Зов другого Мира

Theodor Bastard — Volch'ya Yagoda

      Степь шуршала миллионами стеблей, покачивающимися на ветру. Савьюр пел по-особому, но его звук был способен услышать лишь истинный собиратель трав и знающий Линии. Менху мог, и Артемий шел путями своего отца, слушал, как пульсирует город, как он переговаривается и шепчет тысячами голосов.       Лена не должна была так отчетливо все слышать, но она слышала, как если бы тоже знала Линии. Зрение к ней еще не вернулась, но уши многое улавливали. Шаги, вздохи, грубоватый степной говор. Кто-то что-то напевал. Травяная невеста танцевала в по примятой траве, по особому касаясь земли и трав, и те выдавали мелодию, ее не смогли бы распознать непосвященные в таинства обряда. Затем девушка услышала тихое потрескивание факелов. Похоже она в степи и сейчас темно. Вокруг много людей, есть и одонги, и Черви, раз они за чертой города.       К тихому пению прибавились колокольчики, гул барабанов, иногда кротко напевала кроткий мотив флейта. Лена вздрогнула, пытаясь почувствовать свое тело и проморгаться. В игре у степняков не было музыкальных инструментов… но то, что она их не видела не значит, что у них их нет. Красивый женский вокал тянулся, без слов выражая то, что чувствовал сейчас весь Уклад.       Надежда на перемены. Изнурение и боль. Угнетенность — город выжимал из них все соки. Несколько тысяч работали в Проекте Быков, насыщали и питали город. Уклад, как единый организм, как река, где каждая капля по отдельности ничего не значит, но вмести — они могучий поток и сила. Многие жаждали возмездия и возвращения к корням. — Мать Бодхо гневается. Олон зуун жэлэй урда тээ хундэ убшэн шулуун дээгуур эбаха. Это было неизбежно. — Раздался мужской хриплый голос. — Болииш, Болииш. Не порть праздник, хаяала. — Откликнулся женский.       Перекатывались, как волны, иные перешептывания и неразборчивые фразы. И вновь голос, но уже другого степняка. — Би хара. Зурхэн, что-то не спокойно стало.       Музыка и хор голосов продолжались, а девушка начала хоть что-то видеть. Картинка все время менялась, будто ее кружили и пытались запутать. Наконец, она поняла — ее тело танцевало, а босые стопы мягко касались земли. Спустя некоторое время и попытки совладать с новым телом, Ен вернула себе способность видеть. Размытые пятка обрели четкость, ощущения и запахи вернулись, она больше не была, как в вакууме.       Травяная невеста танцевала, но рядом с ней с подобием бубна ходил и отбивал особый ритм ногами степняк в изукрашенных одеждах с особыми символами. Танцевали и другие девушки, но поодаль, за пределами круга из камней, торчащих, как клыки, из земли. Это не был обычный ритуал, свадьба или праздник в честь быка, который ожидал встречи с яргачином.       Лене стало страшно. Гибкое тело танцевало, и было чужим, словно ее вновь подселили к кому-то в тело, вместо того чтобы дать собственное. И в этот раз даже не в кого-то значимого для истории, а значит шансов на что-то повлиять было ничтожно мало. Ей не дадут, не позволят. Она вновь обратилась в слух, пытаясь вычленить разговоры из общей какофонии звуков. — Давно не проводился этот обряд. — Различила другие голоса Ен. И вновь в них неясная тревога. — Бу хара, шагна. Айдаhамни хүрэнэ, угомони свой страх, дүү хүбүүн.

