с Клориндой, ставшей их маленькой уютной традицией. Она будто бы продолжала разыгрывать начатую тогда комедию, только уже для своих друзей, делая вид, что её вовсе ничего не тревожит. Но кое-что тревожило. Она прекрасно помнила тот момент, когда всё закончилось. Яркая вспышка. Хлопок. Месье Невиллет стоит на сцене. Навия видела, как кулаки его были крепко сжаты. Стоя рядом с ним, она чувствовала, как невероятная мощь рассеивается от его фигуры невидимыми волнами. Такого определенно не было раньше… На растерянных лицах остальных читались все те же вопросы, которые были у неё самой.       «Исполнен ли смертный приговор? Сбылось ли пророчество?»       Но ответа не последовало, ни тогда от верховного судьи, ни после никто не давал никаких пояснений. Вероятно, ответом должна была стать та самая размеренная прежняя жизнь, которая наступила на день после. Но Навии этого было недостаточно. Что произошло в те минуты? Что за силу обрел месье Невиллет? Неужто он настолько могущественен, чтобы суметь одолеть Нарвала и отменить пророчество?       Одновременно с этим, Навия вспоминала минуты их теплых бесед в кабинете, когда ей даже показалось, что она начинает узнавать того мужчину перед ней, что становится ближе к нему. Теперь в это трудно было поверить. Она и понятия не имеет, кто он такой.       Очередной исписанный листок был смят и брошен все в тот же угол. Навия накрыла лицо руками. Она не задаст никому вопросов о том дне, потому что он этого не хочет. Это его тайна, и она узнает её, только если он сам захочет когда-нибудь ей об этом рассказать. Сейчас месье Невиллет, определенно, занят делами, поэтому не время искать с ним встречи. К тому же леди Фурина куда-то запропастилась… теперь бедному юдексу выполнять ещё и её работу. Навия тяжело вздохнула, убирая письменные принадлежности в ящик стола. С каждым днём эта, становящаяся долгой, разлука, тяготила все сильнее. И дело было не только в не дающей покоя тайне. Она действительно скучала по месье Нёвиллету.

***

      Фонтейн…       Пророчество…       Неминуемая гибель целого региона…       Как и предполагал Невиллет, пророчество настало слишком внезапно, выбрав очень интересный момент и место точкой отсчёта: оперный театр Эпиклез, в котором происходило заседание суда. И необычным его делало то, что в роли обвиняемой был никто иной, как леди Фурина. С каждой минутой дело принимало новый оборот, пока не привело к грандиозному появлению Всепожирающего Нарвала, а после его спешного отступления в глубины бездны шестерёнки Оратрис словно взбесились, начиная свой скоростной ход.       Шум.       Вспышка.       И перед глазами дракона уже была… Фурина? Нет, то была не она, а само Божество справедливости. Ее откровенный монолог не был похож на исповедь, Фокалорс была совершенно спокойна и вела беседу столь непринужденно, словно это был диалог двух друзей за чашечкой чая. Но с каждым ее словом что-то рушилась внутри Невиллета. Все его предубеждения, догадки, теории, факты… рассыпались, словно тонкое стекло на мелкие осколки, открывая потайную дверь под названием «правда». Юдекс в последнее время подозревал, что Фурина — не так проста и глупа, какой хочет казаться, но все равно… как же он был далек от истины, и это осознание сейчас отравляло древнюю душу и разум. Но в то же время, в голове совсем не укладывалось то, насколько тяжело было самой Фурине играть столь долгий, нескончаемый спектакль одной актрисы на протяжении пяти веков, а тот, кто сделал все возможное для спасения Фонтейна и его людей посредством обмана Небесного порядка, должен умереть. Сложно было даже представить, что огромный, зависший в воздухе клинок правосудия был выкован из энергии веры людей в это самое правосудие, а косвенным палачом был сам верховный судья. Однако среди печали, постепенно заполняющей всю его душу, мужчина восхищался Фокалорс и ее планом: это было гениально с ее стороны, настолько тщательно все распланировать. Но мысли о самопожертвовании архонта не давали покоя, наполняя чашу нескончаемой болью. Кажется, многовековая жизнь бок о бок с людьми всё же научила гидро дракона настоящим человеческим эмоциям. И теперь, стоя перед Фокалорс, он не мог скрыть своего растерянного, печального вида за привычной маской, которая давно была растоптана.       «Власть древних драконов вот-вот вернётся в твои руки, о Гидро Владыка драконов, и ты слушаешь это с таким лицом?»       