Город Цветных кварталов

      Джедайт перенесся в свою комнату и совершенно бесславно приземлился прямо на пятую точку — встреча с врагом слишком выбила его из колеи и отняла немало энергии. Когда госпожа узнает о том, что его обнаружили, ему, пожалуй, просто так это с рук не сойдет. Джедайт и сам признавал, что потерял бдительность. Перестал тратить время на то, чтобы одеться как рядовой житель НеоТокио, не разведывал местность перед тем, как вырастить юму. Его поведение стало дилетантским, и если госпожа прикажет запереть его в подвале без пищи и света на три или даже пять дней, он даже не вскинет на нее умоляющего о снисхождении взгляда. Заслужил. Слишком привык, что Хранители ни на что не способны. Что ж, будет ему уроком.       Джедайт, брезгливо отбросив бабочку Такседо Маска на постель, поднялся и со стоном потер ушибленное место, за что тут же поплатился. Из угла комнаты раздалось ехидное шипение:       — Ну и кто дал тебе под зад, пушок? Готова расцеловать этого святого человека.       Джедайт раздосадованно обернулся: он редко забывал, что у него есть соседка, и старался быть начеку, но сегодня явно был не его день.       Часть его комнаты была отделена решеткой, за которой образовалась импровизированная камера. Джедайт сам попросил госпожу оказать ему милость и поселить пленницу рядом с собой: он обожал забавных зверушек, а эта была именно такой. В отличие от трех сдохших хомяков, Рей Хино умела говорить. К тому же, столь дерзкая просьба делала его в глазах госпожи выгодно исполнительным, и это Джедайту было только на пользу. Только вот юноша не рассчитал, что игрушка досталась ему совершенно особенная. Даже если Рей и была запугана своим положением заключенной, она не упускала случая как можно сильнее досадить своему тюремщику, разрушая всякое торжество Джедайта от ощущения власти над ней.       — Я тебе не пушок, — огрызнулся Джедайт, глядя в лицо ухмыляющейся Рей, поднявшейся на своей подстилке. — Что, еще денек без корма? — он презрительно фыркнул в сторону пустых мисок, стоящих в углу комнаты (кажется, вчера он тоже забыл дать ей еды).       Хино не ответила, но улыбка на ее осунувшемся лице стала неестественной. Она хорохорилась, однако, на самом деле, конечно, была истощена. Ее острый язычок обходился ей дорого: в прошлый раз Джедайт так обозлился на нее, что не кормил едва ли не до голодного обморока, а это дополнительные проблемы, между прочим. Рей Хино нужна была госпоже в сознании и ясном уме. И зачем она так выводит его? Сидела бы паинькой и получала свои положенные пайки. Но нет. Ей надо выделываться.       — И что ты можешь мне сделать, шестерка? — тем не менее, скривилась Рей; она была слишком уставшей, чтобы держаться на руках, и ей пришлось сесть и откинуться спиной на стены.       Водопад когда-то прекрасных черных волос сальными сосульками упал по ее плечам и груди, а в прошлом фарфоровая кожа перестала быть сияющей, но Джедайт не мог не отметить, что девчонка все еще была хороша собой. Даже уже изрядно потрепанный домашний синий халат, в котором Рей была украдена, и тот выглядел недостаточно отвратительно, чтобы быть осмеянным с должным чувством.       — Кажется, небольшая диета тебе не повредит, — вместо прямого ответа, через силу позлорадствовал Джедайт: у него не было никакого настроения для словесных перепалок.       Отвернувшись от пленницы с таким видом, словно она перестала для него существовать, юноша равнодушно принялся стягивать с себя военную форму.       — Я хочу в туалет, — донесся до него не по ситуации строптивый голос.       — Обойдешься.       — И мне нужна ванна.       — А императорские покои тебе не предоставить? — скривился Джедайт, все еще методично развешивая свою форму; за те несколько недель, что Хино провела в его комнате, он успел сделаться равнодушным к тому, что она могла видеть его практически обнаженным.       — Желательно, конечно, но от такого жлоба, как ты, и глотка воды не дождешься.       Джедайт решил не отвечать, однако Хино, кажется, сегодня была в ударе:       — А теперь представь, пушок, какие ароматы будут витать в твоих покоях, если ты не пустишь меня туда, куда я прошу.       Потеряв терпение, юноша, наконец, обернулся. Хино сидела на коленях, цепляясь руками в прутья решетки. Ее бледное лицо стало столь узким, что, кажется, его запросто было можно просунуть между ними, но аметистовые глаза сияли неестественно живым блеском.       Она не покорилась. Ничего не выходит.       — Если попробуешь что-нибудь выкинуть, ты знаешь, что тебя ждет.       