Heilung — Traust

Heilung — Krigsgaldr

      Никто не видел двух призрачных наблюдателей, что незаметно появились на таинстве в степи. Один был менее удивлен, чем второй. Он был местным, хоть и был вынужден уехать на много лет из города ради учебы. Его звали Артемием Бурахом, но все чаще он слышал в этом городе в свой адрес «Потрошитель». Он понимал, что должен стать Менху, и ему нужно, чтобы Уклад принял его. Только так он узнает, кто убил отца, так он сможет победить болезнь. Младший Бурах. А со смертью отца он стал просто Бурах.       Второй врач едва ли понимал хоть что-то, хоть и видел все четко и ясно. Для него Уклад был скопищем людей, живущим чуть ли не в каменном веке, сохранившим языческое мировоззрение и крайне негативно воспринимающее любые творения человеческого ума, что не вписывались в их устоявшуюся жизнь. Перемены они воспринимали и принимали крайне неохотно.       Артемий и Даниил увидели друг друга одновременно и были удивлены еще больше. Они стояли по разные стороны от круга, за его пределами. Толпа их игнорировала и оба, каждый свои путем, пришел к заключению, что спит и видит сон. Артемий был ближе к разгадке — он допустил, что происходящее протекает и наяву, пока его тело спит. Никто из них не мог пошевелиться — ни отойти, ни приблизиться к чему-либо.       Данковский начал ставить под сомнение крепкость своего здоровья, раз ему начало подобное являться во снах, но затем случайно обратил более пристальное внимание на травяную невесту, что танцевала в центре с наряженным степняком-шаманом. Знаки на ритуальной одежде несли некой смысл, но он был сокрыт от Бакалавра — он чужак и для Уклада и для городских.       Его, будто окатило холодной водой, но при этом не выдернуло из сна. Он почувствовал, что откуда то знает ту девицу, хоть лицо и было незнакомо. Бакалавр не мог в подобном месте, в подобном окружении сосредоточиться и обратиться к памяти и логике. Он просто знал, что должен пересечься с этой девушкой, иначе быть ему слепцом до конца его жизни. Алогичность этого абсурдного знания раздражала и будоражила мозг.       Он не сможет жить. Не сможет победить без нее. Смысла ни в чем не будет, если не будет ее. Какое-то имя крутиться на языке, но вспомнить не удается. Даниил чувствовал, будто из него вынули стержень, основу, которая держала его мир в равновесии и двигала всеми его помыслами.       Он бросил взгляд на Гаруспика и похолодел. Блеск в его глазах не сулил ничего хорошего. Они здесь не союзники. Они здесь — соперники.       Артемий вот уже несколько дней искал ответы, разгадывал, что значило степное тавро удург в списке отца, что он оставил сыну. К расследованию убийства Исидора прибавились хлопоты с патрульными и восстановление своего доброго имени — стоило ему приехать в родной город, как на него тут же у вагонов бросились с ножами. Хирургу пришлось защищаться и он убит троих, четвертый сбежал и спрятался у Ласки, смотрительницы кладбища. Бурах был зол и дезориентирован, но, помня наставление Капеллы, решил помочь, а не добивать, и дал свою кровь для переливания.       Это были первые яркие события минувших дней, но увы, отнюдь не последние. Сейчас же город поедала смертельная болезнь, а у них не хватило знаний и смелости, чтобы заколотить зараженный квартал сразу же, что обрекло бы на гибель всех, кто там был. И теперь это уже не остановить, как смог остановить Исидор Бурах пять лет назад.       Вещие сны приходили к Бураху все чаще, с тех пор, как он сел в товарный поезд и отправился домой, обеспокоенный тревожным письмом родителя. Он получил ключ от места, где отец варил свои настои, тинктуры, мертвые каши — это место было как второй дом, где можно было даже переночевать. К нему уже приходили степняки и одонги за помощью, прицепилась и какая-то травяная невеста, говорящая загадками, но танцующая сейчас была другой. У этой был странный отзвук движений и касаний к земле, будто она не совсем та, за кого себя выдает. Было чуть похоже на двоякие ощущения от самозванки Клары, но от нее это было еле уловимо и оно сопровождалось сомнениями — а не надумано ли это из-за банальной противоречивой репутации самой девушки. Чудотворица, воровка, шарлатанка… возникшая из ниоткуда девица, но обладающая какой-то необычайной силой. Она могла сделать так, что собеседник начнет говорить правду, если даст свое согласие на гипноз.       