Узнав ещё одну важную составляющую плана Фокалорс — возвращение силы истинному владельцу — гидро дракон внезапно почувствовал себя. виноватым? Да, глубоко в душе он осуждает Небесный порядок за кражу сил древних владык драконов, но Невиллет совсем не так себе представлял возвращение собственных полных сил. По крайней мере он совершенно точно не желал никому смерти и не желал такого исхода.       …       «Не плачь, Гидро дракон, не плачь.»       …       Нёвиллет осознавал, что не может отменить приговор, иначе это означало бы, что все старания Фокалорс и Фурины были за зря. А потому, с тяжёлым камнем в сердце и удушающим комом в горле оставалось принять последнюю волю Архонта, а вместе с ним — «выход на поклон».       Нёвиллет замер, не смея пошевелиться, и как заворожённый наблюдал за прекрасным последним танцем Фокалорс, пока над ней в нескольких метрах нависал огромный клинок, готовясь в любую секунду сорваться вниз. Хотелось сорваться с места, подлететь к архонту и закрыть ее в своих объятиях, принимая весь удар гильотины на себя. Но он не мог. Как бы это противоречиво не звучало, этого юдекс не делал из уважения к воле божества Справедливости. А потому внутри была борьба: борьба человечности и праведности. И праведность обязана была победить, во имя всего Фонтейна.       Изящный реверанс.       Последняя живая слеза.       …       Буквально на глазах у дракона произошла смертная казнь: огромная тяжёлая гильотина с грохотом обрушилась на застывшего архонта, ломая как ее жизнь, так и ее трон.       Что-то внутри дракона так же резко рухнуло, оставляя в душе вакуум опустошенности, словно жизнь покинула и его. Подобное он чувствовал второй раз в своей жизни. Но времени на печаль не было, нужно исполнить последнюю волю последнего Гидро архонта. Стремглав взмыв в затянутые тяжёлыми густыми тучами небеса, которые через мгновение были озарены светом печати Драконьего владыки Гидро, верховный судья уверенно и четко произнес вслух свой вердикт:       «Именем юдекса, я, Нёвиллет, провозглашаю: я прощаю фонтейновцам их первородный грех.»       …       — Месье Нёвиллет?       Внезапный голос Седэны словно вырвал верховного судью из уже очень долгого сна. Верно: с того самого страшного для всего региона дня прошла не одна неделя, возможно даже месяц, а Невиллет пребывал словно в тумане. Словно бы теперь он разделил себя на две сущности, заставляя «оболочку» работать, приняв на себя некоторые новые обязанности после отставки Фурины, пока душа была заперта где-то очень и очень глубоко, пытаясь пережить внезапно обрушившуюся скорбь. Юдекс старался отвлечь себя объемом работы, особенно когда весь Фонтейн требовал восстановления после потопа. Но что-то в нем было серьезно сломано, и больше не было того крепкого стержня, который выдержал бы все напасти судьбы. Теперь ему самому нужна была помощь, но юдекс по-прежнему не смел никого отвлекать и посвящать в свои проблемы. Как минимум, у всех сейчас свои заботы, жизнь в регионе только-только возвращается в привычное русло. К тому же… кто способен понять эмоции и переживания дракона?       — Прошу прощения, Седэна, я немного отвлекся. — слова путались, с трудом складываясь в предложения.       — Не переживайте, месье Нёвиллет. Я знаю, что в последнее время у Вас много дел и Вы слишком загружены. Поэтому неудивительно, что Вы иногда отвлекаетесь.       Дела… А ведь одно всё ещё значится в его собственном списке: диалог с Фуриной. Она почти сразу же с того дня покинула дворец, намеренно или нет избегая связи с юдексом. А ведь ему просто хотелось покаяться перед ней и попросить прощения за свои ошибочные суждения. Он понимал, что их отношения уже никогда не будут такими, как прежде, но хотелось хотя бы попытаться сделать их нейтральными. И для этого стоит начать с извинений. Но пока что и Фурине, и Невиллету нужно время, чтобы оправиться от произошедшего. По крайней мере, один из них точно заслужил тихую размеренную жизнь в глуши, чтобы отдохнуть от многовекового спектакля одного актера.       — Вам следовало бы больше отдыхать, месье. Каждый в Фонтейне уважает Вас за всё то, что Вы делаете для восстановления, но не думаю, что кто-то будет в восторге, если Вы позабудете о себе. Поэтому, пожалуйста, не пренебрегайте отдыхом. Хотя бы послеобеденным чаем.       Руки-варежки поставили фарфоровую чашку на стол, на свободное от бумаг и канцелярии место, после чего мелюзина удалилась. Аметистовые глаза устремились в кружку, а мыслями мужчина вновь погрузился в свои воспоминания, снова и снова возвращаясь в тот роковой день. Древней душе тоже нужен был покой, хотя бы недолгая пауза, ибо сил уже ни на что не осталось, даже на немые крики о помощи, а оболочка работала словно на автопилоте. Словно ничего, кроме нее, больше не осталось.

