Fleur de rose jaune*

***

      Путешественницу, как и многих, интересовало то, почему Оратрис признала Чайлда виновным в деле о пропаже девушек. И, кажется, ни Люмин, ни публику ответ не устроил, ведь по словам самого Невиллета, его главной задачей, как юдекса, была гарантия соблюдения судебного протокола, а вот всю подробную информацию, касающуюся Оратрис, следует узнать у Гидроархонта. И всё внимание мигом переместилось на леди Фурину, которая явно начала сильно нервничать от такого пристального взгляда зевак. Но, как и полагается актрисе, она виртуозно ушла от ответа и спешно удалилась. Хотя, зная ее столько веков, другого судья и не ожидал.       Уже выйдя в фойе, мужчина наблюдал крайне интересную сцену: «Марсель» о чем-то слёзно уговаривает путешественницу, но жандармы не дают ему спокойно говорить. Месье Невиллет посчитал необходимым вмешаться и, как оказалось, не зря: он подметил для себя одну крайне интересную особенность человеческой души и это открытие в очередной раз привело его к мысли о Навии и об ее отце: вероятно, ей было бы интересно послушать версию месье о произошедшем на дуэли. Решив продолжить спонтанный эксперимент, верховный судья позволил «Марселю» исполнить свою последнюю волю перед заключением, дав обещание лично проследить за процессом.       Исход сего эксперимента заставил Невиллета весьма удивиться произошедшему: в один миг заключённый истошно заорал, а его тело недолго билось в конвульсиях. Ещё миг — и оно рухнуло безжизненной оболочкой наземь, будто бы саму его душу резко вырвали с корнем из плоти. Все произошло так быстро и внезапно для всех, будто бы кто-то поставил жизнь на паузу, заставив всех присутствующих застыть в полнейшем оцепенении.       «Что ж, сегодня получился крайне насыщенный день для всех.» — с этой мыслью Невиллет, обменявшись последними мыслями с Люмин, коротко простился с ней и отправился в сторону крепости Меропид: нужно было как можно скорее предупредить герцога обо всем, что произошло во время и после суда.

***

      Спустя всего несколько дней Спина-ди-Росула объявила о поминках месье Калласа, чье имя было так достойно очищено его дочерью. Жители, кто хотя бы немного знал покойного главу, собирались со всего Фонтейна, чтобы достойным образом почтить память Калласа, и принести извинения не только Навии, но и «лично» погибшему.       В эти дни у Навии не было ни минуты свободного времени. Пребывая то в радостном смятении, то в делах и заботах предстоящими поминками отца, запоздавшими аж на три с небольшим года, она вертелась в этом калейдоскопе, иногда забывая даже пообедать. Не было и минутки, когда она могла бы вернуться к произошедшему в зале суда, хотя возможно, это было и к лучшему. Любопытство, которого было не занимать молодой девушке, сдерживалось хлопотами, а быть может и осознанно задвигалось девушкой в более далекие уголки её сознания. Она, хоть и обещала себе разобраться в этом, да и в причинах того своего поступка накануне, была совершенно не готова к тому, чтобы размышлять об этом сейчас. Всё будто бы вернулось для неё на круги своя, только теперь без этой тянущей боли, которая не прекращалась ни на минуту с момента страшного приговора её отцу. Теперь же, каждый новый день был для неё действительно новым, а не в очередной раз наполненным вспышками воспоминаний из прошлого, так и норовящими разворошить ещё не зажившие раны. Скорбь и боль от потери отца само собой никуда не делись, но восстановленная справедливость давала силы жить дальше.       В назначенный день, даже несмотря на нескончаемый дождь, мероприятие посетило такое количество неравнодушных жителей Фонтейна, что сама Навия была восторженно удивлена тому, как много было знакомых и друзей у её отца. Она одновременно и гордилась тем, что является его дочерью, и немного переживала, как многому ей ещё предстоит научиться, чтобы стать хоть немного столь уважаемой как он.       Каждый день она встречалась с новыми людьми, желавшими почтить память господина Каспара, продолжала решать важные вопросы Спина-ди-Росула, а также в ускоренном режиме готовилась к поминкам. Одна из таких встреч, а именно, с Клориндой, которая некогда буквально приложила руку к гибели её отца, особенно тронула Навию: спустя несколько лет, она сумела действительно простить её и, выражая благодарность за помощь на суде, действовала абсолютно искренне, давая понять девушке, что поняла истинные причины её поступка и больше не смеет держать на неё зла. Ещё один камень упал с души в этот момент.       