Можно было бы подумать о том, что эта травяная невеста какой-то оборотень, но стал бы он так бесстыже и бесстрашно творить свои темные дела в окружении толпы, в центре всеобщего внимания? Нет. И на Шабнак-Адыр, людоедку из костей и глины, тоже не похожа: ножками то скоренько переступает, а морок не исчезает, они не становятся глиняными. Что ж тогда?       Гаруспику также не нравилось присутствие этого напыщенного щеголя — Бакалавра. Могой, чертовски умный, но высокомерный, что иногда доводило до белого каления. Они вынужденные союзники из-за эпидемии, но где они не работают сообща, там они будут врагами, ведь преследуют каждый свои цели, а они могут взаимоисключать друг с друга.       Быки не болеют песчанкой, а после угасания заразы в кварталах остаются те немногие, что пережили этот ад и не заболели. Его народ говорит туманно, на вопросы редко отвечает прямо, словно их и вовсе не касалось то, что происходило, хотя они также заражались и умирали, как и городские. Термитник закрыт, вход туда нет, а Гаруспик должен проведать Таю Тычик и поговорить с ее отцом. Но раз Линии привели его сюда, а сердце шепчет, что танцующая — особенная, то с ней стоит поговорить, пока она жива. У травяных невест приходит время, когда они должны умереть, чтобы Мать-Земля дала новые всходы.       Что-то кольнуло его под сердцем, как предверие нехорошей мысли. Она единственная казалась настоящей среди них, но быть может он неверно интерпретирует сон и то, что он ему приоткрывает? Возможно, Капелла сможет сказать ему больше или Ласка. Если она все-таки не степнячка, то, возможно, мертвые скажут Ласке, кто это. А Бакалавра стоит спровадить подальше, он не поймет, не верит во всякую мистику, он лишь помешает…       Лена чувствовала, как одежда травяной невесты постепенно рвется, пока стройное тело выгибалось, как молодая тростинка. Так полагалось, рано или поздно срок придет и ей придется вернуться в землю, когда ткань полностью придет в негодность. Но сейчас здесь было не только сознание степной девушки, но и Лены, и лучше бы платью окончательно порваться в другой танец, не с ней. Она остро чувствовала, будто ее дергают за ниточки и управляют, шепот, исходящий из собственных уст, был чужим, шаманские заговоры ощущались чужеродными.       В какой-то момент в десятке голосов она отчетливо услышала крысиный скрипучей голос. Постукивание зубов, пофыркивание, неприятный стрёкот. Мысленно девушка сжалась, ожидая чего-то нехорошего.       Резко ее тело повернулось к стоящим людям и Лена со смесью радости и ужаса увидела Данковского. Он не был настолько осунувшимся, как в воспоминании, что она увидела, проваливаясь в другой мир. Значит это не двенадцатый день и какой-то иной ход событий. И сейчас Даниил не походил на живого человека — его тело было призрачным, руки едва угадывались, а ноги и вовсе растворялись в траве, нисколечко не приминая ее.       Губы растянулись в улыбке и Лена было подумала, что наконец смогла управлять вверенным ей телом, но нет. Степнячка продолжила изящно двигаться, танцующими движениям приближаясь к краю круга в сторону Бакалавра. Она улыбнулась шире, видя недоумение и живой интерес чужака, и поманила руками к себе. Прочие степняки замерли, оборвав речи и песни. Музыканты еще играли, наблюдая с хмурыми лицами, и выплясывал шаман.       Помявшись, Бакалавр пошел к ней, переступая черту и выходя к натоптанной площадке. Как только он это сделал, его сразу увидели остальные. Короткий шепоток, но никто не вклинивался в происходящее. Лена подошла еще ближе и между ними оставалось метров пять. — Ты уже почувствовал нашу связь, hухэр? Би hүнэhэн зайла, ты так хорош собой, пусть и бесплотен сейчас. — Кто ты? — спросил он, присматриваясь к незнакомке. В его взгляде сквозило недоверие и холод. «Это не я! Что же это твориться?!» — Лена нервничала и противилась происходящему. Не ясно, что происходит, не понятно почему она вселилась в чужое тело, почему ничего не может сделать. — Хөөрхэн, ты вспомнил? Узнал меня? — протянула она, кокетливо улыбаясь и продолжая неспешный танец вокруг чужака.       