***

      Навия, прогуливаясь по окрестностям деревни Пуассон, вновь свернула к кладбищу. Последние разы её пребывания здесь давались уже намного легче. Всё-таки время лечит? Становилось всё легче принимать ту реальность, которую преподнесла судьба. И пусть эта реальность вовсе не такая, как бы желала Навия, повлиять на прошлое невозможно и всё, что она действительно может сейчас — продолжать жить уже в новых условиях. Поэтому регулярное посещение некогда близких ей людей, ныне уже покинувших этот мир, было для неё чем-то вроде акта помощи самой себе в принятии того, что произошло. Проводя здесь некоторое время в одиночестве, наедине со своими собственными мыслями, она медленно и осторожно зализывала раны, а те постепенно зарастали.       С холма, где располагалось кладбище, открывался вид на просторы Фонтейна. Погода стояла отличная: было тепло и совсем безветренно, можно было наблюдать, как закатное солнце плавно тает в горизонте. Издалека еле-еле виднелся дворец Мермония. Завидев его слабо различимый силуэт в дали, сердце снова отозвалось легкой дрожью. Как ни искала она повода для встречи, он все никак не подворачивался. Вздохнув в попытке отбросить навязчивые мысли, она обернулась, поправляя венок на могиле отца. Образ верховного судьи сменился родным лицом.       — Если бы ты знал, сколько всего произошло, папа… — она грустно улыбнулась. Вспоминала отца Навия всегда с теплотой и благодарностью за всё, чему он её научил. Но сейчас, пережив множество потрясений, она невольно возвращалась мыслями в прошлое, когда её жизнь не была полна трудностей. Тогда её отец, достаточно закрытый человек по своему характеру, вероятно, проживал не меньшие испытания, сохраняя при этом полное спокойствие, и никогда не посвящал в проблемы Навию, дабы не перенести на её хрупкие плечи этот тяжелый груз. Теперь же, Навия отчасти понимала его мотивы — он хотел её защитить… Но при этом, она все равно ещё немного злилась на него за это, ведь ощутив всю тяжесть этого бремени, на себе испытав, насколько трудно быть в одиночестве лицом к лицу с испытаниями, она была уверена, что поделиться было бы легче… быть может, всё вышло бы совсем не так, как получилось по итогу. Нет, она уже приняла потерю и смирилась. Нужно жить настоящим.       Пока солнечный диск уже практически растворился за горизонтом, перед глазами девушки снова возник образ верховного судьи, а вместе с ним — тонкая ниточка, связывающая его с образом Калласа, которую ранее Навия не замечала. Месье Невиллет, носящий всё в себе и привыкший всегда справляться со всем самостоятельно, был в этом так похож на её отца. Немногословный, но решительный, всегда остающийся загадкой для окружающих его людей, пусть даже и близких — но при этом, способный испытывать самый разнообразный спектр чувств, не всегда положительных, пронизывающих душу до самых её недр. Наверняка ему, как и любому человеку, бывает нелегко, и то, что он не просит никого о помощи, вовсе не значит, что она ему не нужна. Когда-то отец уже принял решение скрыть ото всех истинную правду, желая справиться самостоятельно. Тогда он считал Навию не готовой к тому, чтобы разделить с ним эту ответственность, но теперь она должна подставить плечо Невиллету, своему другу… Хотя бы попытаться.       Озарение, так внезапно возникшее в голове, заставило её резко подняться на ноги. Возможно, это было лишь поводом для того, на что так долго решиться не получалось. Но Навия была уверена: ничего не мешает хотя бы проявить участие и как минимум справиться о делах юдекса.       Когда девушка выдвинулась в сторону Кур-де-Фонтейна, солнце уже окончательно село, и Фонтейн накрыло уютной полутьмой сумерек, словно покрывалом. Навия успела забежать домой, захватив с собой свежие пирожные — обещание угостить судью, которое ей не терпелось исполнить.       