Однако, дни шли и становилось все более очевидно, что не всем подобные откровения даются так легко. Навия, сидя вечером в своем кабинете, поймала себя на мысли: «Почему же месье Невиллет не нашел минутки заглянуть на поминки?» Она также с удивлением осознала, что больше не испытывает привычного гнева по этому поводу: общее ее настроение в тот момент будто бы не позволяло в принципе ощущать подобные эмоции по отношению к кому-либо. Да и к тому же, теперь она ещё более явно осознавала, что отец бы смог простить, а значит и ей пора научиться этому.       «Возможно, он слишком занят сейчас из-за того, что произошло тогда на суде. В этом всё и дело.» — мысленно оправдав его перед собой же, она поспешила отбросить подальше мысли о судье, всё ещё не готовая пускать их себе в голову так надолго.       Наверное, он действительно был слишком занят. Однако, когда желающих почтить память Калласа становилось все меньше и у его могилы перестали появляться скорбящие фигуры, Невиллет все же решил немного отложить свои дела и отправился на кладбище. Его печальные глаза осматривали каменные надгробия, которые встречались на его пути до нужной могилы. Жизнь людей словно миг, и этот миг может сиять ярче звёзд на небе, а их кончина может показаться вспышкой. Наконец, взгляд аметистовых глаз зацепился за имя, которое он искал, и судья остановился у черного каменного креста. Здесь так тихо, очень спокойно, только приятный шум дождя, что стучал мелкими каплями по листьям и траве. Кажется, это тот самый подходящий момент, чтобы подумать и мысленно обратиться к душе усопшего. Казалось, можно даже не скрывать своих эмоций: мертвые — лучшие хранители секретов. А потому, лицо месье непривычно ясно выражало глубокую печаль и искренние соболезнования, сердце и душа заныли, больше не в силах сдерживать скорбь за тяжелым замком.       Для месье Невиллета эти минуты были также и возможностью попросить прощения. За многое: за то, что позволил вот так оборваться его судьбе и жизни; за то, что сильно ссорился с его дочерью; за то, что он просто ничего не смог сделать, и за то, что даже не попытался взглянуть на те события под другим углом. Смог бы он найти ответ раньше? Имел ли право на пересмотр старого дела по своему желанию? — у него не было однозначного ответа на эти вопросы, но теперь, когда все кажется таким очевидным, он и сам не мог поверить, что был настолько слеп раньше. Однако происшествие с Вашером «Марселем» приоткрыло перед Нёвиллетом не только завесу древней тайны, но и секреты человеческой души, и теперь мотивы и действия Калласа в те страшные дни стали для него яснее дня.       В этот же день Навия запланировала самостоятельно отправиться на могилу отца, ведь она так долго не решалась этого сделать. Будучи еще не до конца уверенной, что сможет справиться с эмоциями, она оттягивала этот момент, хоть и искренне, с особым трепетом, ждала его. Столкнувшись с путешественницей в городе, она, не долго думая, пригласила ее с собой. Казалось, так будет намного легче — не быть одной в этот непростой момент, к тому же, роль путешественницы заслуженно признается ключевой в исходе этого дела.       Как и во все предыдущие дни, Фонтейн и сегодня утопал в беспросветном дожде. Хотя до этого Навия скорее не замечала этого, будучи погруженной в дела и мелкие хлопоты. Сегодня же, приближаясь к кладбищу, девушка, ощутила как её собственное настроение резонирует с настроением самой природы.       Сделав глубокий вздох, она шагнула по мокрой земле по слабо заметной тропинке. Вдали, кажется, виднелась чья-то фигура. На секунду Навия поморщилась: хотелось, чтобы в этот момент вокруг не было лишних глаз. Но приблизившись, она начала потихоньку осознавать, что уж слишком знакомой ей была эта фигура и эта… мантия? Месье Невиллет… здесь?       