Быстро запрыгнув в серые спортивки и повязав их на талии, Джедайт приложил ладонь к замку на двери решетки, и та открылась. На секунду ему показалось, будто Рей может наброситься на него, так сверкнули ее глаза. На деле же она оказалась настолько слаба, что не смогла даже самостоятельно подняться. Джедайту пришлось перехватить ее под мышки и почти силком поставить на ноги. Губы Хино скривились от отвращения, хотя, кажется, это Джедайту стоило испытывать брезгливость.       — И без глупостей, — напомнил он, толкнув Рей к двери в ванную, и девушка тут же скользнула внутрь.       Зашумела включенная во всю мощность вода, и Джедайт отошел. Пожалуй, возможность порисоваться перед госпожой обходилась ему слишком дорого. Массируя виски, благо никто не мог высмеять его в эту минуту слабости, он сел на свою узкую постель и уставился на толстую коричневую тетрадь на столе.       «Ш., В.Д. л. Джедайт. Дневник наблюдений №12».       Джедайт взял ручку, вложенную в обложку, и открыл тетрадь на последней заполненной странице. Он должен был делать записи ежедневно, так велела госпожа. Фиксировать все, что считал хоть мало-мальски достойным внимания. Джедайт задумывался, зачем, но никогда не спрашивал: если госпожа не посчитала нужным называть причину, ему и не надо было ничего знать. Тут вопрос только в одном — или ты доверяешь госпоже, или нет. Джедайт доверял. А значит, хочется ему или нет, он не может отступить от приказа.       «Я знаю, во всем, что случилось, я виноват сам, и если бы мог что-то изменить, то не был бы так беспечен.       Сегодня я должен был выполнить очередное штатное задание — вырастить и выпустить на волю юму. Госпожа жалуется, что энергии недостаточно, и это действительно так. После того, как в игру вступили Хранители, нам приходилось ущемлять себя и проявлять максимальную осторожность. Но сегодня я пренебрег ею. Я так расслабился из-за своей безнаказанности, что поленился даже замаскироваться под обычного человека. Прибыв на точку, не убедился, не видят ли меня. Я слишком привык к тому, что Хранители бесполезны. Меня ждала засада. Я мог бы узнать о ней, но не узнал. Я позволил врагу напасть на себя. Если бы я мог вершить свою судьбу, я бы сам подверг себя самому жестокому наказанию.             Когд…»       Открылась дверь в ванную, и Джедайт отложил ручку. Он буквально задохнулся от возмущения: Рей Хино вышла в его домашнем махровом халате, с влажными после душа волосами! И как у нее хватило наглости трогать его вещи!       — Прости, мое белье посушится на твоей сушилке? Хорошо? — с невинным коварством спросила она, вызывающе благоухая любимым шампунем Джедайта. — Твое пришлось снять.       Джедайт, оттолкнув Рей, рывком подскочил к ванной: девчонка выкинула его одежду прямо на пол!       — Ты!       Он встряхнул ее за плечи так сильно, что девичья голова беспомощно качнулась из стороны в сторону. Никого, Джедайт мог поклясться, он еще так не ненавидел! И лишь призрачное понимание, что пленница должна остаться невредима, останавливало его от сладостного желания размозжить эту чудесную головку о ближайший косяк.       — Игры кончились, Хино, — прошипел он и одним движением запихнул Рей в клетку и запер ее.       Он знал, что это, пожалуй, черта, миновав которую можно уничтожить все, но сейчас Джедайта это мало волновало. Просунув руку сквозь решетку, Джедайт ухватил Рей за горло, парализовав ее. Нет, он не сжимал ее птичью шею, он только смотрел в ее насмерть перепуганные распахнутые глаза. Розовые губы раскрылись, но из уст не вырвалось ни звука.       — Джед, — тихо велел Джедайт, и Хино забилась в его руках.       Она упала на колени, и Джедайт помог ей приземлиться как можно безопаснее, хотя какая-то его часть мечтала о том, чтобы Рей получила по заслугам. Она лежала на грязном полу, и тело ее сотрясало дрожью, на лбу выступила испарина, глаза закатились. Джедайт знал, что это лишь фантомная боль, но какая разница? Ей казалось, что ее голову сжимают тысячи железных обручей. Ее мучила жажда. Ее глаза перестали видеть.       — Джед.       Тело Хино обмякло. Джедайт почти ласково подоткнул полы халата на ней, принес еды и воды в камеру, хотя еще, как минимум, час Рей явно будет не до этого.       Девчонка ослушалась его. Он предупреждал. Она сама напросилась.       Джедайт не слишком-то жалел о том, что сделал, но, тем не менее, вид неподвижной, безмолвной фигуры Рей, лежащей на полу, все равно вызывал у него смутное беспокойство.       ***       Светало.       