Закончился очередной рабочий день в столице. Ещё один день прошел совершенно мимо юдекса, когда он, словно очнувшись после долгого сна, обнаружил, что за окном уже темно, а дворец практически опустел. Вот уже и Седэна пришла попрощаться, окинув мужчину обеспокоенным взглядом. Все чаще Невиллет осознавал, что его внимание сильно расфокусировано, а мысли были где-то далеко. Дел прибавлялось бесчисленное множество, и, как бы судья ни старался, он не мог ухватиться за что-то конкретное. Он больше не может контролировать поток негативных эмоций, уровень которых с каждым днём становился все выше и выше и, кажется, уже давно вышел за края чаши. По крайней мере, совсем не так, как он делал это раньше. Совершенно новое для него состояние доставляло дискомфорт — Невиллет словно потерял равновесие, словно разучился ходить. Более того, привычное ощущение контроля над собой и над ситуацией (будь то судебный процесс, неформальный разговор или что угодно иное) так и не возвращалось к нему после свершения пророчества, как бы сильно он того ни желал. Однако, именно сейчас Фонтейн как никогда нуждался в стойком сильном лидере, и потому мужчина понимал, что так больше продолжаться не могло: определенно, со своими эмоциями и чувствами нужно что-то делать.       Сегодня был один из очень редких дней, когда Невиллет не стал задерживаться на работе, как обычно, допоздна, хотя он и покинул дворец одним из последних. Юдекс едва ли не бежал прочь от высокого здания, ступая на подъемник. Мужчина чувствовал, будто все в этом городе на него давит, словно высокие стены сдвигаются, норовя загнать обессиленного дракона в самый далёкий тесный угол и запереть его там навсегда. Словно он находился на морском дне, где тьма, будто цепями, окутала ноги и руки, не давая и шанса хотя бы немного приблизиться к поверхности глотнуть свежего воздуха; где глубина топит, затягивает, хочет поглотить с головой, заполнить изнутри, вытесняя собой все светлое, что в нем оставалось.       Двери наконец открылись. Пусть и не столь долгий спуск показался юдексу вечностью, а стены небольшого замкнутого пространства словно съедали искусственный свет, вновь погружая разум во тьму. Широкий шаг — и Невиллет на мнимой свободе. Приятный морской бриз ласкает лицо с острыми чертами нежностью вечерней прохлады. В нос ударил солоноватый запах моря. Оно сегодня было спокойным: редкие небольшие волны приятно шумели. Протяжный вдох. Размеренный выдох. Это немного успокаивало. Замедлив шаг, Невиллет решил пройтись вдоль восточного берега близ Кур-де-Фонтейна. Погруженный в свои мысли, он даже не заметил того, что подъемник шумно тронулся на верхний этаж, чтобы забрать ещё одного путника.       Страх нарушить уединение высокой фигуры с белыми волосами, которые будто бы даже чуть светились во мраке сумерек, мешался с интригующим волнением перед предстоящей встречей. Сейчас было уже совершенно неважно, почему Навия не имела возможности увидеть судью раньше, ведь такой желанный момент, наконец, вот-вот наступит. Было удивительно, что месье юдекс не услышал её оклик, ведь звонкости её голосу было не занимать.       «Странно, куда он направляется?» — девушку несколько удивил тот факт, что месье Невиллет направлялся к берегу. Возможно, он намерен решить какое-то дело, покрытое тайной? На секунду в голове Навии даже возник план тихонько проследить за мужчиной, дабы узнать секрет, который заставил его выбрать для своего вечернего досуга именно это направление. Вряд ли он решил просто прогуляться… Однако, мысль эта быстро растворилась, когда, спустившись с подъемника к берегу, Навия увидела вдалеке все ту же фигуру, неспешно прогуливающуюся вдоль берега. Лик его был обращен к темной глади волн, а шаг был медленным: месье Невиллет был не похож на человека, который прибыл сюда по делу, либо находился в ожидании кого-либо.       