Гаруспик почувствовал беду, но он не мог пошевелиться и вмешаться, лишь бессильно сжимал и разжимал ладони, прикидывая, что он может сделать и может ли.       Бакалавр отрицательно покачал головой на вопросы травяной невесты, не сводя с нее глаз. Она себе льстила, полагая, что ее телесная красота хоть сколько-нибудь трогала столичного доктора. Ен передернуло. — Битэ хатар наада хугжойа! Присоединяйся, Даниил. Откажешься — и ответы ускользнут от тебя навсегда. — Хитро изрекла девушка, замыкая очередной круг танца, быстро и легко переступая по земле за спиной Бакалавра, словно лисица. — Что? — переспросил он, не поняв того, что говорила степнячка на своем языке.       Народ постепенно начинал роптать, им не нравилось, что чужак пришел на их обряд, нарушил его и вошел в круг, будто был здесь хозяином. Слышались и оскорбления в адрес мужчины, но Данковский все равно не понимал их. Шаман, что раньше кружил вместе с Ен, начал шептать свистящим, страшным шепотом, вплетая непонятные фразы в свой танец, продолжая выстукивать ритм, но уже в одиночку, будто все шло по-прежнему, и лишь изредка кидал неодобрительные взгляды на травяную невесту и приезжего.       Лена металась. Ей все больше чудилось, что она совершила ошибку, заключила сделку с каком-то дьяволом, а не крысой, и тот просто легко заполучил ее душу в свое распоряжение и мог наворотить своих звериных дел, на беду людям, живым и мертвым. Он хочет, чтобы город стал принадлежать крысам?       У девушки было чувство, что выход у нее еще есть, она может успеть помешать, пока Бакалавр не поддался на уговоры степнячки. Девушка краем глаза заметила неподвижного Гаруспика, и поняла, что с его стороны помощи или вреда ждать не стоит. Он также не сводил с нее глаз и что-то шептал, перемежая как попало общую речь и слова коренного народа. Было бы даже забавно наблюдать, как сменяются поочередно выражения его лица и эмоции, сейчас ярко читаемые, но ситуация не располагала к забавам и веселью. «Друг, если тебе понадобиться помощь, скажи …».       Внезапно память подбросила одну деталь, которую она раньше не замечала. А ведь снов, где она парила, как птица, или лежала в чьем-то кармане обычной вещицей, было больше, чем она помнила, просыпаясь по утрам дома. Только сейчас Лена это осознала. Эта шуршащая трель одного из самодельных инструментов напомнило о кое-ком, кто нежданно негаданно встал на ее сторону. В каждом сне, где у Ен не было своего тела, всегда было одно и тоже существо. Декорации менялись, менялись обстоятельства, но это это чудо-юдо. «… Этому городу нет и месяца, но благодаря тебе, он зажил второй жизнью. Он тесно сплел свои нити с фибрами твоей души. … Так уж причудливо вышло, басаган.» «… Станем друзьями? Нам обоим пойдет это на пользу.»       И тут Лена вспомнила Альбиноса. Он всегда ей снился, когда она возникала в городе на Горхоне в виде неодушевленного предмета. —… Друг, если тебе понадобиться помощь, позови — Ерээбши, hухэрни! — А почему нельзя позвать на общем языке? — удивилась Лена тогда. — Я не человек и обычный человек не сможет услышать кого-то важного, где бы тот ни был. — Резонно заметило степное порождение.       И Лена закричала, что есть силы: Ерээбши, hухэрни!       