Мужчина очень глубоко ушел в свои мысли, что перестал замечать, что происходило вокруг него. Казалось, даже время замедлило свой ход специально для юдекса, чтобы минуты уединения со своими мыслями могли длиться чуть дольше, имея право и волю пусть ненадолго — лишь на мгновение, освободить свои эмоции, что таятся в душе. Однако из раздумий его вывели тихие шаги, которые были уже совсем близко. Краем глаза судья заметил черно-желтое платье и знакомый силуэт, остановившийся чуть в стороне неподалеку, и, почти не глядя, с досадой понял, кому он принадлежит.       —…Прошу прощения, мисс Навия. Наверное, мне стоило сперва спросить Вашего разрешения, прежде чем приходить сюда, чтобы почтить память Вашего отца. — он слегка повернулся к девушке, не успев ловко, точно иллюзионист скрыть свои эмоции, так, что демуазель могла наблюдать такое неестественно для его образа искреннее и открытое, печальное лицо. Взгляд был направлен куда-то в сторону, на сырую землю, но не на лицо девушки. Капли дождя стекали по щекам Невиллета и, будто бы притворяясь его слезами, создавали иллюзию, что тот плакал всего секунду назад. Голос звучал как и всегда ровно, однако дрогнув лишь в самом начале, заставив мужчину запнуться о собственную фразу.       Его обычный баритон, по-необычному искренний и будто бы звучавший более мягко, не так холодно, как всегда раньше, обволакивал и ласкал слух девушки. Из его уст вновь прозвучали извинения, кои уже не раз вызывали у неё раздражение. Однако сегодня Навия уловила в его тоне нотки собственной грусти и скорби, от чего ей самой стало не по себе от прозвучавших извинений и потому, она поспешила остановить его:       — Не стоит… — девушка не сразу подобрала подходящие слова, бросив эту короткую фразу. Взглянув на него, она увидела как в его глазах отразилось ещё большее раскаяние. Кажется, он был готов покинуть это место в ту же секунду, гонимый её неудачно сказанными словами.       — Прошу прощения… — вновь прозвучавшие извинения заставили девушку поскорее найти слова, чтобы объясниться:       — Я… хотела лишь сказать, что Вам не нужно извиняться передо мной, месье Невиллет… — теперь же фраза прозвучала более официально, чем она хотела, поэтому Навия продолжила: — Я так хотела показать отцу, что выросла… но сомневаюсь, что я выросла настолько, чтобы сам верховный судья почувствовал себя обязанным извиняться передо мной снова и снова. — этим нарочито явным подчеркиванием разницы их статусов, девушка хотела показать, что помнит о субординации между ними, что бы ни происходило раньше, и как бы она к этим формальностям ни относилась. Однако открыто начать разговор о том самом случае и сама принести извинения за нарушение границ она пока не решалась.       — В таком случае мне более не следует извиняться. — так же неловко в ответ произнес юдекс, кинув короткий взгляд в глаза девушки. Кажется, они снова друг друга не поняли, о чем говорило выражение лица девушки.       В ту секунду ему хотелось тихо покинуть кладбище, дабы не мешать девушке побыть наедине с ее любимым отцом. Невиллет осознавал, что его присутствие здесь неуместно — и не только сейчас, ему в целом не место среди тех, кем он не являлся и как бы он ни старался, кого он никогда не сможет до конца понять. И ведь именно поэтому Навия не наблюдала юдекса все эти дни среди пришедших почтить память. Дело было даже не в занятости: судья считал себя лишним на данном мероприятии. И не только из-за большого количества людей: ему не хотелось беспокоить девушку присутствием своей персоны и заставлять тем самым ее нервничать, к тому же, излишнее внимание фонтейнцев в момент, когда совсем не он должен быть важнейшей фигурой, могло также все испортить. Поэтому мужчина был уверен, что подобрал удачное время, чтобы лично выразить свое соболезнование, не доставляя никому неудобств. Осознав свою ошибку, мужчина уже готов был спешно проститься.       Но Навия лишь слегка улыбнулась его словам. Наблюдать, как взрослый мужчина, с таким высоким статусом, неловко пытается орудовать своими собственными эмоциями, не говоря уже об полном непонимании их проявлений у других людей, вызывало… удивление… или же умиляло? Она поспешила вернуть себе серьезный вид и проговорила:       — Вам следовало бы научиться понимать эмоции людей, месье Невиллет. — она сказала это без обычного своего требовательного напора, это скорее прозвучало как дружеский совет, нежели очередная претензия. Навия была не уверена, что может давать судье подобные советы, однако ей казалось уместным так ответить на его редкую открытость сегодня.       