Юма, которую выпустил Джедайт, нашлась довольно быстро, она не успела покинуть Красного квартала, и в этот раз им удалось избежать нападения. Однако впервые после дежурства Усаги и Мамору не спешили разойтись. Перевоплотившись, они зашли в придорожное круглосуточное кафе, обещающее запоздалым путникам горячие напитки и закуски.       В зале было пусто. Сонная официантка, работавшая, судя по всему, за себя и за того парня, кинула на поднос сэндвичи и стаканчики с кофе и удалилась, чтобы никто, не дай небо, не додумался дополнить заказ. Мамору и Усаги сели за один из столиков у окна. Джиба лениво ковырял пластиковой ложечкой дно стаканчика с капучино, Цукино набросилась на свой бутерброд с лососем. После каждого дежурства она страшно хотела есть, и ей было все равно, что по этому поводу о ней думают другие. Когда сэндвич был поглощен с просто неимоверной скоростью, Мамору вежливо подтолкнул девушке свой.        — А ты не хочешь? — для вида поинтересовалась Усаги и, удовлетворившись тем, что Мамору покачал головой, развернула сэндвич с индейкой.       С десяток минут они молчали. Мамору тянул свой кофе и отламывал от пышного панкейка, купленного в автомате, Усаги доедала кальмара в кляре — слишком передержанного, но сейчас годился и такой.       — Как ты думаешь, что у Зойсайта с Миура? — спросил Джиба, когда в трубочке, воткнутой в стакан с молочным коктейлем, зажурчало.       Разомлевшей Усаги меньше всего хотелось об этом думать, но ничего не оставалось, кроме как поддерживать их хрупкое перемирие. Откинувшись на спинку пластикового стула и оттолкнув стакан, она сыто погладила себя по животу с чувством полного безразличия к этому вопросу.       — Возможно, Зойсайт его протеже. Он же богатый, вполне может пользоваться подобными услугами.       — Хочешь сказать, Миура берет взятки? — нахмурился Мамору: видимо, его это не могло не волновать хотя бы как проректора; Цукино оставалось завидовать такой его собранности и преданности делу.       — Никогда о таком не слышала, — лениво пожала плечами Усаги. — Я училась у него совсем немного, он вел практику у параллельной группы, не у нас. Но, по-моему, он слишком принципиальный для такого. С другой стороны, Зойсайт действительно богат. Вдруг он может предложить то, что не могут другие?       — Например?       — Ну, не знаю, ты задаешь слишком сложные вопросы, Джиба, — недовольно скривилась Усаги, — заставляешь меня фантазировать. Ты в курсе, насколько это может быть далеко от истины?       Мамору скептически приподнял темную бровь.       — Положим, Зойсайт обещал Миура, что сделает из него суперзвезду.       — Это совершенно не смешно, — постно ответил Джиба.       — Вот и не заставляй меня сочинять. В работе я люблю факты. Мечтать я люблю, сидя перед сериалом, — стекла по стулу Усаги и уставилась в люминесцентные лампы на потолке; от тепла и сытости ее окончательно разморило и стало клонить в сон.       — И на парах.       — Да, на парах тоже, — согласилась Усаги без стыда.       — Кстати, как ты завтра будешь учиться? Уже утро.       — А никак, прогуляю, — беспечно заявила Цукино.       — Ты говоришь это своему проректору.       — Я говорю это своему племяннику. Джиба…       — Когда ты перестанешь называть меня Джибой?       Впервые с начала их бессмысленного разговора Усаги подобралась:       — А как тебя называть?       — Почему ты не можешь называть меня как Сецуна — Мамору? — или ей казалось, или в голосе Мамору действительно неподдельная досада?       — Никогда не думала, что это имеет для тебя значение. И вообще, не ты ли ратовал за субординацию? «Я тебе не парень по соседству, Цукино», — весьма удачно передразнила она.       — В универе — конечно. Но так, между нами… — неожиданно смутился Мамору.       Видеть его таким неуверенным было невозможно странно и даже нелепо. Похоже, его это действительно волновало. И почему Усаги никогда не замечала этого?       Что еще она не знает об этом известном — вроде бы — ей Мамору Джиба?       — Тогда и ты зови меня Усаги, а не так, как обычно.       — Обычно? — удивился он.       — Ты часто разговариваешь с Сец обо мне так, словно меня в принципе нет рядом. Будто я какая-то незначительная фигура на вашей шахматной доске, — безжалостно упрекнула его Усаги, на удивление, без всякой обиды, быть может потому, что Джиба выглядел и правда изумленным.       — Мне кажется, ты преувеличиваешь, — обескураженно покачал головой Мамору.       — Сегодня ты в одиночку собрался на опасную миссию и никому ничего не сказал, — осуждающе ткнула его в грудь Усаги. — Даже меня, своего напарника, ты посвятил во все в последний момент. Но ладно я? Сецуне ты мог все рассказать? Зачем ты скрываешь что-то от нас? Как далеко ты зашел в своем расследовании? Мы можем называть друг друга по именам, можем даже «котиком» и «рыбкой» величать друг друга, но какой в этом толк, если между нами нет никакого доверия?       — Ох, Усаги, лучше бы ты шла спать, — закатил глаза Мамору, однако девушка не успела возмутиться. — Я обещал, что расскажу все, что знаю, и я выполню обещание. Я уже давно занимаюсь отдельной магической практикой.       — Практикой? — в недоумении похлопала глазами Усаги, забывая весь свой праведный гнев.       Кажется, бессмысленный треп закончился.       — Это непросто объяснить, — поморщится Джиба, крутя в ладони пустой стакан. — Я ведь не просто Хранитель. Я был королем Земли, источником ее силы и светоча. Я просто предположил, что это не могло исчезнуть бесследно. А вдруг во мне остались крупицы былой власти? На это у меня было мало надежд, но все же я постарался… соединиться с планетой. Почувствовать ее, слиться с ней, — он глянул на Усаги, словно стараясь прочесть, не считает ли она его конченым психом, и Цукино некстати поняла, что сидит с открытым ртом.       — Ты хочешь сказать, что у тебя… получилось?       — Конечно, только отчасти. Я лучше стал чувствовать ауру города, энергетику отдельных его районов. Конечно, во многом мне помогали уже собранные данные, но что-то я находил сам. Чувствовал, где надо копать. Только знаешь… — он закусил губу — явно сомневался, стоит ли говорить. — Мне кажется, мне чего-то не достает.       — Не достает?       — Да. Какого-то артефакта, атрибута, знания. Понятия не имею. Я ощущаю себя человеком, который привык носить часы, а потом вдруг потерял их и испытывает дискомфорт. Сперва я думал, что это из-за того, что в этой реальности мы с тобой не пара… — неуверенно глянул он на Усаги, и та ощутила предательский жар. — Теперь сомневаюсь в этом.       Она не могла понять, почему эта тема из раза в раз так смущает ее, но сейчас было не до анализов собственных реакций и чувств.       — Почему?       — Я думаю, что речь идет о том, что принадлежит только мне. По факту моего существования. Моей истории. Оно мое, и ничье больше. Сложно объяснить. Смотри, — слава небу, Мамору, кажется, не замечал ее смятения. — Серебряный кристалл родился на Луне, он — часть твоей силы, силы Сейлоров. Я не имею к нему отношения, я принял его через тебя. Но ведь есть и источник моей силы, так? Не мог же я появиться из ничего?       Если честно, Усаги никогда не думала об этом.       — Явление королевы во сне Сецуны не дало ответа на этот вопрос, она вообще о нем не упоминала, только о Серебряном кристалле, но ведь это не значит, что не существует другой силы, силы Земли, правильно? Ты считаешь меня дураком? — с опасением спросил он.       — Конечно, нет. Я считаю, что ты должен был давно поделиться своими мыслями, — осторожно ответила Усаги, — быть может, вместе мы бы поняли больше.       Информация была слишком внезапной, и Цукино не была уверена, что знает, как на нее реагировать. А вот Джиба, кажется, прямо-таки выдохнул от облегчения.       — Я был просто не уверен в том, что знаю. Потому что все, что у меня есть, это, по большей части, работа интуиции. Прежде чем все вам рассказать, я хотел убедиться, что под моими ощущениями есть почва.       — Скажем, мы в этом убедились, — горько покачала головой Усаги. — Один из шитэнно точно на стороне врага.       — А ты тоже, между прочим, много чего скрываешь, — упрекнул ее Мамору. — Ты помнишь их! Моих лордов.       — Совсем немного, — призналась Цукино, — лишь смутно. Они являлись мне во снах.       Лицо Мамору переменилось. Он делал вид, что расслаблен, но Усаги не могла не отметить, как напряглись его плечи. Значит?..       — Во снах?.. — обронил он равнодушно.       — Рассказывай! — тут же потребовала Усаги. — Тебе тоже снится прошлое, да? Прошлое, о котором ты молчишь?       — Иногда, — уклончиво ответил Мамору.       — Джиба… — теряя терпение, прошепела Усаги.       — Мамору, с вашего позволения. И да, иногда мне снятся обрывки прошлого. Все, что имело значение, я вам рассказывал, но порой я не видел смысла раскрывать все, — оправдался он. — Это были личные переживания.       Усаги промолчала. У нее тоже имелось то, чего она никогда не рассказывала и, возможно, не решилась бы оголить ни за что. Особенно перед Мамору.       — Так что там с лордами? — напомнил Джиба.       — Ай, ничего, — отмахнулась Усаги, думая о них в последнюю очередь, — силуэты, не более. Пойдем домой.