Твириновая невеста сбилась, споткнулась на ровном месте и даже отпрянула от Бакалавра, не понимая, что случилось. В высокой траве появился Альбинос. Он осторожно оценил обстановку, никому не показываясь на глаза. В сознании Лены прозвучало: «Я могу помочь, но тогда ты лишишься тела.» — голос его был крайне обеспокоенным. Он не стал спрашивать, как она попала к ним и что произошло. Сейчас было важно другое. — И что со мной будет? — стараясь не паниковать, жалобно спросила Лена. «Крыс намерен играть по своим правилам. Но я не хочу, чтобы с тобой так поступили. И у меня есть ответная просьба. Я могу переместить твою душу в предмет. Будет трудно, но если у нас все получиться, ты сможешь освободиться от чар.» — Ты готов помочь мне? Но мне уже «помогло» одно создание… и ввязало в свои интриги. А о тебе я знаю еще меньше, чем о той твари. «Крысиный пророк… Насколько хорошо ты знаешь историю Клары?» — Ты зовешь ее сестрой и очень помог ей в один из дней. Ты к ней лоялен в отличии от Бакалавра. Хорошо, что он тебя не застрелил… «Я с приезжим демоном еще не пересекался. Кстати, если это все же случиться, не дай ему меня убить. Как вышло, что он украл твое сердце? Он ведь точно как мога!» — И ты туда же… Да, он противоречив… но так уж вышло. Сердцу не прикажешь, как говорят люди. Ты ведь в переносном смысле имел в виду, что он украл сердце?       Альбинос как-то смутился и неопределенно махнул коротенькими лапками. «Я сотворен из глины и костей. Земля слепила меня таким, я часть девочки Клары, часть которая не была отмерена ей. Я не знаю как это — любить по-вашему. И все-таки странной… выбор.» — Да не выбирала я! — сердито крикнула Лена. — У людей это не всегда случается в согласии с сердцем и разумом. «Ен, моей сестре нужна помощь. — Перевел тему Альбинос. — Ты знаешь больше всех, хоть и не Хозяйка. Ты ведь уже думала, какой конец хочешь для Города?» — Скажи мне, насколько безопасно обсуждать такие вещи? Насколько всемогущие Власти всевидящи и всеслыщащи? Есть ли места, где они не увидят и не услышат? Есть ли способ перехитрить их? «На эти вопросы невозможно ответить коротко. Нужно встретиться в более подходящее время и в правильном месте.» — Ты хочешь, чтобы на двенадцатый день решение вынесла Клара и совершила Чудо? «Мы не можем жить без Силы, что породила нас. Чума — это боль земли. Разрушение Многогранника приведет к смерти живой Земли. Бурах вряд ли сумеет правильно истолковать долг отца и что подразумевалось под словом удург.» — А ты будто точно знаешь, какие цели преследовал Исидор? Ладно, сейчас это терпит. А теперь, пожалуйста, вытащи меня из этого тела! Это так дико — делить одно тело на двоих. Во снах это ощущалось иначе, это не было так неприятно. «Даже не на двоих, сейчас тебе досталась едва ли двадцатая часть. Дева тебя даже не чувствует, не слышит, ты для нее только, как легкое покалывание под кожей. Но, она умрет, если я извлеку тебя.» — Почему? «Злой дух постарался, сплел ваши нити тесно, чтобы ты не вырвалась прежде отмеренного срока. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты не выскользнула в пустоту. Я не брошу, не бойся.» — А что за обряд хотели совершить степняки? «Старый обряд, древний. Забытый, за ненадобностью. Не всякий старик припомнит, что рассказывал ему его дед, когда был жив. Кроме меня, Авроксов и Шабнак-Адыр есть и другие степные порождения. Но у шаманов все равно ничего не вышло бы. Друг, мало времени, ты готова?» — Хорошо! Да. Я согласна! Давай скорее, пока никто не успел навредить к Данковскому!       Твириновая невеста дернулась, будто наступила на осколок. Внезапно она захрипела и из носа потекла темная кровь. Она сделала пару неверных шагов и рухнула, корчась, словно по ее венам заструился яд. Никто ничего не успел сделать — все в шоке замерли, а когда первые зрители опомнились, дева испустила дух. На землю перед бледным мертвым лицом выкатилось простое оловянное колечко, блеснуло отсветом факела и остановилось.       Кто-то из мужчин было кинулся к несчастной, но земля резко завибрировала и раздались потусторонние грозные голоса. Степняки в ужасе замерли. Не всякому доводилось услышать хоть раз ропот Земли и это нагоняло настоящий первобытный ужас и трепет. Толпа бросилась прочь, подорвались и музыканты, и другие травяные невесты. Очень скоро у камней не осталось ни единой живой души кроме Лены. Пропали и Бакалавр с Гаруспиком. «Они скоро придут за тобой» — печально отозвался Альбинос, зная, что Ен услышит. Он ненадолго высунулся из укрытия, чтобы проститься с погибшей. Ей просто не повезло оказаться ослабленной и стать удобной целью для злого духа.