Навия, конечно, и не планировала подсматривать за ним, а потому, ускорив собственный шаг, уже постепенно приближалась к одинокой фигуре. Хотя и каблучки немного проваливались в песке, а в голове не было заготовлено приветственных речей, она все равно пребывала в радостном предвкушении. Теплый морской бриз ласкал щеки, а волнение перед долгожданной встречей согревало изнутри.       Нёвиллет, как только его ноги ступили на песчаный берег, ощутил приятный солоноватый запах влаги. Вблизи воды и будто бы становилось немного легче: вода действовала на дракона очень расслабляюще. И почему он так редко совершает прогулки у моря?       Уже будучи совсем близко, Навия чуть слышно вновь окликнула мужчину:       — Месье Невиллет!       Знакомый звонкий голос донесся словно откуда-то с поверхности, разрезая на части водную толщу, пока дракон покоился на морском дне, где его пленила глубинная тьма.       — Мисс Навия?.. — дискомфорт приближался к критическому значению. Раньше его лицо было бы скрыто за привычной маской верховного судьи еще до того момента, когда потенциальный собеседник к нему обратится. Раньше он всегда был на шаг впереди. Раньше да, но не сейчас. Не сейчас, когда его застали врасплох. Поэтому понадобились долгие, кажущиеся вечностью, секунды, чтобы мужчина смог с трудом натянуть маску. «Все в порядке»       Но все было далеко не в порядке.       — Я рад Вас видеть. — юдекс старался говорить в своей привычной спокойной манере, будто бы вновь идя по давно известной ему инструкции, однако в его интонации все равно проскальзывали нотки растерянности и отсутствия сосредоточенности на ситуации. — Право, не ожидал встретить Вас так поздно в таком месте… — Впервые верховный судья не мог подобрать нужных слов для диалога, пусть те и всегда хранились в его памяти. Но мысли спутались в один огромный плотный клубок, и теперь он буквально выдавливал из себя заученные фразы.       Навия широко распахнутыми глазами смотрела на юдекса. Тот выглядел почти как обычно. Безупречно. Почти безупречно. Его светлые волосы развевались легким ветерком, на бледной коже не было каких-либо следов его усталости, в глазах отражались всё те же власть и могущество, что можно было разглядеть в последнюю их встречу. На первый взгляд, мужчина не выглядел истощенным, усталым или же подавленным, но какое-то изменение, пусть и неуловимое взглядом, глубоко отпечаталось на нем. Навия успела заметить его растерянность и опустошенность за мгновение до его почти искренних приветственных слов. Но сейчас маска была снова на нем, значит он пока не готов ничего рассказать. Поэтому девушка не стала давить или как-либо пытаться вытянуть из него слова:       — Добрый вечер! — она, шелестя полами платья, проследовала мимо юдекса и присела на большой плоский камень. — Я понимаю, что мое появление для Вас неожиданно, а возможно и кажется неуместным. Но я вовсе не хотела бы нарушать Ваши планы.              — Хах, однако… Вы уже их нарушили. — Невиллет едва заметно усмехнулся, глядя на девушку. — Но я совсем не против.       Он соврал.       Только не сейчас. В эту минуту он не мог справиться даже с самим собой, а присутствие рядом кого-либо лишь повышало градус напряжения, все больше выводя ситуацию из-под контроля судьи.       Только не она. Общение с этой девушкой давалось Невиллету нелегко и раньше. Почти каждый раз она выводила его на все новые и новые эмоции, а на ее слова редко когда можно было найти спасительный шаблонный ответ в своей памяти. Теперь же, когда натянутая с трудом маска была вся в трещинах, готовая вот-вот рассыпаться в прах, мужчина чувствовал себя практически беспомощным.       Но, дабы не задеть чувства девушки, он, скрывая сомнения, любезно принял ее общество. Возможно, сейчас эта компания была не так страшна, как полагал сам месье. Он понимал, что в его состоянии очень сложно мыслить трезво.       