Она повернулась в сторону и взгляд её упал на до боли знакомое имя на гробовой плите. Сердце сжало тисками и Навия вновь взглянула на судью, в попытках не потерять самообладание. Было очевидно, что Невиллет пришел именно на эту могилу, а не просто проходил мимо, но она всё же спросила:       — Что привело Вас в Пуассон?       Вопрос Навии заставил остановиться уже готового удалиться с кладбища судью, и тот вновь посмотрел в глаза девушки. Она задала очень точный и верный вопрос, возвращая его к мыслям о том, о чем он хотел поговорить с девушкой ещё со дня суда, на котором произошла неприятная ситуация с Тартальей. Невиллет задумчиво посмотрел вдаль.       — В моей голове все эти дни крутится довольно навязчивый вопрос: что такое справедливость? Быть может такой вопрос прозвучит несколько неожиданным от верховного судьи, но… Я уверен, что Вы, как и многие люди, задавались этим вопросом. Давайте я попробую объяснить свою версию, если позволите. — Невиллет вновь обратил внимание на каменный крест, повернувшись к нему лицом. — Когда-то я думал и был глубоко убежден в том, что для человека нет ничего важнее жизни. Точнее будет сказать так: я не верил в то, что люди могут противостоять основному инстинкту всех живых существ, выступая против собственной природы и считая определенные вещи важнее, чем их собственная жизнь.       Невиллет сделал небольшую паузу и взглянул на Навию. Кажется, в ее глазах можно было прочесть лёгкое непонимание того, к чему хочет подвести юдекс. Однако мужчину очень радовал тот факт, что его собеседница внимательно слушает и, наконец, не перебивает ход его мыслей.       — Именно это и является причиной того, почему я не остановил господина Калласа, в той роковой дуэли: я верил в то, что невиновный человек не стал бы так легко и непринужденно разбрасываться самым ценным, что дано природой — жизнью. — взгляд сиреневых глаз снова обратил внимание на выгравированное имя, словно дальнейшие слова звучали не только для Навии, но и для самого Калласа. — Однако… Ваш отец доказал мне, что я был категорически неправ в своем убеждении о неспособности самопожертвования людей. Если бы не его жертва, дело о пропавших девушках так бы и осталось нераскрытым ещё долгие и долгие годы. Господин Каллас сделал этот выбор, в первую очередь, ради своей дочери, чтобы сохранить ее жизнь и безопасность в будущем; во-вторых, ради безопасности соратников и даже тех, кто не имел никакого к нему отношения. Иными словами и с определенной точки зрения он сделал это ради справедливости, за которую он и боролся, создав Спина-ди-Росула. Ради справедливости, которая превосходит саму жизнь.       В какой-то момент, пока юдекс излагал свою мысль, дождь зашумел сильнее, разливаясь лужами на и без того мокрой земле. Невиллет вновь сделал паузу. Прикрыв глаза, он приводил мысли в порядок и старался справиться с вновь нахлынувшими эмоциями — давать волю своим чувствам и без «публики» было для него непростым занятием, а делиться подобными глубокими мыслями с кем-либо и вовсе было в новинку. От того, эта пауза была ему необходима, как глоток свежего воздуха. Тонкие губы немного поджались, а после с них слетел тяжелый выдох, словно юдекс совершил рывок.       — Мисс Навия, Вы интересовались причиной моего присутствия здесь… — мужчина продолжил так же внезапно, как и остановился. — Я лишь хотел лично принести свои искренние извинения Вашему отцу за то, что не обратил на все это внимание гораздо раньше. — взгляд глубоких глаз вернулся к круглому лицу девушки. — Я так же хотел бы извиниться за это и перед Вами, мисс Навия… И я также надеюсь, что мои слова помогли Вам получить ответы на некоторые вопросы, которые, возможно, продолжали таиться в Вашей душе. Я долго думал о том, чтобы поговорить с Вами об этом, поэтому, поверьте, все, что я сказал Вам — чистейшая правда. А также… Спина-ди-Росула, большое спасибо вам за то, что вы делаете для Фонтейна, спасибо вам за ваши труд и упорство.       