***

Heilung — Othan

      Бакалавр очнулся раньше Бураха, но он ночевал у Евы Ян и до того места в степи ему было дальше, чем Артемию. К тому же, он не был уверен на сто процентов, что правильно понял, где то место. То, что ему нужно забрать то кольцо он не сомневался. Даниил не мог логически — что изрядно раздражало — это объяснить, как и то, что увидел и почувствовал. Тем не менее врач был готов пожертвовать сном, чтобы иметь возможность изучить ту вещицу. Случишь с ним подобное несколькими днями ранее — он решил бы, что спятил и его рассудок пошатнулся из-за этого тяжелого воздуха, проклятой цветущей твири, ведь был разгар сентября.       Он прибыл на место, но там уже стоял Артемий, секундой назад поднявший проклятую вещь. Успев немного узнать Потрошителя лично, Бакалавр бы многое поставил на то, что он в первую очередь заинтересовался бы телом умершей, а не безделушкой, которая при обычных условиях годилась бы только на обмен детям. — Не трожь. — Стальным голосом произнес Бакалавр, доставая револьвер. Он никогда не расставался с этим оружием с тех пор, как случайно получил с тела патрульного у костного столба, где сожгли невинную девушку. Он даже спал с ним, успев всякого навидаться в первый же день. Дикость местных обычаев не уставала поражать столичного доктора. — Полегче, светило медицинских наук. — Подняв взгляд с ладони, где покоилось кольцо, спокойно произнес хирург. — Ты тут что забыл? — Тоже самое собирался спросить у тебя. Разве ты не должен был изучать те ткани, что я тебе принес? — Изучил. Ничего там нет. В мертвой ткани болезнь не живет. А скажи-ка, Ворах, ты здесь давно? — Бурах. — С подавленным раздражением поправил Артемий. — Только что пришел, как и ты. Как я понял, ты тоже видел этот сон. — Да. — Занятно. — Если сон к тебе не идет, то ты мог бы продолжить поиск лекарства. А вот это кольцо попрошу мне отдать. — И что же ты с ним намерен делать, ойнон? — Nimis multae quaestiones, carissimi. Изучить и понять, почему оно сподвигло меня подорваться в столь поздний час, а не досыпать бесценные часы, отведенные под отдых. — Эрдэм, у тебя свои методы, у меня свои. Мне тоже нужно разгадать тайны этой вещи. Она может помочь найти ответы, что я ищу уже который день. — Интересно каким это образом? Не заговорит же оно с тобой. Возьмешь свой шаманский бубен и начнешь выплясывать под луной остаток ночи, как эти дикари? — Даниил начал язвить пуще прежнего.       Данковского злило, что он, наделенный в этом городе немалой властью, по-прежнему не мог нормально организовать карантин и защитить от заражения здоровых. Приходилось ежедневно бодаться с главами трех семейств, которые даже во время эпидемии продолжали крутить свои интриги и пытаться насолить друг другу. В добавок, его постоянно пичкают странностями этого захолустья. Это дурацкое табу на раскрытие тел и теперь даже во сне что-то подсунуло ему эти дикие варварские обряды вместо нормального сна. «Я вас слышу, Боже! Неужели вам обязательно надо конфликтовать из-за кольца?!» — горестно взвыла Лена, но ее никто не услышал, кроме Альбиноса, что скрывался поблизости. — Еще немного и начнешь шипеть, как настоящая змея, ойнон. — Также спокойно заметил Бурах, но в его взгляде промелькнуло что-то колючее и недоброе. — Опусти дуло. Или ты из-за этой побрякушки готов убить единственного хирурга и одного из трех врачей в зараженном городе? — Мое условие осталось прежним. Чем раньше ты отдашь, тем скорее закончится это глупое бодание.Verisimile non es ursa, sed taurus. Corniger pertinax… — Я тоже могу перейти на степное наречие и оскорблять сколько душе заблагорассудиться, эрдем. Быка берут за рога, а человека ловят на слове.       Бакалавр зло зашипел, поправляя свой плащ из змеиной кожи и подходя все ближе. — Врезать бы тебе. — Очень тихо, но отчетливо сказал Данковский.       