Однако, Навия и сама чувствовала себя достаточно неоднозначно. Всё то, чего она боялась, окутывало с головой. А именно вся та неловкость и очевидная неуместность её пребывания здесь. Возможно, об этом стоило подумать и раньше, а не теперь, когда она уже здесь, и единственным выходом из этой ситуации было провалиться сквозь землю. Было очевидно, что месье Невиллет вовсе не разделял ее радости от такой долгожданной встречи. Она поспешила объясниться, пока неловкая тишина не раздавила их обоих:       — Знаете, месье Невиллет, — она параллельно разворачивала упакованные макароны. — Я наслышана о том, что Вы погрязли в работе после… после всего, что случилось, и совсем себя не бережете. — девушка запнулась, не зная, как одним словом обозначить все происшествия, минувшие не так давно, к тому же, до сих пор не зная до конца, что именно случилось. Она подняла глаза на мужчину: даже если месье Невиллет в чем-то и нуждался сейчас, то он не начнет вот так прямо изливать ей душу. Но, глядя на него, она будто бы нутром чувствовала тяжесть того груза, что лежал на его плечах и сердце, а вместе с тем сильнейшую тягу все же ненадолго задержаться здесь и протянуть руку помощи.       — Смею предположить, что у Вас и у самой много дел. К слову, я хотел бы лично поблагодарить Вас и Спина-ди-Росула за колоссальную помощь в восстановлении Фонтейна. Вы снова очень выручили. — месье, стараясь выглядеть непринужденно, скромно опустился на тот же камень, отложив в сторону свою трость. — Что же до меня… Вам не стоит беспокоиться: эта нагрузка временная. Я довольно быстро вольюсь в новый ритм жизни и приму новые обязанности. Все в порядке… — он не хотел говорить о себе: скрывать от этих прекрасных голубых глаз то, что лежит на душе, было настоящей мукой, и потому он старался не углубляться в детали. Хотя, кажется, сейчас с этим прекрасно справлялась и гостья вечера, словно подыгрывая дракону:       — Хочется верить, что это действительно так. Я не хочу как-либо напрягать Вас своей компанией, но… — она достала из корзинки макарон. — Позволите хотя бы угостить Вас? Вы помните, когда в последний раз радовали себя чем-то сладким?       И снова она спрашивала позволение на элементарное действие. Такая мелочь, но настолько несвойственная Навии, означала особенное её отношение к судье. Это было не соблюдение формальных норм, как, вероятно, для большинства, а искреннее желание Навии, бережное отношение к юдексу, идущее от сердца. К тому же, сейчас, когда казалось, что напряжение повисло в воздухе, и одно неверное слово нарушит хрупкое, секундное равновесие.       — Ох, честно Вам сказать, уже даже не припомню, когда имел удовольствие побаловать себя сладким. А потому с удовольствием попробую Ваши легендарные макароны. Они у всех на слуху, но, признаться, мне досель не удавалось их попробовать. А теперь… хах, какая удача. — с тонких губ сорвался нелепый смешок. — Кстати, как дела у деревни Пуассон? Надеюсь, она не сильно пострадала от второго подряд потопа в такой короткий временной промежуток?       — Нет необходимости. — удовлетворенная улыбка на девичьем лице сменилась серьезностью. Она здесь не за тем, чтобы принуждать мужчину к, по всей видимости, ненавистным ему светским беседам. Навия от чего-то надеялась, что ее поддержка могла быть ему нужна в данную минуту. Но каждая, с трудом вытянутая фраза, окончательно ее в этом разубеждала. — Нет необходимости заводить светскую беседу. Я здесь не для того, чтобы создавать Вам дополнительные тяготы. Я лишь подумала, что, вероятно, Вам… впрочем, не имеет значения… Мне было важно просто удостовериться, что Вы в порядке, месье Невиллет.       