Судья плавно склонил голову, выражая искреннюю признательность и благодарность не только Навии, но и Калласу, словно тот стоял сейчас совсем рядом со своей дочерью.       Навия внимательно слушала юдекса, внезапно говорящего с ней так откровенно, что несомненно удивляло, ведь месье Невиллет всегда был немногословен и закрыт для подобных бесед. Так ей всегда казалось. От того, она не позволила себе прервать его, давая ему возможность сказать всё то, что накопилось в его полной таинств душе. Её поразило не только то, что он поделился с ней своими домыслами по поводу, казалось бы, табуированной для него темы справедливости, но и чуть более открытое проявление чувств на его лице, нежели обычно, вместе с сыпящимися на неё вновь извинениями с его стороны. Казалось, его слова были пропитаны искренностью и болью, скрывавшейся в сердце судьи, от чего Навия вновь почувствовала себя неловко за свое поведение по отношению к нему ранее.       — Снова Вы извиняетесь, месье Невиллет, ставя меня в неловкое положение перед Вами. — она вновь сделала короткую паузу, собираясь с мыслями, чтобы не сказать ничего лишнего, — Поверьте мне, я глубоко ценю этот жест. Вся эта история позволила и мне пересмотреть свой взгляд к тому, что произошло: к поступку отца, к местным законам, к своим обязанностям главы Спина-ди-Росула и…к Вам.       — А? Ко мне? — только и успел вставить эти пару слов удивленный судья, прежде чем собеседница несколько затараторила, словно пытаясь объясниться перед ним за проступок.       «Черт, это звучало совсем не так, как планировалось»       — Э-э, я хотела сказать, что я и раньше должна была понять, что не имею права судить Вас, месье Невиллет, и Вы вовсе не обязаны вести себя так, как мне бы того хотелось. Мне стала намного более понятна Ваша позиция, и, хотя я и не могу сказать, что все новые открытия привели к тому, что я всецело с Вами солидарна, я должна сказать, что Вы всё же не такой, каким я Вас себе видела последние годы. Поэтому… — она набрала побольше воздуха в легкие, — и я прошу прощения у Вас за свою чрезмерную эмоциональность.       А он даже и не догадался, что для Навии это «к Вам» прозвучало несколько многозначительно. Он на самом деле не понимал, что могло повлиять на изменение отношения к нему, и от того, он внимал словам блондинки, теперь уже не боясь смотреть той в глаза. Ее заминка и последовавшие за ней извинения заставили лицо юдекса выдать лёгкое удивление, а после… Мягкую дружелюбную полуулыбку, которая наконец смахнула с глаз печаль.       — Я прощаю Вас и не злюсь, всё-таки это были Ваши искренние чувства на тот период времени, и теперь, когда я открыл для себя то, о чем мы с Вами говорили, я могу сказать, что я стал понимать ваши прежние чувства немного яснее. — однако всё-таки одна неразгаданная загадка все же оставалась: тайна, которую сохранили стены его кабинета. Но не стоит сейчас это обсуждать. — Вы тоже вправе придерживаться своей точки зрения и не принимать всецело мою, мне лишь остаётся только уважать Ваш выбор. Но все же позвольте мне поинтересоваться: каким именно Вы меня видели эти годы?       Навия немного смутилась от внезапно заданного юдексом такого прямого вопроса, от чего её взгляд опустился на мокрую землю.       — Месье Невиллет, Вы меня удивляете сегодня: неужто ранее сказанных мной красноречивых обвинений в Ваш адрес Вам было мало? — игривые голубые глаза вновь смотрели прямо на него. — Или это цена за Вашу откровенность? Если так, то, боюсь, она достаточно высока для меня, ведь я могу снова сболтнуть лишнего и кому-то из нас придется вновь извиняться.       — Нет, это не является ни ценой, ни платой за мои слова. Мне действительно интересно узнать ваше мнение обо мне. — Невиллет с задумчивым, но довольно мягким выражением лица смотрел на девушку и внимал ее словам. Ее слова нисколько его не задевали, даже наоборот, внутри он чувствовал себя более спокойным, а колкости, которую ожидала леди, и вовсе не было.       Она хитро улыбнулась, посмотрев в небо: дождь почти закончился, лишь редкие мелкие капли периодически падали на головы пары, стоящей на этом холме. Навия неожиданно вспомнила про Люмин с Паймон, но обернувшись, обнаружила, что путешественницы уже судя по всему давно нигде нет, как и её компаньона. Значит, они снова наедине с юдексом, поэтому их разговор останется только между ними и легким ветром, колышущим её кудряшки у лица.       — Что ж, если Вы так хотите услышать это вновь… эти годы я думала, что Вас не интересует правда. Это было почти понятно мне, ведь Вы судья, и главной Вашей задачей является сохранять порядок, я всегда это хорошо понимала. Но… раньше, ещё до всего случившегося с папой… — произнесенное ею слово «папа» звучало куда более неформально, нежели строгое «отец», тем самым делая их разговор более дружеским и доверительным. — до этого я думала, что юдекс Невиллет всемогущ и может спасти всех, кто когда-либо попадал или попадет в зал суда. До чего же глупо это звучит. — она засмеялась, закрыв глаза руками, — ха-ха, честно говоря, до тех пор пока я это не озвучила, в моей голове это звучало куда более складно, иначе я бы не осмелилась рассказывать Вам такое. В общем, я злилась на Вас скорее из-за своих неоправданных надежд, нежели из-за Ваших действий. Но теперь это в прошлом… надеюсь.       Она вопросительно подняла на него глаза, пытаясь понять, действительно ли её не раз выплеснутый на него неоправданный гнев остался в прошлом и для судьи.       — Я рад осознать, что для Вас наши разногласия уже в прошлом, значит, и для меня это тем более в прошлом, ведь я на Вас никогда по-настоящему не злился. Да, возможно, иногда меня задевали Ваши слова в мой адрес, но судить Вас за них я не мог, пусть даже я и верховный судья. — с его тонких губ слетела теплая дружеская усмешка. Неужели он умеет шутить? В мгновение вернув серьезное выражение лица, но вновь без лишнего холода или привычной ему строгости, Невиллет продолжил:       — Да, Вы правы, моя задача заключается в том, чтобы следить за соблюдением протокола, однако как, прежде всего, человека меня интересует правда, и я ценю и ищу ее, какой бы она ни была. Поэтому не переживайте, мисс Навия, я очень благодарен Вам за Ваше откровение. — Невиллет мягко ей улыбнулся. Слова о всемогуществе его даже немного смутили. В какой-то степени девушка была права, однако сам судья надеялся, что ему ещё долго или вовсе никогда не придется демонстрировать даже малую долю своей силы. Ранее он никогда и не прибегал к ней в процессиях, …до недавнего заседания. — Да, я не могу спасти всех и каждого в том смысле, как Вы это сформулировали, однако в моих силах добиться справедливости и правды для всех в зале суда. Не знаю, можно ли это считать чьим-то спасением, но если это так, то я был бы очень рад это осознавать.       Навия широко улыбнулась в ответ. А в глазах её была какая-то задумчивость, какие-то непроизнесенные слова. Моргнув и на секунду задержав глаза закрытыми, она будто смахнула все эти неопределенности и вновь взгляд чистых, как утренняя роса, голубых глаз был устремлен на юдекса:       — Что ж, месье Невиллет, я должна идти. Спасибо за оказанную честь и… за Вашу откровенность сегодня. Я рада, что всё разрешилось и больше нет каких-то недосказанностей между нами или затаенных обид.       Она присела у могилы отца, аккуратно поправила цветы, в большом количестве разложенные на ней. Сердце на миг будто окаменело. Взгляд её опустился на имя, выбитое на холодном камне:       — Теперь я буду приходить намного чаще, папа.       Приподнявшись, она кивнула судье:       — Хотя знаете, мы могли бы отправиться в город вместе, если нам по пути. У меня там есть кое-какие дела, — на её лице уже не было печали, скорби и даже неловкости, сопровождавшей её во время последнего их разговора. Только открытый взгляд и лучезарная улыбка, излучающая такой же яркий свет, как и она сама. — Но я не настаиваю, если моя компания кажется Вам лишней.       Она понимала, что несмотря на то, что все (или почти все?) спорные вопросы между ними решились, это вовсе не означает, что месье Невиллет позволит сократить эту дистанцию между ними… это также и не означает, что она сама хотела бы этого. Навия старалась не напугать уважаемого судью своим напором, не ослепить ярким светом своей жизнерадостной натуры. Однако этим жестом она хотела бы поставить точку во всех их конфликтах и раз и навсегда показать, что гневу на него больше нет места в её сердце.