Они резко бросились друг на друга, и сцепились. Бурах держал кольцо в кулаке, а Бакалавр поспешно сунул куда-то револьвер, чтобы не бросать на землю. Он явно уступал по комплекции массивному хирургу, но компенсировал скоростью и неистовой яростью. Гаруспик действовал не так решительно и возможно потому, что пребывал в более устойчивом состоянии духа, и не хотел случайно свернуть шею коллеге. Очень скоро они повалились на землю и покатились мимо ритуальных камней, пока один другого не толкнул вниз по склону. — Ерээбши, hухэрни! Ерээбши, hухэрни! — истерично возопила Лена. Она боялась, что они друг друга придушат, и у нее сдавали нервы. «Тихо-тихо, я попытаюсь прекратить это. Не тревожь Землю больше необходимого.» — Скорее! Они же живого места друг на друге не оставят, а им еще работать сообща! «Интересно, как они придут к перемирию, после такого… И кто первый придет просить об услуге» — тихо хмыкнуло существо. — Альбинос! «Не паникуй.»       В какой-то момент Даниил оказался каким-то чудом сверху и быстро замахнулся, чтобы ударить кулаком Гаруспика. Оглушительная трель отвлекла его и он на секунду повернул голову в бок на звук. Артемий воспользовался этим и скинул соперника с себя, придавил к земле, но услышал щелчок спущенного предохранителя. Бакалавр успел достать револьвер и теперь направил на коллегу. Гаруспик тяжело вздохнул. — Ну давай, стреляй, раз ты готов на любые жертвы ради непонятно чего.       Даниил несколько секунд испепеляюще смотрел на Артемия, стальной хваткой сжимая огнестрельное оружие. Губа была разбита, из носа тонкой струйкой потекла кровь, на лице и теле проступали синяки. В утешение Данковскому было то, что и Бурах тоже был им помят. У Потрошителя тоже наверняка было что-то, или нож, или револьвер, но Артемий похоже не собирался этим воспользоваться. Даниил зло цыкнул и опустил ствол. — А ты из упрямства готов костьми лечь ради кольца, наплевав на своих подопечных? — Я знал, что в тебе осталось благоразумие, ойнон. — Тихо проговорил мужчина, наблюдая, как коллега убирает оружие. — Ты мне тут поговори про благоразумие! — зашипел взбешенный врач. — И слезь с меня, Бурах! — Ш-шшш-зз-з-з-зз-з-З-З-С-с-сссс-с. — Вновь раздалось с боку и мужчины резко повернулись на звук. — Не ради этого вас привел сюда сон. — Произнес Альбинос, показывая свою голову на длинной шее из густой травы. Еще секундой назад никто бы из них не обратил внимание на то место, ничем не примечательную высокую поросль у одного из камней сверху на холме, где проводили обряд. — Что это?! — севшим голосом воскликнул столичный доктор. — Похоже… это одно из созданий степи. — Тихо констатировал Гараспик, сам пораженный до глубины души, хотя ему то подобное видеть было не так удивительно. Он хотя бы в теории знал о существовании подобного в отличии от приезжего Данковского. — Это ты привел нас сюда? — Нет, но я помешал случиться плохому. — Встревоженно и с опаской продолжило говорить степное чудо. — Так вот о ком говорил Спичка… — само собой вырвалось у Бакалавра. Он во все глаза смотрел на это нелепое чудаковатое нечто. Даже позабыл на время о кольце. — Это ты прогнал толпу? И ты сейчас говоришь не о нашей драке? — продолжил расспрашивать Бурах. Его чувства обострились, Линии подсказывали о чем стоит говорить с неизвестным существом. Он поднялся с Даниила, но подавать тому руку или двигаться к степному чуду не спешил. — Верно. Будущий Менху сообразителен. Я помешал. А потом второй раз помешал, но уже вам. — А кто был тот первый? Или что? — Вам нужно беспокоиться о ином. Я помешал, но взамен теперь… кольцо. Она… Чужак, возьми кольцо в руки. Об этом нельзя говорить прямо иначе — беда. — «Кольцо», «она» — о чем ты? Почему нужно говорить загадками? — не понимал Данковский. Он нахмурил брови и выглядел достаточно грозно даже сидя на земле и смотря на обоих снизу вверх.       