Однако Нёвиллет и не стремился завести с девушкой светскую беседу: возможно, из-за общего напряжения его вопросы могли прозвучать как нечто официальное, однако же мужчина задал их из личного интереса и беспокойства. Не зря же тот столько раз, в силу своей рассеянности, перечитывал каждый отчёт из Пуассона.       — Ваше присутствие никак меня не тяготит, прошу, не переживайте об этом. В последние дни я и правда чувствую себя несколько… На грани. Но могу Вас заверить, что ситуация все ещё находится под моим контролем. Сердечно благодарю Вас за то, что решили меня проведать.       Она молчала. Да, такого исхода стоило ожидать. Месье Невиллет оставался собой — закрытой книгой для всех, в том числе и для Навии. А она не имела возможности эту книгу раскрыть и увидеть в ней рецепт оказания поддержки этому человеку. Но сейчас не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять, что ей все же лучше оставить его наедине с собой. Она перевела на него взгляд и слегка улыбнулась:       — Прошу прощения, что нарушила Ваше уединение и так внезапно ворвалась в Ваше личное пространство. Я просто с благодарностью вспоминаю всё то, что Вы сделали для меня и не могу оставаться в стороне, зная, что мой спаситель может и сам нуждаться в спасении. — она грустно усмехнулась. — Хорошо, если я ошиблась и неверно оценила ситуацию, и Вы действительно в порядке. Просто… Прошу Вас, не забывайте, что у Вас есть друг, который будет рядом, если Вам это понадобится.       Спаситель… Какое громкое определение для Невиллета. Да, фактически он и правда спас фонтейновцев от неминуемой гибели. Навию же он спасал даже несколько раз. Но все же… «спаситель» — слишком уж хвалебное и громкое слово для того, кто позволил невинным людям стать жертвами потопа. Это слово несёт в себе слишком большую цену, а потому юдекс скорее отрицал это звание по отношению к себе. И если уж кого и называть спасителем, то точно не его, а Фокалорс; ведь это именно ее заслуга, и потому он мысленно перенаправлял горячие слова благодарности другому адресату.       — Ах, прошу Вас, не стоит. Ваши слова заставляют чувствовать себя даже немного неловко. Это слишком благородная характеристика для моей персоны. — на губах возникла немного кривая полуулыбка, и юдекс поспешил отвернуть лицо чуть в сторону, боясь стать разоблаченным в данную секунду.       — Хах, не вынуждайте меня нахваливать Вас еще больше, уважаемый судья! И, пусть Вы и не просили совета, но постарайтесь не быть к себе таким требовательным. — она вновь задорно улыбалась, будто вовсе не чувствовала себя неудобно. Улыбка всегда была для неё лекарством от любых деструктивных состояний. — А теперь я оставлю Вас наедине с этим величием кулинарного искусства. Хорошего Вам вечера, месье Невиллет.       Девушка, сложив обратно в кулек все макароны, передала их судье, а затем развернулась и направилась прочь, растворяясь на горизонте, подобно последнему лучику закатного солнца.       В его руки лег аккуратный свёрток с хрупким десертом. Взгляд чуть затуманенных глаз мужчины потупился, а когда он очнулся, девушка уже удалялась. В памяти в миг возникла ее прекрасная, только что подаренная ему, улыбка… Такая нежная, всегда лучезарная и теплая, точно согревающее солнце в мрачный день. И Невиллет невольно замер, на доли секунды почувствовав расслабление, словно все тяготы оставили его в покое. Но слова прощания, наконец долетевшие до его рассудка, резким рывком выдернули его сознание из невесомых теплых объятий нежных девичьих рук, вновь утаскивая на глубину самобичевания.       — Мисс Навия!.. — внезапно раздался голос судьи, заставив прекрасную блондинку остановиться и обернуться на зов. «Зачем он ее позвал?» — …Спасибо вам за визит. Доброго вечера. — Судья одарил девушку улыбкой — настолько искренней, насколько он сумел в данный момент.       Снова послышался глубокий вдох и чуть дрожащий выдох. Быть может, эта встреча и была тем самым глотком свежего воздуха, которого он так желал?