Бурах кивнул Альбиносу и без лишних слов передал кольцо Бакалавру, который опомнился и поспешно поднялся с примятой травы, тщательно отряхиваясь. Несмотря на это, в его одежде продолжали торчать то тут то там сухие сломанные стебельки, которые зацепились за одежду, словно репей. — Надень его. — Не люблю, когда мой командует неведомое нечто с неясными намерениями. Что произойдет, если надеть его? — спросил он, с опаской смотря на Альбиноса. — Вы отчасти похожи в чем-то… Даже удивительно. — Само себе сказало существо. — Отвечай, зачем его надевать. — Напряженно повторил Даниил, когда наступила тишина, а на вопрос не спешили отвечать. — Не могу сказать. Это навредит. Навредит другу. Друг желает добра тебе, чужак. Не бойся, зла тебе не принесет. — Кто этот «друг»? Ты на нашей стороне? — задал вопросы Артемий, бросая короткие взгляды на Бакалавра. Он тоже не был уверен в том, что стоило выполнять советы или приказы неведомого чудища, но иного выхода, похоже, не было. Ссориться с сыном Бодхо не хотелось. — Даа-а. — Протянул Альбинос, покачивая головой, словно это движение придавало ему большей устойчивости. — Надень кольцо, ойнон. Порождения Земли не умеют лгать. Это существо точно не лукавит. — Ла-д-но. — Сквозь сжатые зубы процедил Бакалавр, устало махнув на обоих рукой, и медленно надел кольцо на указательный палец. Ничего не случилось. — Оно должно контактировать с кожей. — Дало пояснение степное чудо. — А сразу это сказать было нельзя? — раздраженно спросил он.       Даниил небрежно снял и бросил перчатку на землю. Итак она замызгалась и запачкалась за последние дни и «благодаря» недавней драке. Олово холодом сомкнулось кожи указательного пальца. По-прежнему ничего. — Вы решили поиздеваться надо мной, да? — слишком спокойно спросил Бакалавр, спустя секунд десять. Он бросил взгляд на коллегу и на степную тварь.       Ему захотелось пристрелить обоих, но это был бы поступок, сделанный с горяча. Ненависть сделала его глаза черными и убийственными. — Что должно было произойти? — спросил Бурах у Альбиноса, но тот хранил молчание. — Эй, ты в порядке?       Бакалавр раздосадованно тряхнул полами плаща, а кольцо снял и сунул в карман, и натянул обратно перчатки — сейчас было холодно по ночам. Он посчитал, что его просто водили за нос. Даниил не бросил кольцо в траву лишь из вредности — оно не принесло пользы ему, так пусть и Бураху не достанется.       Гулкая пустота разносилась по сердцу. Нет, интуиции не существует, нет вещих снов, всему есть объяснение. Его чувства во сне — это горячечный бред юнца, что на короткое время проснулся в зрелом мужчине. Вспыхнул и затух за нецелесообразностью. Он приехал сюда ради спасения танатики и Власти дали ему шанс не дать недругам закрыть его лабораторию. — Вы пожалеете об этом. — Бросил Бакалавр, поворачиваясь, чтобы уйти. — А я повелся, как дурак. В следующий раз ищите идиотов в другом месте, а меня завтра ждут дела поважнее ваших дикарских заскоков. — Друг, прости… Похоже сейчас я бессилен. — Обратилось к Лене существо. Оно выглядело несчастным и быстро скрылось в зарослях прежде, чем Артемий успел что-либо сказать напоследок.       Бурах смотрит волком на коллегу, но все-таки поступает не то что благоразумно, а прямо-таки благородно — он вспоминает о долге, когда как Данковский, который был сокрушен обманчивым блеском надежды, обернувшимся пустым миражем, забыл об обязанностях. — Эрдэм, возьми это. — Артемий протянул коллеге склянку с густой жидкостью. — Это бычья кровь. Одонги говорят, быки не болеют песчанкой. — Правда? — удивился он. Даниил заставил себя притушить гнев, подошел к хирургу и забрал кровь. — Я изучу ее, как приду. Напишу письмо и отправлю к тебе посыльного, как закончу. — Я могу подождать на первом этаже. Это же не займет много времени? — Ты уже исчерпал свой лимит, как ты там говоришь? Ойнон. Ева будет не рада тебе, а свое ложе я тебе не уступлю. — Ты ведь первый начал. Наставил на коллегу револьвер. — Резонно заметил Бурах. Он вел себя сдержаннее, но в этом, ему во много помогало то, что он спал лучше, чем приезжий доктор. Артемий родился в сентябре — а в их городе это говорило о многом, в эту пору выживали лишь сильные дети, хотя с приходом продвинутой медицины младенцев погибало уже меньше. А вот столичная неженка никогда не жила где-то, где цвело много твири, и теперь регулярно мучалась головными болями. — Сгинь. — Рыкнул Даниил и пошел, не оглядываясь, домой. — Скатертью дорога, могой. — Не остался в долгу Бурах.